– И не зря, Бихари! Но почему вы не решились пойти дальше? Что мешало вам полюбить меня? – взволнованно продолжала Бинодини. – Забыв стыд, я пришла к вам и спрашиваю – почему вы не полюбили меня? Горькая моя доля! Неужели вы так любите Ашу? Нет, не сердитесь. Присядьте, пожалуйста. Я буду откровенна с вами. Я догадалась, что вы любите ее, еще тогда, когда вы сами не подозревали этого. Ума не приложу, что вы все нашли в ней. Ну, скажите, что в этой женщине хорошего или хотя бы плохого? Почему всевышний дал мужчинам глаза, но лишил их проницательности? Как легко вас одурачить! Глупцы! Слепые!
– Я выслушаю вас до конца, – сказал Бихари, вставая. – Но об одном прошу, не говорите, чего не следует.
– Я знаю, это причиняет вам боль, – продолжала Бинодини. – Но ведь я пришла, поступившись стыдом и страхом, к тому, кто когда-то уважал меня и кто, полюбив, придал бы моей жизни смысл. Будьте же снисходительны, подумайте и о моих страданиях. Поверьте, если бы не ваша любовь к Аше, я не причиняла бы ей столько горя.
– Что с ней? – воскликнул, побледнев, Бихари. – Что еще вы натворили?
– Мохендро решил уйти со мной.
– Невозможно! – крикнул Бихари.
– Невозможно? – повторила Бинодини. – Но кто в силах теперь удержать его!
– Вы!
Некоторое время Бинодини молчала.
– Для кого стану я это делать? – заговорила она наконец, устремив взгляд на Бихари. – Для вашей Аши? А что будет со мной? Неужели я должна отказаться от всего во имя вашей Аши, во имя благополучия самого Мохендро? Я не настолько добродетельна! И не начиталась до такой степени шастр.
Лицо Бихари все больше мрачнело.
– Вы старались быть со мной откровенны, – проговорил он. – Теперь моя очередь. Я отплачу вам тем же. И скандал, устроенный вами в доме Мохендро, и все то, что вы говорили мне сейчас, – результат влияния драм и романов, которых вы начитались.
– Драм и романов?! – воскликнула Бинодини.
– Да, драм и романов. И к тому же дешевых. Вам кажется, что вы сами все придумали, но это не так. Все это влияние книг. Будь вы простой, невежественной девушкой, вы бы не были лишены любви в этом мире. Героиня драмы получает признание на сцене. Но никто не захочет держать ее у себя в доме.
Куда исчезли горячность и безмерная гордость Бинодини? Она, словно загипнотизированная змея, застыв и наклонив голову, слушала Бихари.
– Скажите, что мне делать? – тихо спросила Бинодини, не глядя в лицо Бихари.
– Не желайте ничего необычного! Поступите так, как поступила бы на вашем месте любая простая разумная женщина. Уезжайте в деревню.
– Как же я поеду?
– Я провожу вас и посажу в вагон!
– Но эту ночь я проведу у вас?
– Нет! – воскликнул Бихари. – Я не настолько доверяю себе!
Бинодини опустилась на пол и, обхватив ноги Бихари, прижалась к ним.
– Ну хоть на несколько мгновений стань слабым, Бихари. Не будь непорочным, как каменное изваяние! Стань хоть чуточку хуже! Полюби грешницу! – Бинодини покрыла поцелуями ноги Бихари.
Потрясенный неожиданным взрывом чувств Бинодини, Бихари долго не мог прийти в себя. Он потерял над собой власть. Бинодини это почувствовала, опустилась перед ним на колени и обняла его.
– Жизнь моя, – горячо говорила она. – Я знаю, ты не можешь принадлежать мне вечно. Но полюби меня хоть на миг! После этого я скроюсь в лесу и никого не буду видеть! Подари мне воспоминание, и я буду хранить его до конца дней своих.
Бинодини закрыла глаза и приблизила свои губы к губам Бихари. На мгновение оба замерли. В комнате стало совсем тихо. Но через минуту Бихари, глубоко вздохнув, высвободился из объятий Бинодини и пересел на другой стул.
– Поезд отходит в час ночи, – сказал он прерывающимся от волнения голосом.
Бинодини словно окаменела.
– Я поеду, – едва слышно прошептала она.
Неожиданно в комнату вошел Бошонто, босиком и без рубашки. Встав рядом с Бихари, мальчик принялся с серьезным видом разглядывать незнакомку.
– Почему ты не спишь? – спросил Бихари.
Бошонто ничего не ответил, продолжая рассматривать Бинодини.
Бинодини протянула ему руки. После минутного колебания мальчик осторожно подошел к ней. Молодая женщина прижала его к груди и разрыдалась.
Глава 36
Если бы невозможное не становилось возможным, а непереносимое – переносимым, никто в семье Мохендро не пережил бы ту ночь и тот день. Домой Мохендро не вернулся, накануне он написал Бинодини письмо, в котором просил ее быть готовой к отъезду. Это письмо пришло с утренней почтой.
Аша была еще в постели, когда слуга принес ей письмо. Сердце ее учащенно забилось. В груди затеснились тысячи надежд и сомнений. Она быстро подняла голову и взглянула на конверт: на нем рукой Мохендро было написано имя Бинодини. И снова голова Аши опустилась на подушку. Она молча вернула письмо слуге.
– Кому отдать письмо? – спросил он.
– Не знаю.
Вечером, часов в восемь, Мохендро, как буря, появился у дверей Бинодини. В комнате было темно. Мохендро зажег спичку и увидел, что там нет ни Бинодини, ни ее вещей. На южной веранде ее тоже не было.
– Бинод! – позвал он.
Никакого ответа.
"Глупец! Дурак! – ругал он себя. – Нужно было тогда же увезти ее. Конечно, мать стала ее бранить, и она не смогла оставаться в доме".
Едва у Мохендро появились эти предположения, как он твердо поверил в них. Не владея собой, Мохендро бросился в комнату матери. Там тоже не зажигали лампы, но в сумерках он увидел Раджлокхи, лежавшую на кровати.
– Что вы тут наговорили Бинодини? – гневно спросил он.
– Ничего.
– Почему же она исчезла?
– Не знаю!
– Не знаешь? – недоверчиво повторил Мохендро. – Ладно! Но я все равно отыщу ее, где бы она ни находилась!
И Мохендро выбежал из комнаты.
Раджлокхи торопливо поднялась с постели и пошла за сыном.
– Мохим, не уходи! – кричала она. – Вернись, выслушай меня!
Мохендро, не оглядываясь, выбежал из дома, но тут же вернулся и спросил привратника:
– Куда ушла госпожа?
– Нам ничего не сказали, мы ничего не знаем, – испуганно ответил тот.
– Не знаешь! – зло крикнул Мохендро.
– Правда, господин, не знаю! – взмолился привратник.
"Всех их мать научила, – с горечью подумал Мохендро. – Ну что ж, пусть будет так".
На улицах большого города в сгущающихся сумерках при свете газовых фонарей сновали взад и вперед, наперебой предлагая свой товар, продавцы льда и мангровой рыбы. Шумная вечерняя толпа поглотила Мохендро.
Глава 37
До сих пор Бихари не имел обыкновения сидеть по ночам и размышлять о своих чувствах, потому что не считал себя предметом, достойным размышления. У него всегда была работа, занятия, друзья, близкие. Отрадно было сознавать, что окружающий мир значит для него больше, чем он сам. Но вот от одного удара все исчезло, он оказался совсем один на поднявшейся к самому небу вершине страданий, объятой мраком гибели и отчаяния. Он стал бояться одиночества и, чтобы уйти от своих мыслей, работал, не зная отдыха.
Но сегодня ни работой, ничем другим настоящий Бихари не в силах был изгнать из себя того, другого, который теперь жил в нем. С тех пор как он вчера проводил Бинодини в деревню, чем бы он ни занимался, с кем бы ни встречался, его тайно страждущее сердце сжималось от тоски и не давало ему забыться. Усталость и подавленность овладели Бихари.
Было около девяти часов вечера. Свежий ветерок, такой приятный в конце жаркого дня, дул на веранде, прилегающей к спальне Бихари. Безлунной темной ночью Бихари расположился там в кресле.
Сегодня он не стал заниматься с Бошонто и рано отпустил его. В этот вечер, как никогда раньше, Бихари нуждался в утешении, в друге, его охватила тоска по старой, привычной жизни; словно покинутый матерью ребенок, душа его искала кого-то во мраке, окутавшем мир. Куда исчезли его твердость и самообладание? Бихари всем сердцем тянулся к тем, о ком поклялся не думать. У него больше не было сил сопротивляться.
Воспоминания о днях, проведенных с Мохендро, пестрые и яркие, как страны, моря, реки и горы на географической карте, всплыли в памяти.
Бихари размышлял над тем, как столкновения с некогда далекими планетами поколебали тот маленький мир, с которым он связал свою жизнь. Какая же планета появилась первой? В темноте перед ним вставало освещенное нежно-алыми лучами заходящего солнца смущенное юное личико Аши, в ушах победно звучали раковины , возвестившие о радостном событии. То Звезда, Дарующая Счастье, пришла из бескрайнего непостижимого неба судьбы и встала между друзьями. Она принесла разлуку и невыразимое страдание.
Но это страдание было озарено светом редкой любви и нежности.
Потом взошла звезда Сатурн; дружба, супружеская любовь, покой и неприкосновенность семейного очага – все обратилось в пепел. Бихари пытался ненавидеть Бинодини, отогнать от себя образ этой загадочной, восхитительно прекрасной женщины, который четко вырисовывался перед ним во мраке, но не мог этого сделать. Из темноты на него пристально смотрели прекрасные, полные тайны, черные глаза. Летний ночной ветерок напоминал Бихари о ее глубоких вздохах. Он видел, как постепенно теплел ее взгляд, глубокая нежность смягчила и наполнила слезами эти страстные, горящие глаза. Вот женщина упала к ногам Бихари и самозабвенно прижалась к его коленям, затем, как лиана, обвилась вокруг него и запечатлела на его устах страстный, ароматный, словно распустившийся цветок, поцелуй.
Закрыв глаза, Бихари пытался вырваться из плена своих грез, освободиться от чар, но у него не хватало сил. Ощущение на губах легкого волнующего поцелуя вызывало трепет во всем теле.
Бихари не мог больше оставаться один во мраке и поспешно спустился в залитую светом комнату.
Там, в углу на столике, обернутая в шелк, лежала фотография. Бихари развернул ее, положил себе на колени и сел поближе к свету.
Перед ним была фотография Аши и Мохендро, сделанная вскоре после их свадьбы. На обратной стороне Мохендро и Аша написали свои имена. Снимок запечатлел счастье первых дней совместной жизни новобрачных. Мохендро сидел в кресле, по выражению его лица было видно, что он весь во власти нового для него чувства. Аша стояла рядом. Фотограф не дал ей накинуть на голову покрывало, но не смог стереть с лица ее смущение. А теперь? Теперь Мохендро далеко, сколько слез пролила из-за него Аша! Бихари снова взглянул на фотографию, Мохендро по-прежнему выглядел влюбленным. Этот глупый снимок казался сейчас Бихари насмешкой судьбы. Он держал его перед собой, напрасно пытаясь отогнать от себя мысли о Бинодини, и чувствовал, как ее юные, нежные руки обхватывают его колени.
"Ты погубила такую любовь!" – в тоске упрекал ее Бихари. Но трепетный, полный мольбы поцелуй как бы говорил: "Я люблю тебя! Ты единственный для меня во всем мире!"
Но разве это оправдание? Разве можно этими словами заглушить стоны разрушенного семейного очага? Злая колдунья!
Колдунья! Бихари проклинал Бинодини и в то же время испытывал нежность к ней. Его лишили дружбы, которая значила для него больше жизни, и, как нищего, оставили одного на дороге, как же мог он отвергнуть неожиданный дар этой безграничной любви? До сих пор он вымаливал лишь крохи из ее сокровищницы, принося всего себя в жертву. Разве знал он когда-нибудь что-либо подобное? Так неужели сейчас, когда щедрая богиня Любви прислала ему золотую чашу, полную яств, приготовленных ею самою, он, несчастный, оттолкнет ее?
Размышления Бихари прервал звук шагов. Он вздрогнул и, подняв глаза, увидел Мохендро. В смущении Бихари вскочил, снимок упал на ковер, но он не обратил на это внимания.
– Где Бинодини? – не здороваясь, в упор спросил Мохендро.
– Мохим. – Бихари подошел и взял Мохендро за руку. – Присядь, друг, нам о многом следует поговорить.
– У меня нет времени для разговоров! Где Бинодини?
– Я не могу ответить так сразу. Тебе придется выслушать все спокойно.
– Будешь поучать? Но я наставлений наслушался еще в детстве.
– У меня нет права поучать тебя, да я и не умею.
– Значит, я должен выслушать твои упреки? Но мне самому известно, что я эгоист, подлец и все прочее. Говори, ты знаешь, где Бинодини?
– Знаю.
– Где она?
– Не скажу!
– Ты должен сказать! Ты похитил и спрятал ее! Она моя, верни мне ее!
– Нет, она не твоя! – твердым голосом возразил Бихари после минутного молчания. – И я не похищал ее, она сама ко мне пришла.
– Врешь! – загремел Мохендро и, бросившись к двери в соседнюю комнату, стал стучать в нее.
– Бинод! Бинод! – громко звал он.
Из комнаты донесся плач.
– Не пугайся, Бинод, это я, Мохендро! Я освобожу тебя, никто не смеет держать тебя под замком!
Мохендро ударил изо всех сил, и дверь распахнулась. Ворвавшись в комнату, он увидел в полумраке на постели сжавшегося от страха, рыдающего мальчика. Бихари быстро вбежал вслед за Мохендро, взял мальчика на руки и принялся успокаивать его.
– Не бойся, Бошонто, не бойся! – говорил он.
Мохендро обошел весь дом. Когда он вернулся, мальчик все еще продолжал плакать. Бихари зажег свет, уложил его в постель и стал успокаивать.
– Где ты спрятал Бинодини?
– Не поднимай шума, Мохим. Ты и так напугал ребенка, как бы он не заболел. Я повторяю, тебе совсем не нужно знать, где Бинодини.
– Святоша! Великий духом аскет! – снова вспылил Мохендро. – Не цитируй мне шастры. Интересно, какие молитвы ты бормочешь всю ночь и какому богу… с портретом моей жены на коленях! Ханжа! – Он ботинком разбил стекло фотографии, лежавшей на полу, изорвал ее на мелкие кусочки и швырнул в лицо Бихари.
Бошонто, напуганный безумной выходкой Мохендро, заплакал еще сильнее. Бихари от гнева почти лишился дара речи. Указав рукой на дверь, он только и мог произнести:
– Вон!
Мохендро бурей вылетел из комнаты.
Глава 38
Когда Бинодини, устроившись в пустом вагоне, смотрела в окно на проносившиеся мимо пашни и скрытые в тенистых рощах селения, ей хотелось зажить бесхитростной и спокойной сельской жизнью. Там, в тени рощ, казалось ей, в деревенском гнездышке, созданном ее воображением, в обществе любимых книг она успокоится и забудет все страдания, горе и унижения городской жизни. "Мне ничего не нужно больше, – думала Бинодини, глядя, как садится солнце за поблекшими после уборки урожая, простирающимися до самого горизонта полями. – Только бы найти забвение в этом неподвижном золотом мире тишины и после долгого плавания по бурным волнам океана счастья и горя тихим вечером пристать к берегу и привязать ладью своей жизни у подножия молчаливого баньяна".
А поезд все мчался вперед. Время от времени до Бинодини доносился аромат цветущего манго, и от этого ей еще больше хотелось очутиться в деревне, среди тишины и покоя.
"Так будет лучше, – думала молодая женщина. – Я надоела самой себе. Нужно все забыть, забыться… Я с радостью проведу остаток дней своих в деревне, займусь хозяйством, буду работать в поле".
Окрыленная надеждой, вошла Бинодини к себе в хижину. Но что это? Где желанный покой? Кругом пустота и нищета, все вокруг ветхо, неряшливо, запущено, грязно. Дом долгое время был заперт, в нем завелась сырость и стоял такой затхлый воздух, что трудно было дышать. Мебели в доме было немного, да и ту поел жучок, погрызли мыши, покрыла пыль. Погруженный во мрак, дом показался Бинодини мрачным и безрадостным. С трудом удалось Бинодини разжечь глиняный светильник с горчичным маслом. Но при его тусклом свете жилище выглядело еще более убогим. То, что раньше не имело для Бинодини никакого значения, теперь раздражало ее. Всем сердцем она восстала против такой жизни. Нет, она не останется здесь ни секунды! В запыленной нише лежало несколько книг и журналов, но Бинодини даже не прикоснулась к ним. Было безветренно, из манговой рощи доносилось пение цикад, гудение комаров.Старая опекунша Бинодини уехала в этот день к зятю навестить свою дочь. Бинодини зашла к соседям. Ее наружность поразила их.
– Какая она нарядная! Как похорошела, стала совсем похожа на мэм-сахиб! – говорили соседки, перемигиваясь и шепча между собой, словно вид Бинодини подтверждал слухи, дошедшие до них.
Бинодини все больше и больше чувствовала, что она чужая в деревне. Собственный дом казался ей тюрьмой. Нигде она не находила ни минуты покоя.
Деревенского старика почтальона Бинодини знала с детства. На следующий день, когда она шла купаться на пруд, он попался ей навстречу. Со своей неизменной сумкой на боку, старик шагал по дороге. Бинодини не удержалась и, в волнении бросив полотенце, окликнула старика:
– Есть для меня что-нибудь, Панчу-дада?
– Нет.
– Не может быть! Я сама проверю.
Она перебрала все письма, но для нее ничего не было. Когда, опечаленная, она вернулась к берегу, одна из ее подруг, с любопытством посматривая на нее, спросила:
– Ты с таким нетерпением ждешь письма, Бинод?
– Что ж! – бесцеремонно вмешалась в разговор другая. – Немногим выпадает счастье получать письма! У нас мужья, братья, деверя хоть и работают далеко отсюда, а почтальоны писем не носят.
Так злословили деревенские кумушки, поглядывая с насмешкой на Бинодини. Уезжая, Бинодини просила Бихари если не каждый день, то два раза в неделю писать ей хотя бы две строчки. Конечно, было маловероятно, чтобы письмо от Бихари пришло именно сегодня, но Бинодини очень хотелось этого, потому в душе ее теплилась надежда, что почти невозможное сбудется. Ей казалось, что она уже давно покинула Калькутту.
Сплетни о Бинодини и Мохендро каким-то образом проникли в деревню и по милости друзей и недоброжелателей стали известны ей. И здесь нет покоя!
Бинодини начала избегать людей, но это еще больше раздражало их – они не хотели лишать себя удовольствия презирать сбившуюся с пути женщину и причинять ей боль.
Скрыться в маленькой деревушке от ее обитателей совершенно немыслимо. Здесь невозможно найти укромный уголок и в одиночестве залечить сердечные раны. На каждом шагу их бередят злые, горящие любопытством взгляды. Душа Бинодини билась в судорогах, словно пойманная рыба! Здесь негде было даже выплакать свое горе.
Когда и на другой день не пришло письмо, Бинодини заперлась у себя в комнате и сама села писать Бихари.