Сегодня, после полудня, когда она, полная радости, наряжалась к приходу Ромеша, ее взволнованное предстоящей встречей воображение рисовало таинственные перешептывания, многозначительные шутки и другие мимолетные картины счастья. Но ей и в голову не могло прийти, что всего через несколько минут их сердца обменяются гирляндами верности , что прольются слезы, что между ними не будет никаких объяснений – просто они несколько мгновений постоят рядом, и возникшие от этого безмерная радость, глубокий покой и безграничное доверие друг к другу соединят их крепче любых признаний.
– Зайди еще к отцу, – проговорила наконец Хемнолини. – Он очень расстроен.
С легким сердцем, готовый встретить любые удары, которые захочет обрушить на него мир, отправился Ромеш к Онноде-бабу.
Глава 15
Оннода-бабу с беспокойством взглянул на Ромеша, когда тот снова вошел к нему.
– Дайте мне список приглашенных, и я сегодня же извещу их, – сказал Ромеш.
– Значит, ты не переменил решения?
– Нет, иного выхода я не вижу.
– В таком случае, дорогой мой, запомни одно: меня это не касается, устраивай все сам. А я не желаю быть посмешищем. Если тебе хочется такое дело, как брак, превращать в какую-то детскую игру, то людям моего возраста лучше в ней не участвовать. Вот тебе список приглашенных. Почти все средства, которые я истратил, пропадут теперь даром, а я не могу себе позволить швырять деньги в воду.
Ромеш готов был принять на свои плечи все бремя расходов и хлопот. Он уже собрался уходить, когда Оннода-бабу остановил его:
– Ромеш, ты решил, где будешь практиковать после свадьбы? Полагаю, не в Калькутте?
– Нет, конечно. Подыщу хорошее место где-нибудь на западе.
– Вот это правильно. Неплохое место, например, Этойя. Вода там чрезвычайно полезна для желудка. Мне как-то довелось прожить в Этойе около месяца, и я убедился, что аппетит у меня стал куда лучше. Знаешь, дорогой, ведь в целом свете у меня осталась одна Хем. Без нее я не буду знать покоя, да и она вдали от меня не сможет чувствовать себя вполне счастливой. Потому-то я и забочусь, чтобы ты непременно выбрал подходящее для моего здоровья место.
Оннода-бабу, воспользовавшись тем, что Ромеш чувствует себя виноватым, решил не упускать удобного случая и предъявить свои требования. Предложи он сейчас не Этойю, а Гаро или Черапунджи, Ромеш согласился бы и на это.
– Если хотите, я припишусь к адвокатуре в Этойе, – сказал Ромеш, уходя. Отмену приглашений он взял на себя.
Через несколько минут явился Окхой. Оннода-бабу тут же сообщил ему, что свадьба отложена на неделю.
– Что вы говорите! Не может быть! – воскликнул Окхой. – Ведь свадьба назначена на послезавтра.
– Было бы лучше, конечно, если бы все оставалось по-прежнему. У обыкновенных людей такого не бывает, – ответил Оннода-бабу. – Но от вас, современной молодежи, можно ожидать всего.
Окхой принял чрезвычайно озабоченный вид. Мысль его деятельно заработала.
– Нельзя глаз спускать с человека, которого выбираешь в мужья для своей дочери, – наставительно сказал он. – Необходимо разузнать о нем все. Будь он хоть сам бог, осторожность в таких делах никогда не мешает.
– Ну, уж если подозревать такого юношу, как Ромеш, то вообще никому на свете нельзя верить, – возразил Оннода-бабу.
– А Ромеш сказал, почему он откладывает свадьбу? – спросил Окхой.
– Нет, – ответил Оннода-бабу, озабоченно проведя рукой по волосам, – этого он не сказал. Когда я спросил его, он заявил, что это совершенно необходимо.
Окхой отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
– Но вашей дочери он, разумеется, все объяснил? – спросил Окхой.
– Вполне возможно.
– Не лучше ли позвать ее сюда и узнать, в чем дело?
– Вот это правильно, – согласился Оннода-бабу и позвал дочь.
Хемнолини вошла в комнату, но, увидев Окхоя, встала так, чтобы он не видел ее лица.
– Ромеш сказал тебе, почему пришлось так внезапно отложить вашу свадьбу? – спросил Оннода-бабу.
Хемнолини отрицательно покачала головой.
– А сама ты разве не спросила его?
– Нет.
– Удивительно! Я вижу, ты такая же чудачка, как и он. Ромеш заявляет, что у него нет времени жениться, а ты отвечаешь: "Хорошо, мол, поженимся потом". И все! Вопрос исчерпан!
Окхой принял сторону Хемнолини:
– Зачем спрашивать человека, который не желает объяснять своих поступков. Если бы можно было, Ромеш-бабу сам бы все рассказал.
– Я не желаю выслушивать мнение посторонних по этому поводу. Меня лично ничуть не расстроило то, что произошло, – вспыхнув, проговорила Хемнолини и быстро вышла из комнаты.
Лицо Окхоя потемнело, но он заставил себя улыбнуться.
– Друзьям всегда достается. Так уж устроен мир. Поэтому я отлично понимаю всю важность дружбы. Вы можете презирать меня или ругать, но я считаю своим долгом заявить, что не верю Ромешу. Я не могу оставаться спокойным, когда вижу, что вам грозит хоть малейшая неприятность. Сознаюсь, это моя слабость. Как бы то ни было, завтра приезжает Джоген, и если он, узнав обо всем, не будет волноваться за судьбу своей сестры, я не вымолвлю больше ни слова.
Нельзя сказать, чтобы Оннода-бабу совсем не понимал, что настал самый подходящий момент расспросить Окхоя о поведении Ромеша. Но у него было инстинктивное отвращение к скандалам, которые неизбежны при разоблачении всякой тайны. И гнев его обратился на Окхоя:
– Ты слишком подозрителен, Окхой! Как смеешь ты, не имея доказательств…
Окхой умел владеть собой, но тут, не в силах больше сдерживаться, он с жаром заговорил:
– Послушайте, Оннода-бабу! У меня, конечно, много недостатков: я завидую счастливому жениху, я подозреваю "благородного человека", я не обладаю достаточными знаниями, чтобы обучать девушек философии, и не дерзаю беседовать с ними о поэзии – словом, я человек заурядный. Но я всегда был предан вашей семье и люблю вас всем сердцем. Я, разумеется, не иду ни в какое сравнение с Ромешем; одним лишь я имею право гордиться: тем, что никогда ничего не утаил от вас. Я могу, не скрывая своей нищеты, смиренно просить у вас милостыню, но совершить взлом и обокрасть вас я не способен. Завтра же вы обо всем узнаете.
Глава 16
Ночь застала Ромеша за работой. Он рассылал всем приглашенным письма. Наконец он лег в постель, но сон не шел к нему. Мысли то мрачные, то светлые проносились в его голове; они сливались, подобно волнам Ганги и Джамуны, и не давали ему ни минуты покоя. Он долго ворочался с боку на бок, потом встал и подошел к окну. Одна сторона пустынного переулка была погружена в тень, вдоль другой лежала ослепительная дорожка лунного света.
Ромеш стоял неподвижно. Глубокий покой и бесконечность вселенной, где нет ни сомнений, ни вражды, глубоко взволновали и покорили его. Ему представилось, будто, выйдя из-за кулис безграничного и молчаливого мира, под звуки неслышной мелодии, появляются жизнь и смерть, труд и отдых, начало и конец. В своем воображении он видел, как из далекой страны света и тьмы во вселенную, залитую сиянием звезд, вступает любовь мужчины и женщины.
Ромеш медленно поднялся на крышу и стал смотреть на дом Онноды-бабу. Вокруг было тихо. Лунный свет ткал прихотливые узоры на стенах дома, под карнизами, на темных впадинах дверей и окон, на глинобитной изгороди.
Какое чудо! Здесь, в этом людном городе, в неприметном доме, в скромной женщине скрывалось настоящее чудо!
Много в столице разных людей: студентов и адвокатов, чужестранцев и местных жителей, – но только одному из всех этих простых смертных, ему, Ромешу, довелось молча стоять у окна в золотистом свете осеннего солнца, рядом с этой девушкой и чувствовать, как весь мир и его собственная жизнь плывут по волнам бесконечно радостной тайны, – и это было чудесно! В нем самом сегодня произошло чудо, свершилось чудо и рядом с ним.
До глубокой ночи ходил Ромеш по крыше. Тонкий серп луны постепенно скрылся за домом на противоположной стороне улицы, ночная тьма плотнее окутала землю. Только небо все еще светилось в прощальных объятиях лунного света.
Усталое тело Ромеша охватил озноб. Какой-то неведомый страх сжал его сердце. Он вспомнил, что завтра ему снова предстоит борьба на жизненной арене.
На небесном челе заботы не провели ни единой морщины; лунный свет не тускнел от беспокойных стремлений; ночь была безмятежно спокойна, а вселенная с ее бесчисленными звездными мирами погружена в долгий сон. Только людским невзгодам и тревогам нет конца. Счастье и горе, трудности и бедствия непрерывно волнуют человеческое общество. С одной стороны – вечный покой бесконечности, с другой – вечная борьба на земле! И Ромеш, весь во власти невеселых дум, спрашивал себя, как могут существовать одновременно такие противоположности! Еще совсем недавно любовь вставала перед ним из глубин вселенной, величественная в своем спокойствии; теперь же он видел ее в окружении реального мира, полного борьбы. Труден и усеян терниями ее путь. Какой же из двух образов призрачный и какой истинный?
Глава 17
На следующий день с утренним поездом вернулся с запада Джогендро. Была суббота, а на воскресенье назначена свадьба Хемнолини. Однако, подходя к дверям родного дома, Джогендро не заметил никаких признаков предстоящего торжества. Дом не был украшен гирляндами из зелени деодара , как ожидал Джогендро, и по-прежнему ничем не отличался от своих неприглядных и грязных соседей.
Юноша со страхом подумал, не заболел ли кто-нибудь в семье. Однако, войдя в дом, увидел, что стол для него накрыт, а Оннода-бабу, сидя перед недопитой чашкой чая, читает газету.
– Здорова ли Хем? – поспешно спросил Джогендро.
– Совершенно здорова.
– А что со свадьбой?
– Отложена до следующего воскресенья.
– Почему?
– Спроси об этом у своего друга. Ромеш соблаговолил нам сообщить только одно: у него очень важное дело и свадьбу придется отложить!
Беспечность отца привела Джогендро в негодование.
– Стоит мне уехать, – воскликнул он, – как у вас непременно случаются всякие неприятности! Ну что за неотложное дело может быть у Ромеша? Он совершенно независим. Близких родственников у него почти не осталось. Если его денежные дела не в порядке, не знаю, почему бы не сказать этого прямо. И с какой стати вы так легко согласились на его просьбу?
– Все это вполне справедливо, – заметил Оннода-бабу. – Но ведь Ромеш никуда не сбежал, пойди и расспроси его сам.
Джогендро, обжигаясь, торопливо выпил чашку чая и вышел.
– Подожди, Джоген, зачем так спешить. Поел бы сначала, – крикнул вслед ему Оннода-бабу.
Но Джогендро уже не слышал его. С шумом ворвавшись в дом, где жил его друг, он еще с лестницы стал громко звать:
– Ромеш, Ромеш!
Но Ромеша нигде не было. Джогендро не нашел его ни в спальне, ни в кабинете, ни на крыше, ни в нижнем этаже. После упорных поисков он наконец наткнулся на слугу.
На вопрос, где хозяин, слуга ответил, что господин уехал рано утром, взяв с собой немного вещей. Он сказал, что вернется через четыре-пять дней. Куда уехал Ромеш, слуга не знал.
С угрюмым видом Джогендро вернулся домой и снова сел за стол.
– Что случилось? – спросил Оннода-бабу.
– Неизвестно, что будет дальше, – мрачно ответил Джогендро. – Человек не сегодня завтра должен стать мужем твоей дочери, а ты, хоть он и живет рядом, даже не поинтересуешься, чем он занимается, куда уезжает.
– Как же так? Ведь он еще вчера вечером был дома!
– Вот видишь! – вспылил Джогендро. – Ты даже не знал, что он собирается куда-то ехать. Его слуга тоже не имеет понятия, где он теперь. Мне очень не нравится эта игра в прятки. Не понимаю, отец, как ты можешь так спокойно ко всему относиться.
После такой отповеди Оннода-бабу постарался придать лицу озабоченное выражение и как можно внушительнее произнес:
– В самом деле, что все это значит?
Ромешу ничего не стоило бы накануне вечером попрощаться с Оннодой-бабу, но беспечному юноше это и в голову не пришло. Он полагал, что "важное дело", на которое он сослался, вполне достаточное оправдание для любых отлучек. Поэтому он с таким спокойствием и занялся выполнением того, что признавал своим неотложным долгом.
– Где Хемнолини? – спросил Джогендро.
– Сегодня она рано выпила чай и сразу ушла наверх, – ответил Оннода-бабу.
– Бедняжка, ей, наверно, стыдно за столь странное поведение Ромеша, и она боится со мной встретиться.
С этими словами Джогендро поднялся наверх, чтобы успокоить страдающую и удрученную сестру.
Хемнолини сидела в гостиной одна. Заслышав шаги Джогендро, она поспешно схватила какую-то книгу, делая вид, что занята чтением. Как только брат вошел в комнату, она отложила книгу и, поднявшись ему навстречу, с веселой улыбкой сказала:
– Когда же ты приехал, дада? Не скажу, чтобы ты выглядел очень довольным.
– По-моему, радоваться нечему, – ответил Джоген, опускаясь в кресло. – Мне все известно, Хем. Но ты, пожалуйста, не расстраивайся. Так получилось потому, что меня не было дома. Я все улажу. Кстати, Хем, Ромеш объяснил тебе свой поступок?
Хемнолини оказалась в затруднительном положении. Для нее были нестерпимы все эти подозрения относительно Ромеша, поэтому ей не хотелось говорить брату, что Ромеш ничего ей не объяснил. Однако она не умела лгать.
– Ромеш хотел рассказать мне все, – ответила она, – но я решила, что для меня это не так уж важно.
"В ней говорит оскорбленное самолюбие, – подумал Джогендро. – Это вполне естественно". А вслух сказал:
– Тебе не о чем беспокоиться, Хем. Сегодня же я выясню, что заставило его поступить подобным образом.
– Да я вовсе и не беспокоюсь, – отозвалась Хемнолини, рассеянно перелистывая лежавшую у нее на коленях книгу. – И вообще не хочу, чтобы ты приставал к нему с расспросами.
"Опять гордость", – подумал Джогендро.
– Это не твоя забота, – заметил он и уже намеревался уйти, когда Хемнолини стремительно поднялась с кресла.
– Не надо с ним это обсуждать, дада. Что бы вы о нем ни думали, для меня он всегда будет вне всяких подозрений.
Только теперь Джогендро вдруг понял, что в словах сестры звучит отнюдь не обида. Со смешанным чувством любви и жалости он, усмехнувшись про себя, подумал: "Уж эти мне образованные девицы!.. Не имеют никакого представления о жизни. Столько училась, столько знает, а вот столкнулась с обманом, и не хватает жизненного опыта, чтобы разобраться во всем".
Сравнивая эту беззаветную преданность с лицемерием Ромеша, Джогендро еще больше ожесточился. В сердце его созрела решимость во что бы то ни стало узнать причину отсрочки свадьбы. Он вторично сделал попытку уйти, но Хемнолини схватила его за руку:
– Дада, обещай мне, что ты ни словом не обмолвишься с ним об этом.
– Там видно будет.
– Нет, дада, не "видно будет", а дай мне слово, иначе я не отпущу тебя. Верь мне, вам совершенно не о чем беспокоиться! Ну, сделай это ради меня!
Видя такое упорство Хемнолини, Джогендро решил, что Ромеш все ей сказал. Но ведь такую, как Хем, ничего не стоит обмануть какой-нибудь небылицей.
– Послушай, Хем, – сказал он, – тут дело не в подозрительности. Когда девушка собирается замуж, люди, на попечении которых она находится, должны выполнить по отношению к ней свой долг. Возможно, вы прекрасно поняли друг друга и всем довольны – это уж ваше дело. Но ведь этого недостаточно, нужно, чтобы между женихом и нами тоже было полное взаимопонимание. И, правду говоря, Хем, выслушать его объяснения сейчас важно именно нам, а не тебе. Ведь после свадьбы мы уже не будем вмешиваться в ваши дела. – С этими словами Джогендро поспешно вышел.
В один миг не осталось и следа от того убежища, в котором всегда нуждается любовь. Отношения, которые с каждым днем сближали влюбленных все больше и больше, скоро должны были создать для них особый, их собственный мир. Но грубые подозрения наносили любви удар за ударом. Постоянные неприятности причиняли Хемнолини столько страданий, что ей не хотелось видеть даже родных и друзей. И когда ушел Джогендро, она предпочла остаться одна в своей комнате.
Выходя из дому, Джогендро столкнулся с Окхоем.
– О Джоген, ты приехал! – воскликнул тот. – И, конечно, обо всем узнал. Ну, что ты скажешь об этом?
– Предполагать можно всякое. Но какой толк попусту спорить и гадать, в чем тут дело? Сейчас не время заниматься психологическим анализом, сидя за чайным столом.
– Ты же знаешь, что и я не сторонник пустых разглагольствований, как бы они ни назывались – психологией, философией или поэзией. Я человек дела. Как раз это я и пришел тебе сказать.
– Хорошо, в таком случае поговорим о деле, – нетерпеливо сказал Джогендро. – Можешь ты, например, сообщить, куда уехал Ромеш?
– Могу.
– Тогда говори скорее. Где он?
– Сейчас я тебе ничего не скажу, но сегодня, ровно в три часа дня, я покажу его тебе.
– В чем же наконец дело? За время моего недолгого отсутствия все вы стали воплощением загадочности, а все вокруг окутано какой-то тайной. Нет уж, Окхой, хватит секретничать.
– Рад слышать это от тебя. Именно потому, что я никогда ничего не скрываю, я и нажил себе столько врагов: твоя сестра видеть меня не хочет, отец бранит за подозрительность, да и Ромеш-бабу не в восторге от встреч со мной. Остался один ты. Но тебя я побаиваюсь: ведь ты не любитель бесплодных рассуждений, в твоем характере действовать прямо. Я человек слабый, и твоя рука может оказаться слишком тяжелой для меня.
– Послушай, Окхой, не нравятся мне что-то твои уклончивые ответы. Я прекрасно вижу: ты что-то знаешь. Зачем же скрытничать? Цену, что ли, себе набиваешь? Расскажи честно все, что знаешь!
– Ну ладно, расскажу все с самого начала. Тут многое будет для тебя новостью!