- Еще один фашист сбежал! Такой был важный начальник - шеф сельской организации НСДАП, ходил "над землей", людей - поляков - в упор не видел. Сволочь такая! А сейчас сбежал со всем семейством. Вот как испугался Красной Армии!..
Увидев, что я сижу расстроенная, Яничка тут же прониклась сочувствием:
- О, Матка Боска! Что же теперь делать?! Я передам партизанам, чтобы кто-то из них срочно пришел к тебе. Почтальонка появится - она из наших - с ней и передам. Она знает, кому и что сказать. Ой, минуточку… - Яничка чутко прислушивается, делает мне знак молчать и почти неслышно выскальзывает из бункера, поднимается по лестнице к потолку.
Почти тут же послышалась немецкая речь, громыханье в дверь дома. Мысленно я видела Яничку, легко бегущую по потолку, отсчитывала секунды, необходимые ей, чтобы спуститься по лестнице и открыть непрошеным гостям.
Я очень надеялась, что никто не войдет в сарай неожиданно - Яничка все предусмотрит, и… невольно сжалась, когда почти надо мной послышались резкие окрики, глухой перестук копыт, конский храп… Кто-то из немцев, видно, задел край поленницы, дрова посыпались, грохоча, заваливая вход в бункер. Потом мне показалось, что все затихло, лишь изредка переступали, постукивая подковами по утрамбованному земляному полу, лошади…
Сколько времени я пробыла в бункере, засыпанном дровами, не знаю. От недостатка кислорода стала вялой, захотелось спать… я привалилась к стене. Как в тумане, слышала окрики солдат, топот выводимых из сарая лошадей, скрип отъезжающей повозки. Через какое-то время вдруг сладко повеяло свежим воздухом, я задышала глубоко, жадно…
Живая, быстрая спустилась в бункер Яничка, чиркнула спичкой, зажгла карбидку, склонилась надо мной участливо:
- Ну, как ты здесь? Живая? Очень перепугалась?
- Да так, немножко. Хорошо, что дрова рассыпались, загородили вход…
- Это я их рассыпала, - призналась Яничка. - Другого выхода не было. Извини, пожалуйста. Но иначе нельзя было. Немцы бы увидели бункер…
- Спасибо, - только и выговорила я. Потом повторила: - Спасибо, Яничка.
А она все всматривалась в меня:
- Ну, как ты - отошла? Я боялась, что не выдержишь столько времени без воздуха, бросишься разбирать завал… Если бы знала, каких трудов стоило выдворить отсюда эту сволочную ораву! - Она с отвращением махнула рукой.
- Ничего, я терпеливая… Только очень беспокоилась: вдруг придут партизаны, а здесь - немцы! - призналась я.
- Ну, для подобной ситуации у нас предусмотрен особый сигнал, - ответила Яничка. - Партизаны всегда, приближаясь к дому, уже знают, есть ли кто посторонний в нем или нет. - И, отходя от пережитой только что опасности, сказала спокойным, "домашним" голосом: - Пойду, приготовлю что-нибудь поесть, а то, наверное, ты проголодалась.
Яничка ушла. Я погасила карбидку. Уж очень она нудно гудела. К тому же ее специфический запах за полгода порядком опротивел и порой вызывал раздражение. Одно благо - она не коптила. С керосиновой лампой было бы сложнее…
Опять темнота в бункере. Опять я наедине со своими мыслями. И, как всегда в таких случаях, мысленно разговариваю с майором. Сейчас мне есть в чем упрекнуть его. Говорю: "Ну и "надежное" укрытие подобрал! Ничего не скажешь… Взял бы лучше меня в горы, в лес. Там и дышать можно сколько хочешь, и убежать, спрятаться - за деревом, в кустарнике, в овраге…"
Майор, конечно, ответит так:
- Подожди еще немного. Сейчас взять тебя не могу. В горах все склоны под наблюдением у немцев. Две ночи подряд нигде не рискуем ночевать, то и дело переходим с места на место. Вот, например, вчера, когда возвращались с задания, такая завязалась перестрелка! Нас было трое, а их - целое отделение. Если бы не лес - вряд ли бы удалось нам оторваться от преследования. А бежали за нами долго…
Вот так всегда! Всегда он оказывается прав.
Эх, мне сейчас только бы батареи достать! Да где их здесь достанешь?! Батареи… Питание к радиостанции. Какое правильное слово: питание! Без этого питания "Северок" - просто маленькая серая коробка, наполненная разноцветными проводами, дросселями, сопротивлениями, конденсаторами… Безголосая коробочка…
Что-то теперь думают о нас в Центре? Беспокоятся - это точно. Наверное, считают погибшими…
Скорей бы пришли партизаны. Хотя бы Николай и Василий. А самое лучшее - майор! Посидеть бы с ним рядышком. Просто - посидеть рядышком… Пусть бы ничего не говорил. Только бы рядом был…
Какой-то гарью потянуло с улицы. Опять эти гады жгут что-то… Почему так знобит? Холодно… Надо бы дотянуться до противоположных нар, взять оттуда кем-то из партизан оставленную куртку, укрыться, но сил нет, огнем обжигает дыхание. Холодно…
Яничка тормошит меня, протягивает кружку горячего молока, что-то говорит, но я плохо воспринимаю ее слова, она прикасается холодной рукой к моему лбу, ахает, поит меня молоком, поправляет подушку, на которой с трудом находит удобное положение моя тяжеленная огненная голова. Спустя какое-то время Яничка появляется в бункере снова, дает запить таблетку, укрывает меня, что-то шепчет, а у меня все плывет перед глазами и в голове пусто и неимоверно тяжело. И - холодно…
Спасибо, спасибо, спасибо Яничке! Утром я встала с постели, хоть и была еще слаба, но смогла подняться наверх, подышала свежим воздухом, выглянула в щелку между створками дверей на улицу, усмехнулась про себя: убедиться хочу, стоит ли на месте Чантория?.. Стоит, дорогая, стоит, непокорная! Уперлась пологой вершиной в небо - прочная, надежная! Вот бы мне такую стойкость! Выдержать бы все, что еще доведется, что выпадет на мою долю на этой земле!
Яничкина "почта" сработала четко. Следующей же ночью целой гурьбой пришли партизаны и разведчик из пашей группы Василий. Заполнили маленький бункер до отказа.
Я скорей бросилась к Василию:
- Где майор? Что с ним? Почему не пришел?
- Майор сейчас очень занят, - ответил Василий, а по глазам было видно: что-то скрывает. Но что-то очень, кажется, хорошее…
- Ну говори же, говори, - тормошу его.
И тогда Алойзы Яворский, один из самых молодых партизан, не выдерживает и выпаливает со всем возможным торжеством:
- В Бренне сейчас - Партизанская республика! На школе наши флаги вывешены - польский и советский!
- Майор там, партизанский штаб организован, - добавляет Василий.
- Как это - республика?.. - Не могу поверить я. - Ведь кругом - немцы! А вы - штаб… флаги…
- Народная власть в Бренне! - снова вставляет ликующий Алойзы, которого мое недоверие приводит в дикий восторг. - Как ты не понимаешь?! - возмущается он и повторяет: - Народная власть в Бренне! Красная Армия придет, а Бренна уже свободна! Фашистов в ней нету!..
Невероятно, фантастично то, что они говорят! Здесь, в доме Янички, буквально над нами, живут немецкие солдаты.
В городе расквартирована большая воинская часть… А всего через какие-то семь километров от Устрони, в Бренне - народная власть! Партизанская республика! Мысли стремительно проносятся в моей голове - и тревожные и радостные.
Бренна, насколько мне известно по рассказам партизан, - очень большое село. Его главная улица тянется на пятнадцать километров.
По последним данным, Красная Армия находится на подступах к Бельско - ближайшему от Бренны крупному городу, расположенному от села в тридцати километрах. И эти тридцать километров прифронтовой полосы конечно же нашпигованы гитлеровцами…
Ой, да что это я вымеряю километры - и так ясно, что вокруг Бренны, вокруг всей Бренны полно немецких воинских частей, подразделений гестапо, полиции…
- Послушайте, ребята! - обращаюсь я к Василию и Алойзы. - Расскажите все снова. Так трудно поверить тому, о чем вы говорите. Давайте уж расскажите все, пожалуйста, снова и по порядку: что происходит в Бренне?
- А чего же непонятного? - все такой же радостный, улыбается Алойзы. - В Бренне над школой - наш государственный флаг, мы, партизаны, осуществляем в своем селе народную власть, чего же здесь непонятного?.. - Он выпрямился, почти касаясь головой невысокого потолка бункера, и негромко, торжественно запел, а партизаны подхватили так же тихо, так же торжественно: "Еще Польска не сгинела, поки мы жиемы!.."
- О, Матка Боска! - вздохнула радостно Яничка, - Неужели дожили до свободы? Неужели это правда?!
- Хватит испытывать мое терпение, - сказала я Василию, когда партизаны закончили петь. - Говори немедленно: что в Бренне? Что с майором?
- Майор чувствует себя нормально, только очень устал, - ответил серьезно Василий и пояснил: - Последние трое суток он почти ни на минутку не сомкнул глаз… А Бренну ты сейчас не узнала бы - там настоящий партизанский штаб! Столько народу прибывает в наш отряд!
Постепенно партизаны успокаиваются, рассаживаются и начинают рассказывать - все-все, с самого начала. И о том, что происходило в Бренне после облавы на Орловой горе, и о том, как группа, в которую входили трое моих товарищей во главе с командиром, нашла временное пристанище в бункерах других разрозненных групп, представляющих движение Сопротивления в Силезских Бескидах…
Оказывается, возвратившись в свои подразделения после неудавшейся облавы, и гестаповцы, и полицейские были вынуждены утром снова побывать на Орловой. Они, конечно, боялись идти в лес, в гору, да начальство заставило. И что же эти гады гестаповцы придумали?! Собрали трупы убитых, уложили их на повозки и повезли так, чтобы все село видело. И всем жителям говорили, что везут убитых партизан! Каково было людям удержаться, не выдать себя - ведь у многих родственники скрываются в горах! Гестаповцы и надеялись, что гурали бросятся к повозкам, чтобы опознать отца, брата, мужа. Но никто не поддался на провокацию! Выстояли!
- Какие же сволочи эти гестаповцы! - горячо возмущался Алойзы. - Им нужны новые и новые жертвы! Разве мало они наших людей загубили?! И правильно решил майор, когда ваша армия перешла в наступление: как только фронт придвинется к Бельско, арестовать всю немецкую администрацию Бренны и передать этих злодеев в руки народной власти. Пусть ответят за свои измывательства над нашим народом!
Я слушаю Алойзы и одновременно восстанавливаю в памяти сообщения о схватках партизан с гитлеровцами, которые через связных доходили до Янички, а та передавала мне. Да, говорили и о том, что после 12 января партизаны в Бренне действуют все решительнее и смелее. Целую колонну немецких солдат, направлявшуюся в сторону фронта, они обстреляли почти в центре села. Урон тогда врагу был нанесен значительный, партизаны захватили много оружия, патронов. А потом были ликвидированы две группы гитлеровцев - около двадцати человек, немало отдельных лазутчиков, стремившихся проникнуть в бункера, чтобы разведать силы партизан, их планы.
Ближе к 20 января уже было видно, что в Бренне немцы чувствуют себя все неуверенней. Фронт продвигался ближе и ближе к Бескидам.
- …Наверное, все-таки через кого-то гестапо стало известно о намеченной нами акции! - сказал с нескрываемой злостью Алойзы. - За день до назначенного срока эти сволочи отобрали у наших односельчан лошадей, повозки и спешно умчались из Бренны на запад! - Живое, выразительное лицо Алойзы преображается, и новые - такие недавние! - воспоминания освещают его радостным блеском глаз. Совсем другим тоном он продолжает: - Когда в нашем бункере стало известно о том, что немцы дали деру из Бренны, мы тут же выбрались все наверх и от радости устроили настоящий, "партизанский" салют! Из автоматов, карабинов, винтовок, пистолетов… Затем собрали свои пожитки и начали спускаться с горы вниз, в долину, к центру Бренны. А по дороге пели во весь голос! Все мы были увешаны оружием, по чувствовали себя так легко, будто на нас ничего нет. После шести лет гитлеровской оккупации впервые шли открыто по воле, шли уверенно, в надежде, что начинается новая жизнь, что народ наш должен взять власть в стране в свои руки!..
Сначала, понятно, все побежали по домам, повидаться с родными. И я тоже бросился к своему дому. Когда переступил порог, то слезы потекли у меня из глаз… Потом уже узнал: нет у меня ни отца, ни матери - замучили их изверги в лагерях смерти…
Никто не нарушил наступившей в бункере тишины. Алойзы после недолгого молчания заговорил вновь:
- Усидеть дома, конечно, из нас никто не мог. Жизнь звала к действию. Вскоре мы собрались возле школы. Подошли партизаны из других бункеров. И решили мы промаршировать по центральной улице Бренны. Жители тех домов, что стоят возле шоссе, выбежали нам навстречу, приветствовали нас, махали руками, шапками… многие плакали от радости, что видят нас живыми и здоровыми… Уцелевшими!..
А враги наши - те, которые доносили на пас полиции, выслеживали и предавали пас и наших родных, - враги наши попрятались в подвалах, сараях, на чердаках. А иные даже убежали в горы. Вот как изменились роли! Фольксдойчи и немцы искали в горах партизанские бункера, чтобы спрятаться в них!
- Езус, Мария, - покачала головой Яничка. - Вот что такое война…
Оглянувшись на нее, Алойзы продолжал:
- И вот так маршируем мы по шоссе, а навстречу нам - большая группа вермахтовцев. Мы не растерялись, скомандовали: "Хенде хох!" Они сразу руки вверх. Если бы вы видели, как они перепугались. Мы отобрали у них оружие, солдатские книжки… Но как они были перепуганы. Наверное, подумали, что уже пришла Красная Армия! Больше тридцати немецких солдат мы разоружили в тот день…
- По порядку рассказывай, по порядку, - напомнила я.
Алойзы спохватился, кивнул согласно:
- Пошли мы дальше по шоссе и вскоре снова увидели немцев. Они ехали на повозке. Как заметили нас, сразу же попытались скрыться. Мы открыли по ним огонь. Завязалась перестрелка. Трое солдат были убиты, остальные разбежались. Нам достались лошади и повозка.
Пошли обратно к школе. Когда собрались, решили, что самое удобное - это расположиться в помещении школы. Но прежде всего надо создать руководящий орган - штаб, чтобы была строгая дисциплина и все действовали по одному плану. Вот тогда мы и решили: все партизанские группы Бренны, Устрони, Скочува, Цешина объединяются в один партизанский отряд, который подчиняется партизанскому штабу. И когда начали обсуждать кандидатуры членов штаба, то все первым назвали майора и все проголосовали за то, чтобы он стал начальником штаба. А потом уже кто-то из наших предложил с этого времени объявить Бренну Партизанской республикой.
Ту первую ночь в школе я особенно запомнил. Выставили мы по всем направлениям усиленные караулы, разослали патрули. Все, кто остались, расположились в классах. Долго не могли уснуть. Непривычно как-то после бункера. Но помню, что было во мне какое-то очень хорошее чувство. Долго не спал. Все как-то не очень верилось, что мы - в селе, в школе. Что Партизанская республика… - Алойзы замолк, задумался. Все с нетерпением ожидали продолжения рассказа.
Я никогда не была на горе Лесница, но так живо представила ее крутой, лесистый склон, двухэтажное кирпичное здание школы на опушке леса, у подножия горы… Представила классы, из которых вынесены парты, а на полу на охапках соломы и сена - спящих партизан. И где-то в уголке - именно так мне увиделось - в уголке комнаты примостился возле лампы у расстеленной на полу карты мой майор… Я знаю - он и сейчас не спит. Не сможет уснуть, когда вместе с отрядом партизан вышел вот так - лицом к лицу - против ненавистного врага…
- Но ведь вокруг вас немцы! - воскликнула я, обращаясь к Алойзы, все еще находясь под впечатлением представшей в моем воображении картины. - А вас - всего горстка партизан!
- Ну не такая уж горстка! - ответил вместо Алойзы Карличек Рудицкий. - И люди в отряд все идут и идут… Тогда же, на второй день нашей республики, пришла в штаб из Устрони семья Завадов. А потом стали приходить из окрестных сел, из соседних районов целыми группами: и наши - поляки, и ваши - русские военнопленные, сбежавшие из рабочих лагерей, и украинцы, итальянцы, югославы, немцы-антифашисты - их много дезертирует сейчас из вермахта. Так что у нас - самый настоящий интернациональный отряд! И нас не так уж мало!
- Да, человек сто пятьдесят уже есть, - уточнил Василий.
- Но столько человек нужно где-то разместить. И есть им что-то надо… - Я нарочно приводила свои контрдоводы, чтобы надежнее убедиться в защищенности отряда, в его боеспособности, готовности отразить внезапное нападение гитлеровцев. Убедиться в защищенности дорогого мне человека. Любимого…
- Майор и это все продумал, - ответил Карличек Рудицкий. - По его приказу мы раскрыли немецкие продовольственные склады, взяли на учет имеющиеся там продукты. Часть оставили в резерве, часть выделили на питание отряду, а остальное раздали жителям Бренны, в первую очередь семьям погибших партизан, нашим связным и в те дома, где есть малолетние дети…
- Поваром в отряде - ваш Николай, - вставил Алойзы. - Конечно, он не один на такую армию готовит, есть у него помощники, но как в бункере, так и сейчас главный повар - Николай.
Мне очень хотелось узнать еще какие-либо подробности из жизни Партизанской республики, но уже несколько раз поглядывавший на часы Василий решительно заявил:
- Пора! А то не успеем до рассвета проскочить мост через Вислу. - Пожимая мне руку, сказал: - Говорят, что на Бараньей горе действует советская разведывательная группа. Командиром у них Миша Надежный. Майор направил партизан в тот район связаться с этой группой. Может, у них найдутся батареи. А связь сейчас так нужна! Столько сведений скопилось! Майор ужасно расстроен.
- Может, он сам выберется как-нибудь сюда? - сказала я робко.
- Как же он штаб оставит?! - Василий сурово поглядел на меня. Помолчал, пожал еще раз руку, кивнул и вслед за партизанами полез из бункера.
Яничка понимающе глянула на меня, сказала:
- Провожу их, приготовлю завтрак своим квартирантам и потом приду, ладно?
- Ладно, - ответила я тихо. У меня вроде бы как не осталось голоса. Как не стало и никакой надежды на скорую встречу с майором.
И опять в бункере темнота. Глухая и тяжелая. Я физически ощущаю ее тяжесть. И сама себе кажусь маленькой, слабой…
Но нет! Не хочу соглашаться с тем, что слабая! Возле меня - всегда рядом - моя радиостанция. Пусть она временно молчит, все равно она сейчас - мое главное дело и моя главная цель.
И стоит лишь дотронуться рукой до кармана жакета, убедиться, что револьвер на месте, как становится спокойнее на душе и не так страшно. Словно этот револьвер - живое существо и сам по себе является моей защитой…
Утром Яничка принесла мне завтрак, а к обеду - важную новость:
- Какую-то солидную "птицу" перехватили партизаны в Бренне. Возле каменоломни. Похоже, что это был полковник. Он, видно, сбился с пути. Пытался проскочить заслон, но кто-то из партизан бросил вслед машине гранату. Полковник и шофер убиты. И говорят, что очень ценные штабные документы были при них. Если я правильно поняла, то карта нашего района с пометками, где что расположено, где проходит линия обороны. Так мне передали… Да, еще - в его же планшете были приказы воинским частям, какие-то донесения.