Скорцени, насколько позволял его высокий рост, поудобнее вытянул ноги в салоне автомобиля и с наслаждением затянулся сигаретой, уже второй за сегодняшнее утро: курил он настоящий американский "Кэмэл". Этим "дефицитом" его иногда снабжал Вальтер Шелленберг, начальник 6-го управления РСХА, которому непосредственно подчинялся руководимый Скорцени отдел диверсий. Откуда его начальник доставал американские сигареты, он не интересовался: неисповедимы пути Господни! 6-е (иностранное) управление занималось вопросами внешней разведки, и именно под крыло его руководителя, В. Шелленберга, летом 1944 года была передана армейская разведка - абвер. На пользу или нет для абвера пошла такая реорганизация - вопрос особый, но именно благодаря ей попал к Скорцени его теперешний заместитель, капитан Радль, опытный фронтовой разведчик. Не успел майор докурить сигарету, как резкий скрежет тормозов вывел его из состояния приятного покоя; "Мерседес" остановился, и водитель вполголоса выругался:
- От этих тыловых крыс из полевой жандармерии совсем житья не стало, проверки через каждый километр!
В этой фразе скрывалась давняя неприязнь, которую питали солдаты из боевых подразделений по отношению к фельдполиции.
- Что поделаешь, - философски рассудил Скорцени. - "А-ля герр, ком а-ля герр!" - "На войне как на войне!", как говорят французы!
Их остановил при выезде с грунтовой дороги на центральную берлинскую автостраду передвижной пост полевой жандармерии (фельдполиции): в придорожных кустах неприметно стояли два мощных мотоцикла "Цундапп" с колясками, на одной из которых был установлен ручной пулемет "МГ-42". Сидящий за пулеметом молодой солдатик держал "Мерседес" на прицеле, рядом на обочине стояли еще три его сослуживца в шинелях и в касках, со "шмайссерами" на изготовку. У каждого на шее поверх шинели висел на цепочке нагрудный металлический горжет - отличительный знак фельдполиции. Эту заметную издали бляху из металла немецкие солдаты называли с горьким юмором "собака на цепи". Один из жандармов, немолодой, с жезлом регулировщика в руках и погонами обер-ефрейтора, подошел к автомобилю и, увидев офицера на заднем сиденье, вскинул правую руку:
- Хайль Гитлер! Прошу предъявить документы, господин штурмбаннфюрер!
Скорцени протянул ему удостоверение личности в заднее боковое окно "Мерседеса". Обер-ефрейтор внимательно изучал его с полминуты, не торопясь: несколько раз переводил взгляд с фотокарточки в документе на его владельца. Скорцени не пытался его торопить, ему импонировала такая старательность, наконец тот вернул удостоверение, молча козырнул и дал отмашку водителю своим жезлом. "Мерседес" продолжил путь по скоростной берлинской автостраде в столицу рейха. Надо отдать должное: военная и государственная машина гитлеровской Германии, даже на грани катастрофы и поражения, действовала четко и отлаженно. Спецподразделения войск СС и фельдполиции, несмотря на огромные потоки беженцев, эвакуированных и перемещенных лиц, четко выявляли и отфильтровывали дезертиров, вражеских агентов, беглых иностранных рабочих и уголовников, паникеров и прочих врагов рейха. Могло показаться, что среди огромных масс людей, сорванных войной с насиженных мест, можно затеряться без следа, исчезнуть и раствориться среди военного хаоса. Но это была всего лишь иллюзия, ибо хаоса не было - в реальности продолжал действовать незыблемый немецкий закон: "Порядок (Орднунг) превыше всего!" Майор СС Скорцени ощущал себя неотъемлемой частицей этого "Порядка", могучей империи под названием Третий рейх. При этом он не любил политиков, в душе считал политику делом грязным и оставался военным до мозга костей, солдатом, верным данной присяге. Но Скорцени не был тупым и ограниченным солдафоном: имея высшее техническое образование, много думал, анализировал происходящее в стране и далеко не все одобрял в нацистском режиме Германии. А потому он раз и навсегда определил для себя: "Я - солдат, служу Родине и выполняю приказы военачальников, в политику не лезу". Возможно, для человека военного это единственно верная и правильная линия поведения, возможно, и нет. Кто знает?
Где грань между долгом и совестью, приказом и моралью? Вопросы из разряда вечных. К тому же жизнь военного не оставляла штурмбаннфюреру времени для углубленных философских размышлений: последние пять лет, с небольшими перерывами, он провел на фронте и на боевой диверсионной работе. В 1940 году Западный фронт, потом, с июня сорок первого, Россия - в составе дивизии СС "Рейх" дошел до Москвы, где зимой получил тяжелые обморожения. В сорок втором проходил курс лечения в госпиталях Германии, служил в тыловых частях, учился - далее служба в спецподразделениях, разработка и участие в крупных диверсионных операциях на Балканах, в Италии, Франции, Югославии. В июле 1944 года Скорцени активно участвовал в подавлении антигитлеровского мятежа в связи с покушением на фюрера.
- Вальтер, - приказал он водителю-ефрейтору, - прибавь-ка скорость. Надеюсь, наш маршрут и время прибытия на место тебе известны?
- Яволь, господин майор! Получил инструктаж от капитана! Не сомневайтесь, прибудем на место точно в срок!
Скорцени кивнул, открыл портфель и стал просматривать бумаги: свой доклад на предстоящем совещании по практической реализации операции "Прыжок тигра". Он снова подумал о Яковлеве: его молчание все больше беспокоило майора. Конечно, была резервная группа агентов-парашютистов, не хуже яковлевской, имелся запасной вариант ее десантирования, но тем не менее… Уже на въезде в Берлин их "Мерседесу" пришлось остановиться и прижаться к обочине, пропустив колонну средних танков T-V "Пантера". По отличительным знакам на броне Скорцени определил их принадлежность к элитной 3-й танковой дивизии СС "Мертвая голова" и невольно вспомнил один эпизод из своей богатой военной биографии. В конце 1942 года он поступил на учебу на ускоренные курсы подготовки офицерских кадров для танковых войск. В тот период шло преобразование пехотных дивизий СС в танковые, и Скорцени, который рвался на фронт, подал рапорт и был зачислен на учебу. В начале сорок третьего, после окончания подготовки на курсах танкистов, он был направлен для прохождения дальнейшей службы именно в эту, 3-ю танковую дивизию. Но затем обстоятельства коренным образом изменились…
Приложение 2.1
ДОСЬЕ
Выписка из служебной аттестации СС-штурмбаннфюрера Скорцени (Skorzeny) Отто:
"…родился 12 июня 1908 года в Вене (Австрия). Образование высшее техническое, окончил Венский университет. Член нацистской партии (НСДАП) с 1932 года (партбилет № 1083671). Член вооруженных элитных формирований "СС" с 1934 года (эсэсовский билет № 29579)".
"…начальник отдела VI S (материальный, моральный и политический саботаж) в составе 6-го управления РСХА. …награжден Железным крестом 1-го и 2-го класса, Рыцарским крестом Железного креста, орденом "Ста мушкетеров" (Италия) и др. наградами…"
Подписи:
Начальник 1-го управления РСХА оберфюрер СС Эрлингер.
Начальник отдела I-A4 (кадры СД) 1-го Управления РСХА гауптштурмфюрер СС Хольц.
30.09.44.
ГЛАВА 3
Будни контрразведки "Смерш"
Октябрь 1944 года, район Смоленска.
Когда агент абвера Яковлев по кличке Крот почувствовал махорочный дым и в голове его мелькнула мысль о молодом солдате-разгильдяе из оцепления, то от истины он был в общем-то недалек. Только солдат этот был уже не молод, успел понюхать пороху на фронте и к подразделению контрразведки "Смерш" был прикомандирован совсем недавно. Звали его Зыкин Алексей Иванович, имел он звание младшего сержанта и на фронте командовал отделением связистов. В Смоленске лечился в госпитале, куда попал после тяжелого осколочного ранения в живот. К счастью, врачи сумели поставить солдата на ноги: он не сомневался, что после излечения и выписки снова вернется на фронт, в свой полк. Но совершенно неожиданно младший сержант Зыкин попал в тыловую часть. Прямо из эвакогоспиталя его и еще нескольких солдат-фронтовиков, тоже выписанных после излечения, обмундировали по полной форме и направили в распоряжение военного коменданта города Смоленска. В комендатуре их уже дожидался молодой старший лейтенант, который с веселым блеском в глазах представился:
- Старший лейтенант Васильев! Поздравляю с началом службы в доблестном 23-м отдельном батальоне контрразведки "Смерш".
- Вот так номер! - даже присвистнул кто-то из прибывших. - Это что же, шпионов и диверсантов будем ловить?
- Вроде этого! - бодро отвечал старлей. - А если всерьез, то все узнаете в свое время, по прибытии в воинскую часть.
- Обед нам сегодня дадут? - задал вопрос совсем молоденький солдатик.
- Обязательно дадут! Потом догонят и еще добавят! - пошутил Васильев. - А сейчас - за мной, не отставать!
Во дворе комендатуры их ждал грузовой автомобиль - довольно новая отечественная полуторка, свежевыкрашенная в защитный цвет и с брезентовым верхом. Так началась новая глава в военной биографии Алексея Зыкина. А уже на следующую ночь он оказался вместе со своей ротой в том самом оцеплении, где позволил себе пару затяжек махоркой - в нарушение строжайшего приказа: "Не курить!" Вообще-то Зыкин был солдат дисциплинированный - да в "Смерш" кого попало не брали, - просто не проникся до конца важностью и спецификой новой службы. "Будут всякие тыловики, на фронте пороху не нюхавшие, боевому сержанту указывать! - возмущенно подумал он, когда ротный старшина распределял и инструктировал бойцов, каждого на своем участке оцепления. - Посмотрел бы я на тебя под бомбежкой и артобстрелом на передовой - это не в тылу по лесам всякую сволочь вылавливать!" Уже потом, после нескольких часов томительного ожидания, не выдержал Зыкин, отошел от своего более опытного напарника-оперативника в сторонку, якобы по малой нужде, а на самом деле курнуть "втихаря". Тут-то на него чуть не напоролся немецкий агент Крот, хотя, если бы напоролся, - кто знает, как бы все обернулось? Эта засада с оцеплением, выставленная вокруг места приземления немецких агентов-парашютистов, была организована, конечно, неспроста. Помогла, как это часто происходит в практике работы органов контрразведки, вроде бы случайность. Но, как говорят сами чекисты, ничего случайного в их работе не бывает. Недаром начальник отдела контрразведки подполковник Горобец любил повторять подчиненным:
- Случайность, товарищи, есть непознанная закономерность - так нас учит философия, а это наука серьезная.
…За три дня до выброски вражеского десанта под командой Яковлева в одном из райцентров Смоленской области появился высокий военный лет тридцати: в шинели с погонами капитана Красной Армии, в офицерских яловых сапогах и фуражке, с армейским вещмешком за плечами - ничем подозрительным он не выделялся. Но во время обычной проверки документов его задержал военный патруль, в состав которого входил оперативный работник-смершевец (что являлось тогда распространенной практикой). Сработала система специальных секретных контрольных меток и знаков, которую применяли органы контрразведки на бланках различных воинских документов: командировочных предписаниях, продовольственных аттестатах, справках из госпиталей и т. д. В этих бумагах проставлялись секретные обозначения, которые периодически менялись: лишняя или, наоборот, умышленно не напечатанная точка; не там проставленная запятая или точка вместо запятой; пропущенная как бы случайно буковка в слове и тому подобное. Этот нехитрый, но эффективный прием позволял выявлять и обезвреживать немало вражеских агентов. В данном случае задержанный "капитан" был немедленно доставлен под конвоем в Смоленск, в отдел контрразведки "Смерш". Допрос вел заместитель начальника отдела Миронов - крепко сбитый, коренастый мужчина лет сорока, с выбритой наголо головой. Кроме обычной гимнастерки с майорскими погонами и галифе, заправленных в сапоги, на нем была теплая безрукавка-телогрейка: в полуподвальной комнате для допросов было прохладно, печь еще не топили. Перед Мироновым на столе лежали изъятые у задержанного документы на имя Иванова Петра Ефимовича, в том числе удостоверение личности комсостава Красной Армии и партбилет.
Кроме документов, у "капитана Иванова" изъяли и доставили в отдел двадцать пять тысяч рублей (деньги по тем временам немалые), орден Красного Знамени, пистолет системы "ТТ" с двумя запасными обоймами и армейский вещмешок. В вещмешке - обычный набор командированного офицера и какие-то незначительные бытовые мелочи. Документы были сработаны безупречно, даже взносы члена партии исправно заплачены, в вещах и одежде при обыске ничего подозрительного обнаружено не было. Все было в порядке, за исключением контрольной метки, крошечной запятой, которая должна была отсутствовать в определенной строке бланка командировочного предписания. Согласно этому предписанию, капитан Иванов, командир роты 15-й стрелковой дивизии 1-го Прибалтийского фронта, был командирован штабом в г. Смоленск, во вновь формируемый запасной артиллерийский полк. Цель командировки, по обыкновению, была указана весьма расплывчато: "Выполнение задания командования". Пока "капитана" везли из комендатуры райцентра, где его задержали, местный оперативник сообщил по телефону данные из его удостоверения личности в отдел контрразведки в Смоленск. Оттуда связались с Управлением контрразведки "Смерш" 1-го Прибалтийского фронта и вскоре получили ответ: в списках личного состава 15-й стрелковой дивизии капитан Иванов Петр Ефимович не значится. Таким образом, перед началом допроса у майора Миронова был на руках сильный козырь против задержанного лжекапитана Красной Армии, и, как только того ввели в кабинет, Миронов не стал с ним церемониться и "разводить демагогию", как он сам выражался, - с ходу повел допрос в жесткой манере:
- По законам военного времени вражеские агенты-диверсанты, шпионы и прочие фашистские прихвостни-предатели могут быть расстреляны без суда и следствия по решению Особых отделов контрразведки "Смерш"! Посему даю тебе тридцать секунд на размышление: "или - или". Или ты немедленно начинаешь с нами сотрудничать и рассказываешь все - в этом случае у тебя появится шанс на жизнь. Или будешь молчать, а может быть, лгать и изворачиваться! Но не надейся играть в молчанку или провести нас, мы найдем способ развязать твой язык и докопаться до правды! Только тогда твою жизнь уже ничего не спасет, каяться будет поздно! Отвечай немедленно: кто ты, откуда, с каким заданием заброшен? Мы знаем, что ты немецкий агент-парашютист, - так что юлить не советую!
Конечно, у контрразведчика не было абсолютной гарантии, что перед ним вражеский агент, - в сети смершевцев попадалась весьма разношерстная публика: бывшие полицаи и другие предатели - пособники фашистских оккупантов, дезертиры, бандиты и прочий уголовный элемент. Иные из них имели неплохие фиктивные документы, не будучи агентами немецких разведслужб. Но в данном случае богатый оперативный опыт подсказывал майору, что перед ним агент-парашютист абвера, и, скорее всего, это его первая заброска в советский тыл: уж слишком напряженно держится, явно чего-то боится и нервничает, хотя и пытается это скрыть. ("Опыта маловато?") При этом прекрасно экипирован, снабжен почти безупречными документами - на самодеятельность это не похоже! Задержанный между тем стоял посередине кабинета, держа руки за спиной, это был еще молодой мужчина, высокий и худой, с невыразительным лицом. На нем мешковато сидело офицерское обмундирование, в котором его задержали, - не хватало только фуражки на голове и ремня, изъятого при аресте вместе с кобурой и пистолетом в ней. Офицерские погоны пока не срывали, оставили до окончательного выяснения личности - вдруг все-таки ошибка и офицер настоящий, наш! Кстати, бывало и такое: задерживали людей, а потом, разобравшись, извинялись и отпускали - на войне все бывает. "Не похоже на ошибочное задержание, - думал майор, внимательно наблюдая за "капитаном", - вон как вибрирует: кулаки то разожмет, то сожмет так, что костяшки пальцев побелеют. Лицо тоже бледное, а после моих слов побледнел еще больше, волнуется - а с чего бы, если он "наш"? "Настоящий" офицер будет возмущаться, кричать, но без такого внутреннего нервного напряжения: чего ему бояться, разберутся и отпустят!" Майор Миронов, хороший физиономист и наблюдательный оперативник, отмечал и затравленный взгляд исподлобья, который задержанный бросал то на него, то на младшего лейтенанта-стенографиста, сидящего в углу кабинета за пишущей машинкой. По всему было видно, что в арестованном мужчине шла какая-то напряженная внутренняя борьба - это состояние длилось не более минуты, потом он как-то сник, ссутулился еще больше и, не поднимая взгляда, заговорил хриплым голосом:
- Я, Раскольников Петр, бывший рядовой Красной Армии. Попал в плен летом сорок третьего в районе Курска. В начале 1944 года был завербован немецкой разведкой в лагере для военнопленных под Ригой - это в Латвии, шталаг 1742: не хотел подыхать от голода, холода и побоев! Жить хотел!!
Последние слова Раскольников произнес с каким-то истерическим надрывом, словно пытаясь найти себе хоть какое-то оправдание, а может быть, даже вызвать сочувствие.
"Ишь ты! - подумал майор. - Да не хочешь ли ты меня разжалобить, предатель хренов?" Но вслух произнес вполне спокойно:
- Давайте дальше - где вас учили?
- Окончил разведшколу абвера под Кенигсбергом, кроме того, прошел спецподготовку по диверсионному делу в местечке Фриденталь.
- Во Фридентале кто главный?
- Майор СС Скорцени.
- Ясно, садитесь. - Миронов указал на стул почти в центре кабинета, который был накрепко привинчен к полу напротив стола следователя, - обо всем подробнее напишете позже. А сейчас отвечайте быстро и четко на мои вопросы: где и когда вы были заброшены на советскую территорию? Сколько человек забросили вместе с вами и где они? Наконец, какова цель заброски?
- Нас трое: я и еще два агента. Выброшены на парашютах к северо-западу от Смоленска трое суток назад. При приземлении один из нас сломал ногу, он с напарником сейчас в лесу, в заброшенной охотничьей избушке - это километров пятнадцать от райцентра, где меня задержали. Наша цель: найти место для приема десанта - до десяти парашютистов, точное число не знаю.
- Когда ожидается выброска? - быстро спросил Миронов и повернулся к стенографисту, взглядом давая понять: "Не пропусти ни единого слова!"
- Примерно через трое суток, точнее нам сообщат из разведцентра абвера позже - когда мы передадим координаты площадки для приема десанта.
- Что потом, после выброски основной группы?