Майор решил, что это липа. Телеграфный запрос подтвердил подлинность диплома, выданного в 1930 году на имя Овсянникова Михаила Степановича. Майор не успокоился и пригласил члена армейского трибунала. Овсянников без запинки отвечал не только на вопросы по советскому законодательству и судопроизводству, он не забыл даже основ римского права. Словом, этот парадокс в его биографии пока оставался загадкой.
Овсянников не стеснялся своих похождений. Он очень придирчив к достоинствам будущей супруги и знакомится со многими, чтобы не ошибиться в выборе. Обыск в его квартире тоже ничего не дал. Хозяйка припомнила, что она еще не посадила хлебы в печь, когда старший лейтенант разгреб угли и сжег не то тетрадку, не то книжку. Это могла быть книжка шифров, но Овсянников нагло ответил:
- Имею слабость, стишки сочиняю, - сказал он. - Для собственного удовольствия. Людям показывать стесняюсь, вот и бросил в печку.
Таково было положение дел в четвертом часу ночи на воскресенье. Беспокойство майора росло с каждым часом. Днем его вызывал начальник штаба армии. В квадратах Б6 и Б9 - в районах деревни Сладкая Балка и хутора Камышовка - закончилось сосредоточение советских дивизий. На планшетах артиллеристов и летчиков были нанесены ориентиры и цели. Сложнейший многотысячный механизм армии изготовился к броску на запад. Во вторник утром взлетят сигнальные ракеты, и на фланги гитлеровского оборонительного района обрушатся ударные кулаки. Это было согласовано с общим планом наступательных операций Южного фронта. Не могло быть и речи об отмене приказа Верховного Главнокомандования о ликвидации южной группировки противника.
Генерал-майор предложил Ефременко любым способом установить, какими именно сведениями о подготовке наступления располагают гитлеровцы. В свою очередь дивизиям первого эшелона было приказано усиленной разведкой уточнить расположение и передвижения войск противника. От этого зависело решение командующего армией, успех или провал наступления, жизни тысяч людей.
Но майор сделал все, что было возможно. Теперь он ждал возвращения самолета. Если шифры, добытые партизанами, помогут прочитать радиограмму, он доложит командующему истинное положение дел. В противном случае… Майор потер пальцами слипающиеся глаза, закурил и вышел на крыльцо. Он слишком устал и уже не в состоянии был думать, что сделать в противном случае.
III
В эту ночь судьба словно оберегала сержанта Осетрова от горя. Раздавленный усталостью, он спал без всяких сновидений и в этом каменном сне даже не слышал, как самолет вернулся на аэродром.
Но когда старший лейтенант Белов дотронулся до Осетрова, тот моментально открыл глаза, поежился от ночной свежести, спустил ноги на педали и машинально завел мотор, не проявив ни малейшего любопытства к тем двум людям, которых Белов поместил сзади. А между тем один из них мог поведать Осетрову о мученической смерти его жены Маруси.
Но Осетрову нужно было добрать положенные часы сна. И потому он гнал машину вовсю, и в серой предрассветной полутьме "виллис", как необъезженный конь, взбрыкивал задком на ухабах. И даже у крыльца Осетров не оглянулся на пассажиров, которых старший лейтенант повел в дом. У сержанта не достало терпения пойти на квартиру, он опять улегся в машине, на этот раз с головой укрывшись замасленной шинелью.
Зато майор, несмотря на смертельную усталость, выбежал в коридор и лицом к лицу столкнулся со старшим лейтенантом.
- Ну как, Белов? - выдохнул он.
- Есть, товарищ майор, все есть!
- Так идите же сюда скорее!
Ефременко распахнул дверь, но Белов указал на человека в немецком мундире с забинтованной головой и большой плетеной корзиной в руке.
- Не у меня, товарищ майор, у него!
Человек в немецком мундире вошел в комнату и поставил корзину на стол. Ефременко закрыл дверь, но вместо разъяснений услышал:
- Мне необходимо видеть командующего!
- А кто вы такой? - в свою очередь спросил майор.
- Я сержант Семен Панько. Но обо мне потом. Нужно срочно доложить командованию…
- Вот и докладывайте, сержант Панько! - нетерпеливо сказал майор. - И давайте побыстрее!
Семен бегло осмотрелся. Почти пустая комната с небольшим сейфом, кожаной коробкой полевого телефона на столе, стульями и узкой, застеленной солдатским одеялом койкой. Семен был разочарован. Он считал, что его проведут прямо к генералу, а тут всего-навсего майор!
- Наступление армии подготовлено, товарищ майор?
- Допустим!
- А если я вам скажу, что фрицы знают дислокацию наших войск перед наступлением, что тогда?
- И это можно допустить. Чем вы докажете?
Семен вздохнул, порылся в корзине вынул сложенную вчетверо немецкую карту-пятикилометровку и расстелил на столе.
- Взгляните, товарищ майор!
И когда майор нагнулся над картой, на которой ядовито-зеленым карандашом была начерчена линия обороны немцев, Семен быстро нанес в квадратах Б6 и Б9 две широкие красные стрелки и, заглядывая в бланк, проставил цифры советских соединений.
- Похоже?
Ефременко ответил не сразу. Кровь прихлынула ему в лицо и застучала в висках, он разогнулся и несколько секунд стоял, закрыв глаза. Да, на этот раз старый бандит фон Крейц превзошел самого себя. Какое счастье, что еще не поздно отпарировать коварный ход этого прохвоста!
- Откуда карта, сержант?
- Из аппаратной разведотдела, товарищ майор. И этот бланк, и шифры, коды - все оттуда.
- Отлично, сержант, - сказал майор и покрутил ручку телефона. - Девушка, соедините со вторым… Товарищ второй, докладывает девятый. Есть точные документы… Слушаюсь… Хорошо, через час буду… Есть! - он дал отбой, сел на стул и повторил: - Отлично, сержант, вы вовремя успели. Теперь давайте по порядку: как у вас очутились эти вещи?
- А как же командование? - растерянно спросил Семен, все еще надеясь, что его отведут к генералу.
- Уже доложено начальнику штаба армии. Говорите!
Семен присел и помолчал, собираясь с мыслями. Слабая улыбка появилась на утомленном и оттого еще более худом лице майора. Этот сержант - как будто неплохой парень, но выглядит скверно. Отправить его в санбат на поправку… Майор взглядам предложил сесть вошедшему Белову.
- Не знаю, с чего начать, товарищ майор, - сказал Семен. - История больно длинная…
- Козьма Прутков всякое дело рекомендовал начинать с начала, а вы начните с конца, - посоветовал майор, хитро прищуриваясь. - Например, почему важные документы в какой-то корзине?
Семен облегченно засмеялся. Наверное, уже с полчаса он у своих, но лишь сейчас не умом, а сердцем почувствовал, какая гнетущая тяжесть свалилась с него. Теперь все будет иначе. Только бы Галинка уцелела. И Виктор с товарищем. Удалось ли им уйти после взрыва? Мысль о взрыве напомнила ему, как Рябинин укладывал в корзину мины, а сверху продукты и самогон. Перед вечеринкой пришлось спрятать мины в кухне. И он рассказал майору, как это было.
- А повязка на голове, мундир этот?
- Возле аппаратной часовой штыком зацепил, товарищ майор. Чёрт его знает, почему он не с автоматом, а с винтовкой был. А мундир с Павлюка, он упитанный, ему и без мундира в самолете не холодно…
- Это тот, второй! - догадался майор. - Ну-ка, Белов, приведите его…
IV
Семену казалось, что о мытарствах в плену, о Марусе и Гаврике, о том, что было в Энске невозможно рассказать и за целые сутки. Но за те несколько минут, которые понадобились Белову для выполнения приказания, он успел изложить майору всю историю.
Слушая, майор спрятал карту снова в корзину и все смотрел, перечитывая, на черновик расшифрованной радиограммы. Он не перебивал Семена, не задавал вопросов. Он умел слушать, не высказывая ни осуждения, ни одобрения. Только раз не утерпел, проронил с грустью и сожалением:
- Эх, Митя, Митя! Не добрались мы вовремя до Марфовки!
И так он это тихо, невзначай проговорил, что Семен и не обратил внимания на его слова. И лишь утром, увидев земляка, растерялся, сник перед Осетровым, будто повинен был перед ним, потому что не так-то просто сказать вдруг человеку, что уже не ждет его любимая жена и что нет уже у него ни угла своего на земле, ни семьи…
Семен рассказал и о том, как, захватив в аппаратной документы, они разделились: Семен с Андреем и Павлюком уехали к партизанам, чтобы радировать насчет самолета, а Виктор с товарищем выжидали в аппаратной, чтобы дать Семену беспрепятственно выбраться из города.
Уже далеко в поле услыхал Семен взрыв и, думая с тревогой и благодарностью о Викторе, понял, на что способны партизаны, для которых закон товарищества так же священен, как и для солдат.
Когда привели Павлюка, майор встретил его вопросом:
- Вы принимали радиограмму?
На подбородке Павлюка горел фиолетовый синяк. Нательная рубаха была запятнана кровью. Он прошепелявил запухшим ртом:
- Нет, я только расшифровывал.
- Кто ее передал?
- Не знаю…
Майор послал за Кутыревой, посадил Павлюка в угол спиной к двери.
Белов ввел в комнату молодую женщину с погонами старшего сержанта. У нее было заспанное лицо, она протирала рукой глаза. Заметив Семена в немецком мундире, она удивленно повела бровью, перевела взгляд на сгорбленную спину Павлюка и равнодушно уставилась в стенку. Майор сухо сказал:
- Итак, Кутырева, вы при мне заступили на смену в три ноль-ноль…
- Вы уже спрашивали об этом, товарищ майор, - не скрывая раздражения, перебила его Кутырева.
Павлюк вздрогнул от ее голоса, обернулся и, не сумев скрыть изумления, прошептал:
- Фрейлейн Лиззи!
Только что сонное лицо женщины вдруг прояснилось, она с неожиданной силой злобно плюнула в грязное изуродованное лицо Павлюка.
- Мерзавец! Сумасшедший! Довоевался! Товарищ майор, оградите меня от оскорблений этого негодяя!
- Услуга за услугу, фрейлейн Лиззи, - серьезно сказал майор. - Ответьте на один вопрос!
Лицо Кутыревой снова приняло равнодушное выражение, она сказала холодно, деловито:
- Прекратите комедию, майор!
Павлюк отер рукавом лицо и яростно выругался вслух. Вот и конец давней дружбе! Последний раз они виделись в Берлине в июле сорок первого. Она совсем не изменилась. Герр оберст не простил бы ему этих двух слов! А что ему теперь оберст! Он опять громко выругался. Пусть все идет к чёрту!
- Итак, Лиззи… Кутырева, - констатировал майор, - радиограмма была передана вами. Последний вопрос: кто вам ее дал?
- Майор, я не такая безвольная тряпка, как это ничтожество! - презрительно сказала женщина.
Майор подал знак Белову, тот вышел. Семен посмотрел на Кутыреву со смешанным чувством гадливости и жалости. Это был враг, он понимал, что ее дни сочтены и что это справедливо. Он вздохнул, вдруг вспомнив Марусю. Фрицы не пожалели ее, у них ни к кому нет жалости. Взгляд его отвердел, губы сомкнулись. Ну что ж - око за око, зуб за зуб! Эта гадюка получит свое. А пригодился майору Павлюк! Хорошо, что Галина не позволила прикончить его. Где она сейчас, отчаянная головушка, ласточка?
Близоруко щурясь, в комнату вошел щупленький старший лейтенант без поясного ремня на гимнастерке. Конвоировавший его сержант-казах остановился у порога. И в ту же минуту Павлюк внезапно бросился к арестованному, схватил его за грудки и, стиснув так, что у того лицо перекосилось, прохрипел:
- А-а, судья Марков! Герр оберст велел поблагодарить вас, Василий Петрович…
Никто не успел помешать неожиданной расправе. Лишь на секунду выпустил Павлюк свою жертву, и тотчас руки его мертвой хваткой сдавили горло арестованного. Семен прыгнул на спину Павлюка и изо всей силы ударил ребром ладони по вздувшемуся бицепсу правой руки. Павлюк ойкнул и выпустил посиневшего офицера. Только Кутырева стояла с неподвижностью истукана.
Майор отвел Павлюка на место.
- Вот неблагодарность людская! Старый знакомый - и без всякой жалости хватает за горло! Итак, старший лейтенант Овсянников, то есть судья Василий Петрович Марков, то есть агент РМ - ваше настоящее имя мы еще выясним, - вы признаете, что шифровка была составлена вами?
- Да, - растирая горло, просипел арестованный.
- А убийство рядового Сосницкого?
- Признаю, - еще тише прозвучал ответ.
Глаза Рыскулова сузились в острые черные щели; забывшись, он шагнул к Овсянникову, сжимая пистолет. Хитрый старый шакал! Шкура, как у дохлого валуха, а под бахтармой - бешеный волк! Не поддался ему Сосницкий, нет, обхитрил его шакал. Рыскулова не было там, Рыскулов вырвал бы его поганые клыки.
- Зачем вам понадобился диплом? - продолжал допрашивать майор.
На сером лице арестованного появилось подобие улыбки, и он уже громче, с оттенком превосходства сказал:
- Пора знать, майор! Хоть один настоящий документ человеку в моем положении надо иметь.
- Постараюсь запомнить, - в тон ему заметил майор. - А вы явно стареете. Даже закоренелым холостякам полагается обнимать и целовать девушек на свиданиях.
Последние слова майора вывели женщину из ледяного спокойствия. Заливаясь краской гнева, она уничтожающе посмотрела на своего партнера и, безнадежно вздыхая, сказала:
- Глупец вы, майор Петерс!
- Рыскулов, уведите арестованных! - приказал майор.
Когда комната опустела, Семен с горечью спросил:
- Выходит, мы зря старались, вам и без нас все известно…
- Нет, сержант, не все, - сказал майор, обнимая Семена за плечи. - Вы сделали огромное дело, большущее… - он одернул гимнастерку, поправил марлевую подвязку на шее. - Ну, бери свою корзину, идем, покажем генералу ваши трофеи.
- А наступление скоро, товарищ майор? - подтягиваясь, насколько было возможно в такой неподходящей одежде, спросил Семен.
- Скоро, сержант, - успокоил его майор. - Только ты не торопись, вернемся, я тебя в санбат уложу. Меня тоже ждут там…
- Какой санбат, товарищ майор! Скорее бы в Энск. Товарищи там остались, Галина…
Майор вдруг задумался и снова сел к столу.
- Постой-ка, ты мне так и не сказал, почему Галина пошла все-таки в ресторан!
Зная, что майор спешит, Семен сбивчиво, кое-как объяснил. Майор взял из корзины черновик шифровки, еще раз прочел вслух: "… дату штурма, наименование соединений радирую данные четыре…", потом пристукнул здоровой рукой по столу:
- Ох, и молодчага твоя Галина! Значит, ждет фон Крейц! Это ж блестящая идея!
Он откинул волосы, задорно блеснул глазами, надевая фуражку и, подойдя к двери, остановился, пропуская Семена. Но их задержал запыхавшийся пожилой капитан в пенсне. Комкая в руке мокрый от пота платок, он совсем не по-военному приложил к фуражке руку с листком бумаги.
- Разрешите доложить, товарищ майор, - одолевая одышку, с каким-то торжеством сказал он. - Прочитали, наконец, вашу шифровку! Пожалуйста! Не такие мы бездарные, как вы думаете!
Майор зачем-то подмигнул Семену, потом сделал очень серьезное лицо, встряхнул, пожимая, руку офицера и сказал:
- Беру свои слова обратно, капитан!
Последняя шифровка
I
Накануне, уславливаясь о встрече в ресторане, барон порадовал полковника новостями. Генерал представил фон Крейца к высокой награде, а обер-лейтенанта к чину гауптмана. Поздравляя молодого офицера, полковник с притворным вздохом пожаловался, что уже не помнит, как чувствуют себя люди, получая новый чин. Барон понял намек.
- До вечера, герр оберст, - сказал он. - Дядя любит письма красивые и почтительные. Мы обсудим это вместе.
Когда Галина вошла в ресторан, полковник любезно пригласил ее за свой столик и, знакомя с тремя младшими офицерами, словно между прочим справился:
- Что же вы одна, фрейлейн?
- О, герр оберст, это большой-большой секрет, - таинственно улыбаясь, пропела Галина. - Барон готовит вам сюрприз. Он немного задержится.
Полковник по-своему истолковал слово "сюрприз". Предоставив офицерам свободу наперебой ухаживать за фрейлейн, он приналег на ветчину.
Но время шло, а барон не появлялся. Полковник все чаще вытаскивал свои карманные часы.
Было десять минут двенадцатого, когда от страшного взрыва в городе на столике попадали бутылка и фужеры. Хватая фуражки, офицеры бросились на улицу. Увидев неподалеку багрово-дымное зарево пожара, полковник не потерял присутствия духа. Его "оппель-адмирал" стоял наготове. Зейцель предупредительно распахнул дверцу. Садясь в машину и отдавая распоряжения, полковник не забыл и о Галине.
- Гауптман Штирнер! Обеспечьте безопасность фрейлейн!