* * *
Сладкий миг, когда сданы карты, ты берешь их со стола и потихонечку - именно потихонечку, в этом-то и вся сладость, - начинаешь раздвигать листы, ожидая с замиранием сердца: что пришло? Первую снизу видишь сразу, а вот остальные…
Потом разберешь их по мастям и достоинству, пустишься в игру - там будут уже другие щекочущие нервы моменты, но такого сладкого больше не будет, даже когда выиграешь. Видимо, тогда, бросая первый взгляд на сданные тебе карты, близко стоишь к фортуне, к своей судьбе. Так считал Иван Маринович Браилов, большой любитель поиграть в картишки.
Вот и сейчас, в поезде, он быстро нашел себе компанию, договорились поиграть немножко, по маленькой, да затянулось это дело надолго: к картам пошли напитки, к напиткам - закуски, а там и завязался приятный разговор. Люди собрались коммерческие, обстоятельные, толк в вине и в закуске понимающие и, что отрадно, тоже большие любители поиграть. Но и умельцы!
Иван Маринович играл весьма неплохо, однако поначалу карта не шла - пару раз пришлось по-крупному рассчитаться, достав бумажник. Потом стало везти. Уже другие вынимали из пухлых кошельков денежки.
Хорошо! Поезд мягко покачивает, тонко позванивают на столике бутылки, дымок папиросный вьется над головами играющих. На станциях выбегали купить новые колоды карт. Распечатывали - и снова за игру.
Браилов - круглолицый, с толстой шеей, туго затянутой крахмальным воротником белой сорочки, с пестрым галстуком-бабочкой, щеки пухлые, гладко выбритые, глаза темные, под носом небольшие усики щеточкой - сидел по-домашнему, сняв пиджак. На плечах - широкие подтяжки, поддерживающие модные полосатые брючки.
Напротив - Порфирий Михайлович Федорин. Солидный, обвислые бульдожьи щеки с густой сеткой склеротических жилок, набрякшие веки (устал, бедняга, уже долго пьют и играют) прятали зеленоватые глаза.
Два других партнера тоже представлялись, да их имен Иван Маринович как-то не запомнил. Так обходился: "Будьте любезны, вы не подадите…" или "Прошу вас…".
Наконец играть устали, рассчитались, выпили, снова пошел разговор.
- А вы, любезный Иван Маринович, простите за нескромность, какое дело изволите вести?
- Мы по литографскому… - важно ответил Браилов Федорину, пыхтя толстой папиросой. - Очень выгодное занятие, скажу вам! Реклама и объявления сейчас - истинный двигатель всей торговли… Все же надо было мне ответить вам двадцать. И мои были бы все.
- Поздно, голубчик, поздно… - засмеялся Федорин. - Кончен бал, погасли свечи… М-да. Не думаете в ближайшее время делать новых приобретений?
- Не знаю, - пожал плечами Браилов. - Как все еще будет?
- Да-а… - протянул первый попутчик, игравший вместе с ними. - Времена меняются. Я вот все думаю: может, она, жизнь-то, и при большевиках на старое обернется. Ну, революция, ну, Гражданская война, ну, постреляли, и уже хватит, наверное. Пора хозяйством заниматься. А как тут без торгового человека? Не зря же они нэп объявили? Как полагаете?
Он налил себе коньяку, выпил, потянулся за бутербродом, но передумал и с хрустом отломил ножку у холодной вареной курицы.
- Вряд ли будет по-старому… - бросил второй попутчик. - Но без нас, коммерческих людей, ни одной власти никогда не обойтись. На старое-то вряд ли… - повторил он, словно пробуя свои слова на вкус, - однако мы - это все! Кто, скажите вы мне, кроме нас, может сейчас народ накормить, одеть, обуть, дать работу? То-то же…
- Надо, ой как надо и одеть, и накормить, - подхватил Федорин. - Я как раз по этой части. В смысле - одеть.
- И как оборот? - между делом поинтересовался Браилов.
- Приличный, голубчик вы мой, очень приличный…
- Слава Богу, хоть деньги наконец-то стали более-менее нормальные, - сказал первый попутчик, - а то начинаешь считать, да так и запутаешься в миллионах!
- Э-э, да разве это деньги… - Федорин скорчил презрительную гримасу. - Раньше, бывало, "катеньку" возьмешь в руки, так вещь! Чуешь, что сто рублев. Золотым запасом обеспечено было.
- Да, золото, оно всему голова, - отозвался второй попутчик. - Сейчас поди попробуй, обменяй нонешние деньги на золото. Помню, в старое-то время придешь в банк как в коммерческий храм, тебе, "пожалте". Нет, что ни говорите, а золото - всему голова.
- Ну, не скажите, не скажите, - опять вступил в разговор первый попутчик, размахивая зажатой в пальцах полуобглоданной куриной ножкой. - Сырье где? Железные дороги дышат едва-едва, если соберешься товары отправить, намучишься, комиссары кругом, - последние слова он сказал совсем тихо, оглянувшись на дверь купе. - А хлопок где, я вас спрашиваю, где туркестанский хлопок?
- Концессии надо расширять, концессии!
- Бросьте, голубчик вы мой, опять немчуре да англичашкам кланяться! - пренебрежительно махнул рукой Федорин. - Сами сможем! Русский торговый человек всю выгоду государству может произвесть и себя не обидит. Вот так-то.
- Вроде подъезжаем? - отодвинув шторку, выглянул в окно второй попутчик. - Москва…
Прощались на вокзальной площади. Попутчики, откланявшись, ушли, а Иван Маринович все никак не мог расстаться с Порфирием Михайловичем Федориным.
- Очень все было любезно с вашей стороны.
- И мне тоже, Иван Маринович. Я всегда в "Савое" останавливаюсь, номерок заказываю. Прошу ко мне, без стеснения, голубчик. Буду рад. Без присмотра супруги, знаете ли… - он игриво пошевелил пухлыми пальцами. - Обещаете?
- Непременно, Порфирий Михайлович, непременно…
И они пошли к извозчикам.
- На Сретенку! - приказал, садясь в коляску, Иван Маринович Браилов и помахал на прощанье ручкой Федорину.
* * *
Генке Шкуратову всегда нравилась живая работа, веселая, на ногах, с людьми. В шумной толпе он чувствовал себя как в родной стихии. В кабинетах много не высидишь, считал он, только когда у тебя собралось множество разных фактов и фактиков, наговорился, повыспросил, все сам посмотрел и везде побывал, вот тогда садись в кабинете, думай: связывай порванные преступником ниточки, разматывай хитро запутанный клубок.
"Клиенты" Генке попадались непростые, многие еще с дореволюционным стажем, опытные. Любили они почему-то совершать налеты на нэпманов, со стрельбой и смертоубийством, если те не хотели расстаться с нажитым добром. И когда Генка находил их, они тоже пытались отстреливаться, никак не желая попадать в руки МУРа.
Да не для того расстался с морем и пошел в уголовный розыск бывший балтиец, чтобы всяческие налетчики могли творить, что захотят.
Скоро атлетическую Генкину фигуру знали уже во многих местах, пользовавшихся весьма сомнительной репутацией, и таких мест, благодаря его стараниям, становилось все меньше.
Поначалу порученное дело показалось Генке простым и скучным. Но он добросовестно делал все, что было необходимо, - выезжал на места происшествий, осматривал распилы на оконных решетках, взломанные замки, дотошно выспрашивал церковнослужителей о приметах похищенного, ловя их косые взгляды на видневшуюся в распахнутом вороте рубахи полосатую тельняшку. "Пусть смотрят, - посмеивался он про себя. - Не для форса надел. Пока они тут молились, я в этом тельнике на Юденича и Деникина ходил со сводным полком революционных балтийских матросов. Воевал - имею право!"
Но на сегодня задание у него было необычное - пошел проверять вместе с Жуковым магазины, где торговали ювелирными изделиями, мастерские частных ювелиров, часовщиков, зубных техников, где могло осесть краденое золото. За день все ноги избили, да еще работа непривычная: надо конторские книги перепроверять, не забывая и по сторонам посматривать, где с кем словом перекинуться, куда заглянуть ненароком. В обед наскоро перекусили - и опять по лавкам и магазинам.
К вечеру непроверенных адресов осталось немного - два или три. Заглянув в список, Шкуратов выбрал первой для посещения фирму Кудина на Арбате. Торговец известный, чем только не промышляет - еще до революции свои магазины ювелирных товаров имел, а сейчас, при нэпе, и одеждой, и обувью, и мануфактурой торговать начал, комиссионную торговлю тоже вел. Пошли к нему.
Кудин их встретил хмуро. Сложив на объемистом животе пухлые руки, поросшие редкими рыжеватыми волосами, завертел большими пальцами. Искорками вспыхнули камни в дорогих перстнях.
"Ишь ты, как баба, весь унизан, - подумал Генка. - А может, просто всю жизнь в страхе живет и на случай, если придется тягу дать, с собой капиталец таскает прямо на пальцах? Опять же и "визитная карточка" налицо. Кто худое подумает о человеке с такими кольцами? Среди таких же, как он, конечно. Соображает, значит, жук…"
Кудин молча повертел пальцами, повздыхал.
- Сережка! Подай стулья!
Вбежал мальчонка лет восьми, притащил стулья. Генка помог ему их поставить, мимоходом погладив мальчишку по голове - дети, они ласку любят: у него своих двое, знает. Присели.
- Честно говоря, я несколько озадачен визитом уголовного розыска… Иди, Сережка, не путайся тут! - прикрикнул хозяин на мальчишку.
- В услужении держите? - прищурил на него светлый глаз Шкуратов.
- Сирота, кормим, одеваем, учим… - вздохнул Кудин. - Нашему торговому делу тоже учиться надо.
Мальчишка вышел. Опять помолчали.
- Не знаю, что вас интересует, господа-товарищи. - Кудин развел в стороны пухлые руки. - Комиссионная торговля у меня. Вы понимаете, что это такое - комиссионная торговля?
- Понимаем, - успокоил его Жуков.
- Слава Богу… Принесут - купим, оформим как положено. Я всегда законы соблюдал. Да что говорить, вот, пожалуйте, поглядите сами. Иван Федотыч! Принесите книги.
Заглянувший в контору Алдошин быстро вернулся с толстыми приходно-расходными книгами.
"Почему хозяин их не в сейфе держит? - подумал Генка. - Вон какая гробница в углу. Или приказчик их ведет?"
- Вот, пожалуйте… - Кудин раскрыл гроссбух и ткнул крепким ногтем в страницу, - все как есть. Мы законы уважаем, если что и возьмем, то так, мелочишку. Но чтобы краденое или что запрещено - у нас нет!
- Да мы не о краденом… Позвольте? - Жуков взял гроссбух, начал его внимательно изучать.
- Скажите, вы сами заключаете сделки с клиентами, проводите торговые операции? - поинтересовался Шкуратов.
- Ну, это зависит от суммы. Когда сам, когда приказчик. Алдошин Иван Федотович.
Алдошин, стоявший у стены, молча поклонился.
- Вот, Иван Федотович, ответь господам-товарищам.
"Дошло, значит, до риска-то, - пронеслось в голове у старшего приказчика. - Теперь Иван Федотович выкручивайся? У-у, боров! А что делать, выворачиваться надо…"
- Как же-с, случается и мне принимать товар, - шмыгнул носом Алдошин. - И металл драгоценный, бывает, принимаем, но редко-с. Наркомфин запрещает много принимать, да и откуда у народа? Помилуйте, после стольких бурь житейских.
- Но бывает?
- Как не бывать-с? Сами понимаете, некоторые и в голод сберегли. Бывает, как же-с, сдают. Колечко там или брошечку, часики. Но у нас все согласно закону. И фининспекция была, проверяли-с.
- Последний раз третьего дня принимали? - глядя в книги, спросил Жуков.
- Совершенно верно, третьего дня. Двадцать пять грамм, согласно этому и запись соответственная сделана. Извольте проверить. - Алдошин ткнул худым пальцем в строку, забежав сбоку Жукова.
- Вижу, - недовольно буркнул тот. - Позвольте поинтересоваться: где храните приобретенное? Возьмите ключики и сверим с книгами. Надеюсь, у хозяина возражений не будет?
Кудин только махнул рукой:
- Проверяйте, воля ваша.
Открыли сейф. Шкуратов скучно глядел на его содержимое. Жуков начал дотошно сверять купленные вещи с книгами.
- Сережка, подай счеты! - крикнул Алдошин.
Мальчишка быстро принес большие счеты, отдал. Поглядев на Геннадия, незаметно показал ему глазами на сундук в противоположном углу, старый, обшарпанный, покрытый домотканым половиком.
Алдошин, поймав взгляд мальчика, выставил его из конторы.
- Все верно, - сказал наконец Жуков, возвращая книги. - Благодарю.
- Что вы, не извольте беспокоиться, - старший приказчик кинулся запирать сейф.
- Иван Федотович, а что у вас тут? - Шкуратов подошел к сундуку и, наклонившись, откинул покрывавший его половик. Открылись кованые полосы, большой замок на массивных петлях, намертво вделанных в дубовое дерево сундука.
Кудин закрыл глаза. Лицо его покрылось мучнистой бледностью. Алдошин медленно оторвался от сейфа.
- Тут? - словно не понимая, о чем его спрашивают, повторил он. - Так, для сиденья приспособлен, половичком покрыт. А внутри мелочишка всякая.
Приказчик разом вспотел, но боялся вытереться. Так и стоял, чувствуя, как противные соленые капли пота лезут за шиворот, скользя по ложбинке на шее.
- Откройте, пожалуйста.
- Что, э-э?..
- Сундук, говорю, откройте.
- Этот?
- Ну да, этот. Открывайте!
- У меня нет ключа! - неожиданно заявил Алдошин. - Нет.
- Позвольте? - Шкуратов протянул руку к связке ключей. - Я попробую.
Как зачарованный глядя в его глаза, Алдошин протянул ключи, потом смотрел, как этот здоровенный мужик ловко отпер замок, откинул крышку, быстро переворошил рухлядь и начал вытаскивать купленную недавно церковную утварь.
- Не успели… - простонал Кудин.
- Вот-вот… - усмехнулся Генка. - А мальчонку и пальцем тронуть не смей!
* * *
Для начала один из приказчиков жестоко выпорол Сережку - веревкой, смоченной в соляном растворе. Потом выволок на улицу и, дав хорошего пинка, отшвырнул почти на середину переулка.
- Пущай тебя теперя милиция кормит!
Мальчишка тяжело поднялся, подул на ободранные при падении ладони. Медленно пошел прочь.
Сзади, словно ставя точку на его прежней жизни, гулко захлопнулась дверь черного хода магазина Кудина…
* * *
Родственника Воронцов встретил неприязненно-настороженно. Окинув взглядом его возмужавшую фигуру, с какой-то завистью отметил, что Анатолий изменился в лучшую сторону: по крайней мере, внешне. Исчезла давняя худоба, уступив место сухощавой стройности, подтянутости; взгляд, не потеряв мягкой задумчивости, стал тверже - Черников словно распрямился, потерял на дорогах Гражданской войны и революции свою сутулость и болезненную скованность.
- Отыскал-таки… - бросил Воронцов, пропуская Анатолия в комнату.
"Хорошо еще, военного не носит, как многие из этих, - подумал Андрей. - В штатском он выглядит как-то привычней".
Сознаться самому себе, что увидеть Черникова в военной форме было бы для него невыносимым, он не захотел.
- Ты не рад мне? - Анатолий, сняв шляпу, присел на край стула.
- Это имеет значение? - Воронцов прохромал мимо него, опустился на свободный стул с другой стороны стола. - Если хочешь, то я себе самому не рад. Устроит? А что ты не в военном? - не удержавшись, спросил он.
- Я давно демобилизовался. Работаю в газете. Ты разве не знал?
- Слышал…
- Ты женился? - спросил Анатолий, заметивший у кровати женские туфли.
- Нет. Так это, пустое. Просто иногда тяжко одному бывает. Хотя зачастую сам не знаешь, как легче - одному или вдвоем.
- Я только недавно узнал, что ты после госпиталя безвыездно живешь в Москве. И не зашел к нам ни разу.
- Зачем? Я и раньше, когда у меня было все в порядке, еще до войны, к вам не ходил. А теперь зачем? Чтобы пожалели?
- Не надо так, - мягко попросил Черников, - я же не ругаться с тобой пришел.
- Да, чаю попить? Извини, не предложу. Предпочитаю покрепче, а ты у нас всегда был трезвенник, - издевательски ухмыльнулся Воронцов.
"Да что же это я несу! - ужаснулся он сам себе. - Пришел ко мне в гости родной человек, которого я не видел много лет, отыскал, а я его так…"
- Прости… - глухо сказал, глядя в пол. - Но мне тяжело тебя видеть.
- Отчего, Андрей?
- Наверное, потому, что ты сумел найти свое место в этой новой жизни, а я нет. И ты ко мне не ходи больше. Ладно? Нет, я не имею ничего против тебя, но… Нехорошо все у меня теперь, Толя. Хочешь, расскажу тебе все, как случайному попутчику, потому что не увидимся больше? Хочешь?
Черников непонимающе смотрел на него:
- Что с тобой, Андрюша? Что приключилось?
- Уеду я, наверное, скоро. И чем дальше, тем лучше. Новой жизни не вышло, так хоть старую дожить как человек.
- Извини, но я не понимаю тебя. Ты говоришь какими-то загадками.
- Какие уж загадки, - горько усмехнулся Воронцов, - живу тут с одной женщиной, а у нее, оказывается, такие дружки, что впору вешаться. И теперь уже не пойму, сам запутался или меня запутали.
- Послушай, Андрей. У меня есть товарищ - мы вместе воевали, его зовут Федор Греков. Он сейчас в милиции работает. Давай я поговорю с ним? Он может помочь. Нельзя же так.
- Как? Так, как я, хочешь сказать? А ты знаешь, как я? Нет? Вот и не надо ничего… Может, побежишь к своему другу, доложишь про родственничка - бывшего царского офицера? Или промолчишь, побережешь карьеру? Ну что ты смотришь на меня? Обидеть тебя хочу, чтобы ты ушел!
- Хорошо. Я уйду, - Черников поднялся, пошел к двери. Остановившись, полуобернулся. - Уйду, но не обижусь, нет. А про карьеру и про друга моего ты зря… Я об этих людях роман хочу написать, чтобы знали потомки, какие они были. Если у меня получится, конечно. Ну а про родственника, бывшего царского офицера, я никогда не скрывал. Не стеснялся, знаешь ли, тебя, а вот теперь мне за тебя действительно стыдно! До свидания. Подумай над моим предложением. Я все-таки еще зайду к тебе на днях…
С минуту посидев после его ухода, Воронцов вдруг вскочил, захромал к двери, распахнув ее настежь, выскочил на полутемную лестничную площадку, перегнулся через чугунные перила.
- Толя! Вернись, Толя!..
Его голос гулко прокатился по лестничным маршам и затих без ответа.