* * *
Извозчика Браилов отпустил у Сретенских ворот, не доезжая до Рождественского бульвара. Дал мелочь на чай. Подхватив небольшой чемоданчик, лениво пронаблюдал, как лошадь, понукаемая кучером, тяжело потрусила дальше, к Лубянской площади.
Осмотревшись по сторонам, Иван Маринович прогулочным шагом направился в обратную сторону, поглядывая на таблички, прикрепленные к домам. Видимо, отыскав то, что ему было нужно, свернул в глухой переулок, криво спускавшийся к старому бульвару с известным всей Москве зданием цирка.
Двух- и трехэтажные бывшие доходные дома, стоявшие в переулке, часто лепились друг к другу, выставив в сторону проезжей части узкие окошки с геранью на подоконниках. В некоторых окнах, подложив под локти - для большего удобства - подушки, устроились хозяева квартир, с любопытством разглядывая редких прохожих: всё развлечение.
Заметив в одном из открытых окон смазливую женскую мордашку, Иван Маринович остановился, вежливо приподнял котелок, изящно поклонившись. Но в комнате сзади обладательницы понравившегося Браилову лица неожиданно появился усатый мужчина в белой нижней рубахе, распахнутой на груди. Ни слова не говоря, он отстранил женщину и закрыл окно.
Иван Маринович разочарованно причмокнул и продолжил свой путь. Заметив желтую вывеску, на которой крупными зелеными буквами было написано "Трактир", он свернул туда. Толкнув скрипучую дверь, спустился на несколько ступенек вниз и попал в большой сводчатый зал, прокуренный, шумный. Рядом с буфетной стойкой сидел патлатый гармонист в белой рубахе и черном жилете. Сквозь гул голосов и звяканье посуды едва пробивалась исполняемая им мелодия "Наурской".
- Чек, пет! - старорежимным призывом остановил Браилов пробегавшего мимо с пустым подносом полового, поймал его за рукав, не дав скрыться на кухне.
- Чего изволите? - вылупился тот на посетителя пустыми глазами пьяницы.
- Отобедать желаю. Сообрази, любезный, закусочки поприличнее. Только не здесь. Кабинеты есть? Вот там и сделай. Проводи.
- Сию минуту, не извольте сумлеваться…
Половой, ловко высвободившись, засеменил впереди к внутренней боковой лестнице, ведущей на второй этаж. Поднялся, гостеприимно распахнул дверь перед Иваном Мариновичем.
- Пожалуйте… Дам для увеселения не прикажете?
- Не прикажу, - сладко улыбнулся Браилов. - Ты, любезный, лучше иди вниз, собери мне хороший обед, графинчик прихвати, только небольшой. И не копайся там… Да, - остановил он полового, метнувшегося было в порыве показной услужливости к двери, - узнай-ка, не пришел ли Николай Петрович?
- Мигом, не извольте беспокоиться.
Половой вышел. Иван Маринович оглядел кабинет: стол, накрытый пожелтелой скатертью, стулья, небольшой диванчик с продавленным сиденьем, грязноватое окно, выходящее на глухую стену соседнего дома.
В другом конце комнаты что-то скрывали тяжелые портьеры, пыльные, давно потерявшие цвет и оттого казавшиеся темно-серыми. Браилов тихо подошел, раздвинул их. Увидел дверь. Он подергал ручку. Заперта. Наклонился к замочной скважине. Ничего не видно…
Половой, выйдя из кабинета, медленно спустился по лестнице, перекинув через руку несвежее полотенце, подошел к стойке, небрежно облокотившись о нее, стал смотреть, как грузный, рябоватый буфетчик протирает чистые стаканы, разглядывая их на свет. Наконец тот обратил свое внимание на терпеливо ожидавшего полового:
- Чего тебе, Филимон?
Половой, перегнувшись через стойку, что-то зашептал буфетчику в поросшее волосами ухо. Брови рябого медленно поползли вверх.
- Да ты что?
- Вот как Бог Свят! - перекрестился половой.
- А он здесь?
Половой кивнул. Буфетчик ненадолго задумался.
- Подай обед, - наконец распорядился он, - а там я сам подойду. Посмотришь, чтобы чисто было.
И он отослал полового движением бровей.
Отобедал Иван Маринович быстро. Ел жадно, как сильно проголодавшийся человек. Выпил весь принесенный графинчик водки. Глазки у него маслено заблестели. Отодвинув тарелку, он запустил руку во внутренний карман пиджака, достав объемистый бумажник.
Суетившийся около стола половой заранее угодливо изогнулся, ожидая подачки.
Но Браилов достал зубочистку и, ковыряя в зубах, вновь поинтересовался:
- Ну, любезный, узнал ты про Николая Петровича?
- Сию минуту…
Половой выскользнул за дверь. Портьера, скрывавшая в глубине комнаты таинственную запертую дверь, колыхнулась.
Держа руки под большим, когда-то белым фартуком, в кабинет вошел буфетчик. Его рябое лицо ничего не выражало. Следом за ним появился вертлявый молодой человек в клетчатом костюме и ярко начищенных желтых туфлях.
Раздвинув пыльные портьеры, скрывавшие дверь, в кабинет вышел мрачный мужчина в темной косоворотке с белыми пуговицами, плотно обтягивающей его вислые плечи. В руках он вертел длинную смоленую бечевку.
Браилов, не сводя с вошедших настороженных глаз, подобрался, как перед прыжком, но позы почти не изменил, продолжая лениво ковырять в зубах.
- Желаем вам здоровьица… - Буфетчик подошел к столу, остановившись напротив Ивана Мариновича. - Изволили Николаем Петровичем интересоваться?
Вертлявый молодой человек быстро прошел за стул, на котором сидел Браилов, и встал у него за спиной. Тот, скосив вниз глаза, увидел рядом с ножкой стула ярко начищенные желтые туфли.
Мужчина в черной косоворотке, то свивая, то развивая бечевку, прохаживался по комнате, держась сзади буфетчика.
- Изволил… - усмехнулся Браилов.
- Не двигайся! - буфетчик выхватил из-под фартука револьвер и быстро направил его на Ивана Мариновича. - Зачем пожаловал?
- Не твое дело, - Браилов нахально посмотрел ему в глаза.
- Ай и резвый! Ай и озорной! - тихо посмеялся буфетчик. - Кто таков?
- Птичка-синичка, та, что море спичками пожгла… Не слыхал?
Мрачный мужчина в косоворотке начал ладить из бечевки петлю. Оборот дела совсем перестал нравиться Ивану Мариновичу.
- Нет, не слыхал… - медленно, с одышкой ответил буфетчик. - Ты, милый человек, приезжий, по всему видать. Искать тебя тут никто не станет. Потому, думаю, что и на синичку силок бывает. Отпелась, знать, птичка.
Браилов, вздрогнув, выронил зубочистку. Медленно, опершись одной рукой о стол и не отрывая глаз от лица буфетчика, наклонился вбок, шаря пальцами по полу.
Молодой человек в клетчатом костюме с нехорошей усмешкой лениво наблюдал за ним.
Неожиданно пальцы Ивана Мариновича как клещами вцепились в его брючину и с силой дернули. Одновременно на буфетчика опрокинулся стол.
Парень в клетчатом упал как подкошенный, сильно ударившись затылком. Не ожидавший такого поворота событий буфетчик выронил револьвер, пытаясь выбраться из-под придавившего его стола. Мрачный мужчина, беззвучно ощерившись, отпрыгнул к стене.
Браилов кошкой метнулся к окну. Сунув руки под пиджак, достал два браунинга.
- Лицом к стене! Перестреляю!
Буфетчик, лежа на полу, протянул руку к выпавшему револьверу. Браилов шагнул вперед, безжалостно врезал каблуком по его пальцам - буфетчик тонко взвыл и отполз в сторону.
Распахнулась дверь, скрытая портьерами. На пороге стоял Антоний.
- Вы что?! Это же Яшка Пан! Приберите тут… Закусить и водки!..
* * *
Антоний поймал на вилку соленый рыжик, отправил в рот, захрустел, причмокивая.
- Места ночлега чаще менять надо - так нам Банкир советует. Есть надежное местечко - передам тебя на руки Ангелине, цыганке, она отведет, куда надо, там поживешь пока. Подготовим все, и сделаешь Кольку Психа. Потом в нужный день придешь в кабаре "Нерыдай". Веселое местечко. Туда за тобой пришлю своего человека. Надо будет еще кой-кого сделать. Ну а кто за тобой в кабаре придет, укажет, кого, и где мы с тобой потом встретимся. Билет заранее возьмем, после дела сразу и уедешь.
- Как я его узнаю, человека твоего?
- Не беспокойся понапрасну. В "Нерыдай" тоже с цыганкой пойдешь, она его хорошо знает. Сюда больше не ходи, да и я не буду. Глуп Татарин, наворочал бы делов.
- Буфетчик, что ли?
- Он. Предупреждал ведь дурака… Берешься сделать?
Яшка Пан с пренебрежением отметил про себя, что Антоний старательно избегает слова "убить", даже на жаргоне. Чистоплюй! Все бы ему чужими руками. Как же - специалист по храмам, а ведь тоже не одну душу сгубил, если не сам, то с помощью других. Посмотрим…
- Не зря же ехал… - Пан опрокинул в рот рюмку водки, жарко выдохнул, закурил папиросу. - Много их надо… это?
- Волнуешься? - криво усмехнулся Антоний. - Хочу кое с кем поделиться по-христиански: мне грешная земля, а им Царствие Небесное. Есть такие умники, которым самое время пришло ближе к Богу отправиться.
- Я не о том. - Пан легонько выбил пальцами дробь по крышке стола. Потом потер их интернациональным жестом. - Копейку когда? Учти, Антоний, мне желательно в твердой валюте. Я так понимаю, что из здешних деловых ты никого на это подписать не желаешь, уголовки опасаешься - ну как лягаши след возьмут, так? Потому и цена должна быть соответственная. Я что - сделал и в сторону, но цена чужой головы и с моей головой связана. Не скупись, приятель, а то не сговоримся!
- Сговоримся! - пообещал Антоний. - Если желаешь в твердой валюте, будет тебе в твердой.
Он достал из кармана брюк замшевый мешочек, высыпал на стол горку золотых монет царской чеканки. Заметив, как жадно заблестели глаза Пана, усмехнулся про себя: ну, Псих, заказывай себе панихиду! Да и другим тоже, видно, пора. Может, пока Пан здесь, решить все разом? И с офицером, и с его полюбовницей цыганкой, и с Банкиром. Да и Юрий Сергеевич тоже, наверное, ему будет больше ни к чему. Тем более - не ровен час случится что - если за остальных отплюешься, то за этого чекисты могут и к стенке поставить, а так - не было ничего.
Антоний начал отсчитывать монеты, двигая их по столу к Пану и приговаривая:
- Это задаток… Задаток…
- Правы купчишки - золото всему голова! - ответил ему непонятной фразой Яшка Пан, по паспорту Иван Маринович Браилов, одесский мещанин.
* * *
Федор повертел в руках небольшой прямоугольничек тонкой бумаги со сложной системой водяных знаков. В верхней части листка в полукруглой рамке - изображение молодой женщины в античной одежде, поднимающей изможденного, слабого юношу, выполненное в мягких светло-коричневых тонах. Ниже крупным типографским шрифтом напечатано: "Выигрышный билет. Цена десять рублей. Главный выигрыш двести миллиардов рублей".
- Что это?
- Выигрышный билет. Цена в новых деньгах, а выигрыш еще в старых указан. Выручка идет в пользу пострадавших от голода. Берешь? - Козлов протянул список. - Распространяем среди работников МУРа.
- Беру… - Греков полез за кошельком.
- Ну, чего нового? - получив деньги, поинтересовался Козлов. - Нашел извозчика?
- Ищем.
- Тянете, Федор, а время быстро бежит.
- Эх, Коля! Сколько их в Москве, извозчиков?! Выписали всех, у кого двойка в номере есть, проверяем.
- Быстрее надо, быстрее… - взяв Федора под руку, Николай повел его по длинному коридору МУРа. - Слушай, а цыган твой, он не того, не заливает?
- Нет, я Психа установил.
- Молодец! - хлопнул его по спине оживившийся Козлов. - Где он?
- Бегает… - уныло сказал Федор.
- Та-а-к… И кто этот припадочный?
- Комаров Николай Тихонович, 1895 года рождения, до революции привлекался к суду за кражи, в восемнадцатом году вновь осудили, да потом выпустили. Пообещал проявлять сознательность и порвать с уголовным прошлым.
- Обманул, значит… Зайдем-ка ко мне. - Козлов распахнул дверь своего кабинета. Сидевший с ним вместе в одной комнате Жуков, подняв голову, склоненную над бумагами, приветливо кивнул Федору.
- Присаживайся! - Козлов сел на стул, подвинул другой Грекову. - Саша, - обратился он к Жукову, - пока мы с тобой старых специалистов - клюквенников, обворовывавших церкви, ищем, Федор Психа установил.
- Интересно… - отложил бумаги Жуков. - А почему Псих?
- Актер неплохой, - улыбнулся Федор. - Падучую болезнь, эпилепсию, ловко умеет изображать. Говорят, очень натурально у него получается. Ну а народ наш жалостливый, когда поймают - не бьют: припадочный, что с него взять.
- Вот так, а сам, значит, здоров?
- Здоровехонек. Обмылок прятал во рту, чтобы пена была. Я один адресок выяснил, где он может бывать, думаю, наблюдение организуем. Район, правда, тяжелый - Дубровки, частные дома, заросли.
- Да, надо за ним приглядеть. На остальных выведет, но брать будем только с поличным, когда золото понесет. Серебряника нашел?
- Определился кое-какой круг - человек пять-шесть.
- Неужели их еще так много?
- Много не много, а кое-кто остался. Женщина мне, Коля, покоя не дает. Кто она, откуда? Приказчик показал, что Псих вместе с ней приходил в магазин Кудина.
- Точно! И в случае на Стромынке - женщина! - пристукнул по столу ладонью Жуков. - А данных о ней никаких.
- Наблюдение мы за магазином Кудина выставили, - сообщил Козлов, - если придут, то приказчик должен знак подать.
- Обманет, - бросил Федор. - Засаду надо сделать.
- Не думаю. Он и так плакал - хозяин, говорит, бесом опутал. Но Кудин сейчас у нас, задержан. М-да, засада, конечно, вернее, это ты прав, но если преступники в магазине чужих увидят, могут уйти. Потому решили от засады пока отказаться. А женщину приказчик описывает так: молодая, волосы темные, красивая, голос приятный.
- Голос - примета хорошая, - засмеялся Жуков.
- Погоди, будут и у нас специалисты, по приметам портреты рисовать начнут: криминалистика вперед идет, придумают люди разные мудрые штуки, такие, что преступнику деться некуда будет, - убежденно сказал Греков.
- Не, Федя… - покрутил головой Саша Жуков. - Мы еще до этих мудрых штук всю преступность ликвидируем!
- Думаешь? - хитро прищурился Козлов.
- Факт. Пролетарская сознательность растет, это раз. Второе - пережитки вымрут, а самых упорных бандюг уничтожим. Третье - малосознательных перекуем, научим честно трудиться. Поэтому: нашей работы еще лет на пять от силы!
- Да ну?! Неужто в пять лет управимся? - засмеялся Федор.
- Точно! Вот увидите. Ну, может, не на пять, а на десять. Потом придется всем нам другие специальности приобретать.
- Милый, ты этой-то сначала как следует овладей! - Коля Козлов ласково взъерошил волосы молодому Саше Жукову. - А насчет мудрых штук - не знаю, наверное, и будут когда-нибудь.
- Пока их нет, давайте словесный портретик женщины сделаем. Бертильон хоть и буржуа, а не дурак был, - предложил Федор, беря лист бумаги, - изобразим в самом лучшем виде и всем раздадим.
- Слушай, а не проще выявить серебряников, у которых сыновья извозчики? - Козлов закурил дешевую папиросу, привычно стряхивая пепел в мозолистую ладонь.
- А как точно узнаешь, у кого сын извозчик? Но тех, у кого сыновья есть, я в первую очередь на карандаш взял, - откликнулся Федор, продолжая писать.
- Нет, ребята, медленно мы работаем, медленно! - озабоченный Козлов вскочил со стула, заходил маятником по кабинету. - Кого в Дубровки пошлем? А, Греков?
- Полагаю, Шкуратова и Генералова…