… Ночью лазарет готовился к выступлению вслед за своим отрядом, уже вошедшим в город.
Командир отряда, прислав десяток подвод и около взвода конных красноармейцев, просил поторопиться, так как на другой день ожидалось выступление всей армии на Невинномысскую.
Под утро, когда санитарный обоз уже готов был выйти из хутора, приехала тачанка, окруженная десятком кубанских казаков. Из тачанки выпрыгнул молодой высокий парень в длинной шинели.
Марина уже усаживалась рядом с доктором, когда к их тачанке быстро подошел приехавший.
- Я адъютант штаба Девятой армии. Где тут Марина Семенная?
- Я самая, - сказала Марина.
- У меня приказ начальника штаба, товарища Батурина, доставить вас к нему.
- Это зачем же я ему понадобилась?
Марина с любопытством стала рассматривать адъютанта. Его длинная фигура в предрассветном сумраке казалась еще длиннее.
"Совсем как молодой петух", - насмешливо подумала она.
Адъютант, смерив Марину гордым взглядом, отрезал:
- Раз требуют, значит, надо. Потрудитесь пересесть в мою тачанку. Я вас доставлю в штаб.
В их спор вмешался молчавший до этого доктор:
- Я начальник санитарного отряда. Прежде всего вам следовало бы обратиться ко мне. Потом, мой отряд принадлежит к Одиннадцатой армии, и, следовательно, молодой человек, - доктор сердито дернул бороду, - распоряжения вашего начальника штаба для меня не обязательны.
- Не поеду! - решительно отрезала Марина и, обращаясь к кучеру, крикнула:
- Трогай, дядя Ефрем!
- То есть, позвольте… Как же это? - растерянно забормотал адъютант.
Но Ефрем уже вытянул кнутом застоявшихся лошадей. Те тронули крупной рысью, и тачанка тенью скользнула мимо адъютанта, обдав его шинель грязью. В уши хлестнул полузаглушенный грохотом колес насмешливый голос Марины:
- Передайте привет своему начальнику. Приеду в город, обязательно навещу.
Следом за тачанкой тронулся обоз…
В тот же день, возвратясь из разведки, Андрей передал команду Чесноку и тотчас же поскакал в штаб. В полутемном коридоре он чуть не сбил с ног коменданта штаба. Тот выругался и хотел было пробежать мимо, но, узнав Андрея, скороговоркой выпалил:
- Известие из Пятигорска. Сорокин расстрелял Матвеева… Сегодня выступаем на Невинку. - И, оттолкнув изумленного Андрея в сторону, опрометью бросился к лестнице. Андрей вдруг почувствовал, что сердце куда–то провалилось, что горло мучительно сдавило спазмой и хочется бить в стену кулаками, кричать и плакать от горя и злобы…
Батурин, мерно прохаживаясь по комнате, диктовал адъютанту приказ о порядке движения армии в походе, когда в комнату, оттолкнув часового, ворвался Андрей.
Батурин испуганно повернулся к нему лицом:
- Что случилось? Сотню перебили? Да говори же!
Налив стакан воды, он подал его Андрею. Тот схватил стакан и с силой швырнул его об пол.
- Сидите тут… Пишете! А он там армию продает… На какого человека руку, гад, поднял!
Батурин, подойдя к двери, крикнул часовому:
- Никого не впускать!
Затем сурово бросил:
- Садись, успокойся!
Андрей, дрожа всем телом, хрипло выкрикнул:
- Кричать во всю глотку - кричать об этом надо. Я успокоюсь, лишь когда его, гада, своими руками задушу…
Адъютант, отложив ручку, встал из–за стола и сказал:
- Сейчас мы собираем митинг, для того чтобы объявить бойцам о расстреле командующего. Вот на митинге ты и выскажешься…
- Я тебе выскажусь! Ты у мамки под юбкой сидел, когда я отряд формировал, а теперь в штаб залез да еще смеяться над боевым командиром будешь?!
Адъютант смущенно умолк.
Андрей подошел вплотную к Батурину и, задыхаясь от гнева, крикнул:
- Наряжай эшелон на Пятигорск. Он там весь Реввоенсовет перестреляет, если мы его не раздавим.
Батурин взволнованно положил обе руки на плечи Андрею:
- Пойдем, Андрей, в мою комнату, там поговорим…
Всего неделю провел Максим в Пятигорске, а кажется ему, что прошло уже много месяцев. Похудел, осунулся он за эти дни, а в углах рта залегли морщинки. И вот теперь, в номере гостиницы "Бристоль", сидя в старинном кресле с оголенными пружинами, он мучительно морщит лоб, думая, с чего начать вновь запись в лежащий перед ним дневник. На круглом столе коптит маленькая керосиновая лампа, отбрасывая слабый свет на бархатную скатерть.
Последняя запись оборвалась три месяца назад.
"22 июля
Вчера среди пленных увидел двух казаков из Старой деревни. Они сказали, что мать моя убита покровцами".
Строчки расплываются. Спазмы сильнее сжимают горло. Он берет ручку, обмакивает ее в чернила и снова задумывается.
В первый день приезда встретился он в столовой с Рубиным, и тот повел его к себе. На другой день после этой встречи Максим из командира батальона 9‑й армии превратился в комиссара 1‑й стрелковой дивизии 11‑й армии. Еще позавчера нужно было выехать принимать дивизию от заболевшего тифом комиссара, но…
Где–то вдали послышался выстрел. Максим вздрогнул, с минуту прислушивался, потом поднялся, подошел к окну и с силой распахнул его настежь. В комнату ворвался свежий осенний ветер. Слабый свет лампы вспыхнул ярче и погас.
Прислонясь к косяку окна, Максим всматривался в темноту.
Чувствует Максим, что главком Сорокин затевает предательство. Расстреляв Матвеева, он еще более обнаглел. Но почему же тогда ЦИК Северо - Кавказской республики не снимает главкома? Вся армия говорит о его предательстве…
"Но факты? Нет, у него нету фактов. А что, если… - он невольно улыбнулся от пришедшей мысли, - что, если добыть эти факты самому?" Что Сорокин затевает вооруженное восстание, в этом Максим не сомневался. Вопрос только - когда? Но какое–то внутреннее чутье, смешанное с ненавистью за расстрел Матвеева, подсказывало Максиму, что это время наступило. Неспроста Сорокин сейчас старается спаивать командиров. А его комендантская, вооруженная "до зубов" команда, а личный конный корпус?
Но как быть с отъездом? Ведь тянуть больше нельзя ни одного дня. Однако нельзя и уехать, не разоблачив Сорокина… И Максим снова мучительно морщит лоб, до боли в глазах всматриваясь в темноту.
Вдруг он повернулся всем телом к двери, инстинктивно хватаясь за кобуру. В коридоре слышались чьи–то осторожные, кошачьи шаги. Еле слышно ступая по линолеуму пола, Максим подошел к двери и медленно нажал на медную ручку.
Коридор был переполнен какими–то людьми в серых черкесках. "Комендантская команда Сорокина…" В следующую секунду он захлопнул дверь и быстро повернул в зам "е ключ.
Застучали в какую–то дверь, а затем послышался чей–то взволнованный голос, который сейчас же перебили гортанные крики горцев.
"Ведь это Крайний, секретарь Северо - Кавказского крайкома партии, это его голос, - взволнованно подумал Максим, - неужели Сорокин уже начал свой мятеж?" - Он осторожно снова отпер дверь и, затаив дыхание, выглянул в коридор.
В конце коридора горцы несли на руках какого–то барахтающегося человека, завернутого в бурку. Несколько горцев стояли недалеко от Максима, тихо переговариваясь. Заметив, что Максим приоткрыл дверь, они бросились к нему, но, увидев направленный на них маузер, отступили. Максим быстро захлопнул дверь и запер ее на ключ. Засунув за пояс маузер, он бросился к окну - оно выходило на пустырь. Выглянув и убедившись, что внизу никого нет, Максим вылез на карниз и прыгнул в росший под окном бурьян.
Глава XX
Утро. Глухо стонет мерзлая земля под тысячами лошадиных копыт. К Ставрополю со стороны Невинномысской рысью подходит казачья конница.
Из окопов, опоясывающих город, заметили развертывающиеся для атаки колонны. Испуганно, вразброд, прозвучали первые винтовочные выстрелы. И, наконец, зачастили свинцовым дождем десятки пулеметов. Откуда–то из кустарников раскатом грома прогрохотал батарейный залп. Над головами казаков в бледной синеве осеннего неба поплыли белые облачка шрапнельных разрывов.
Андрей, ехавший со своими сотнями позади бригады Кочубея, видел, как тот, развернув бригаду, лавой помчался в атаку. Заклубилась по степи огромная туча пыли… Набегающей на берег неудержимой волной покатились крики бросившихся в атаку кубанцев.
Андрей выхватил клинок. Сотни Андрея, послушные блеснувшей в его руке сабле, развернулись лавой и помчались, горяча коней.
Но в городе, где стоял штаб Деникина и находились его лучшие офицерские полки, уже улеглась паника, вызванная неожиданным натиском казаков. Кочубей, а за ним и другие, не доскакав до окопов, повернули назад. И если б не утренний туман да не поднятая казаками густая завеса пыли - растеряли бы они многих из своих товарищей по широкой ставропольской степи. Но, заглушая злобный клекот вражеских пулеметов, уже гремели подошедшие батареи, подымая земляные фонтаны около самых окопов. Отхлынувших от города казаков сменила пехота…
К вечеру, пользуясь сумерками, казачьи лавы под командой Кочубея снова бросились в атаку. На этот раз ни ливень пулеметного огня, ни залпы офицерских батальонов не остановили стремительного бега казачьих сотен…
Андрей мечтал захватить штаб Деникина, но по дороге к центру города ему преградила путь рота корниловцев, сбившаяся в панике в узкой боковой улице. Пока бойцы Андрея расправлялись с ними, кочубеевцы уже ворвались в штаб. Побродив по усеянным бумагой пустым комнатам, они сели на коней.
Вслед за ними к штабу подъехал Андрей. Спешив сотню и взяв с собой один взвод, он вошел в дом. В разбитые окна врывался холодный ветер, подымая кверху вороха разбросанных бумаг. В одной из комнат валялась на полу разбитая прикладом пишущая машинка.
- Ну и погром!.. - удивленно протянул Мишка Бердник, оборачиваясь к шедшему рядом с ним Чесноку.
- Вроде есаул Лещ здесь побывал.
Андрей, шедший впереди, споткнулся о большой металлический прибор. Громко выругавшись, он обернулся назад:
- Лука! Расставь хлопцев по окнам и проходам, - может, какой гад еще где прячется.
Взведя курок маузера, он начал заглядывать во все углы, где только, по его мнению, мог спрятаться человек.
Дойдя до конца здания, Андрей уже хотел было повернуть назад, но заметил в конце коридора закрытую узкую дверь. Он подошел к ней и с силой толкнул ее ногой. Дверь не поддалась, тогда он налег на нее плечом. За дверью послышались старческий кашель и сердитое бормотание. В замке с легким звоном повернулся ключ. Дверь, жалобно скрипнув, отворилась, и перед смущенным взором Андрея появилась маленькая старушка в опрятном коричневом платье.
- Тебе чего, батюшка, надо? Чего ты, словно медведь, прости господи, ломишься? - И, сердито смерив глазами Андрея, пробурчала: - Чего надоть–то?
Андрей, быстро заглянув через голову старушки в комнату, улыбнулся. На широкой кровати виднелась человеческая фигура, укутанная пестрым стеганым одеялом.
- Это кто ж у тебя, бабушка, на кровати–то лежит? Офицер?
- Христос с тобой, батюшка! Что ты, очумел, что ли? Стара уже я с офицерами–то спать.
Но Андрей, отстранив старуху, решительно шагнул в комнату. Дуло его маузера было на уровне кровати.
- Эй, ваше благородие, вылазь!
Он с силой дернул за край одеяла и от неожиданности застыл на месте: под одеялом лежала свернутая трубкой мужская шуба на лисьем меху. Старуха обеспокоенно забормотала:
- Это я, батюшка, на всякий случай спрятала, чтобы они не унесли с собой. Мужа, покойника, шуба–то.
Поняв, что Андрей не собирается забирать ее добро, она несколько ободрилась и с любопытством стала его разглядывать.
- А ты, батюшка, кто же будешь? Уж не красный ли?
- Красный, бабушка.
Подойдя к окну и отодвинув белую занавеску, Андрей глянул на улицу. Мимо штаба с песнями ехали казаки.
- Что же, значит, не помирились с ихними–то? - спросила она.
- Это с кем, бабушка, с кадетами, что ли?
- Ну да, с ними! - утвердительно закивала головой старушка. - Когда ваш главный генерал приезжал, так говорил, что всех казаков с собой приведет.
- Это каких казаков? Ты что путаешь, бабушка? Какой генерал? У нас нет генералов.
Старушка обиделась.
- Как это нету? Сам ты, батюшка, путаешь. Самый наиглавнейший генерал от вас приезжал. Вот беда, фамилию я его запамятовала.
Андрей изумленно, смотрел на задумавшуюся старушку.
- Птичья фамилия ему, батюшка, только сказать не могу.
Андрей, задыхаясь от волнения, спросил:
- Сорокин, может быть?
- Вот, вот, батюшка, Сорокин и есть. Я же говорю, фамилия птичья.
Она горестно всплеснула руками:
- И чего тут только, батюшка, было! Одного вина бутылок сто вылакали, а потом песни пели и обнимались. Ихний главный генерал, Аника, что ли, фамилия, с вашим генералом обнимались, а офицеры "ура" кричали, стаканы били и в окна из пистолетов стреляли. А что у вас генералы есть - и не спорь, батюшка, я это доподлинно знаю. - Она строго посмотрела на Андрея. - Потому вашего генерала ихние офицеры превосходительством звали.
- Какой же он с виду, наш–то генерал?
Андрей хотел спрятать маузер, но никак не мог открыть дрожавшими от волнения пальцами крышку коробки.
- Да какой, батюшка, ростом пониже тебя будет, чернявый такой, бекеша на нем коричневая, без погон, а оружие на нем… так и горит, так и горит, все золотом и серебром разукрашено… На завтра и встречу назначили, чтобы с музыкой и красными знаменами встречать за городом, а потом слышу - стрельба поднялась, и все разбежались. А чего наделали–то, господи боже мой… теперь за неделю не уберешь!
Андрей поднялся и, попрощавшись со старухой, вышел.
Когда помещение школы было прибрано и туда переехал штаб армии, Андрей отозвал в сторону Батурина:
- Сорокин здесь, у Деникина, два раза был.
Батурин, вздрогнув, прислонился к оконному косяку.
- Что ты говоришь?!
- А что от него, гада, лучшего ждать было! На завтра свой конный корпус к ним обещал привесть, а чтобы казаки не догадались, деникинцы им встречу с красными знаменами должны были устроить.
Батурин, опустив голову, глухо проговорил:
- Идем к командующему… Этой авантюре пора положить конец.
… В этот же день были арестованы все приближенные Сорокина, знавшие о готовящейся измене и участвовавшие в аресте и расстреле членов ЦИК. Вскоре был арестован и сам Сорокин…
Много часов Андрей провел в поисках лазарета, в котором работала Марина. Он объездил весь город и наконец к ночи отыскал лазарет на окраине, в большом деревянном доме с огромным двором, сплошь заставленным повозками и двуколками. Въехав во двор, Андрей слез с седла, привязал жеребца к одной из повозок и огляделся. На крыльце дома, облокотясь на перила, боком к нему стоял какой–то красноармеец.
"Санитар, должно, - подумал Андрей. - Вот мы у него сейчас и узнаем". - Он ласково потрепал жеребца по холке и решительно зашагал к дому. Еще не доходя до крыльца, Андрей узнал в стоявшем санитаре Марину. Сердце его учащенно забилось. Он остановился и, передохнув немного, стал осторожно подниматься по ступенькам. Марина о чем–то задумалась.
Подойдя к ней вплотную, Андрей тихо кашлянул. Марина, повернув голову, вскрикнула:
- Андрей! Ты? - Ее взгляд на мгновение задержался на алой ленточке, пришитой к его папахе. Она хотела что–то сказать и, чувствуя, что теряет сознание, прижалась к его груди. Серая солдатская папаха упала на пол, и ее каштановые волосы рассыпались по плечам.
… Брезжил серый рассвет. По грязным улицам шагом проезжали конные патрули. Где–то совсем близко слышалась орудийная стрельба.
Андрей, придерживая шашку, вбежал по ступенькам широкой лестницы и очутился в длинном коридоре женской гимназии, - занятой под штаб. Прямо на грязном полу коридора, укрывшись шинелями, спали десятка два красноармейцев. В кабинете начальника штаба горел свет. Андрей уже взялся за ручку двери, когда сзади кто–то хлопнул его по плечу. Андрей обернулся и увидел перед собой Владимира Кравченко.
Кравченко, улыбаясь, протянул руку, но Андрей, не замечая ее, крепко стиснул Кравченко в объятиях.
- Молодец! Чтоб мне кадеты голову срубали, молодец, Владимир Сергеевич!
- Пусти… пусти, медведь, задавишь! - Кравченко с трудом освободился от объятий Андрея. Взяв Андрея под руку, он отвел его к окну.
- Что, брат, не ожидал встретиться здесь? - Кравченко достал из кармана черкески бумажку и протянул ее Андрею.
- На, читай приказ… командиром конного полка назначен.
- Да мне Марина говорила вчера…
- Марина? Ты ее знаешь?
Андрей улыбнулся:
- Немножко знаю.
Кравченко восторженно проговорил:
- Замечательная женщина! Если б не она, я бы не выжил. - И, меняя тон, спросил: - Ты на совещание? Идем, а то без нас кончат.
Остатки 11‑й армии, соединившиеся осенью восемнадцатого года под Курганной с таманцами, с боем брали Армавир, Невинку, Ставрополь. То был путь ожесточенных боев, тяжелых лишений и многочисленных потерь людьми.
Начиналась зима, а с нею пришел и тиф. Но армия упорно пробивалась вперед, сметая - подчас одними штыками - деникинские заслоны из лучших офицерских полков…
Деникин, выброшенный из Ставрополя, снова подтянул свои войска к городу, готовя разгром Красной Армии.
Конница Кочубея и Балахонова после второй атаки рассеяла вражьи полки, и армия двинулась дальше, держа путь на Кизляр.
В свободные от разъездов и боев часы Андрей часто сворачивал к балахоновской колонне, в которой шел полк Кравченко. К тому же за последнее время его занимал один боевой план, разработанный им до мельчайших подробностей. Но выполнить этот план нельзя было с сильно поредевшими в последних боях сотнями. И Андрей после раздумья решил привлечь к выполнению этого плана Владимира.
Владимир ехал впереди своего полка в тачанке; кутаясь в бурку, он, казалось, дремал.
Андрей поравнялся с тачанкой и тронул Владимира рукояткой плети. Тот, вздрогнув, испуганно открыл глаза, но, увидев Андрея, приветливо улыбнулся:
- А, это ты, Андрей! Садись ко мне.
Андрей забрался в тачанку и, усаживаясь рядом с Кравченко, искоса посмотрел на его исхудалое после ранения лицо.
Кравченко зябко повел плечами и плотнее закутался в бурку. Его, видимо, лихорадило.
"Опять заболел! Видно, Марине снова его от смерти спасать придется", - подумал Андрей, а вслух сказал:
- Тебе бы самогончика выпить; замерз, должно?
Кравченко хмуро проговорил:
- Не поможет… тиф начинается… - И, помолчав немного, спросил: - Скоро ли в Кизляре будем?
Андрей тихо, чтобы не слышал красноармеец, сказал:
- В Кизляре–то скоро будем, а потом что? Говорят, от Кизляра до Астрахани триста верст песками идти надо.
Кравченко вздохнул:
- Пропадет армия в песках! Это, Семенной, пустыня, безводная пустыня, которая станет нашей могилой.
- Ну что ты, Владимир Сергеевич, каркаешь! - с обидой отозвался Андрей. - Не может того быть. Какая бы там ни была пустыня, а мы ее пройдем и соединимся с нашими в Астрахани - и конец всем нашим мукам.
Кравченко промолчал. Смолк и Андрей.
Стало смеркаться. Налетел ветер, бросая в лицо крупные хлопья снега.
Отрываясь от своих мыслей, Андрей повернулся к Владимиру:
- Владимир Сергеевич!
Тот поднял голову.