…Когда началась война, из слушателей и преподавателей академии сформировали истребительный батальон. Пулеметным взводом, который на случай выброса вражеского десанта занимал оборону за Пахрой, командовал Клюев. А один из стрелковых взводов принял Борошнев.
Оказались в его взводе молодые ребята, в большинстве - выпускники гражданских вузов, к строевой службе почти неподготовленные. И Борошнев, со свойственной ему старательностью, наладил с ними занятия - изучение оружия, тактики, переползание, окапывание… Когда шестнадцатого октября их вызвали в академию, взвод рванул четким шагом сквозь осеннюю хмарь, мимо встревоженных москвичей, с мгновенно ставшей гимном Отечественной войны песней "Вставай, страна огромная…"
Пришли - а там уже и другие взводы. Узнали, что академия эвакуируется в Самарканд, чтобы в спокойной обстановке спешно готовить для фронта новые кадры артиллерийских командиров.
Добирались с большим трудом. Хорошо еще таким, как Борошнев, холостякам-одиночкам! А вот у Клюева, скажем, - жена и трое ребятишек…
После длительного, тяжелого маршрута добрались до Самарканда. Начались нормальные занятия в академии. И почти сразу же посыпались на имя начальства рапорты с просьбами направить в действующую армию. Авторов вызывали, распекали, доказывали, что они, готовя пополнение в артиллерийские подразделения, вносят свой вклад в будущую победу… Но рапорты с просьбой отправить на фронт не прекращались.
В самом конце сорок первого в Самарканд приехал из Москвы начальник одной из кафедр академии Константин Константинович Снитко. Известный ученый, профессор, доктор наук, генерал, он уже приступил к работе в артиллерийском комитете. И вот разыскал Клюева, которого хорошо знал по преподаванию и научной работе.
- Алексей Игнатьевич, - сказал тогда Снитко, - будьте готовы к возвращению в Москву. Там намечают создать при арткоме бригаду специалистов для исследования трофейных образцов боеприпасов и вооружения.
- А как с семьей? - спросил Клюев.
- Семья пусть остается здесь. Вы ведь там будете, можно считать, на военном положении. Итак, мне думается, для такой работы вполне подойдет пороховик Борошнев. Хороший химик и Попов, тот, что в сороковом кончил химфак университета, а потом попал к нам. Вы его должны помнить: он еще успел отлично поработать на кафедре взрывчатых веществ и тоже командовал взводом, составленным из слушателей…
В январе сорок второго с Клюевым, Борошневым, Поповым в Москву возвращался и полковник Филиппович, начальник исследовательского отдела академии, ставший надежным опекуном и помощником бригады, а затем научно-исследовательской группы: НИГ, как стали именовать ее в документах.
Прибыли, получили от арткома пропуска в здание академии. Обычные пропуска. Вот только в графе "Срок действия" было проставлено "До конца войны…".
"Поскорей бы до Москвы добраться, - думал Борошнев, возвращаясь из-под Можайска, - вызвать с вокзала грузовик и на Китайский забросить все это "добро"…"
Разномастный поезд - и вагоны, и теплушки, и открытые платформы - лениво, как казалось Борошневу, отсчитывал стыки. Окна вагонов заметала яростная, косая метелица - настоящая февральская. Давно ли мама говорила ему, маленькому: "Вьюги да метели под февраль полетели…" Мама, сестра - в Пашском районе, в двухстах километрах от Ленинграда, Вот, наверное, мучаются! Если бы пробиться к ним, повидать, помочь хоть немного…
Клюев встретил намерзшегося Борошнева радостно.
- Молодцом, молодцом, Владимир Алексеевич! Немало интересного доставили. Как же это вы ухитрились все поездом привезти?
- Да в поезде никто об этом и не знал, - улыбнулся Борошнев. - Опасности ведь никакой. Ну а если б начали бомбить, да попали - тогда один конец… Мы на платформу погрузили, закамуфлировали, и никаких разговоров не было.
- Хорошо, что так! Ну, будем разряжать, изучать, к выставке готовить…
- Макеты делать?
- Зачем? Это долго, хлопотно, да и не из чего. Мы просто распилим то, что вы привезли. Дадим настоящие, боевые снаряды - в разрезе.
- Не опасно? Пилить-то?
- На всякий случай водичкой сверху будем поливать, - усмехнулся Клюев. И тут же посерьезнел: - Разумеется, предварительно разрядим, обезвредим. Только вот ассортимент пока неширок… Осколочные да фугасные. Нет противотанковых. Главного нет! А я именно их жду. Начальство ждет.
- Почему так думаете, Алексей Игнатьевич?
- Да потому что они должны быть какими-то особенными… Еще году в тридцать шестом ходили слухи: появились, дескать, в Германии новые противотанковые снаряды, которые броню прямо-таки прожигают. Их поэтому и именовать стали - бронепрожигающие. Я долго поверить не мог в существование подобных. Но вот доставили в тридцать седьмом из Испании в академию фотоснимок - стоит танк, в борту у него торчит снаряд, наполовину вглубь ушел, а вокруг него застыли оплавления и брызги металла. "Видите, - говорят, - вот он и проплавил броню. Ну, если хотите, назовите не бронепрожигающий, а термитный".
- Термитный? Я как-то о таких уже слышал.
- Взялся один специалист за подсчеты и теоретически доказал, что никаким термитным составом, да еще за кратчайший срок, невозможно выплавить такое количество металла. Опять в тупик встали…
- А когда наши из Испании вернулись?
- Вот-вот, мы их с нетерпением ждали. В тридцать восьмом - как вы помните, академия наша еще была в Ленинграде - приезжал к нам Николай Николаевич Воронов - он в Испании носил кличку Вальтер… Выступал перед командным составом, доклад делал по поводу испанских событий.
- Где это было?
- В зале Дзержинского. Как сейчас вижу: двухсветный зал, по стенам - батальные картины кисти Рyбo, красные бархатные шторы. Вышел на трибуну высоченный, перетянутый портупеей Воронов, на груди - два ордена. И начал свой доклад. Много он нам тогда рассказал… И о возросшей роли артиллерии при обороне и наступлении. И о тактике борьбы с танками. И о боеприпасах. Вот только о новых противотанковых снарядах подробностей не сообщил… Наверное, тогда о них почти ничего известно не было.
- Неужели у нас не пробовали найти свое решение?
- Как не пробовали! Во главе с тем же самым Снитко искали. Перебрали самые различные взрывчатые вещества, даже особой мощности. Но прожигать, проплавлять броню и они не могли. На том и остановилось. А заблуждение насчет неких термитных снарядов продолжалось. Вот даже в "Красной звезде", если не ошибаюсь, шестнадцатого октября сорок первого статья была на второй странице. И в ней - то же самое про термитные снаряды… Так что, Владимир Алексеевич, голубчик, надо дальше искать!
…Склад трофейных боеприпасов. Глазам Борошнева предстал скорее не склад, а какая-то беспорядочная груда снарядов и выстрелов. Поле вокруг заметено снегом, и смерть трофейная - тоже вся потонула в снегу, возвышаясь причудливыми сугробами.
Подумал, подумал Борошнев, раздобыл метлу, деревянную лопатку и полез на эти сугробы. Размел один, раскидал с боков снег, начал снаряды ворочать. Подвернулись выстрелы - с ними надо поаккуратнее: ведь капсюльные втулки от нечаянного удара могут сработать за доли секунды.
За одним сугробом - другой, третий… Хоть и ветер студеный и снег колючий, а даже жарко стало от такой вроде бы дворницкой работы! От напряжения сводило руки, стали уставать глаза. Но подгонял, подхлестывал азарт: а вдруг в этом сугробе обнаружится то, что нужно найти? Или - в следующем?..
До самого заката, пока не навалились сумерки, проковырялся на складе Борошнев. Отобрал с десяток снарядов и выстрелов, но желанной новинки среди них не оказалось.
С этого склада - на другой. Та же самая картина. Затем - Белев, Сухиничи, Козельск. Много, много всего побросали фашисты! Но приказ Гитлера ими, видно, очень строго выполнялся. Не попадалась, не попадалась новинка! Правда, из каждой поездки Борошнев возвращался не с пустыми руками. Снаряды, выстрелы, мины отправлял в Москву на платформах и в машинах… Что полегче - вез сам в рюкзаке за спиной…
Первым за привезенные образцы принимался сам Клюев. Исследовался размер снаряда или выстрела, его данные, конструкция, чертеж… На долю Борошнева как специалиста-пороховика выпадали заряды: их вес, состав, физико-химическое исследование пороха…
Нашлись ему и помощницы, тоже опытные: сотрудницы центральной пороховой лаборатории Главного артиллерийского управления, оказавшиеся, к счастью, в Москве.
Первой к нему явилась маленькая, худенькая блондинка лет двадцати - двадцати пяти.
- Моя фамилия Зюзина, зовут Катя, - сказала она, поблескивая глазами, неожиданно живыми и веселыми на осунувшемся лице. - Как хорошо, что найдется мне дело по специальности! Я и подружку свою приведу, Пузикову. Мы вместе с ней лаборантками работали: как раз порохами занимались…
Так в академии появилась вторая Катя, совсем еще юная, прямо девочка. Клюев даже хмыкнул и нахмурился, увидев ее, - что это, мол, за детский сад? Но обе девушки оказались знающими, умелыми, расторопными. Лабораторию создали они, по сути дела, из ничего, раздобывая приборы и оборудование у знакомых, а то и просто выпрашивая необходимое, сами все монтировали.
Очень помогал им добрый гений нарождавшейся группы полковник Борис Алексеевич Рябиков. Где он только ухитрялся доставать нужные им вещи: ведь из Москвы эвакуировалась масса предприятий, институтов, учреждений? Клюев не знал, да и не вдавался в эти подробности. А Борошнев, вернувшись однажды из очередной командировки, буквально обомлел, когда ему сказали, что поведут в лабораторию.
- Какая еще лаборатория? Бросьте меня разыгрывать, - говорил он, поднимаясь по лестнице.
- Самая настоящая, пороховая.
И действительно, на столах стояли приборы, весы, различные емкости… Молодые лаборантки сияли улыбками и белоснежными халатами…
Сколько же потом навалилось на худенькие плечи этих двух девушек! Им пришлось произвести тысячи анализов трофейных порохов, установить их составы, раскрыть совершенно незнакомые рецептуры. Все это делалось в академии впервые, да, наверное, и в стране. Офицеров группы изумляло то, что обе Екатерины, уходя после очередного тяжелого дня в перепачканных, казалось, навсегда погубленных халатах, наутро являлись как ни в чем не бывало - наглаженные, чистенькие.
Мерзли девушки на своем этаже, дышали на посиневшие руки, отогревали их под мышками - как им, бедным, работать, если пальцы не будут гибкими, послушными? Но день за днем делали свое опасное и кропотливое дело.
День за днем… Так и подошла годовщина Красной Армии - двадцать третье февраля. В манеже во дворе и в помещении академии точно к этому дню открылась обещанная выставка. Члены НИГ смотрели на нее усталыми, но счастливыми глазами.
Первым пожаловало высокое артиллерийское начальство: это спустились вниз из своих кабинетов Николай Дмитриевич Яковлев и Николай Николаевич Воронов. Гигантская фигура Воронова возвышалась над всеми. Начальник артиллерии прошелся но всей выставке, опытным, все понимающим и замечающим взглядом осмотрел экспонаты в натуре и в разрезе, повернулся к Клюеву:
- Молодцы!
Яковлев, стараясь вникать в мельчайшие детали, долго расспрашивал Клюева и Борошнева.
А затем посетили выставку и два наркома. Один - боеприпасов. Невысокий, плотный, с круглой, как шар. выбритой головой, в кителе и галифе - Борис Львович Ванников. Во всей его повадке, в вопросах чувствовала опытнейший руководитель огромного производства. Второй - вооружения. Совсем еще молодой, лет тридцати с небольшим, в штатском аккуратном костюме - Дмитрий Федорович Устинов. Из-под кепки непослушно выбивалась золотистая шевелюра, и это придавало наркому студенческий вид.
Клюев был наслышан, что Устинов раньше директорствовал на ленинградском заводе "Большевик", отличался умением разобраться в сложнейших технических проблемах и ни на минуту не забывать о нуждах коллектива. Рабочие души не чаяли в своем молодом руководителе. Таким он остался и на наркомовском посту, трудился буквально день и ночь.
Побывали на выставке и полководцы. Члены группы встречали там, давая объяснения, и Георгия Константиновича Жукова. Ну а артиллеристы, артвооруженцы, даже представители партизанских соединений, специально прибывшие в Москву, - все непременно шли в Китайский проезд. С ними Клюев и его подчиненные даже проводили инструктивные занятия, обучали обращению с вражескими орудиями, минометами, боеприпасами.
А Борошнев вскоре снова отправился на поиски. На этот раз он поехал в глубь страны.
Нетопленый вагон… Иней на окне, иней по углам… А за окном бушевал март - то оттепелью, то морозами. Когда Борошнев добрался до базы, то увидел несколько эшелонов, заполненных боеприпасами. Они так и стояли на путях, неразгруженные - и открытые платформы, и закрытые. Видно, после потепления снова ударила стужа, и весь груз обледенел, выглядел страшноватым монолитом.
Поначалу местные власти запретили даже сделать попытку разобрать то, что было в эшелонах, боялись случайного взрыва.
- Я ведь специально приехал, - убеждал их Борошнев. - Это приказ командования! Вы будете отвечать за его невыполнение!
Наконец выделили ему место у леса, поставили вокруг оцепление.
Борошнев что-то рассчитывал, примеривался. А потом вооружился подручными средствами и стал тихонько тюкать по обледенелым глыбам, выдалбливая из них снаряды. То и дело невольно отдергивал руку: казалось, вот-вот угодит в капсюльную втулку выстрела или во взрыватель снаряда.
"Страшно? - спрашивал себя Борошнев. И мысленно приказывал себе: - Не должно быть страшно! Нельзя бояться! Надо дело делать, и все. Некогда о своих опасениях думать…" Но страх, мысли об опасности, крадучись, снова лезли в голову. И тогда он снова внушал себе: "И пусть страшно! Страх в моем деле - штука полезная. Не дает забыть об опасности, не позволит небрежничать, спешить. Вот и пускай помогает в работе…"
Наконец ему удалось вырубить изо льда и отобрать с десяток снарядов и выстрелов, которых на выставке еще не было. Потом он долго, обессиленный, сидел прямо на морозе и отдыхал. А рядом лежали такие неподходящие для действий с боеприпасами инструменты! "Вот расскажу в Москве - то-то смеху будет…" - взглянув на них, подумал Борошнев и вымученно улыбнулся.
Ему помогли погрузить отобранные и упакованные боеприпасы на платформу грузового состава, доставить до Казани и сдать груз в багажное отделение пассажирского скорого поезда. Как иначе быстро доставить?
В Москву поезд пришел поздно ночью. Багажный вагон разгружать не стали, и Борошнев, получив от сонного кладовщика квитанцию, предупредив, чтобы его багаж не передвигали, двинулся пешком по опустевшей Москве до Китайского проезда.
Уже робко забрезжил зябкий рассвет, когда Борошнев наконец доплелся до своего военного дома, до койки в сводчатом подвале. С наслаждением сбросил сапоги, растянулся на койке, не чуя ни рук ни ног, и тут же провалился в темную, бездонную яму, которую, как ему казалось, он все еще продолжал долбить, добывая незнакомые снаряды.
Проснулся от громких голосов, от топанья сапог.
- Ух ты! - удивился Борошнев, по-детски протирая глаза и потягиваясь. - Уже день вовсю? Вот это я разоспался… Стойте, ребята, а чего суматоха?
- А то, что продрых ты зверский налет, - объяснил ему оказавшийся рядом Попов. - Крепко бомбили, сволочи! Бомбы совсем близко от нас ложились. Уж не знаю, куда они метили - тут, в центре, много разных объектов… Но одна бомба прямо в наше здание угодила.
- Как - в наше?! - изумился Борошнев. - И взорвалась? Почему же я не слышал?
- Больно крепко спал, - ухмыльнулся Попов. - В том-то и дело, что не взорвалась. Представляешь, дура, на полтонны весом, пробила подъезд и глубоко ушла в грунт. Теперь ее выковыривать опасно: почва под зданием зыбкая.
- Надо же… Я ведь совсем поблизости спал и ничего не слышал! Ну, ладно. Пора уже к начальству. Машину мне нужно, пару солдат - и на вокзал, груз свой получать.
Отдавая кладовщику квитанцию, Борошнев предложил:
- Я вместе с вами пойду, помогу.
- Не положено, - буркнул тот.
- Да почему?
- Говорят, не положено - значит, не положено! Там еще утром грузчики натащили всего, теперь сам черт ногу сломит.
- Нет уж, я обязательно с вами пойду, - забеспокоился Борошнев и, не обращая внимания на ворчанье кладовщика, двинулся вслед за ним в глубь склада. Тут он обмер - грузчики действительно основательно ворочали здесь, и укупорка его багажа местами разрушилась: вполне отчетливо торчали головки снарядов и мин.
Увидев это, кладовщик побледнел и застыл на месте.
Борошнев кликнул солдат, те быстро вынесли из склада необычный багаж и погрузили его на машину. А кладовщик так и не вымолвил ни слова…
По весне из Самарканда прибыло пополнение: невысокий, щуплый лейтенант Мещеряков, отличный химик, знаток взрывчатых веществ, и крепкий, с непокорным зачесом, старший лейтенант Салазко, специалист по взрывателям.
Их вызвал Снитко, хорошо знавший обоих.
Мещерякова, выпускника Менделеевского института, он успел проверить в деле еще перед войной и был доволен его знаниями, его расторопностью в экспериментах. Очень нравилось генералу смотреть на руки Мещерякова - узкие, ловкие, ухватистые, с длинными, точно у пианиста, сильными пальцами. Когда молодой сотрудник академии с блеском завершил одну из работ, всегда суровый и строгий Снитко неожиданно улыбнулся и сказал:
- Честное слово, будь у меня дочка, выдал бы замуж за такого достойного юношу.
Холостяка Мещерякова позабавил этот странный комплимент, и он поведал о нем товарищам. Его стали шутливо поздравлять.
- Ну, Коля, сподобился…
- Это неважно, что дочки нет! Морально - уже можешь считать себя зятем генерала.
- Ты уж нам теперь составь протекцию!
Азартно увлекался делом и Салазко. В те годы у него была одна страсть - взрыватели. Фанатик - да и только! Причем фанатик, как водится, тенденциозный. Ему, например, ничего не стоило сказануть:
- Мура это все - пороха разные, взрывчатки… Барахло! А вот взрыватели - уникальные конструкции!
Тем, кто сомневался, он тут же карандашиком набрасывал схему действия простейшего взрывателя.
- Гляди! Вот - жало, оно колет капсюль-воспламенитель. Луч огня бежит, на его пути - пороховой усилитель или замедлитель. Луч огня - дальше, до капсюля-детонатора… Тут - детонация, и через ступень она обрушивается на взрывчатку. Но это я долго говорю, рисую. А ведь все действие - мгновение. Какой расчет, какая логика! Учти, речь идет о самом элементарном. А какие еще бывают взрыватели!.. Закачаешься! Пиротехнические, электрические, механические, гидростатические - это все дистанционные. Или неконтактные - оптические, акустические, магнитные… А какие еще будут!
Захватывающе боязно было смотреть, как Салазко бесстрашно колдовал, нагнувшись над столом, на котором россыпью лежали и целые взрыватели, и пружинки, и шарики, и мембраны… Не раз убеждались, что он способен разобрать даже взрыватель с часовым механизмом. Не случайно его и прозвали "часовых дел мастер". Прозвищем он гордился.
Весна сорок второго года… Значительная часть страны на западе была оккупирована. На Дальнем Востоке обстановка оставалась напряженной. Враждебную позицию занимало и правительство Турции. На границе с СССР было сосредоточено двадцать восемь турецких дивизии, предназначенных для вторжения на советскую территорию.