- Да как-то даже не верится. Тетя Маша Ускова - и вдруг героиня, разведчица…
- Анна Дмитриевна, Усковы тоже переехали в Сталинград из Катричева?
- Видимо, да. Не могу точно сказать. Это мама знает, но она сейчас в Астрахани, у младшей дочери. А Катричев я помню очень хорошо. Я там училась в школе, у меня там даже была первая любовь - Коля Усков из параллельного класса…
- Усков?… Это не родственник Марии?
- Вряд ли. В Катричеве очень много Усковых, в кашей области это очень распространенная фамилия. В какое село не приедете, везде будут Усковы. Вот мама вернется из Астрахани, я все у нее узнаю.
- У вас случайно не сохранилось довоенных фотографий? Может быть, на какой-нибудь есть Мария?
- Фотографии нашей семьи и родственников есть, а Марии - нет. Но у нас есть родственница, моя тетя, двоюродная, так мама не раз говорила, что она очень похожа на Марию. Тетя Шура. И фотография есть, старая, двадцатых годов.
- Вы могли бы узнать Марию на фотографии?
- Конечно, я хорошо помню ее лицо.
Глава 10
СОЛДАТСКИЕ ВДОВЫ
Появлялись все новые и новые свидетели недолгой жизни Марии Усковой.
С завода Ермана регулярно сообщали новости - комсомольцы нашли старых рабочих-ветеранов, знавших Марию. Аграфена Степановна Рожкова помнила Марию не только по работе, оказывается, она тоже жила на Прибарачной улице. Павел Степанович Тепловодский рассказывал:
- Знал я эту девушку. Фамилию запамятовал, но случай этот помню очень хорошо. Это было вечером, когда девчонку искалечило, весь завод об этом узнал. У нее рука попала в "педалку" - так называлось приспособление для распиловки бревен. Была бы фотография, узнал бы…
…До Катричева сто тридцать километров по шоссейной дороге. Через четыре часа утомительной тряски с заездами в попутные села автобус дотащил меня до развилки с указателем "Катричев", а сам укатил дальше, в районный центр Быково. Вокруг была степь, осенний ветер гулял по этой степи, и я пожалел, что не взял из Ленинграда теплых вещей.
От шоссе вправо уходила асфальтированная дорога на Катричев. Нужно было ждать попутной машины, автобусы в Катричев сегодня не ходили, об этом меня предупредили еще в Волгограде. Но попутных машин, как на грех, не было. Пошел пешком. Далеко впереди, у самого горизонта, виднелась темная полоска деревьев.
"Наверно, за этими деревьями и есть Катричев", - думал я, прибавляя шагу. По обе стороны дороги лежали поля. Вот уже исчезла из виду главная дорога, стена деревьев на горизонте стала видна более отчетливо. Через час я наконец достиг этих деревьев, но впереди лежала та же дорога, и на этот раз горизонт был совершенно чист.
Часа через два начнет смеркаться. Я не знал, сколько километров до Катричева.
Через полчаса меня догнали красные "Жигули".
- Садитесь! - крикнул водитель.
Я залез в машину.
- Вы что же, пешком собрались в Катричев? - спросил водитель. - Вы знаете, сколько туда километров? Сорок. К утру, конечно, добрались бы.
Тепло и мягкое покачивание машины сделали свое дело, я заснул.
- Приехали!
Я посмотрел в окно. Мы стояли в степи, никаких признаков жилья рядом не было. На обочине тарахтел колесный трактор с прицепом, возле него - четверо женщин.
- Дальше поедете на тракторе, - словно извиняясь, сказал водитель "Жигулей". - У нас была договоренность, я должен забрать этих женщин.
В кабине трактора, кроме водителя, сидел еще какой-то старик, так что пришлось лезть в кузов, загруженный мешками с картошкой. На этот раз мне не повезло. Скажу только, что когда мы все-таки приехали в Катричев, я не мог от холода даже поблагодарить водителя.
Уже совсем стемнело. Улицы были плохо освещены, только на колхозной площади, у столовой, весело играла гармошка и танцевали нарядно одетые люди.
- Свадьба у нас, - сказал мне старик, который ехал в кабине. - Васька Усков женится…
Старик подозвал двух мальчишек, которые крутились у столовой, наблюдая за танцующими.
- Отаедете к директору школы, - хмуро приказал он мальчикам. - Да не идите напрямки - утонете. Глядите, какая грязища, а товарищ - в ботиночках…
С директором школы Алексеем Сергеевичем Целковским разговор был по-военному коротким.
- Вас понял. Чем можем - поможем. Поисковой работой в школе занимается Лидия Михайловна Гончарова, учительница литературы. Если сведения об Усковой верны, она найдет. Наша Лидия Михайловна - человек увлеченный. А дети? Что делают! Недавно пристали ко мне - давай им отдельное помещение для музея народного быта. А где я им возьму помещение? Школа маленькая. Конечно, если бы третий этаж пристроить…
Мы отправились к Гончаровой. На улице уже была ночь.
Лидия Михайловна в отличие от директора школы оказалась не такой торопливой. Сначала она накормила ужином меня и своего сына Витьку, потом внимательно выслушала рассказ о Саше и Марин, потом изучила папку с документами.
- Я думаю так: нужно обойти в селе всех наших старушек и опросить их - может, кто помнит семью Марии. Таких старушек в Катричеве - тридцать шесть.
- Откуда вы знаете? - удивился я.
- Да я же здесь родилась. А потом мы недавно в школе вечер проводили, назывался он "Солдатские вдовы". Обошли с ребятами всех старух, у которых мужья и дети на войне погибли, и записали их рассказы на магнитофон. Шесть кассет записали. И знаете, какая получилась картина? Мы с детьми узнали о жизни нашего села столько, что хватило бы на целую книгу. Пригласили из других городов детей наших старушек. И представьте - все приехали. Ни один не отказался. Вечер, конечно, был очень торжественный. Наши старушки сидели в президиуме, на сцене, а мы с ребятами рассказывали биографии их мужей, читали стихи, пели военные песни. После этого вечера бабушки мне проходу не давали: "Лида, дочка, а когда еще такой вечер будет? Может, мой Ванька опять приедет…"
- Среди них есть Усковы?
- В том-то и дело, что почти все они - Усковы. Моя мама тоже Ускова. Нужно сделать так: сначала обойдем всех Усковых, а потом остальных.
- Лидия Михайловна, о каком музее говорил ваш директор?
- Беда с этим музеем. Два года назад мы с ребятами решили создать в школе музей народного быта. Ну, знаете, собрать бытовые предметы - деревянную посуду, прялки, ткацкие станки, коврики, записать фольклор. У нас в селе старые люди знают очень много народных песен, которые поют только у нас, в степи. Собирали мы долго, сделали много. Но где все это хранить? Вот и воюем с директором, чтобы дал помещение. А пока все свалено в учительской…
На следующий день начались наши беседы с Усковыми. Я в основном молчал, беседу вела Лидия Николаевна.
- Здравствуйте, баба Мотя! Доброго вам здоровья!
- Здравствуй, Лида. Спасибо, детка. Сидайте. А это кто же это с тобой?
- Это, бабушка, корреспондент из Ленинграда. У нас к вам тело.
- Из Ленинграда? - задумчиво переспросила баба Мотя. - А чего ж с такой дали приехал?
- Баба Мотя, мы ищем родственников одной девушки, партизанки, ее фашисты повесили в сорок втором году в Сталинграде. Ее фамилия была - Ускова. Звали Мария. Вы ведь тоже Ускова?
- Да сейчас-то я не Ускова, а в девках была Ускова, по отцу. А кто у нее были родные, у Марии вашей?
- Отец - Иван Усков, отчества не знаем, мать - Прасковья Ивановна. У них было две дочери - Марфа и Маша. Марфа примерно с десятого года рождения, а Маша - с семнадцатого. Вот и нужно узнать - катричевская она или нет. В городе говорят - катричевская…
- Кто говорит?
- Скворцова Мария Иосифовна. Не знали такую?
Баба Мотя отрицательно качает головой. Глаза у нее слезятся, старуха поминутно вытирает их платочком.
- Не помню, детка. А за кем она была?
- Ее муж - Дмитрий Скворцов. На фронте погиб.
- Тю, да это же Митька Скворцов. Знаю, и Марусю, жинку его, знаю. Маруся в девках была - Свиридова. А Ивана Ускова не помню. Был Митька Усков, его "бегунок" звали, был Сашка Усков, того "каблучком" звали, а Ивана не помню…
Пора уходить, мы прощаемся, но баба Мотя не отпускает нас, пытается усадить за стол, ставит миску с пирогами. Я отказываюсь, Лидия Михайловна шепчет:
- Нельзя, обидите. Съешьте пирожок…
Едим пирожки, пьем компот, благодарим и идем в следующий дом…
Вечер. В окнах зажигаются огни…
- Ну, - говорит Лидия Михайловна, - если и баба Федора не помнит, тогда уж не знаю…
Мы вошли к бабе Федоре, заглянули из горницы в комнату. На длинном столе стоял самовар, миска с пирогами, а за столом сидели старухи Усковы - баба Мотя, баба Матрена, баба Федора, баба Васена, баба Шура, баба Глаша - все те, у кого мы сегодня побывали. Старухи спорили.
- Васена! - говорила баба Мотя. - Тебе восемьдесят, а ты уже ничего не помнишь. Я старше тебя и знаю - на ферме жили "бегунки", а на хуторе, в Кривой балке - "каблучки"… У них не было Ивана. Степан был, Федор и Семен были, а других не было…
- Был один Иван, - сказала баба Федора, - не ругайтесь. Был Иван, я помню. Возле чувашей жил, на третьем хуторе. Я его помню, а отчества не знаю, жена у него была, дочка, одна или две, не помню. Бондарем был, бочки делал…
Утром я уехал в Волгоград. На прощанье Лидия Михайловна сказала:
- Найдем, можете быть уверены. Если мне с детьми не удастся, старухи найдут, вспомнят. Теперь они не успокоятся.
Автобус катил в Волгоград.
"Неужели Анна Дмитриевна ошиблась? - думал я. - Что значит - приехали вместе с Усковыми? Как понять слово "вместе"? Может быть, оно означает "одновременно"? В одно время приехали: Скворцовы из Катричева, Усковы из Рахинки или Дубковка, как говорила Мария Алексеевна Персидская?"
В Волгограде я снова зашел к Дуюновой.
- Я говорила с Астраханью, - сказала Анна Дмитриевна, - с мамой. Она сказала, что Усковы - катричевские, приехали в Сталинград в двадцать девятом году, вместе с нами. Жили в степи, на хуторе, возле Катричева. Мария там и родилась.
В тот же день я дал телеграмму в Катричев:
"По сведениям Скворцовой Мария родилась и жила в Катричеве, одном из хуторов. Сталинград переехали двадцать девятом году. Отец Усков Иван Иванович. Попытайтесь узнать в сельсовете точное место рождения Марии. Ответ сообщите адресу Ленинград, Мытнинская 1/20, журнал "Костер".
Через неделю в редакцию пришла телеграмма из Катричева:
"Сельсовете данных не оказалось. Солдатские вдовы и катричевские следопыты продолжают поиск. Гончарова".
Глава 11
КАТРИЧЕВСКИЕ СЛЕДОПЫТЫ ДЕЙСТВУЮТ
Статья называлась "Мария из села Катричева?". Ее написала сама Лидия Михайловна, рассказав в ней краткую историю подвига Саши и Марии и о наших совместных посещениях "солдатских вдов". Заканчивалась статья словами: "Поиск продолжается. Всех, кто сможет хоть чем-нибудь помочь, просим откликнуться".
В редакцию газеты пошли письма. Уже потом мы узнали, что не только письмами атаковали быковский "Светлый путь" - были и многочисленные посетители. Видимо, история Марии Усковой крепко задела самолюбие ее земляков. Встречались деловые письма, в которых жители района рассказывали о знакомых им семьях Усковых, но большинство корреспондентов интересовал вопрос: а что же дальше? Нашли ли родственников Усковой или людей, знавших ее? И где она все-таки родилась? Письма из Рахинки, Дубков, Волжского, Быкова, практически из всех хуторов и деревень Быковского района. Многие из этих писем сотрудники газеты переправляли в "Костер", и всякий раз мы с волнением вскрывали очередное послание: нет ли чего нового?
И вскоре это новое появилось. Катричевские следопыты не дремали.
"Дорогой "Костер"!
Поиск продолжаем.
Бабушки сообщили нам, что нашли двух человек, которые знают, где родилась и жила Маша Ускова, помнят ее. Это Василий Дмитриевич Осадчий и Степан Егорович Самарский. Это наши, катричевские жители. Мы побывали у них дома, но дело в том, что Степан Егорович отказался что-либо рассказать нам, сказал, что будет говорить только с корреспондентом из Ленинграда. А Василий Дмитриевич говорит, что Машу помнит очень хорошо, но что разведчицей она ни за что не могла быть. Почему - не объяснил. Дорогой "Костер", приезжай к нам, пожалуйста, к тому времени еще что-нибудь выясним. По поручению катричевских следопытов - Наташа Ускова и Марина Кобликова".
И снова дорога. На этот раз ранией весной, вместе с Александром Алексеевичем Бычиком, бессменным нашим помощником в поисках. Знакомая дорога в Катричев. Ожидание попутной машины. Издалека доносится чуть слышное гудение трактора - идет весенний сев. Мы знаем, что в Катричеве нас ждут ребята и Лидия Михайловна - она специально приехала на встречу из Быкова, сейчас она живет в райцентре, работает заведующей отделом культуры Быковского райисполкома.
- Как вы думаете, Александр Алексеевич, почему Самарский отказался рассказывать ребятам о семье Усковых? Почему он ждет корреспондентов из Ленинграда?
Трудно сказать. Может быть, у него какая-то неприязнь к семье Усковых, это тоже нельзя исключать. А может, и не знает ничего, так тоже бывает…
На этот раз нам долго ждать не пришлось. Директор школы приехал за нами на машине, и в полчаса мы домчали по гладкой, как стекло, дороге в Катричев.
Памятуя об условии Степана Егоровича Самарского, на встречу с ним не стали брать много народу, отправились втроем: Я, Лидия Михайловна и Александр Алексеевич. Самарского мы нашли на огороде, он вскапывал грядки. Ему уже под восемьдесят, он глуховат, чтобы лучше расслышать, прикладывает ладонь к уху. Сначала он потребовал документы, аккуратно проверил, внимательно вглядываясь в фотографию на удостоверении.
- Ну, слухайте, - строго начал Степан Егорович, - что помню, скажу. Машу помню, хоть она и поменьше от меня была лет на десять. Понимаете, я с ней не водился, уже парубком был, взрослым и на хуторе том бывал не часто. Так, если по степи, бывало, куда едешь, когда и завернешь к прыщам…
- К каким прыщам?
- Так ведь хутор ихний в народе так и называли - Прыщов. Это по-нашему, по-уличному. А чего "прыщи" - кто его знает? Чего, спросите, каблучки, крючочки? Звали и звали. Отец, помню, строгий был, Иван, хозяйство вел крепко. Колодец у них был хороший, вода чистая-чистая, как слезинка. Сад был большой, ветрячок, ну, мельничка такая маленькая, ветряная. Мой отец раза два посылал меня к Ивану Ивановичу, муку молоть. Денег он за помол не брал, Иван Иванович. Так "ели кусок сала возьмет, да ему и того не нужно было, все ивое. Братья у Марии были. Один, Николай, кажись, старший, напротив жил, в своем доме, младшего не помню. Ну, Маша и Марфа. Марфа была рыжая, аж красная, а Маруся - та смазливенькая, красивая. Беленькая. Смеялась все: значит, легкая характером была… Дом у них был деревянный, крепкий. А дальше случилось вот что: Иван Иваныч помер, хозяйство Прасковья не могла одна тянуть, и все постепенно порушилось. Когда они уехали, не помню точно, помню, что в двадцатые годы, в конце. Куда, к кому - не знаю… А теперь у меня к вам вопрос: почему вы Машей интересуетесь? Что она такого сделала?
Коротко рассказываем о Маше.
Степан Егорович недоверчиво слушает, качает головой.
- Ну, это мне уже дети говорили. Только вот что не понятно: как же она могла быть разведчицей? Обыкновенная неграмотная девка, как и я…
Мы снова стали объяснять Степану Егоровичу, какой Маша была разведчицей, и что она была достаточно грамотной и т. д. Он не возражал, только как-то сокрушенно вздыхал и недоверчиво улыбался…
Василий Дмитриевич Осадчий рассказал:
- Хорошо помню мать Марии, тетку Параньку. Шустрая была тетка, хозяйственная. Маша была старше меня года на четыре. Боевая была девка. Веселая. Петь очень любила. Голосок у нее был чистый, звонкий. Все больше народные песни пела, наши, степные. Читать любила. Конечно, библиотек тогда у нас никаких не было, и школы не было, ее только в тридцатом году открыли, в Катричеве, а Паранька с дочерьми уехала в двадцать девятом… Откуда у них были книжки, не знаю… Но помню - читала. И писала хорошо, красиво. Наш хутор рядом с ихним был. Нас по-уличному "крючочки" звали, их - "прыщи". Я-то совсем неграмотным парнем был, читать-писать научился лет в тринадцать. Кто научил Марию читать и писать, не знаю. Мать неграмотная была. Может, отец. Но я его не помню. Жили они в круглом доме. Что такое круглый? Это дом с четырехскатной крышей. Его в начале тридцатых годов перевезли на какой-то ближайший хутор. Может, он до сих пор сохранился, нужно будет узнать…
Забегая вперед, скажу, что и в это посещение Катричева мы не узнали главного, точно так же, как и в первый мой приезд. Самое интересное выяснилось уже в Ленинграде, буквально через две-три недели. Опять получилось так, что, беседуя с Самарским и Осадчим, мы не знали, что в Катричеве живет прямая родственница Маши Усковой…
"Дорогой "Костер"!
Рады сообщить новость: после того, как вы побывали у нас, в школу пришла Мария Федоровна Чепусова (в девичестве - Кобликова) и сказала: что же вы ходите по людям, которые ром ничего сказать не могут, а я же - племянница Марии! Мы просто остолбенели. Вот это да! Сколько искали, ходили, спрашивали, а к Марии Федоровне не догадались зайти. Но это ниша вина. Вот что нам рассказала Мария Федоровна:
"Мой отец, Кобликов Иван Павлович, был родным племянником Прасковьи Ивановны, матери Марии, значит, я довожусь Маше двоюродной племянницей, а она мне - двоюродной теткой. Хотя я старше Марии на три года. Так что моя тетя - Мария - моложе меня. Мы часто бывали в гостях у Усковых, поэтому я хорошо знала всю семью.
Ивана Иваныча, отца Марии, помню смутно, потому что мы с ним почти никогда не разговаривали. Прасковья Ивановна - маленькая, худенькая, очень подвижная, ворчливая, но, в общем, добрая тетка. Весь дом держался на ней. Очень любила порядок, приучала детей к порядку. Везде у нее было чисто прибрано - и в доме, и во дворе, и в саду. Николай, старший брат Марии, Выл женат, имел детей. Где они сейчас, остался ли кто - не знаю. Наверное, кто-то есть. Иван - второй брат, был на фронте, а вот вернулся ли он, не знаю. Марфа - невысокого роста, плотная, замкнутая. А Маша пошла в мать, в Кобликовых. Она запомнилась мне в белом платье с цветочками, ситцевом. Очень подвижная была, общительная, всегда играла с детьми. Учила меня читать и вязать. А Прасковья Ивановна сердилась: чего учишь? За тобой не успеваю дырки заплетать…
Маша была красивой, лицо ее помню как сейчас. Домик у них был небольшой, но прочный. Был он с резьбой. Мне запомнилось большое круглое зеркало в темной деревянной оправе, наверху был резной козырек. Посредине комнаты стоял длинный стол. Он не накрывался скатертью, был расписан цветами. В углу комнаты стоял большой чугун - в нем всегда был грушевый взвар - компот. Тетка Прасковья пекла очень вкусные пирожки и любила угощать ими гостей. Пироги складывала стопочкой. Когда мы ездили в Рахинку, а дорога шла через Прыщев хутор, обязательно заезжали к Усковым. Прасковья Ивановна сразу же начинала хлопотать по хозяйству, старалась всех вкусно накормить.