- Так точно! Пойду догонять своих, - ответил тот и зашагал в метель.
Ветер доносил до слуха Дмитрия скрип полозьев, перебранку ездовых и отдаленный вой волков. Едва уловимый свет луны пробивался сквозь тучи и снежные вихри.
"Как в сталинградской степи в пургу, - подумал Дмитрий. - В такую погоду шли моряки на Манштейна". И он вспомнил матроса, который просил у него в степи закурить. Бескозырку, засунутую за борт шинели.
- Зачем она тебе в мороз?
И ответ:
- Для атаки!
Дмитрий, стараясь не звякнуть щеколдой, заходит в хату и садится на лавку. Вначале он шепчет какие-то бессвязные слова, но вскоре возникают рифмы, вернее, они вспыхивают, как искорки, и слова становятся в строй.
- Хозяйка, где поворот на Медовый поселок? - снова раздается голос за окном.
- Ступай прямо! За селом увидишь большой дуб, там свернешь направо, - вспоминая слова Семеновны, отвечает Дмитрий.
- Медовый поселок… Медовый… Разбудили… Кончай работу, Солонько, - недовольно бурчит Бобрышев.
Дмитрий тушит фонарик и ложится на лавку. Холодно. Рука болит. Наверно, опухла. Спать! Надо согреться, все пройдет. Но до самого рассвета он не может уснуть. Под окном хрустит снег, звучат громкие голоса, снова кто-то спрашивает дорогу. Иногда у самого окна вспыхивает цигарка, и на стекле искрится морозный узор.
Ранним утром дед Авил привел в избу полковника Ковальчука.
- Они, товарищ начальник? Видите, какой дед. Враз собрался и нашел, - снимая старую заячью шапку, похвалил себя Авил.
- Молодцы, журналисты, приехал вас поблагодарить, - сказал полковник, расстегиваясь.
- Можно переходить от лопаты к перу? - вяло улыбнулся Дмитрий.
- А ты чего скис, шутник, заболел?
- Я? Нет!
- Вчера Ковальчук хрипел, как старый кузнечный мех. А сегодня легче. Все хорошо! Дорожная баня вылечила, - рассмеялся полковник и подошел к Дмитрию. - Дай-ка руку! Ого! Пульс учащенный…
- Вчера мы попали под бомбежку, и меня слегка задел осколок, чепуха!
- С этим не шутят, - серьезно сказал Ковальчук, - надо лечь в госпиталь, я подвезу, он здесь недалеко.
- Нет, я не болен. - Дмитрий прошелся по комнате и почувствовал сильную слабость.
- Ты собираешься ехать на передовую, да? А потом что? Я не хочу пугать гангреной, но, друг мой, надо немедленно лечиться! - напустился Бобрышев.
- Зачем же с больной рукой в окопы? - встревожилась Катя.
- Ладно, уговорили. - Дмитрий собрал свои вещи, подошел к партизану. - До свиданья, Трофим Кузьмич, я поговорю в госпитале с врачами; они тебе окажут помощь.
- Благодарю вас, товарищ майор.
- Семеновна, до свиданья, спасибо вам!
- Бедно живем после гитлеровцев. Хороших людей принять как следует не смогли, - отвечала хозяйка.
Уже в сенцах Дмитрий сказал Бобрышеву:
- Ты знаешь, отец Веры Ждановой командует партизанским отрядом. Сын нашей хозяйки хорошо знает его. Я написал Вере письмо, постарайся отправить его вместе с очерком.
- Непременно отправлю.
- И еще просьба: приедешь на место, обязательно разыщи бронебойщика Валентина Зайцева. Порадуй солдата - его цикл стихов набран и пойдет в ближайшем номере.
- Зайцев, говоришь? Обязательно разыщу!
5
В хате полумрак. Окна завешены плащ-палатками, и только кое-где пробиваются солнечные лучи. Печь остыла. Лейтенант Петр Синенко откладывает в сторону полушубок и ложится на соломенную подстилку. Он еще долго ощущает тепло. Хочется курить, но он не решается чиркнуть спичкой.
"А вдруг разбужу кого-нибудь? Солдатам в разведку идти. Пусть поспят!.."
Синенко переворачивается на другой бок. Взгляд его устремлен на ходики. "Медленно идет время".
Петр натягивает на голову одеяло, думает о письме, которое прислал ему из Караганды старый донецкий шахтер Абакуев.
"Где это Никанорович узнал адрес полевой почты? Как он нашел меня? - размышляет Петр. - Старик он, лет семьдесят ему, а пишет: "Работаю по-прежнему в шахте, передаю местным людям опыт Донбасса".
Петр сам учился у Никаноровича шахтерской хватке. Пятнадцать лет тому назад он, впервые спустившись в забой, попал в бригаду Абакуева. Строгий бригадир считал, что только тот будет настоящим шахтером, кто выдержит трудное испытание. Он поставил Петра на самую тяжелую работу. И когда тот справился за смену с тремя нормами, Абакуев сказал:
- Ты, голубчик, на меня не сердись. Шахта - это не калач с медом. Чем горше покажется, тем слаще потом будет.
"Все это пригодилось на войне. Спасибо тебе, Никанорович, за хорошую закалку".
В июне 1941 года, уезжая отдыхать на Кавказ, Петр не знал, что ему уже не суждено вернуться на шахту… Началась война. Он сел в самолет и в тот же день в Ворошиловграде вступил добровольцем в шахтерский полк. Синенко не получал на фронте писем. Родных у него не было. Его жену и двенадцатилетнего сына расстреляли эсэсовцы, настигнув у Северного Донца подводы беженцев. И он молча, по-солдатски переживал свое горе. Неожиданное письмо обрадовало и взволновало. Петр не мог забыть последних строк письма Никаноровича и мысленно повторял их:
"Трудимся в тылу, не щадя ни здоровья, ни сил. Ждем того дня, когда вы одержите победу над врагом, и мы снова вернемся в родной Донбасс".
Запах табачного дыма проникает под одеяло. "Эх, закурить бы!" Синенко приподымается, окидывает взглядом избу. Никто из разведчиков уже не спит, но тишина полная. Ефрейтор Жигалко, примостившись у окна, чинит меховые рукавицы. Старший сержант Брагонин на подоконнике пишет письмо. Младший сержант Абашидзе, задумавшись, склонился над шахматной доской, а ефрейтор Корениха, довольный своим ходом, расплылся в улыбке и щекочет соломинкой кота. Солдаты Прохоров и Солбиев бесшумно играют в домино.
Новичок - ефрейтор Байкодамов - сидит на лавке и читает книгу. Он смугл, жилист, скуласт. Глаза у него черные, быстрые. "Славный паренек. Толковый. Будет хорошим разведчиком, - думает о нем Синенко. - Недавно пришел в нашу семью и как-то сразу прижился, полюбили его гвардейцы". Синенко спускается с печки и, закуривая сигаретку, спрашивает:
- Ну как, хорошо поспали?
- Зарядились деньков на пять, товарищ гвардии лейтенант, - улыбается Корениха и объявляет своему противнику мат.
Абашидзе признает себя побежденным, складывает шахматы в коробку.
Корениха, подойдя к Байкодамову, ласково похлопывает его по плечу:
- Ну, Есет-кисет? - И, пожалуй, в десятый раз принимается расспрашивать Байкодамова: - Так ты родом из Казани?
- Из Казани, Остап Корнеевич.
- Значит, девятый класс окончил и на фронт добровольцем?
- Добровольцем!
- А родные есть?
- Мать…
Свернув цигарку, Остап Корнеевич просит:
- Знаешь что, дорогой, прочти о Буревестнике, хочу еще раз послушать, как он там над морем действовал.
- Что ж, можно, - соглашается Есет.
И сразу все прекращают свои занятия, подсаживаются к Байкодамову. "Вот за что полюбили его разведчики", - думает Петр. И с каким-то упоением повторяет про себя: "Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем".
После чтения Синенко осматривает оружие и гранаты. Он следит за укладкой боеприпасов и продуктов питания.
- Смотрите, чтоб ничего не болталось, не гремело, - предупреждает он разведчиков и выходит из хаты проверить погоду.
Шагая по рыхлому снегу, Петр жалеет, что он впервые пойдет в разведку без старого друга Бунчука. Не хотели они расставаться, думали после офицерских курсов вместе воевать. Да не сбылось желание. Генерал сказал: "Бывалые люди всюду нужны, Бунчук пойдет командовать стрелковой ротой".
"Ушел Тарас и даже не заглянет к старым друзьям. Все некогда! - Да ты подожди корить товарища, - усмехается Синенко. - Сам хорош. Ни разу не зашел в стрелковую роту. Тоже друг! - А есть у меня свободная минутка? - оправдывается перед собой Синенко. - То занятие с разведчиками, то инструктаж. И за врагом следить надо, день и ночь пропадать на НП. Да к тому же еще и в разведку ходить…"
Сжимая тающий комок снега в руке, Петр заходит в хату и говорит:
- Хорошая погода для разведки. Туман все гуще и гуще.
- Это наш надежный союзник, - радуется Абашидзе.
- Остап Корнеевич еще утром предсказывал туман, он в погоде редко ошибается, - хвалит Корениху Бра-гонин.
- Ще б я погоду не вгадав? Та ніколи в житті цього не може бути. Я ж десять років головою колгоспу був. От як! - всегда переходя на украинский язык при воспоминании о своем колхозе, подает голос довольный Корениха и, для солидности слегка выпячивая грудь, обращается к Брагонину: - Після війни прошу заїхать до мене в гості на Дніпропетровщину. Там такі лани, така пшениця, вітер повіє й вона хвилями б’є, сяє на сонці. Побачите, який колгосп буде "Шлях Леніна" - кращий в області. Це ж Корениха каже, так воно й буде!
- А вы на Урал заглядывайте, Остап Корнеевич. Покажу вам мартеновские печи. Встанем рано и пойдем смотреть, как наши ребята сталь варят…
- Не председатель колхоза и не сталевар я, а простой рыбак, - отрывается от домино солдат Прохоров. - Приезжайте в Астрахань. Зорьку на рыбалке проведем… И ухой знаменитой угощу, нашей, астраханской.
- Та хіба ми юшки у нашому колгоспі не зваримо! - бьет кулаком по скамейке Остап Корнеевич.
- Сва́рите, да не такую. Мы кладем в уху черную икру для оттяжки. Уха светлой становится и на вкус хороша!
- Ні, такої ще не пробував, - признается Корениха.
Есет Байкодамов, прислушиваясь к разговору разведчиков, думает: "Есть чему поучиться. Впереди ночной поиск, а они ведут себя так, словно это их совершенно не касается. Абашидзе говорил, что новичок всегда тороплив и перед вылазкой слишком громко смеется над тем, что в обычных условиях не вызвало б даже улыбки. И сразу видно, что разведчик еще неопытен, волнуется и хочет смехом заглушить в себе тревогу. А он, Есет, не чувствует этой тревоги. Ему не терпится начать поиск с прославленными сталинградцами. Надо не выдать это нетерпение. А то еще заметит Абашидзе и подумает, что волнуюсь".
Есет поудобнее усаживается на скамейке и долго смотрит в темное окно. "Жалко… Не все желания исполняются!" Об хочет, чтоб только на миг в хате появились его школьные друзья. "Вы спорили, что меня не примут в разведку? Ну, кто оказался прав?.. И если б Зойке, сероглазой девчонке из девятого класса "В", рассказать о подвигах Синенко или Коренихи, она б исписала весь свой дневник". Байкодамову кажется, что он ясно слышит удары колокола… Шипит пар. К теплушке, постукивая каблуками, бежит, запыхавшись, Зойка:
- Есет! Тебя трудно узнать в шинели… - кричит она.
Ленька и Шурка, его закадычные школьные друзья, прыгают через глыбы льда. Зойка быстро говорит:
- Мы принесли тебе подарок от комсомола: часы со светящимся циферблатом.
Звенят буфера. Мать обнимает Есета, и он чувствует на своей щеке ее слезы. Дым застилает перрон. Есет видит только красную фуражку дежурного. На вокзальных часах без четверти два.
Байкодамов не замечает, как в хату заходит генерал Курбатов.
И только команда "Встать! Смирно!" заставляет Есета вскочить.
Выслушав рапорт, командир корпуса спрашивает:
- Новички есть?
- Я, ефрейтор Байкодамов.
Генерал смотрит на юношу и, очевидно, намекая на его невысокий рост, ободряюще говорит:
- Ничего, желудь тоже вначале невелик, а потом могучий дуб никакие бури сломить не могут! - И, поправляя пенсне, Курбатов достает карманные часы. - Скоро вам, разведчики, выступать… Я на вас надеюсь. Желаю успеха. - Прощаясь, командир корпуса каждому разведчику пожимает руку.
После ухода генерала лейтенант приказывает:
- Выходи строиться!
…Разведчики идут друг за другом, увязая по колени в снегу. После метели наступила оттепель, и влажный снег оседает под ногами. В белесой мгле вспыхивают ракеты. Желтый свет дрожит в тумане и кажется огромным маслянистым пятном.
- Это их опорный пункт номер два подсвечивает, - шепчет Брагонин Синенко.
Там больше десятка блиндажей, связанных траншеями, высотка изрезана окопами и опутана спиралями Бруно. Это хорошо знает Петр, он не раз наблюдал за противником.
- А вот номер один дает о себе знать, - предупреждает Брагонин.
Справа летят трассирующие пули, и Синенко кажется, что невидимые иглы тянут за собою длинные разноцветные нити.
Разведчики долго ползут по рыхлому снегу. Туман все сгущается, и если б не компас, Петр давно бы сбился с пути.
Маскируясь в кустах и заснеженных воронках, разведчики вползают в лесок. Уже где-то сзади взвиваются ракеты, и замыкающему Прохорову каскады огней напоминают стаю мальков, когда за ними гонится щука и они рассыпаются в разные стороны.
Гвардейцы, присев на корточки, молча следят за взлетом ракет. Все ясно: разведка проникла через боевые порядки противника, перешла линию фронта.
Одна мысль тревожит Синенко: "Заметил враг или нет? Может быть, он хитрит… Нарочно пропустил разведку и сейчас начнет ее преследовать… В тылу врага никто не застрахован от сюрпризов". На всякий случай Синенко развернул разведывательную группу. "Знай гитлеровцы о нашей разведке, они б иначе освещали местность. Ракеты - верный барометр… Здесь, конечно, не хитрость. Нет! Оплошность врага. Можно продвигаться вперед", - приходит к выводу лейтенант.
Разведчики углубились в лес и, как только посветлело небо, вышли все вместе по дну оврага к дороге. На опушке дубняка Синенко устроил засаду.
Есет Байкодамов ни разу еще не видел гитлеровцев. Желание поскорей встретиться, вступить с ними в бой овладело им.
- Фашисты идут! - доносит наблюдатель Прохоров.
Есет всматривается в редеющий туман. Вдали колышется черная колонна пехоты.
- Замаскироваться! - приказывает разведчикам Синенко.
Есет хорошо видит гитлеровцев. Пилотки у них надвинуты на брови, воротники зеленых шинелей подняты. За спиной ранцы, обшитые желтым мехом, в руках черные автоматы.
Синенко, провожая взглядом гитлеровцев, записывает в блокнот: 8 ч. 25 м. По дороге строем прошло до двух рот пехоты. Постепенно запись растет: 10 ч. 17 м. - 5 бронемашин, 10 грузовиков с боеприпасами. 14 ч. 25 м. - 6 танков.
- Не везет нам… Все крупные силы… - бурчит Жигалко.
- Хоть бы один отбившийся фриц прошел по дороге! - восклицает Абашидзе.
- Вижу двух фрицев, - неожиданно произносит Корениха.
- Верно, идут! - подтверждает Брагонин.
- Вот мы их и сцапаем, - радуется Абашидзе.
- Приготовиться! - тихо подает команду Синенко.
По дороге идут два солдата и о чем-то оживленно спорят между собой. Разведчики приготовились к броску. Но в эту минуту из-за поворота показываются грузовики. Высокий немец поднимает руку - передний грузовик останавливается и забирает солдат.
- Ото не кажи гоп… - зарываясь в снег, вздыхает Корениха.
Лязгая цепями, проносятся крытые брезентом грузовики. На бортах белеют три больших буквы: OST.
- Еще все впереди, надо запастись терпением, - ободряет гвардейцев Синенко.
Но дорога пустынна, и только к вечеру проходят еще три танка.
"Не везет, страшно не везет. Генерал надеется на нас, а мы паршивого фрица достать не можем", - огорчается Петр.
Уже в густых сумерках вспыхивают вдали фары. Желтые лучи выскальзывают из-за бугра. На какую-то долю секунды они устремляются ввысь и потом, словно надломившись, падают на дорогу и гаснут.
"Неужели одиночная? - затаив дыхание, настораживается Синенко. - А что, если за ней следует колонна? Все равно… Риск благородное дело!"
- Идет легковая. Надо не промазать, - отрывисто говорит Брагонин.
Все разведчики наготове. Машина быстро приближается. "Пора, вот сейчас пора!" - мелькает у Синенко мысль.
- Вперед! - командует он и, вскинув автомат, выскакивает на дорогу. - Хальт!
Но машина не останавливается. Шофер круто сворачивает вправо, хочет объехать.
- Не уйдешь, получай! - кричит Петр.
От короткой очереди звенит стекло. Чих… чих… - повторяет мотор и глохнет. Оппель налетает на столб. Удар… И разбитая машина с распахнутыми дверцами сползает в кювет. Прохоров, первый подбежав к оппелю, стаскивает с сиденья шофера.
- Жив? - тревожно спрашивает Синенко.
- Где там… прямо в лоб стукнуло!
Ефрейтор Жигалко вытаскивает из машины гитлеровского офицера.
- И этому капут. Матерый эсэсовец… с тремя крестами… Вот бы живьем взять!
- Обыскать! - приказывает Синенко.
Но обыск ничего не дает. Кроме обычных документов капитана войск СС, ефрейтор Жигалко находит толстую пачку денег и две колоды игральных карт.
- Не те карты, - хмурится Синенко. - А нам надо сматывать удочки…
Перед уходом Есет Байкодамов ныряет в машину и снова переворачивает сиденья. Пусто. Все напрасно. Вылезая из машины, Байкодамов замечает в снегу какой-то черный предмет. "Кошелек? Нет, записная книжка!"
- Вот еще один трофей. Возьмите, - догоняя лейтенанта, говорит Байкодамов.
Синенко на ходу перелистывает блокнот. Все столбики цифр - записи каких-то расходов. На полях блокнота - тузы, короли, семерки, резко очерченные карандашом. И снова цифры, цифры. И, наконец, листки, исписанные неразборчивым почерком. "Все не то, - огорчается Петр. - Разведка не удалась! Так хорошо, незаметно начали ее и не сумели успешно завершить. Генерал ждет нашего возвращения… а мы? Даже стыдно встретиться с ним". Эти мысли не покидали Петра и все время усиливали чувство досады и неудовлетворенности. Они тревожили его даже в тот момент, когда разведка, скрываясь в лощинах, снова переходила линию фронта.
На следующий день срочной телефонограммой Синенко вызвали в штаб корпуса. Он знал, что будет накачка и готовился к ней. Но, перечитав еще раз телефонограмму, удивился: вызывай майор Овсянников, начальник наградного отдела.
"Очевидно, какое-то недоразумение", - спускаясь к майору в блиндаж, думал Синенко.
По Петр еще больше удивился, когда молодой однорукий майор предложил ему немедленно заполнить наградные листы на всех участников недавнего поиска.
- На всех? - переспросил Синенко.
- Конечно. За доставку особо важных сведений о противнике командир корпуса приказал представить к орденам и медалям. Заполняйте листы!
"Какие же это особо важные сведения? - пересчитывая наградные листы, напрягает память Синенко. - А… записная книжка гитлеровского капитана! Что в ней могло быть?"