6
- Шофер, останови, пожалуйста… Я выйду, - сказал Дмитрий, заметив на бугре ветряную мельницу с одним крылом.
Угостив водителя папироской, он быстро зашагал к мельнице. Ее крыло, как стрела, указывало путь на север. На серых досках стояли огромные белые буквы: ХК. "Хозяйство Курбатова", - подумал Дмитрий. За бугром на опушке леса виднелись заснеженные треугольники крыш какого-то села. Ярко искрился снег. Ветер был сильный, но теплый, чувствовалось приближение весны.
В селе Дмитрий представился коменданту, и тот приказал связному "указать гвардии майору землянку, отведенную для корреспондентов". Связной повел Дмитрия по тропинке к лесистому оврагу.
Склон оврага был похож на соты, в него врезались и глубоко ушли под землю десятки землянок и блиндажей. Спустившись, связной остановился у фанерной дверцы.
- Это ваша землянка, товарищ гвардии майор. Разрешите быть свободным?
- Да, можете идти!
Катя Сенцова, приоткрыв дверцу, выглянула из землянки.
- Дмитрий Андреевич, мы вас так ждем! Руку вылечили? Как ваше здоровье? Рассказывайте!
- Сейчас все хорошо, а было неважно, чуть без руки не остался.
- Вот вам и царапина… Да что ж мы стоим у порога? Заходите, пожалуйста.
Дмитрий вошел в землянку и осмотрелся.
- Просторная, стильная, все под березу. Даже электрический свет есть. Где это вы взяли крышку от рояля?
- Бойцы из какого-то немецкого блиндажа принесли. На ней спят Бобрышев с Гайдуковым. Александр Грачев прозвал их роялистами.
Дмитрий улыбнулся.
- А где наши товарищи?
- Пошли получать сухой паек. Мы решили проводы устроить Гайдукову. Он был у нас несколько дней, полосу готовил о снайперах. Я теперь не только фотокорреспондент, но и домашняя хозяйка. Вот попробуйте мой обед!
- А какие новости на фронте?
- Наши войска освободили Льгов, Дмитриев-Льговский, Севск и закрепились. Вынужденная передышка. Не за горами распутица. Да, Дмитрий Андреевич, - спохватилась Катя, - вы, правда, из госпиталя, но все равно - танцуйте. Вам два письма. Одно из Харькова…
- Там у меня бабушка. Где письмо? - Распечатав конверт, он метнулся к окну. - Она жива, но болеет. В Харьков зовет, повидаться хочет.
- Видите, какая у меня легкая рука, недаром я бережно хранила ваши письма, - встряхнув золотыми кудряшками, проговорила Катя.
Дмитрий вскрыл второе письмо и стал читать про себя:
"Большое вам спасибо. Я этого никогда не забуду. Очень хочу видеть вас и поблагодарить за радостное известие о моем отце. Желаю вам здоровья и успехов в вашей работе. Черкните мне несколько слов, буду вам благодарна.
Вера".
Он снова перечитал письмо. Ему стало жарко от какого-то нового, непонятного чувства, и он расстегнул ворот гимнастерки.
В землянку вошел молоденький лейтенант. Отрекомендовавшись порученцем Курбатова, он сказал:
- Товарищ гвардии майор Солонько, командир корпуса просит вас немедленно зайти к нему. Я уже дважды справлялся о вас и только что узнал у коменданта о вашем прибытии.
- Ну что ж, я готов.
- Разрешите вас проводить, - и лейтенант открыл фанерную дверцу.
Спустившись в блиндаж командира корпуса, Дмитрий застал Курбатова сидящим у раскаленной времянки. Генерал, видимо, откуда-то приехал и грел у огня озябшую, покрытую рубцами ногу. Услышав шаги, он оглянулся.
- Дмитрий Андреевич, вот кстати! Что ж это ты расхворался в такое время? В корпус приехали, нет того, чтобы сразу зайти к генералу, изволь посылать за тобой! Старых друзей забывать стал. Запомним это, запомним, - шутливым тоном произнес Курбатов и, натянув сапог, уже серьезно спросил: - А фронтовую газету сегодня читал, знаешь о "тигре"?
- О каком тигре? - удивился Дмитрий.
- Так ты еще не видел газеты?
- Не видел, товарищ генерал.
- Мне недавно принесли ее, прочти на третьей странице статью.
Дмитрий развернул газету.
- Что?! - вырвалось у него. - У гитлеровцев тяжелый танк T-VI - "тигр"! - И он принялся внимательно читать.
В статье приводились некоторые технические данные тяжелого танка. Толщина брони - лобовой, верхней и нижней - достигала 100 мм. С боевой нагрузкой "тигр" весил 60 тонн. Дмитрий прочел вслух конец статьи:
"Стойкой пехоте, зарытой в землю, тяжелые танки T-VI не страшны!"
- Рассказы бывалых воинов о том, как они жгли фашистскую броню, - сказал Курбатов, придвигаясь к столу, - это верное лекарство против танкобоязни, оно поможет новичкам. У вас в газете есть уголок юмора - "Прямой наводкой". Отличное название! Я прошу вас, Дмитрий Андреевич, как фронтового поэта, и всех ваших товарищей по перу стать действительно на прямую наводку и открыть огонь по "тиграм". Меткое слово, подобно молнии, вмиг облетит все роты, сделает свое дело.
- Я понимаю вас, товарищ генерал, не так черт страшен, как его малюют. Эта мысль должна пройти через все газетные материалы.
- Вот и отлично, формула найдена. Простыми, понятными словами надо высмеять "неуязвимость" вражеских танков T-VI. - Генерал закрыл печную дверцу и продолжал: - В результате нашего наступления образовался Курский выступ. Площадь его равна двадцати двум тысячам квадратных километров - немало! Это прекрасный плацдарм для фланговых ударов. Мы нависаем над орловской группировкой гитлеровцев и в то же время сковываем врага у Белгорода. Он ведь не может начать широкое наступление, если не срежет нашего Курского выступа.
- Ясно, - сворачивая в трубку газету, сказал Дмитрий, - на Курском выступе дела будут серьезные, и надо уже сейчас готовить к этому войска.
Курбатов достал из портфеля несколько напечатанных на машинке листков:
- В руки наших корпусных разведчиков недавно попала любопытная записная книжка одного немецкого барона, капитана войск СС. Это, брат, документ. Барон, видишь ли, проходил в Германии повышенные курсы танкистов, осваивал "тигры". И зашифровал все, что знал о тяжелых танках T-VI.
- И удалось расшифровать?
- В общем - да… Нам теперь известны данные танковой пушки: калибр - 88 миллиметров.
- Сильная пушка.
- Да, - согласился Курбатов и перевернул листок. - За минуту башня делает один поворот. А о чем это говорит? - повеселел он. - Вот оно, уязвимое место! Башня поворачивается медленно. Есть в "тигре" и еще одна выгодная для нас черта, - усмехнулся комкор. - Вес брони и вооружение солидные, а мотор - всего 600 лошадиных сил. Значит, маневренность танка невысокая. - И Курбатов спрятал листки в портфель.
Дмитрий окинул взглядом блиндаж. В углу за времянкой стояла походная кровать, покрытая серым одеялом, над ней висела маленькая полка с книгами. Все вещи Курбатова умещались в одном чемодане. Генерал, как солдат, не терпел в походе лишнего имущества.
Сам Курбатов на первый взгляд показался Дмитрию помолодевшим. Но это было обманчивое впечатление. Удивительная выправка скрадывала годы, а голубые без старческой мути глаза, несмотря на седые волосы и морщины на щеках, молодили комкора.
Все же Дмитрий заметил, что волосы генерала за очень короткое время сильно поредели. На лбу появилась новая глубокая складка.
Возвратясь в землянку, Дмитрий застал своих товарищей за чтением газеты.
- С выздоровлением тебя! - воскликнул Бобрышев и обнял Солонько.
Грачев, чуть прихрамывая, бросился к Дмитрию.
- Я ради тебя остался здесь ночевать - что ж, думаю, уезжать не повидавшись.
- Спасибо, Александр, молодец!
Гайдуков, пожав Дмитрию руку, спросил:
- Как нравится новость?
- Я только что от Курбатова. - И Дмитрий принялся рассказывать о своей беседе с генералом.
- Николай Спиридонович, надо взглянуть на наш фронт, ты у нас бывший начальник штаба полка, у тебя карта всегда идеальная, сделай одолжение, дай ее, - выслушав Солонько, попросил Гайдуков.
- Можно… Александр, тебе ближе всех, ну-ка, сними с гвоздя мою сумку!
- Приступим к анализу оперативной обстановки, - повернувшись в пол-оборота, шутливым тоном произнес Грачев.
- Ладно, давай скорее сумку!
- Сумку? Пожалуйста!
- Обратите внимание на линию фронта, - начал Бобрышев, раскладывая на крышке рояля хрустящую двухкилометровку, - какое оригинальное очертание! Смотрите… К западу от Курска фронт вклинивается в территорию, занятую врагом, а к востоку от Орла - в расположение наших войск.
- Два плацдарма, - проронил Гайдуков.
- Можно наступать и нам и противнику, - продолжал Бобрышев, - и наносить фланговые удары с юга и севера. Обстановка опасная, острая. Не случайно сюда пришла сталинградская гвардия. Если мы выиграем битву под Курском, то, мне кажется, гитлеровцы не удержатся и на правом берегу Днепра.
- Днепр… - мечтательно произнес Солонько.
Гайдуков взял со столика карандаш и провел им по красноватой жилке шоссе Белгород - Курск - Орел.
- Вот где таится опасность! Здесь гитлеровцы могут нанести удар крупными танковыми силами. Надо учитывать и нежелательный исход сражения. А что, если враг срежет Курский выступ?
- Тогда фронт под Курском превратится в "мешок". Наши войска, расположенные по дуге Курского выступа, будут окружены, и враг сможет начать новое наступление на Москву, - хмуря брови, сказал Бобрышев.
- Николай Спиридонович, сколько прошли гитлеровцы в сорок втором году? - спросил Гайдуков.
- Если взять Юго-Западное направление… то местами до шестисот километров.
- От Томаровки до Курска гитлеровцам надо преодолеть сто двадцать пять километров, а со стороны Орла - всего лишь семьдесят пять.
- Разные годы и разные погоды, - перебил Гайдукова Бобрышев. - Да и мы уже не те, нельзя забывать, дружище, Сталинград.
- Погоди, Бобрышев, ты выслушай меня до конца. Я хотел сказать вот о чем. Когда Гитлер смотрит на Курский выступ, у него горят глаза. Пройти двести километров - и наши войска в котле. Заманчивая штука, не правда ли?
- Еще бы! - кивнул Бобрышев.
- По черным обломкам фашистских машин придем мы к победе и вступим в Берлин! - продекламировал Солонько.
- Вот и "шапка" готова к полосе, о которой я думаю. Стой, это находка! - Гайдуков достал из кармана блокнот, записал стихи.
- А что ж наши союзники?.. Неужели, когда начнется бой под Курском, они не помогут нам, не откроют второй фронт?
- Спешить они, Дмитрий, не будут… А Гитлер соберет под Курском отборные дивизии и новые тяжелые танки… - пощипывая усы, вздохнул Гайдуков.
7
- А что такое подвиг, хлопцы? В руки он сам не дается. К нему надо стремиться всей душой, чтоб горел весь, злость тебя брала. Вот тогда и ударишь крепко врага да сделаешь такое, о чем все товарищи сразу заговорят. Верно это, Тихон Селиверстов?
Тонкобровый с веснушками солдат смущенно взглянул на командира роты лейтенанта Бунчука.
Пехотинцы сидели полукругом у родника. Со ската небольшой высотки спадал звонкий ручей, шевеля камешки и робко пробивающуюся со дна зелень. Лейтенант Бунчук, швырнув окурок в грязь, продолжал:
- Вчера бой идет, а вас, Тихон Селиверстов, все нет с патронами. Медленно поворачивались. Робость из души рвите с корнем. Вы боец гвардейской роты. Ее пулеметчики в Сталинграде гитлеровцев к Волге не пропустили… Берите пример со старшего брата. Он тоже новичок, а бывалому воину под стать!
Иван Селиверстов, несмотря на похвалу командира роты, сидел мрачный. Слушая лейтенанта, он время от времени сжимал кулаки. Бунчук подумал, что кулаки молодого гвардейца по величине, пожалуй, не уступали дискам для автомата.
- Разрешите мне… Товарищ командир роты… - Иван Селиверстов поднялся, - хочу всех заверить… не подведем! - и показал брату кулак.
Пехотинцы рассмеялись. Командир роты сдержал улыбку.
- Домашнюю привычку надо забыть. Узна́ю, строго накажу вас, Иван Селиверстов. - Бунчук нагнулся над родником, потянул губами воду.
Ключ был небольшой, но сильный.
Казалось, земля дышала здесь, и от этого вода расходилась плавными кругами.
Напившись, Бунчук повернулся к пулеметчикам.
- Я так думаю… Человеческая душа - как родник, ее можно замутить, а вот когда расчистишь - такие ключи забьют, где и отвага возьмется и сноровка!
Тихон был взволнован. Он хотел сказать, что впервые был в большом бою. Сам того не понимая, малость оробел, слишком медленно переползал и поднес патроны с опозданием. Но больше такого не случится!
Командир роты, как бы угадав его мысль, ободрил:
- Разве такой гвардеец, как Тихон Селиверстов, струсит в будущих боях? Да никогда в жизни! На этом и разговор кончаю. - Бунчук взглянул на протоптанную тропинку, чуть лоснящуюся в густой грязи и сбегающую с высотки, словно второй ручей, радостно крикнул: - Петро, каким это ветром?
- Принимай гостя, Бунчук. Все бросил, все дела по шапке, решил тебя навестить. - Высокий офицер поскользнулся.
- Чтоб не хитрил, Петро! Не будь тумана, так тебя и арканом с НП не вытащить, - посмеивался Бунчук. - Сотников, сбегай к повару, скажи, чтобы завтрак на двух приготовил. Пусть яичницу зажарит.
Высокий офицер взял разгон, взбежал по тропинке.
Поздоровавшись, он заглянул в траншею.
- Одобряю… Сухо!
- А ты думал, мы лягушки, хуже твоих разведчиков живем.? - ответил Бунчук.
- Молодцы… У вас вчера работка была… Я видел с НП. Что-то участилась разведка боем. Туман… Как бы снова не было вылазки. Враг активничать начал!
- Мы его тут привели в чувство…
- Вчера не меньше взвода наступало.
- Пьяные, черти, шли. Эсэсовцы. Мы их нарочно поближе подпустили, а потом всыпали!
- Они сейчас злые, какую-нибудь каверзу устроят. Будь наготове, Бунчук.
Наполнив ключевой водой фляги, офицеры спустились по тропинке. Тихон Селиверстов вспомнил: недели две тому назад, будучи связным, он относил ночью записку Бунчуку. Высокий офицер - знаменитый разведчик гвардии лейтенант Синенко. У него вся грудь в наградах.
Туман таял, обнажая вдали черные бугры. Тихон, навалившись грудью на камень, следил за неясными очертаниями села. Селиверстов напрягал слух, стараясь уловить звук, уже несколько секунд тревоживший его. Он заметил: офицеры остановились. Командир роты подозвал связного, отдал ему какое-то распоряжение. Потом Бунчук и Синенко быстро сошли с тропинки, прыгнули в окоп.
Командир пулеметного расчета сержант Телушкин поднял руку:
- Так и есть - танки!
Гвардейцы приготовились. Селиверстов достал из ниши запасные коробки с пулеметными лентами. Телушкин мельком взглянул на Тихона: "Руки у него не дрожат".
С каждой минутой нарастал рокот моторов. Когда из тумана показались танки, Телушкин прошелся по ним пулеметной очередью. Немецкие десантники соскочили с машин, шлепнулись в грязь, поползли. Из-за бугра показалась пехота.
- На полную железку! - И Телушкин дал длинную очередь.
Гитлеровцы рванулись вперед.
- Отсекать их от танков, отсекать! - кричал Телушкин.
Дружно заработали пулеметы, и в тумане затряслись огненные языки. Внизу у ручья взметнулось пламя. Бронебойщики и артиллеристы вступили в бой с танками. Гитлеровцы не пошли за своими танками, залегли.
- Есть, горит один! - воскликнул Тихон. - Эх, черт…
Три новых танка атаковали позиции бронебойщиков. Тихон видел: головной танк наехал на окоп и стал его яростно утюжить. Потом танк выдвинулся вперед и, стреляя на ходу, пошел на окоп командира роты.
Тихон схватил противотанковую мину. Выскочив из окопа, он поскользнулся и съехал вниз. Танк приближался к окопу Бунчука, сверкая выстрелами.
Селиверстов пополз вдоль ручья. По дрожанию земли почувствовал, что танк близко. "Только не пропустить бы!"
Держа наготове плоскую мину, он приподнялся. В нескольких шагах от него лязгала грязная гусеница. И видя одну только эту черную змею-гусеницу, Тихон бросил под нее мину.
Он упал в ручей, прильнул к намытому водой песку. Пламя взрыва опалило Тихона, со свистом пронеслись осколки. Он чуть привстал, ощупал себя: "Жив!" К нему подползал со связкой гранат забрызганный грязью сержант Телушкин.
- Ты, Тихон, с того света списан! Смотри, что сделал…
У ручья стоял танк с развороченным днищем. Селиверстов рукавом шинели отер пот с лица.
- Не "тигр"? Нет?
- Ты, брат, разохотился…
- Говори громче, в ушах звенит…
- Это их обыкновенный T-III. Но и то штучка. Орешек! - крикнул Телушкин.
8
Бобрышев проснулся рано. По привычке завел часы, взглянул на светящиеся стрелки: "Пора!" В землянке догорала свеча. Дмитрий что-то переписывал в толстую тетрадь. Возле времянки на походной кровати крепким сном спала Катя. Бобрышев оделся и, сложив вещи в рюкзак, подошел к Дмитрию.
- Я готов! Не хочется уезжать, но ничего не поделаешь. Приказ редактора. Надо спешить в Малоархангельск.
- Катю будить не надо. Ну что ж, пошли. Я тебя провожу.
Они вышли из землянки. В овраге разлив тумана подступил к верхушкам высоких кленов. Казалось, черные всадники бесшумно переплывали белесую реку. Подвесной мосток, перекинутый через ручей, качался под ногами. Ручей, недавно робко точивший снега, теперь набух и превратился в шумную речку.
За мостком на снегу Дмитрий заметил желтую пыльцу.
- Орешник зацвел.
- А вот и подснежник! - Бобрышев нагнулся, сорвал цветок.
По дороге, собрав букетик подснежников, они незаметно подошли к перекрестку. Дмитрий взглянул на указатель..
- До Малоархангельска двадцать четыре километра. Ты на попутной?
- Меня заберет почтовая машина, Я условился.
Сквозь туман пробились солнечные лучи. Все вокруг ожило, повеселело. По широкому полю покатились то сизые, то золотисто-белые волны. Они текли, таяли и снова бесшумно наплывали на бугры. Но солнечные лучи оказались слабыми, они потухли. Игра света и тени прекратилась. Послышался сигнал грузовика, и в то же мгновение от сильного удара вздрогнул воздух.
- Вылазка! - насторожился Дмитрий.
- После того как фашисты снова взяли Харьков, они обнаглели.
- Эх, Харьков, Харьков…
- Мы его вернем, Дмитрий, вот отшумит весна - он будет наш!
Остановив грузовик, шофер распахнул дверцу, козырнул:
- Кто едет, товарищи офицеры?
Бобрышев стал прощаться. Прислушавшись к грохоту боя, шофер зло сплюнул:
- Сегодня Гитлер рано проснулся, вилы ему в бок!
Бобрышев полез в кабину.
- Ты мне почаще пиши, Дмитрий…
- Обязательно!
- Передай привет Кате. - И Бобрышев помахал рукою.
Проводив товарища, Дмитрий поспешил на гул боя. Он свернул с дороги, пошел напрямик. Ему пришлось взять разгон и перепрыгнуть через узкий, но глубокий ручей. Он ускорил шаг и остановился на берегу нового ручья. Рыхлый снег мешал прыжку. Но возвращаться назад Дмитрию не хотелось.
Он ступил на льдину и провалился. К счастью, место было неглубокое, но он все-таки набрал в сапоги воды.
Артиллерийская гроза стихла так же внезапно, как и началась. "Теперь спешить некуда", - подумал Дмитрий. Переобувшись и тщательно выкрутив мокрые портянки, он быстро побежал к высотке. "Надо согреться!"