- А когда кино кончилось, Мишка мне и говорит: "Что это вы сегодня такая невеселая? Не танцуете? Обычно, говорит, всем девушкам киномеханики нравятся, а вы танцевать не желаете". А я, говорю, механиков не люблю, противные они, воображалы, из себя бог знает что воображают.
- Так и сказала?
- Ну! Так он после этого, понимаешь…
В сенцах опять заскрипела дверь, кто-то долго, неуклюже влезал.
- Девки! - позвал сиплый мужской голос. - Еще моетесь?
- Да!
- Воды еще принести?
- Нет, не надо. Хватит, папа.
- Ну ладно, мойтесь, полуночницы.
Девчата вымылись быстро и вышли в сени одеваться. Вынесли фонарь, торопились. Егор чуть привстал, глянул. И Степан увидел в его зрачках злые алчные огоньки. Девчата разговаривали.
- Нюрк, что я знаю?.. Сережка мне сегодня сказал.
- Что?
- Не скажу.
- Ну что, что?
- Не скажу!
- Ну, перестань!
- Все равно не скажу.
- Ну, как хочешь.
- Сказал: "К Нюрке свататься скоро пойду".
- Врешь! - счастливо, полузадохнувшись, воскликнула Нюрка.
- Честное слово, правда!
- Так и сказал?
- Да.
- Врет все!
А сама верила, верила.
Девчата ушли. Егор и Степан спустились с чердака, вернулись в мыльную.
- Конечно, врет! - с какой-то затаенной злобой сказал Егор.
- Ну, почему же врет? - возразил Степан. Но он и сам отчего-то разозлился. А ничего ведь такого, собственно, не было здесь сказано, все простое, обычное. Но это-то и разозлило его. Вот ведь живут люди, думают, говорят о чем-то.
- И нам помыться бы, - сказал Степан.
- Обойдешься.
- С лета не мылись. Эти… бекасы завелись. Может, на камнях рубахи пожарить?
- Погреемся да пойдем.
- Отдохнуть бы.
- А жрать что-то надо?
- Теперь наша забота только о еде.
- А что же… Схватил кусок, весной помоешься.
- Совсем мы заскорузли в этой землянке. Дымом пропахли. На людей стали не похожи.
- Ничего, весны бы только дождаться. Филимонова надо поймать. Да вот дома его все нет. Шастает где-то. Наверное, нас выслеживает… Тихо!..
В сенцах что-то стукнуло, там, возле двери, кто-то возился, отаптывал с валенок снег. Взялся за скобу. Егор и Степан схватили винтовки. Прицелились, замерли. Дыхание у них перебило. Они сидели молча, напряженно глядели на дверь. В сенцах еще повозились, и дверь отворилась. Сначала в помещение просунулся фонарь, а потом боком вошел человек. Он остановился и недоуменно смотрел на направленные ему в грудь винтовочные стволы, на угрюмые, бородатые лица, настороженные глаза. Он не испугался, долго рассматривал их, держа на весу фонарь, потом как-то уж очень спокойно и по-деловому глянул в угол, взял с полка пустое ведро и вышел. И когда выходил, долго перетаскивал через порожек ногу, Егор и Степан увидели под штаниной протез. Другая нога была в валенке.
За дверью неторопливо проскрипели шаги, и стало тихо. Егор и Степан, сжавшись, притаившись, как кошки, готовые к прыжку, еще некоторое время сидели молча в темноте и смотрели на дверь. Потом они разом, не договариваясь, выскочили из баньки и побежали. Бежали прочь, в поле бежали, не оглядываясь, и хоть знали, что за ними не будет сейчас погони, но было им страшно. Вот так же, наверное, с таким же непреодолимым ужасом убегает рысь от безоружного человека, если этот человек взглянул ей в глаза.
Остановились уже в лесу. Отдышались.
- Гад! Может, его пристрелить надо было? - сказал Егор. По по интонации голоса, по тому, как он сказал это, ясно было, что Егор не мог, не решился бы пристрелить. Он бежал от человека.
- Инвалид, - сказал Степан.
- Инвалид, - повторил Егор. И этим они сказали многое, и оба подумали: хорошо, что темно и не видят друг друга.
Они пошли.
Теперь они брели еще более усталые, чем прежде. Егор не просто матерился, падяя в ямы или спотыкаясь о пни, а вроде бы хватал зубами кого-то во тьме.
- Пожрать бы, - сказал Егор, и Степан понял, что сейчас они должны будут сделать все, и все сделают, лишь бы достать еды. Теперь они пойдут на все.
Теперь и ему, Степану, безразлично все, не жалко себя, не жалко людей, никого. Он все может. Он бездомный, безразличный, как зверь, он понимает теперь только голод и страх. Голод. И это гонит его вперед. Он знает, что надо достать где-то хлеба, мяса, набить желудок - ждать. Ждать неизвестно чего, но в этом логове, именно в нем, непроветриваемом, грязном, сыром, - ждать! Ждать и ждать. Ждать! Смотреть на дверь, слушать и притаиваться, и ощериваться, и прижиматься спиной к стене. И сейчас они добудут еду, убьют теленка или барана, положат на плечи остывающее, пахнущее кровью мясо и понесут его. Теперь им все безразлично.
Так он шел разбойничьим шагом, и в теле у него появлялась новая звериная сила и звериная злоба.
Они опять вышли в поле, одежда, отогревшаяся в теплой бане, обледенела. И вдалеке, за пургой, увидели огонек. Светилось где-то окошко. Пошли к нему. Шли крадучись, глядя вперед, в эту светлую точку, озлобленно и настороженно цепляясь за нее глазами.
Подошли к избе. Егор сделал Степану знак рукой, чтобы Степан ждал, а сам подкрался к окошку, заглянул.
- Что там? - подойдя и привстав на завалинку, шепотом спросил Степан.
В избе молодая женщина в одной нижней рубашке сидела напротив лампы и кормила грудью ребенка.
И вдруг из-за угла избы тявкнула собачонка. Она выскочила и бросилась к Егору, залилась громким лаем. Егор, замахнувшись на собачонку, отшатнулся к изгороди. И сразу же в другом дворе загумкала собака, ей отозвалась еще одна. И по всей деревне залаяли собаки.
Егор и Степан шли вокруг огородов, огибая деревню, а собаки лаяли на них.
И опять Егор со Степаном шли лесом и снова полем. Так они кружили по окрестности, а ночь уже подступала к рассвету.
Они вошли в деревню и постучали в дверь крайней избы.
- Кто здесь? - заспанным голосом, выходя в сени, спросила женщина.
- Свои, - надавив на дверь и пригнувшись, тихо сказал Егор.
- Кто "свои"?
- Что, не узнаешь? - сказал он так же спокойно и тихо.
Женщина подождала, помедлила, очевидно пытаясь припомнить, кто же это, и отворила. Она ойкнула, но Егор уже прошел в избу.
- Тихо, тетка, - Степан закрыл дверь.
- Чего надо-то? - испуганно глядя на винтовку, спросила женщина.
- Кто это, мам? - высунулся с печи белобрысый подросток. Он глянул, прищурясь, и вмиг вся сонливость исчезла, он сел и, спустив с печи ноги, хмуро уставился на вошедших.
- Собери-ка поесть, - приказал Егор женщине. - Да побыстрее. Не рассматривай, нечего смотреть.
Женщина сразу засуетилась возле буфета, все еще быстро и боязливо посматривая то на Степана, то на Егора.
- А вы кто такие? - строгим сердитым баском спросил подросток.
- Не твое дело!
- А что вы врываетесь?
- Заткнись давай!
Из-за плеча подростка выглянула девочка, маленькое курносенькое личико, растрепанные волосенки. Испуганно прижалась к брату.
- Деньги есть? - спросил Егор.
- Никаких денег у нас нет, - ответил подросток.
- Да какие же у нас деньги, - плаксивым голосом сказала женщина. - Одна работаю, а вон двое на шее.
- Сколько есть, все давай.
- Нет у нас, - повторил подросток.
Но Егор уже шарил по мелким ящикам буфета.
- В сундуке, наверное?
- Пусть берет, пусть! - сказала женщина, покопалась в жестяной банке из-под чая и швырнула на стол несколько затертых бумажек.
- А ты особо не вякай, - сказал Егор подростку. - А то вот прикладом по скулам как садану!
Но подросток ничего и не говорил, он пристально смотрел на Егора, и на губах его была презрительная гримаса: "Мерзавец!"
Женщина поставила на стол тарелку с квашеной капустой, выложила хлеб. Егор и Степан жадно набросились на еду. В избе было тихо, только слышалось, как они торопливо жуют, глотают, да в лампе потрескивал фитиль. И Степан расслышал, как девочка шепотом спросила у брата: "Кто это?" Степану почудилось, что брат ответил: "Бандиты".
- Ты, тетка, никому не говори, что мы тут были, - пригрозил Егор. - И своим скажи, - он кивнул в сторону ребятишек, - чтобы рта не открывали. А то под открытым небом будешь ночевать. Поняла? Зерно есть? Где зерно? Соль?
- Проваливай отсюда! - спрыгнул с печи подросток.
- А, сука! - Егор ударил его наотмашь.
- Сынок, сынок! - закричала женщина, оттаскивая и закрывая собой мальчишку. - Бери вон, в чулане! - крикнула Егору.
Егор полез в чулан, а женщина сердито затолкнула подростка в угол за занавеску. Егор втащил в избу тяжелый мешок, развязал и часть зерна отсыпал на пол.
- А ведь ты Барканов? - вдруг сказала тетка.
Егор вздрогнул и приподнял голову.
- Твоя мать к нам в гости ходила. Моей старшей сестре подружкой была.
Егор покатал мешок, поворочал нерешительно и, зло сплюнув, вскинул на плечо.
- Обозналась… Не было у меня матери…
Оглянувшись, Степан увидел устремленные на него ненавидящие детские глаза.
"А мои-то ребятишки? Тоже… Вот так же?"
Болью отозвалось у него в душе то последнее, что называлось еще человеческим.
17
Степан ввалился в землянку, крикнул:
- Милиция!
- Где?
Егор в одно мгновение очутился возле дверей, как будто и не лежал, не спал на нарах, а только и ждал этого момента. Прежде чем выглянуть за дверь, щелкнул затвором винтовки, вогнал патрон. Лицо его побледнело, а ноздри нервно раздувались.
- Много? - все еще не выглядывая, спросил он.
- Троих заметил.
- Близко?
Отстранил Степана и выглянул из-за косяка. По направлению к землянке, как по воде, заныривая и появляясь над пушистым снегом, бежала маленькая рыжая собачонка, уши будто у лисы, острые, хвост колечком. Громко тявкала. Но Егор смотрел поверх нее, на пошевеливающиеся кусты. Там шли. Только в одном месте. Снег осыпался с покачивающихся веток. Егор высунулся повыше и быстро огляделся.
Удрать еще можно. Только бежать надо в разные стороны. Обоих не догнать. Ничего, отстреляемся. С пистолетом против винтовки не попрешь.
Приближались.
Егор ждал. Прищурясь, всматривался, держал винтовку опущенной, возле колен.
- Приготовь патроны, - приказал Степану. - Все доставай.
И когда идущие были уже близко, Егор вскинул винтовку. Он вскинул ее, но еще не прицелился, а держал перед собой на весу, готовый приложить прикладом к плечу, и ждал. Собачонка остановилась, не добежав несколько метров до землянки, и, припадая, разбрасывая задними лапами снег, лаяла, оглядываясь, подзывая хозяина. За кустами притихли, валежник больше не хрустел.
"Значит, знают, зачем идут", - подумал Егор.
И вдруг совершенно неожиданно совсем близко из-за ельника кто-то выглянул. Егор увидел шапку-ушанку и лицо. Уши у шапки подняты, но не завязаны, болтаются тесемки. Лица Егор не успел рассмотреть, выстрелил. Выстрел был неправдоподобно гулким.
Собачонка, взвизгнув, отскочила и еще злее заметалась на снегу. За ельником не двигались. Стволом винтовки, одним махом, Егор сбил нависший над дверями снег, мешавший обзору.
- Мурзик, Мурзик! - позвал собачонку кто-то справа из-за кустов.
Но она не слушалась, кидалась к дверям.
- Баркановы! - крикнули из-за ельника. - Баркановы! Егор, Степан, сдавайтесь! Эй, выходите!
Егор прицелился и выстрелил по собачонке. И тогда с разных сторон защелкали беспорядочные выстрелы.
Егор не отстреливался, ждал, сидел у порога. Вниз, в землянку, вело несколько ступенек. Что-то шкворчало у порога, он взглянул и увидел, как под еще горячей гильзой тает снег. Стрельба прекратилась. Но к землянке не шли. Непонятно было, что они там мешкают. Вот прошли позади землянки.
- Обложили, - оглянувшись на Степана, сказал Егор. - Теперь хана!
- Я и сам знаю. Нашел все-таки, гад мосластый, этот Филимонов.
- Эй! - опять крикнули из-за ельника. - Сдавайтесь! Все равно не уйти. По-хорошему предлагаем, сдавайтесь!
- Не торопись, - шепотом сказал Егор Степану, будто его могли услышать. - Пусть ближе подходят. Патроны береги.
Он пил, громко глотая, и вода лилась ему на колени - он этого не замечал.
- Выходите, слышите! Зря сопротивляетесь!..
Егор схватил винтовку и остервенело, раз за разом, стал стрелять. Он стрелял по кустам, пока не кончилась обойма.
- Стервецы! - закричали из-за елей. - Сволочи! Продажные шкуры! На что надеетесь, мерзавцы?.. Много таких было!..
- Что молчишь? - толкнул Егор Степана. - Что примолк, испугался? Помирать боишься?
- Да и так жизни не было.
- До ночи только бы… Ночью они нас не удержат.
- А потом куда? Все равно не уйдешь, поймают.
- Потом…
Степана сильно толкнуло в плечо. Он даже не услышал выстрела. Просто звук пришел позднее, и сразу же перед глазами поплыли розовые круги. Степан охнул и упал.
- Попали, - очнувшись, сказал Степан. Он потрогал плечо и на ладони увидел кровь. - Вот, - растерянно и даже как-то недоуменно сказал Степан, глядя на руку. За это, длившееся минуту, замешательство, осаждающие подползли ближе. Теперь они простреливали почти все дальние углы землянки. Степан с трудом расстегнул полушубок.
- Перевяжи, - попросил Егора.
- Сам, - ответил Егор.
- Помоги.
- Сам давай.
Степан кое-как стянул полушубок и полотенцем, как мог, обмотал плечо. Попробовал натянуть полушубок, но не справился.
- Замерзну, - сказал Степан. - Подохнем, как последние скоты. Как крысы.
Но Егор молчал.
- Не уйти мне, - сказал Степан.
- Только бы ночи дождаться!..
- Уйдешь ведь? Убежишь? - спросил Степан. - Уйдешь, меня бросишь, - убежденно сказал, помолчав.
- Теперь ты не ходок, - как бы оправдываясь, ответил Егор. Он подполз к порогу и стал стрелять. Стрелял долго.
- Ну, убил кого-нибудь. Замолчали, - сказал с каким-то удовлетворением.
А Степан смотрел, как он стреляет, как нервно суетится, резко дергает затвор.
- Ни в кого ты не попал. И никуда ты не уйдешь, - сказал Степан. - Убьют тебя.
- Заткнись!
- А зачем жили? Чего добились? Что у нас есть?.. Нора! Одна нора! Я не хочу помирать. Я пойду. - Степан привстал. - Ты как хочешь, можешь оставаться, а я пойду.
- Ты что выдумал? - грозно спросил Егор.
- Я к ним пойду.
- Тебя убьют.
- Не убьют. Не тронут.
- В тюрьму запрут!
- Заслужил.
- Не пойдешь!
- Пусти!
- Сука! - Егор зло, наотмашь ударил Степана, и тот упал. - Я тебя сам пристрелю, иди! Я тебе горло перекушу, как курчонку.
- За что?
- Никуда ты не пойдешь!
- Ну, пусти… Разреши, - попросил Степан и заплакал. - Пусти, я тебя прошу, Егор. Пусти! Пожалей ребят моих, им отец нужен. Ради памяти сестры твоей пусти! Егор, умоляю тебя! Тебе же все равно, убежишь. А я погибну. Замерзну. Отпусти, а?
- Не пойдешь.
- Гад ты! Гад ползучий! Предатель! Подонешь тут. И ты никуда не удерешь.
- Вместе подохнем! Марш в угол!
Степан заполз за дверь. Он чувствовал, что кровь все сочится и он слабеет.
- Ну перевяжи хоть.
Но Егор молчал.
- Перевяжи! - крикнул Степан.
Егор выглянул за дверь, дернул затвор раз, другой.
- Кинь обойму, - сказал Степану.
Степан, приподнявшись, сел на ящик с патронами.
- Что, оглох? Кинь обойму!
- Нет, - тихо, но решительно ответил Степан. Здоровой рукой приподнял винтовку и направил на Егора.
- Дай обойму!
Рука Степана дрожала, а в глазах мутилось.
- Что? Ты что задумал?
- Не уйдешь ты теперь от меня, не убежишь, - сказал Степан. - Сдавайся!
- Положи оружие!
- Ты трус! Мерзавец! Ты оступился, а потом стал всех ненавидеть. Давыдка правду сказал, а ты…
- Брат! - взмолился Егор. - Опомнись, что ты!
- Звери мы! У зверей нет братьев. Волки!
- Стой! А-а-а!
Егор ринулся на Степана. Степан успел выстрелить. И потерял сознание.
18
Филимонов помнил теперь только одно: вот они, рядом. Всего в двух шагах, в нескольких метрах. Ясно было, теперь он их не упустит. Он сидел напротив двери, следователь чуть левее, забравшись на землянку, а третьего товарища Филимонов отправил в деревню за помощью, да чтобы срочно сообщили обо всем в район.
"Только не спешить, - думал Филимонов. - Не погибнуть сейчас, в самый нужный момент, это было бы слишком глупо".
Он не курил, хотя очень хотелось закурить и можно было одной рукой достать кисет, но не делал этого, чтобы не отвлекаться. Каждую секунду надо быть настороже.
- Баркановы, сдавайтесь! - крикнул следователь.
"Ничего, пусть посидят. Теперь они никуда не денутся, не уйдут", - думал и ждал последней, все решающей минуты Филимонов.
Когда Степан очнулся, Егор сидел у порога, винтовка лежала возле его ног. Уже смеркалось. В землянке было почти темно.
- Пить, - простонал Степан.
- Очухался? - спросил Егор. - Размазня! - И он зло сплюнул. - Судья!.. Даже убить не можешь. Стрелял бы, так уж насмерть. А теперь жди, когда скопытишься.
Степан опять заплакал. Он плакал от обиды, от своей слабости, оттого, что не смог справиться с Егором. Он теперь понял, что так и прошла вся его жизнь где-то на заднем плане. Ни своего голоса, ни своей воли. Где-то шла она кривыми, путаными тропками. Вели, как теленка на поводу.
"Теленок и есть теленок. Всю жизнь шел и теперь, как теленок, послушно иду к концу".
- Стреляй! - зло сказал Степан. - Хрен с тобой! Не боюсь я тебя. Стреляй! А я пошел!