- В справочное бюро надо, товарищ. Фамилия, имя, отчество, год и место рождения родственника, которого ищете. И получите адрес. В нашем городе это быстро. Порядочек полный.
- У меня нет здесь родственников, - устало объяснил я. - И знакомых нет.
Милиционер подозрительно окинул меня взглядом и, официально козырнув, сухо отрубил:
- Тогда ничем помочь не могу, гражданин.
Никто ничего не мог, никто ничего не знал.
Разбитый долгим блужданием, брёл я по улице с гордым названием: "Улица Шести Гвардейцев". Обелиск на могиле Неизвестного солдата. Улица шести неизвестных гвардейцев - вот всё, что напоминало о прошедшей войне. Нет, не усталость - горькая, невысказанная обида согнула плечи. Я присел на садовую скамью в открытом просторном дворе белого пятиэтажного дома.
На площадке шумно играли в волейбол. Матери катали в нарядных колясках нарядных малышей. Удары по мячу, свистки судейской сирены, гомон, смех, шелест троллейбуса, музыка из открытого окна - тысячи звуков окружали меня, но в голове стоял монотонный звенящий гул. Я прикрыл глаза.
- Не помешаем?
Не глядя, молча сдвинулся в сторону.
Кто-то уселся рядом и заговорил, неприятно громко, хрипло:
- Стало быть, не знаешь, брат, кто строил этот дом?
- Не-е, - отозвался мальчишеский голос.
- И давно он тут стоит? - допытывался хрипач.
- Всегда, - уверенно прозвучало в ответ.
- И ты в нём всегда живёшь?
Мальчик сказал веско и твёрдо:
- Всю жизнь.
- Всю жизнь, - повторил дрогнувшим голосом хрипач. - Так вот, брат, твой дом я строил. Вот этими руками из пепла возрождал, как ту птицу финик!
Он сказал это гордо и торжественно. Даже хвастливо.
Меня покоробило его бахвальство. Я открыл глаза. Рядом сидел мужчина в парусиновом костюме и белых текстильных туфлях, какие обычно носят южане. В двух шагах стоял мальчик лет шести и с достоинством и любопытством поддерживал беседу:
- Краном?
- Какие там краны в сорок пятом! - взмахнул короткими крепкими руками строитель. - Тут кругом знаешь что творилось, брат!
- Сашо-ок! - позвал девичий голосок.
Я невольно вздрогнул.
- Сашо-ок!
От дома шла девушка с острыми плечиками.
- Я здесь! - отозвался мальчик.
Девушка приблизилась к нам, сказала недовольно, с напускной строгостью.
- Ищи тебя по всему двору! Обедать пора.
Она взяла мальчика за руку, потом, почувствовав себя неловко, кивнула нам:
- Здрасте.
- Здравствуйте, - шумно отозвался строитель. - Сестрёнка, видать. А вот мы и её спросим: давно стоит ваш дом?
- Всегда.
- А вы сколько в нём живёте? - не хотел сдаваться строитель.
Девушка пожала острыми плечиками и, будто заранее сговорившись с братом, ответила:
- Всю жизнь.
Она сочла разговор исчерпанным и. извинившись, пошла, ещё раз передёрнув плечиками. Сашок, выдернув руку убежал вперёд.
- "Всю жизнь", - с горькой усмешкой повторил строитель. - Слыхали? Всю жизнь!..
Он замотал головой, как пьяный. Его разговорчивость раздражала меня.
- "Всю жизнь"! И никакого им дела, кто этот дом строил, из пепла возрождал, как ту птицу финик!
- Феникс, - не сдержавшись, поправил я, но он не обратил на это внимания.
- Коробка, разбитая коробка стояла. Шутка сказать: двадцать суток шёл бой, сражение за этот дом. Шестеро обороняли, а фашистов - видимо-невидимо! Напротив овраг был и мостик через него, так…
- Где… мост?
У меня перехватило дыхание.
- Давно нету, - равнодушно ответил строитель, продолжая горестно мотать головой. - Овраг ещё при мне засыпать начали. Вот, в командировку еду. И не утерпел. Сошёл с поезда. Захотелось посмотреть свой первый дом. Сколько я их понастроил за эти шестнадцать лет - видимо невидимо! И здесь, и в Минске, и в Сибири. Но этот!..
От него пахло вином или пивом, но он не был пьян, лишь разговорчив и чувствителен.
- Но этот дом… - повторил он хриплым шёпотом. - Приехал, а никому дела до меня нет.
В нём говорило уязвлённое самолюбие безвестного созидателя, неутолённая жажда признания былых заслуг. И я поймал себя на мысли, что он изливает мою собственную боль.
- Я понимаю, оркестр тут ни при чём и митинги разные. А вот, - он прижал к груди сильные руки, - хотелось, чтоб люди знали, хотя бы те, что в этом доме живут, знали, кто для них потрудился. А тут - нате пожалуйста: "Всегда стоял", "Всю жизнь".
Губы его дрогнули, и он умолк.
- А что, брат! - Он вдруг поднял голову, встрепенулся и заглянул мне в лицо светлыми прояснившимися глазами. - А может, в том и есть самое главное? Вот я строил дом, не для себя ведь, не ради самоличной славы. Чтоб люди жили, детишек на свет рожали. Чтоб вот они, Сашок этот и сестрёнка его, и другие всегда тут бегали, всю жизнь! - Он и теперь обращался ко мне, но говорил для себя самого: - Вот оно - смысл в чём! Не памятник же мне у каждого дома ставить. Да я только на этой улице Шести Гвардейцев пять домов воздвиг! Что ж мне, доски мраморные везде привинчивать? - Он неожиданно крепко ухватил меня за руку и строго потребовал: - Но, брат, солдата, что кровь свою проливал, жизнь отдал, того не смей забывать! Когда строили этот дом, возрождали его, наткнулись на чердаке на надпись одну. Так мы те слова куском вырубили и заново в стену вмуровали. Навечно!
"Улица Шести Гвардейцев"… Да, нас было шестеро… Но почему двадцать суток? Мы бились пять дней и шесть ночей… Народная молва сработала. Что ж, то были не простые дни и ночи…
Надпись на чердаке… Овраг… Мост…
- Где? Где это? - Я вскочил на ноги и закричал: - Где?
Строитель невольно затих и показал рукой на торец дома.
Я пошёл, побежал к дому.
Над высоким фундаментом был вмурован, составляя часть оцементированного серого, как гранит, цоколя, вырубок кирпичной кладки со словами, вырезанными остриём финского ножа:
ЗДЕСЬ СТОЯЛИ НАСМЕРТЬ ГВАРДЕЙЦЫ:
ИВАНОВ С. А.
ГУСЕВ Н.
КАДЫРОВ X.
ЕРЕМКИН
ШВЕЦОВ
ЧАЛ
Бережно, едва касаясь, водил я пальцами по слабым бороздкам в красной обожжённой глине. Пальцы мелко дрожали, и я ничего не мог с этим поделать. В ушах стоял гул. И мне почудилось, что я услышал голос Сашка Иванова:
"И никто не узнает, где могилка моя"… А её и не будет, а, Чалый?"
И свой ответ: "Будет, Сашок! Узнают!"
Почему я был так уверен в этом? Потому, что тяжело умирать неизвестным, даже неизвестным солдатом! Это так, конечно. Но не в этом главное.
За тысячу километров приехал я сюда, чтобы найти дом у моста, разбитый, иссечённый, продырявленный дом. Но разве я действительно хотел увидеть его разбитым? Зачем же тогда всё это было?
Нет-нет! Я и сам не признавался себе, что хочу видеть возрождённый дом, жилой, живой. И маленького Сашка, и его сестрёнку с острыми плечиками, и это "Всегда, всю жизнь!".