Представил его своим приятелям: двум гвардейцам и рассыльному из мясной лавки, соседям по пансиону.
Потом Аугусто наведывался в эту таверну еще несколько раз. Однажды даже принял участие в игре, хотя обычно оставался лишь зрителем. Ему просто хотелось быть рядом со своим другом, проводить с ним досуг. Но никакого удовольствия от этих сборищ Аугусто не получал.
- Не понимаю, как тебе не надоело.
- А почему мне должно надоесть? Они отличные ребята.
- Может быть, но ведь с ними даже поговорить ни о чем нельзя.
- Почему?
Аугусто с грустью замолкал. Но еще не хотел задумываться над причиной своего огорчения. Хуан все более отдалялся от него. Сперва Аугусто старался этого не замечать, но вскоре это стало очевидным. Мадридские воспоминания - это было единственное, что их еще связывало. "Ты помнишь? Помнишь?" Иногда они еще встречались, гуляли, смеялись, ухаживали за девушками, но разговаривать всерьез не могли. Аугусто часто думал об этом живом, напористом юноше, каким он знавал его в Мадриде. Тогда Хуан был одержим идеями, планами. Как он сам, Аугусто, да и все студенты из компании Агирре теперь. А Хуан скучал с ними. Стал мрачным, замкнутым, каким-то скованным. Он чувствовал себя в своей тарелке, лишь громыхая по мраморному столику костяшками домино, потягивая вино в китайском квартале, ухлестывая за уличными девицами или блистая своим доморощенным политическим красноречием перед тремя-четырьмя полуграмотными субъектами, которых таскал за собой. Аугусто не стал ему мешать. Пути их разошлись. Аугусто надеялся вскоре сдать экзамены на бакалавра, начать учиться в университете, выйти в люди. Впрочем, как бы ни разошлись их пути, Хуан всегда останется для него другом, лучшим другом. Он не хотел признаться себе, что компания Хуана уже далеко не столь приятна ему, как прежде, что Хуан зажил какой-то другой, своей жизнью, отдельной от него, Аугусто, и что теперь все волнующие его вопросы приходится обсуждать с Агирре. "Разве это так уж важно?" - думал он. Нет, он никогда не оставит Хуана. И Аугусто покорно следовал за Хуаном скучать в таверне на улице Кармен.
"Я тут, Хуан. Я твой друг, и потому я тут". А Хуан глядел на него равнодушно: "Ах, это ты?" - и продолжал играть, словно не замечая присутствия Аугусто. Иногда даже злился. "Вот видишь, из-за тебя я проиграл!" - криво улыбаясь, говаривал он. Аугусто он был многим обязан и отлично понимал это, но был скуп. "Однажды я ему понадоблюсь, и тогда придется расплачиваться. Надо быть поосторожнее". Эта мысль пока не оформилась до конца, однако уже раздражала Хуана.
Как-то, заметив Аугусто в дверях, Хуан воскликнул: "Ага, надоеда уже тут как тут!" Он знал, что Аугусто является сюда только ради него, и от этого Аугусто становился особенно противен ему, да и сам себе в такие минуты он был тоже противен. Игра не клеилась, не доставляла радости. На Аугусто он поглядывал косо. А тот стоял как ни в чем не бывало или даже с улыбкой, терпеливо следя за игрой. Или, скрутив сигаретку, предлагал:
- Хочешь?
Хуана охватывало бешеное желание рявкнуть: "Нет!" Но он тут же овладевал собой:
- Спасибо, давай.
Хуан злился. Но для ссоры Аугусто повода не давал. Конечно, было бы лучше сказать ему прямо: "Знаешь, оставь ты наконец меня в покое! Хватит с меня!" И тогда можно будет спокойно играть в домино, а не разгуливать с ним по улицам, ведя надоевшие разговоры. Хуан наперед знал все, что скажет ему Аугусто: начнет поведывать свои планы, откровенничать о последней своей симпатии или, что самое скверное, интересоваться его, Хуана, делами, да еще и корить его. "Тебе нужно сделать то-то и то-то".
И Хуан вынужден будет соглашаться, а про себя думать: "И чего ты ко мне привязался?" Или вот сейчас: наклевывается солидный выигрыш, а ведь часть его придется отдать Аугусто. Он должен ему семьдесят или восемьдесят дуро. Конечно, тот никогда их не потребует, но все равно вернуть придется. И это тоже злило Хуана. Почему Аугусто не возьмет и не скажет: "Послушай, гони-ка ты мне долг!" Почему не возьмет и не скажет просто и ясно?..
Аугусто с трудом вызывает в памяти эти давно минувшие времена: вот он сидит в кабачке на улице Кармен. Кабачок шумный, грязный. В нем царит полумрак. На стене афиша, возвещающая о бое быков. Аугусто разглядывает свои руки. Он рассеян, мрачен. "Это мои руки". И он снова с любопытством разглядывает их. Будто видит в первый раз. "Похожи на руки отца". Это сходство волнует его. Затем смотрит на руки Хуана и на красноватые опухшие руки лавочника. Слушает стук костяшек. Смотрит в окно на пешеходов. Вытаскивает кисет. "Хочешь?" Свертывает сигарету. И ждет. Долго ли еще будут они играть? Ему уже надоело так сидеть. Ну, да ладно! Прежде чем отправиться на работу, он еще успеет прогуляться с Хуаном. Поговорить с ним о его делах. Аугусто не хотел бросать приятеля. Он жалел его. Не хотел потерять его совсем. Да, жалел, пассивность Хуана заставляла Аугусто страдать.
- Знаешь, на предприятии очень довольны тобой. Говорят, что ты ценный работник.
- Правда?
- Сущая правда. И не нужно упускать такую возможность. В бухгалтерском отделе есть вакантные места, сегодня утром начальник намекнул мне. Считай, что одной ногой ты уже там, и если чуть-чуть подготовишься…
- Но я же ничего не смыслю в этой бухгалтерии.
- Подучишься, дело простое.
- Хорошо, я подумаю.
- Ну что ты за человек! Чего ж тут думать? Лучше взяться за книги, чем вот так рассуждать.
Хуан упирался. Аугусто убеждал его. Они поспорили.
- Завтра засяду за книги, - наконец сдался Хуан. "Неужели правда? - с радостью подумал Аугусто. - Неужели на этот раз я победил?"
А вдруг все это просто отговорка? Аугусто боялся этого.
Хуан позанимается дня два-три, ну, неделю. Без огонька, словно из-под палки. Только чтобы успокоить Аугусто. В глубине же души будет клясть его на чем свет стоит. "И чего он ко мне привязался?"
Воспоминания наплывали и исчезали, С Аугусто заговорил солдат. Приближался патруль. "Стой! Кто идет?" Прошлое и настоящее непрестанно мешались в голове Аугусто, и он с ужасом подумал! "Таким я был вчера, и вот я солдат… солдат…"
Глава седьмая
Приказ всех обрадовал. Отводили в тыл. Несколько часов ехали на грузовиках. Гвадалахарский фронт был теперь где-то далеко. Будь он проклят! Солдаты до хрипоты горланили песни. Аугусто беззаботно смеялся. Патрисио запевал рокочущим басом "Болон… болондрон", а Луиса то и дело приставал к нему: "Та, другая песня куда симпатичнее…" Патрисио не обращал на него внимания. Тогда Луиса принимался петь "Ларго Кабальеро и Пасионария…" Его слабенький голосок тонул в могучем басе Патрисио. Луиса обиженно умолкал, что-то недовольно бурча, но тут же начинал подпевать "Болон… болондрон…"
В полдень добрались до Сомосиерры. К вечеру миновали Робрегордо. Дорога чернела на снегу. Холод стал невыносимым, и солдаты смолкли. Звенел ледяной воздух. Грузовики были открытыми. Резкий ветер кинжалом вонзался в лица.
Робрегордо остался позади. Дорога чертила крутые зигзаги. Со всех сторон торчали горбы, а далеко в низине виднелся городок. Гранатовое пятно, из которого проросли шелковистые стебельки дыма фабричных труб. Бледное солнце заливало городок, и он напоминал мак, выросший среди зеленой пшеницы. Дорога петляла все больше и больше. Солнце еще было высоко. Оно срезало своими лучами заснеженные вершины. Некоторые из них были округлыми. Точно девичьи груди, озаренные светом.
К ночи добрались до деревушки. Казалось, она плавает в грязи. На другой день натаскали досок, камней, щебенки, чтобы хоть как-то можно было передвигаться. Но и это не помогло. По-прежнему ходили промокшие, грязные.
Потянулись дни однообразного, утомительного учения. Батальоном временно командовал энергичный майор со строгим недобрым лицом. Солдаты люто возненавидели его и роптали. Свою злость выражали грубо, не скупясь на бранные слова.
- Этот майор считает нас трусами! Хотел бы я видеть его на Эль Педрегале! Здесь-то ему легко говорить!
- А все из-за этих самострелов! Но при чем тут остальные? Разве не мы взяли городок? Разве не мы держались на Эль Педрегале?
- Против плохо вооруженного батальона, который и пороха-то еще не нюхал, - пять танков! Что уж тут и говорить.
- Они должны были нас наградить, мать их за ногу! Полбатальона погибло… Да, не повезло нам, вот если бы майор Хорхе был жив… А теперь получается, что мы трусы. Это мы-то?!
В любую погоду, и в дождь и в снег, батальон выстраивался за околицей и проходил военное обучение. С Бородой, Патрисио и двумя другими солдатами, оставшимися в живых, учение проводил Луиса. Отделением связистов командовал капрал Руис. Родригеса на Эль Педрегале ранило - пуля угодила в ляжку, - но он не унывал. Уходя с высоты, он, хромая на раненую ногу, крикнул на прощание солдатам:
- Эй, орлы, кто хочет передать что-нибудь своим? Мне дали отпуск!
Руис был злобным, омерзительным типом, к тому же любил подхалимничать и фискалить. На губах его всегда блуждала отвратительная улыбка, но никто не видел его смеющимся. "Прежде всего порядок". До войны Руис работал на строительстве подрядчиком.
Он жил в Авиле, где у него была невеста, служанка в доме нотариуса. После войны ему предстояло снова вернуться туда и по-прежнему влачить свою убогую жизнь, задыхаясь от нищеты и злобы. А Аугусто? Аугусто был сеньорите. Поэтому Руис ненавидел его смертельной, тупой ненавистью. Как ненавидел Луису, у которого родители были зажиточными крестьянами; Патрисио, сына богатых торговцев; и всех, кто хоть чем-то возвышался над ним.
С первого дня Руис стал заискивать и лебезить перед новым майором.
Как-то раз Луиса, Патрисио и Аугусто сидели у дома, где расположился командир батальона.
- Вот сволочь, так и лижет ему зад! - не выдержал Луиса.
Аугусто поднял голову и увидел Руиса, семенившего за майором. Аугусто с любопытством следил за ним взглядом. Толстый, низенький, с жирной, лоснящейся физиономией и малюсенькими светлыми глазками, капрал нос свертки и плед командира. Положив все это в машину, он вытянулся по стойке "смирно" и отдал честь. Затем помог майору сесть в машину и снова отдал честь. Командир сделал знак рукой, и Руис напряженно застыл, угодливо вытянув шею и не моргая. Совсем как лягавая на охоте. Майор что-то сказал, и тот приник к окошечку. Еще раз отдал честь, согласно закивал: раз, другой, третий, четвертый… едва не свернув себе шеи, и опрометью кинулся к дому. Тут же вернулся с биноклем, козырнул и протянул его майору. Снова отдал честь, уже в какой раз, и с серьезным видом полез в машину, не переставая комично мотать головой и всячески лебезить. Машина тронулась, и Руис, сидевший рядом с шофером, с победоносным видом проехал мимо Аугусто и его друзей, окинув их взглядом, полным олимпийского презрения, важный и торжественный.
- Подумать только! - возмутился Патрисио, едва они проехали. - Ведь майор неглупый человек. И вот вам! Сделал капралом эту скотину. Да, видно, нет такой силы, которая может устоять перед лестью! Умные люди и те пасуют перед низкопоклонством и почитанием. Подумать только!
Вскоре после прибытия батальона в деревню майор дал Руису звание сержанта. Руис упивался своей властью. Теперь ему подчинялись те, кого он ненавидел. Уж он заставит их покориться! Новое звание сделало его нестерпимо важным, педантичным и ревностным служакой.
- Нет ничего хуже и смешнее, чем власть в руках озлобленного человека, который никогда ничего из себя не представлял, да к тому же еще и сволочь, - сказал как-то Патрисио.
- Черт возьми! - воскликнул Аугусто. - Ты изрекаешь святые истины. Откуда ты это взял?
- Откуда? Да это фантомина слова, - захохотал Патрисио.
В один из вечеров, когда отделение связистов уже в сотый раз повторяло упражнение по сигнализации флажками, Аугусто спросил Руиса:
- Послушай, долго мы еще будем заниматься этой дребеденью? Ведь мы уже давно все это знаем. К тому же на фронте вряд ли нам это понадобится.
- Опять ты за свое, Гусман, - с комичной серьезностью стал выговаривать ему сержант. - Вечно ты бурчишь. Это приказ майора, а приказ есть приказ, и мы обязаны выполнять его беспрекословно.
- Верно, конечно. Но разве нельзя немного позаниматься этой ерундой, а потом приняться за что-нибудь более полезное.
- Как ты смеешь так говорить! Что значит ерунда? Стыдно, Гусман, очень стыдно. А если тебе не нравится, пойди и скажи об этом майору. Лично я всегда выполняю приказания и стараюсь делать это как можно лучше. Прежде всего порядок! Я серьезно отношусь к своим обязанностям и не считаю их ерундой. Конечно, я не так умен, как ты…
- Вот именно! - не сдержался Аугусто, видя, что говорить с ним бесполезно.
Впоследствии Руис достиг вершины своих честолюбивых стремлений. Перевели в тыл бывшего штабного писаря, и Руис занял его место. О большем солдат не может и мечтать. Руис совсем раздулся от важности.
Однако Аугусто и его друзьям долго еще приходилось страдать от зловредности этого человека. Как раз в это время батальон пополнился новыми офицерами и солдатами. Штабных связистов расформировали по ротам. Бороду перевели в пулеметную роту, Луису - в первую, Патрисио - в третью, а Аугусто - в четвертую, только что созданную. При штабе осталось человек шесть нестроевых.
Луиса не сомневался, что он и его друзья попали в разные роты только из-за ненависти к ним Руиса. Аугусто и Патрисио смеялись.
- Не верите? А я вам докажу. Он нарочно так сделал. Вы даже не представляете, какая это сволочь и дерьмо!
- Луиса прав. Этот тип действительно терпеть нас не может, - согласился Патрисио. - Я сам просил его зачислить нас в одну роту с Гусманом, Вот каналья! Но как бы то ни было, друзья, мы от него отделались! А это уже немало!
- Нет, ему это даром не пройдет! - кипятился Борода. - Подложить нам такую свинью! Всех под одну гребенку. Да в ротах нас всех перебьют в первом же бою. Одно дело штабной связист, другое - строевик. Вот сволочь! Он вздумал покуражиться надо мной! Нет, ему это даром не пройдет! Я с ним еще посчитаюсь! Я не я буду, если не убью его, ребята! Вот честное слово, убью! Мать его растуды!
Аугусто подвезло. В новой роте его назначили каптером: самая завидная должность в армии. Каптером его назначил лейтенант Барбоса, один из вновь прибывших в батальон офицеров. Аугусто познакомился с ним у Ледесмы. Каждый вечер Аугусто, Патрисио и Луиса собирались в медпункте. Решительный, веселый Ледесма был не лишен самомнения и всегда умел добиться, чтобы к нему относились особо. Он получил отдельный дом под медпункт и спал на кровати, как офицеры, хотя даже сержанты спали в конюшнях и курятниках. За храбрость, проявленную на Эль Педрегале, он получил звание капрала и очень гордился этим. С виду он казался высокомерным и надменным, но был добр и отзывчив. В батальоне его любили и уважали, как, впрочем, и Аугусто и его верных друзей. Все вместе они добывали у каптеров кофе, сахар, мясные консервы и другие продукты, покупали в таверне вино и шли в медпункт. Приготовление еды возлагалось на помощника Ледесмы, который скорее был его адъютантом. Сюда же приходили младший лейтенант Кастро и кое-кто из сержантов. Время проводили весело и шумно. Аугусто сидел у полыхавшего в плите огня, среди своих товарищей и чувствовал себя счастливым. Каждый день он с трепетом ждал тех минут, когда сможет снять плащ, подойти к огню - никогда не думал он прежде, что так полюбит огонь, - и вдыхать в себя запах свиной тушонки, влажных брюк и скрипучих сапог. Вдыхать дым поленьев, аромат пищи, слушать разговоры, часто не вслушиваясь, о чем говорят… И думать о дорогих ему людях. Не торопясь курить одну сигарету за другой…
Младший лейтенант Кастро привел с собой лейтенанта Барбосу в первый же день, когда тот прибыл в батальон. Барбоса был превосходным рассказчиком и обладал неисчерпаемым запасом всяких забавных историй и анекдотов. Он пришелся всем по душе. Обычно Барбоса был настроен мирно, улыбался, но иногда вдруг на него находили приступы настоящего безумия, и тогда он мог избить всякого, кто попадался ему под руку. Глаза его сверкали, он зеленел, поджимая и без того тонкие губы и обнажая при этом огромные желтые зубы, изглоданные не то пиореей, не то другой какой-то болезнью.
Аугусто и Барбоса сразу почувствовали друг к другу симпатию.
- Вы знаете, что штабных связистов расформируют? - спросил он Аугусто в тот вечер.
- И создадут четвертую роту, которой будет командовать Барбоса? - вставил Кастро.
- А куда денут нас? - поинтересовался Аугусто. Барбоса взглянул на него.
- Хотите ко мне в роту?
- Еще бы! Что за вопрос, лейтенант! Я только и мечтаю отделаться от Руиса.
- Да, он омерзительный тип, - согласился Барбоса. II тут же, хитро улыбнувшись, добавил:-А что, если сделать вас каптером роты?
- Вы шутите, лейтенант! - воскликнул Аугусто. - Об этом можно только мечтать!
- Ну что ж, тогда договорились! Аугусто с радостью поблагодарил его.
- Ты даже не представляешь, Гусман, что это такое, - убеждал его потом Луиса как-то слишком уж ретиво. - Будешь таскать на себе мешки, точно осел.
- Зато мне не придется больше нести караулы, маршировать и заниматься прочей ерундой.
- Я получил из дому письмо. Мои жалуются, что я редко им пишу, - заговорил вдруг Луиса о другом.
Он не любил уступать и, когда беседа принимала нежелательный для него оборот, не церемонясь, переводил разговор на другую тему.
В тот день, когда Аугусто вступил в свою новую должность, он пошел проводить Луису. Первая рота только что спустилась с позиций, расположенных на заснеженных вершинах Сомосиерры, где пробыла две недели. В этой роте служил Эспиналь; Аугусто решил повидать его и заодно познакомить с Луисой.
Луисе дали взвод, где не было капрала.
- Надо же! - недовольно проворчал он, хотя был явно польщен.
Эспиналь повел Луису в конюшню, где размещалась рота.
- Будешь спать вот здесь, рядом со мной.
- И этого сюда? - с досадой буркнул какой-то солдат, едва они вошли.
- Заткнись! - рявкнул на него Эспиналь.
- Самим негде приткнуться, а ты еще этого притащил…
- Да оставь ты… - начал было Луиса.
- Оставить? Ну нет! - обозлился Эспиналь. - Если ему не нравится, пусть катится отсюда ко всем чертям!
Луиса положил свой вещевой мешок, оружие, одеяло, и они вышли.
- Как дела на позициях? - спросил Аугусто Эспиналя.
- Да ничего, только вот холод собачий да вши заели! - и, обернувшись к Луисе, добавил: - Не повезло тебе, парень, не штабная это работа. Правда, пока тебе нечего беспокоиться. Сейчас самое страшное - неудобства, а вот на фронте…
- Мне можешь не рассказывать, дружище, - перебил его Луиса. - В Альто де лос Леонес я не такое повидал. Я тебе не новичок. Мне храбрости не занимать. На Эль Педрегале я сказал себе: "не уйду с высоты" - и не ушел.
Эспиналь промолчал. Аугусто почувствовал, что дружбы между ними не будет.
К ним подошли парни из взвода Луисы. Тот встретил их настороженно. Солдаты весело смеялись.
- Ну что, оставят тебя у нас? Наверно, сразу нашивки Дадут.
- На черта они мне! - угрюмо буркнул Луиса.
- Тебе с нами будет хорошо. Вот увидишь. Луисе было приятно, что солдаты сами просят его,
чтобы он командовал ими.