Глава вторая
Разбудила его утренняя побудка.
Сквозь дыры в потолке он увидел небо, затянутое облаками. Свет сочился тусклый, грязный. Некоторое время он лежал неподвижно, слушая возню товарищей. И тут же, вздрогнув, вспомнил: "На фронт!"
Уже на улице, возле кухни, Аугусто столкнулся с Бородой, тот, прижимая миску к груди, перешучивался с поварами в ожидании завтрака. "Этого ничем не проймешь!" - невольно улыбаясь, подумал Аугусто.
Направился к ближайшему крану умыться. Встретил Эспиналя.
- Здорово! Что нового?
- Да вроде ничего.
- Похоже, начинается что-то серьезное.
- Кто его знает! - ответил Эспиналь, пожав плечами. Лицо Эспиналя было лиловым от холода. Он вытащил из кармана зеркальце и аккуратно, спокойно причесался.
С прилизанными мокрыми волосами Эспиналь выглядел еще более жалким, лицо его казалось совсем крохотным, а фигурка тщедушной.
В восемь утра батальон был выстроен к мессе. Жители Сеуты приветствовали солдат. Раздалась барабанная дробь, загремели трубы, в церковь двинулись церемониальным шагом.
При выходе из церкви строй был нарушен. Придерживались строя лишь оркестранты со своими трубами и барабанами.
- Вот видишь? - сказал Ледесма Гусману. - Все кончается. Больше парадным шагом не будем ходить.
- И на этом спасибо.
Солдаты снова рассыпались по кабакам.
- Послушайте, давайте сходим в Фалангу, попросим одеяла, - предложил Луиса. - В наших кургузых одеждах мы на фронте замерзнем.
Луиса был очень высокого роста, но с крохотной головкой. Шапку всегда носил набекрень. Френч оттопыривался сзади. Добавьте к этому длинные, тощие ноги. Словом, он очень походил на голенастую птицу.
В женской секции Фаланги им выдали одеяла и направили в монастырь св. Маргариты дель Рекете.
Переговоры вел своим певучим голосом Луиса.
- Простите, пожалуйста, за беспокойство, которое мы вам причиняем, но если бы вы могли нам дать немного какой-нибудь одежды… - и добавил еще более вкрадчиво и медоточиво: - Простите за выражение, но одеяла, которые нам дали, годятся разве что на…
Присутствующие девицы прыснули, услыхав это неожиданное заключение. Луиса, бывший о себе и о своем остроумии мнения самого высокого, даже ухом не повел.
В Ренете тоже не нашлось ничего подходящего. Там они получили несколько стихарей.
- Ничего себе! Уж лучше бы по полотенцу дали. Вечером подали автобусы. Аугусто, съежившись, устроился на сиденье.
Поднялись на холм. Неподалеку виднелась бойня. Высоко в небе парили стервятники. Городок остался позади, где-то в складке холмов. А затем, подобно вееру, перед ними развернулось плоскогорье, изборожденное симметричными полосами.
Раздавались военные песни.
- Посмотри, Гусман, какие виды кругом, - заметил Луиса, сидевший с ним рядом.
- Да, - согласился тот, занятый своими мыслями.
Вскоре наступила ночь. Она пропитала облака и разлила сумерки по земле, словно из мочалки выкрутили темную, густую жидкость.
Двигались в потемках. Машины упирались друг в друга своими светящимися копьями. Внезапно стали.
- Потушить огни! Потушить огни!
"Началось!" - подумал Аугусто, вздрогнув.
Дальше двигались медленно, со множеством остановок.
- Выходи-и-и-и!
В кромешной тьме заметались тусклые огни ручных фонарей.
- Первая рота, сюда!
- Вторая рота!
- Штабные!
Засуетились, забегали офицеры и сержанты, подгоняя, собирая солдат.
- Третья рота!
- Пулеметчики!
- Быстрее! Быстрее! Совсем одурели!
Разместились в каком-то загоне для овец. Ужин роздали сухим пайком. Вышло что-то совсем помалу. Луисе и Гусману вообще ничего не досталось. Они бросились к Бороде, но тот со своей порцией поспешил скрыться. Денщик командира Бареа дал им коробку сардин и кусок хлеба.
- Это же черт знает что! Так дело не пойдет! - возмущался Луиса.
- Да плюнь ты!
- Ну нет, Гусман! Согласись, что это черт знает что! Какое они имеют право? Сволочи! Уж если посылают на бойню, то пусть хоть сперва покормят!
- Ладно, пойдем лучше пройдемся.
Ночь была темная, хоть глаз выколи. Улочки утопали в грязи. Они непрерывно спотыкались о наваленные повсюду груды камней. Луиса не переставал молить какую-то чепуху, время от времени сдабривая ее ругательствами. Аугусто не слушал его. По дороге им то и дело попадались марокканцы, легионеры, фалангисты, пехотинцы… Они пели хриплыми, надтреснутыми, нередко пьяными голосами. Двери домов были заперты и зловеще чернели. Лишь в немногих окнах дрожал тускловатый, желтый свет, но в кромешной тьме даже он казался порхающим золотистым мотыльком.
Вошли в трактир. Шум, гам, полно народу. С трудом пробились к стойке. Еды никакой.
Луиса с упреком взглянул на Аугусто.
- Так, а теперь что будем делать? Даже за свои деньги не пожрешь. Теперь что ты скажешь?
Аугусто сделал усилие, чтобы не расхохотаться. Луиса смотрел на него немигающим взглядом. Аугусто заметил, что рот и глаза Луисы словно подтянуты к остренькому носику. "Похож на мышь", - подумал он.
Поскольку Аугусто молчал, Луиса обратился к официанту:
- Дай-ка нам глоток чего-нибудь! Вино было красное, густое, как кровь, и очень терпкое. Расплатившись, отправились спать. Аугусто думал о войне. На ум приходили книги, которые он когда-то читал, фильмы, которые видел. "Люди на войне гибнут. Многие из нашего батальона тоже погибнут". Какая их ожидает смерть? Как все это произойдет? "Многие погибнут". Ему хотелось сосредоточиться, хорошенько все продумать, проанализировать. "Многие погибнут". Он механически повторял эту фразу, даже не вдумываясь в истинный смысл ее, не отваживаясь задаться вопросом: "А что-то станется со мной?"
Не успел он заснуть, как скомандовали подъем. Выступление было назначено на два часа ночи. Солдаты строились медленно, все были сонные и ежились от холода.
Колонна безмолвно двигалась в темноте. Аугусто столкнулся с Патрисио, когда становился в строй. Его подмывало спросить: "Интересно, что-то нас теперь ждет?", но он промолчал. Патрисио и Луиса побывали в Альто де лос Леонес. Они нарассказали всяких ужасов. Аугусто принялся напевать вполголоса песни, которым его обучили:
Везет пилот пилюли,
пилюли, пилюли,
везет пилот пилюли,
чтоб на Леон кидать,
и хочет из рогатки,
рогатки, рогатки,
и хочет из рогатки
казарму обстрелять…
Он улыбнулся, вспомнив задор, с которым пел эту песню Патрисио, а также слова Луисы:
- Куда симпатичнее другая… - и тут же, фальшивя, затянул:
Социалисты и коммунисты,
в лагере вашем слезы и стон:
бедные красные месяц за месяцем
все собираюся взять Леон.
Хоть я и враг ваш, но все же советую:
вы позабудьте ярость и гнев,
в зоологический сад отправляйтесь
и поглядите, как выглядит лев.
Вот вам успехи Народного фронта!..
Аугусто продолжал упрямо напевать. Рядом, в темноте, шли люди. Полная тишина, топот ног, и он, шагающий со своим подразделением. Все казалось удивительным, совершенно неожиданным. "Еще несколько месяцев тому назад я…" И тут же упорно наползали слова: "Везет пилот пилюли…"
Командир батальона был расположен к Аугусто и потому не оставлял его в покое.
- Прибыл в ваше распоряжение, господин майор. Ваш приказ выполнен.
- Прекрасно. Теперь отправляйся во вторую роту и…
"Отправляйся в… Отправляйся в…" Аугусто сновал между тенями. Спотыкался о камни, падал в какие-то ямы, царапался о кустарники. Пот лил с него градом. Вещевой мешок, казалось, был наполнен свинцом. Шинельная скатка душила. Подсумки с полным комплектом боеприпасов били по пояснице, а огромный кинжальный штык путался в ногах.
Оба батальона выстроились в колонну. То спускались в овраг, то подымались на холм. Колонна растянулась. На поворота она извивалась и ползла в полном молчании.
В пути находились уже несколько часов. Близился рассвет. Дул холодный, сырой бриз, напоенный запахом тимьяна. Небо было безоблачным. Взошло солнце. Наступил день, свежий, ясный, прозрачный, как горный ручей.
В половине восьмого достигли позиций. Их держала горстка бородатых людей, грязных, оборванных. Колонну встретили радостными криками.
- Курево есть?
Аугусто протянул свой кисет группе солдат и опустился на землю. Он устал, вспотел, тяжело дышал.
- Нет ли чего попить?
Ему подвинули сморщенный, отощавший бурдюк, лежавший прямо на солнце. Вино было теплое и терпкое.
- Ну, как тут дела?
- Да если не считать артобстрела, сносно.
- Потери большие?
- Нет, не очень.
Так, болтая, солдаты укладывали свои скудные пожитки. Вскоре все они были готовы.
- Что это? Граната? - спросил Аугусто, показывая на что-то походившее на консервную коробку с рукояткой.
- Это немецкие гранаты. Колоссальной силы. А у вас разве нет таких?
- Нет, гранат нам не выдали.
- Даже Лаффитовских?
- Нет, ни черта.
- Ну, значит, ваша песенка спета.
- Почему это?
- Даже не знаю, как тебе сказать. Но если бы не эти гранаты, то в ту ночь, когда нас пригнали сюда…
Некоторые попрощались рукопожатием, другие уже отойдя.
- Счастливо!
- И вам тоже счастливо!
Они уходили, смеясь, перешучиваясь, громко перекликаясь.
Аугусто расстелил шинель, отстегнул амуницию, подложил под голову вещевой мешок и приготовился вздремнуть. Но ему не дали даже сомкнуть глаз. Раздался приказ приготовиться. Боже! Неужели "это" начинается?!
На позициях было две высоты. Одна повыше, другая пониже. Их разделяла маленькая лощинка. В лощинке находилось возделанное поле, огороженное стеной, остальное пространство было изрыто глубокими следами дождевых потоков. Лощина находилась на возвышенности. Там, где простиралось возделанное поле, начинался спуск. Скаты обоих холмов круто обрывались к равнине. На равнине, примерно в километре, виднелась деревушка, занятая противником. Над деревушкой господствовала церковная колокольня. Поблизости от селения, если следовать по дороге, находилась высота Эль Педрегаль.
Батальон спустился по склону. Солдаты сбились в кучу, подобно стаду овец. Все они были новобранцами, о том, что такое рассредоточиться, понятия почти не имели, да к тому же обуревавший их страх заставлял искать друг у друга поддержки. Все они шли в неизвестность, смерти навстречу. Аугусто с глубочайшим волнением смотрел, как солдаты послушно двигались под зловещий свист пуль, оглушающие разрывы шрапнельных снарядов, сквозь фонтаны земли.
Саперы во главе с капралом, растянувшись по холмам цепочкой с интервалами в пятнадцать-двадцать метров, обеспечивали связь между подразделениями и командным пунктом. Аугусто встретился с саперами на склоне высокого холма, неподалеку от вершины. Слева от Аугусто оказался Патрисио, а чуть дальше Луиса и Борода. Конде, рыжеватенький паренек, укрылся в лощине за каменной подпорной стеной. Затем Аугусто увидел еще трех саперов и Родригеса, капрала взвода связи, замыкавшего цепь.
Аугусто упал ничком. Земля была жесткая, сплошь усеянная острыми камнями. Снаряды рвались совсем близко. С наводящим смертельный ужас хриплым жужжанием воздух прорезали стальные осколки и камни. Аугусто втягивал голову, прикрывал ее дрожащими руками и время от времени посматривал на соседей. Им повезло. Всех их защищала скала, поднимавшаяся со дна оврага. Сам Аугусто оказался на пологом скате высоты, на серой каменистой поверхности, весь на виду. Он попробовал отрыть яму штыком. Счистил слой гальки, срезал тонюсенький пласт земли. Дальше шла голая порода. Ковырять ее было бессмысленно. Тогда лежа Аугусто стал собирать щебенку и камни, до которых можно было дотянуться рукой. Ему хотелось выложить небольшой барьерчик, чтобы защитить голову от пуль и осколков. Подняться было невозможно, сотни пуль прочерчивали чистый утренний воздух. Снаряды подымали столбы черной, красноватой, позолоченной солнцем пыли. Разъяренная шрапнель вдребезги разбивала утреннюю прозрачность, осколки падали, отсвечивая, словно стекляшки. Руки у Аугусто дрожали. Барьерчик был крохотным и совсем ненадежным. Слышалось пение каменных осколков. Сердце в испуге колотилось. Аугусто лихорадочно прижимался к земле. Сердце готово было выпрыгнуть? И это трепещущее человеческое сердце, казалось, превращает землю в живую, дышащую грудь. Да и не только это: множество других людей, которые в этот самый миг ничком лежали на земле, сообщали ей испуганное биение своих сердец.
Конде съежился за подпорной стенкой. Глядя на него, Дугусто подумал: "Вот ведь повезло! Вот ведь повезло!" Последний раз он взглянул на него в тот миг, когда Конде исчез в облаке земли и пыли, Аугусто вскочил и опрометью бросился бежать. Патрисио и еще один сапер последовали его примеру.
Пункт первой помощи находился на маленьком холме, позади нагромождения скал. Оттуда появились два санитара с носилками на плече. Один из них, более трусливый, пригибал голову, подобно лошади, напуганной свистом пуль и снарядов. Он прыжками спустился вниз. Споткнулся о камень и покатился под откос. Снова поднялся. Немного пробежал и снова бросился ничком, заслышав близкий свист снаряда.
- Скорее! Скорее! - кричал Патрисио пронзительным голосом.
Аугусто добежал до того места, где находился Конде. Конде, бледный, тихий, прижался к стене. Одна штанина была разорвана, в крови. В белой ляжке глубокая дыра, укус шрапнельного осколка.
- Ну как? - спросил Аугусто, подбегая к нему.
- Видишь, не повезло.
Вчетвером подняли несчастного Конде и отнесли на перевязочный пункт.
Взвод связи получил приказ отойти. Приказ передавался по цепи голосом.
Аугусто с Патрисио и Луиса присели отдохнуть за скалами.
- Ну, что скажешь?
- Ох и натерпелся же я! - пропыхтел Патрисио.
- Бедняга Конде! Не повезло.
- Шляпа ты, Гусман! Не понимаешь, что он выиграл на этом. Месяца два на поправку наверняка получит, - криво усмехнулся Луиса. - Командир того батальона просто болван, дурачок какой-то. Вот нашему так не взбрело в голову бросить нас в это крошево и оставить валяться приклеенными к земле.
Обстрел продолжался с прежней силой. Приближающийся свист снарядов заставлял бросаться на землю. После разрывов снова подымались.
- Черт знает что!
Вдруг на пахотном участке лощины они заметили погонщика. Буквально у его ног взорвался снаряд. Погонщик скрылся в красноватом облаке пыли. Когда пыль рассеялась, погонщик, пошатываясь, продолжал двигаться. Остановился, ощупал себя. Затем со всех ног бросился бежать, размахивая руками. Он был цел и невредим.
Мул запрокинулся на спину и в мучительной агонии судорожно сучил ногами. Издали они казались руками утопающего. Но вскоре мул застыл в стеклянном потоке холодного утреннего воздуха.
Аугусто уже не испытывал страха. Он просто не отдавал себе отчета в том, что происходило кругом. Сердце его сильно билось, готовое выпрыгнуть. Больше он ничего не чувствовал.
В нескольких метрах от них командир соседнего батальона руководил операциями. Он разглядывал поле боя в бинокль, о чем-то говорил со своим помощником, отдавал приказы. Оба стояли во весь рост, безразличные к пулям и разрывам снарядов. Аугусто любовался их хладнокровием.
Вдруг донесся какой-то нестройный шум. В лощине показались десять или двенадцать солдат. Они куда-то стремительно бежали, на ходу выкрикивая что-то бессвязное.
- Это что? В чем дело? Что тут происходит? - рявкнул командир батальона.
Он выхватил пистолет из новенькой кобуры, бросился по скату к ним наперерез и выстрелил в воздух.
- Назад! Назад, трусы! Назад по своим местам, или я первого же пристрелю как собаку!
Солдаты опасливо посмотрели на него. Они остановились, повернулись кругом и бегом ринулись обратно.
Вскоре стали ясны причины этой паники. Роты, достигнув равнины, укрылись в расщелинах в ожидании сигнала атаки. Как только они покинули эти расщелины, первый же снаряд уложил на месте четырех солдат. Одному оторвало голову. Она лопнула, как граната. Перепуганный взвод обратился в бегство.
- Который час? - спросил Лугусто. - Половина девятого.
- Только?
Патрисио ничего не ответил и стал заводить часы.
На холме показался мул. Аугусто локтем подтолкнул Патрисио и показал на него. Аугусто чувствовал, как дрожь побежала по телу.
Первый убитый, которого он видел в своей жизни. Это был еще юноша, офицер соседнего батальона. Он лежал поперек седла, прикрученный веревками. На обшлагах поблескивали металлические звездочки. Безжизненно болтались ноги, голова, руки. Тело еще не закоченело и билось, как живое. Оно походило на плохо сцепленное чучело. "Каково-то будет его матери?" - с грустью подумал Аугусто.
Внезапно противник перенес огонь на командный пункт. Он помещался в округлом углублении, размером около шести квадратных метров и глубиной около трех. Спереди, фронтом к противнику, углубление это было защищено стеной из наспех сложенных камней высотой примерно семьдесят сантиметров. Все забились в это укрытие. Всего там оставалось пять связистов. Остальные разбежались, подгоняемые страхом, или прятались где-то поблизости. Градом сыпались снаряды. Разрывы все приближались.
- Сейчас Мы все взлетим на воздух! - воскликнул Патрисио дрожащим, сдавленным голосом.
После каждого разрыва в маленькое укрытие падали камни и осколки.
Командир батальона и его помощник также поспешили в укрытие. Сидя на корточках, они прижались к стене; оба были бледны. Аугусто почувствовал странное облегчение. Не он один испытывал страх. Всем им одинаково грозила смертельная опасность.
Стопятидесятипятимиллиметровый снаряд взорвался в четырех метрах от стены. Осколки яростно хлестнули по стене, снеся почти половину ее. Командир батальона вскочил на ноги с перекошенным от боли лицом, растирая ушибленную руку.
- Связист! Ко мне!
- Слушаю, господин майор! - поспешил Сан-Сисебуто, вытягиваясь по стойке "смирно".
- Да нет! Тут требуется человек посильнее. Вот ты! - ткнул он в сторону Аугусто.
- Слушаю, господин майор!
- Беги на телефонный узел и передай, чтобы орудия в Медина дель Кампо открыли контрбатарейный огонь. Иначе нас сотрут в порошок!
Аугусто ринулся выполнять приказ. Узел связи находился на соседней высоте. Противник продолжал яростно обстреливать склоны обоих холмов и лощину. Через каждые восемь-десять метров приходилось бросаться на землю.
Аугусто падал тяжело, раня ладони, локти, колени. Снаряды рвались совсем рядом. Страха он не испытывал. Успокаивала дорога. В голове было только одно: ничком на землю, вперед, снова на землю, снова вперед. В этот момент бой казался ему чем-то простым, механическим, а смерть - риском, которого легко избежать.
- Спеши, парень, спеши! - доносился до него громкий подбадривающий голос командира батальона.
Случайно обернувшись, Аугусто увидел, что командный пункт исчез в клубах земли и пыли. Снаряды рвались с какими-то свинцово-фиолетовыми вспышками, и сквозь них прорезывался голос командира: "Спеши, парень, спеши!"