– Понимаю, - сказал Мэйтэй.
– Странная склонность, - буркнул хозяин.
– Все же ты гений, - восхитился Тофу. И только Докусэн-кун промолчал, величественно пощипывая бородку.
– Может быть, вас удивит, что в таком захолустье продавались скрипки. Но ничего удивительного в этом нет. Там была и женская гимназия, а в этой гимназии преподавали скрипку. Конечно, хороших скрипок не было, но все же это были скрипки. Магазин, торговавший ими, относился к своему товару пренебрежительно. Их связывали в пучки и вывешивали на улице. Прохаживаясь возле магазина, я слышал, как они звучат от ветра или случайного прикосновения. И когда я слышал эти звуки, мне казалось, что сердце у меня вот-вот разорвется на части. Я не находил себе места.
– Плохо твое дело, - хихикнул Мэйтэй. - Существует водобоязнь, мизантропия и другие виды помешательства, а у тебя, значит, было скрипичное помешательство.
– Нет, знаете ли, - вступился Тофу-кун, - только тот, у кого вот так обострены чувства, способен стать настоящим художником. Что ни говорите, а он гений.
– Да, возможно, это было помешательство. Но услышанные мною звуки были поистине прекрасны. Сколько лет я играю на скрипке, но мне ни разу не удалось их воспроизвести. Как их выразить? Нет, выразить их словами невозможно.
– Словно голубые колокольчики в ночи, - провозгласил Докусэн-кун. К сожалению, никто не подхватил эту реплику.
– Дважды слышал я эти небесные звуки, пока бродил вокруг магазина. И когда я услыхал их в третий раз, я решил, что во что бы то ни стало куплю скрипку, хотя бы это и навлекло на меня презрение всех жителей моего края. Пусть даже насмехаются надо мной люди из других провинций, пусть даже мне суждено погибнуть во цвете лет под железными кулаками неумолимых преследователей. Пусть даже меня исключат из колледжа. Я понял, что не могу не купить скрипку.
– Вот это и есть гений, - с завистью и восторгом объявил Тофу. - Негений не способен на такие мечты. Я завидую. Я всегда мечтал, чтобы у меня возникали такие бурные стремления, но ничего не получалось. Вот хожу по концертам, внимательно слушаю, но восторга не испытываю.
– Ты счастлив, что не испытываешь восторга. Теперь я способен говорить об этом спокойно, а тогда мучился так, что трудно себе представить. И в конце концов, сэнсэй, я купил.
– Угу… И как это было?
– Был как раз вечер накануне дня рождения императора. Все мои земляки отправились на горячие источники с ночевкой. А я, сказавшись больным, не пошел в тот день на занятия и весь день пролежал в постели у себя на квартире. Я все думал о том, как вечером пойду покупать скрипку и моя мечта наконец исполнится.
– Так ты что - притворился больным и не пошел на уроки?
– Совершенно верно.
– Вот это уже немного гениально, - сказал Мэйтэй.
– Весь день я с нетерпением ждал захода солнца, то и дело высовывая голову из-под одеяла. Вечер все не наступал. Я закрывался одеялом и смежал веки, но и это не помогало. Я вновь высовывал голову, и меня бесили лучи солнца, падавшие на широкие сёдзи. Мой взгляд то и дело останавливался на узкой длинной тени, двигавшейся по сёдзи.
– Что за длинная тень? - осведомился Кусями-сэнсэй.
– А это у меня висела на карнизе связка очищенной хурмы.
– Угу. А дальше?
– Делать было нечего, я поднялся, вышел на галерею и съел одну сушеную хурму.
– Вкусно было? - спросил хозяин с завистью.
– Хурма в наших краях необыкновенно вкусна. Здесь, в Токио, невозможно даже представить ее вкус.
– Ну, будет о хурме, - нетерпеливо сказал Тофу. - А потом что ты сделал?
– Потом, вернувшись в постель и закрыв глаза, я стал творить тихую молитву о быстрейшем наступлении вечера. Мне показалось, что прошло по меньшей мере три-четыре часа, но когда я высунул голову из-под одеяла - что бы вы думали? - ослепительное осеннее солнце сияло по-прежнему, озаряя сёдзи, по которым скользила узкая длинная тень.
– Я это уже слышал, - сказал Тофу.
– Это повторяется несколько раз. Я встал с постели, раздвинул сёдзи, съел еще одну сушеную хурму и опять забрался в постель. И тут я снова стал творить молитву, прося богов поторопить солнце.
– Все на том же самом месте, - заметил хозяин.
– Прошу вас, сэнсэй, не спешите и слушайте. Я пролежал, как мне показалось, еще три-четыре часа, решил, что уже настало время подниматься, и высунул голову. Но нет! Ослепительное осеннее солнце по-прежнему озаряло сёдзи, а по ним скользила длинная узкая тень.
– Ну, так будет без конца одно и то же… - сказал хозяин.
– Я встал с постели, раздвинул сёдзи, вышел на веранду и, съев еще одну хурму…
– Что? Опять хурма? Ты без конца лопаешь ее.
– Это от нетерпения.
– Вот тебе не терпелось, а нам и подавно не хватает терпения слушать.
– Сэнсэй, вы вот всегда так спешите. Вам очень трудно рассказывать.
– Но ведь и слушать не так легко, - недовольно сказал Тофу.
– Ну ладно, делать нечего. Постараюсь закончить поскорее. Короче говоря, я ел хурму, а наевшись, забирался в постель. Так продолжалось до тех пор, пока я не прикончил всю хурму.
– К тому времени и солнце, наверное, зашло.
– Не тут-то было. Когда я доел последний плод и полежал в постели, а затем высунулся поглядеть, что творится вокруг, ослепительное осеннее солнце все еще озаряло…
– Я больше не могу. Сколько можно повторять одно и то же?
– Но вы подумайте и обо мне! Мне ведь тоже рассказывать скучно!
– У тебя такое терпение, что ты можешь смело браться за любое дело, обязательно одолеешь, - не выдержал Мэйтэй-кун. - Если тебя не подгонять, ты до завтрашнего утра будешь разглагольствовать о своем ослепительном солнце. Когда ты собираешься купить скрипку в конце концов?
Лишь Докусэн-кун оставался спокойным. Он не сдвинулся бы с места и до завтрашнего и до послезавтрашнего утра, сколько бы ни озаряло сёдзи осеннее солнце. Впрочем, и Кангэцу-кун был совершенно спокоен.
– Когда собираюсь купить? Как только наступит вечер, немедленно отправлюсь. К сожалению, сколько я ни высовывал голову из-под одеяла, ослепительное солнце сияло по-прежнему… Да разве можно сравнить то, что я переживал тогда, с вашим нетерпением? Я съел последний плод, но солнце все не садилось. Тогда я заплакал от отчаяния. Тофу-кун, я плакал от тоски!
– Что ж, так и должно быть. Художник должен быть чувствительным. Я сочувствую твоим слезам. Но все-таки прошу тебя, рассказывай быстрее.
– Я от всей души стремлюсь рассказывать быстрее. Но что я могу сделать, если солнце все не заходит?
– Если солнце не зайдет, я и слушать не буду, - объявил хозяин. Видимо, ему стало невмоготу.
– Но не могу же я перескакивать с одного на другое! Я подхожу к кульминационному моменту.
– Ладно, продолжай. Но будем считать, что солнце зашло.
– Это чрезмерное требование. Впрочем, из уважения к вам, сэнсэй, будем считать, что солнце зашло.
– Превосходно, - невозмутимо произнес Докусэн. Тут уже никто не мог удержаться, и все дружно фыркнули.
– Итак, вечер наконец пришел, и я облегченно вздохнул. Я вышел из дома, где жил на квартире. Я не люблю оживленных мест и умышленно избегал комфортабельных районов. Вот почему я свил себе келью в крестьянской хижине в безлюдной Деревне.
– Так уж и в безлюдной, - недоверчиво сказал хозяин.
– Свил келью - это слишком высокопарно, - заметил Мэйтэй. - Лучше сказать просто: "Снял комнатушку без токонома".
Только Тофу-кун похвалил:
– Действительность может быть какой угодно, но слова должны быть поэтичны и приятны для слуха.
А Докусэн-кун серьезно осведомился:
– Как же вы ходили в колледж, если жили в таком месте? Сколько ри было от вашего жилища до колледжа?
– До колледжа было метров четыреста. Ведь колледж был в этой же деревне.
– Значит, ученики тоже жили в этой деревне и снимали там квартиры?
– Да, почти в каждом доме жили ученики - по одному, по двое.
– И такое место вы называете безлюдным? - в упор спросил Докусэн-кун.
– Разумеется, если бы не было колледжа, оно было бы абсолютно безлюдным… Итак, как же я был одет в тот вечер? На мне было форменное пальто с золочеными пуговицами поверх жилета из домотканого полотна. Капюшон я надвинул на глаза так, чтобы никто меня не узнал. Было время листопада. Мой путь пролегал по шоссе, сплошь усыпанному опавшими листьями. Листья шуршали на каждом шагу, и это пугало меня, потому что мне все казалось, что кто-то крадется за мной. Я обернулся. Вдали во мраке чернел лес у храма Торэйдзи. Этот храм - усыпальница рода Мацудайра. Он расположен у подножья горы Коосин в ста метрах от дома, где я снимал комнату. Это место внушает благоговение и пробуждает мечты о возвышенном. А над лесом простерлось бесконечное звездное небо. Млечный Путь пересекал реку Хасэгава и уходил… уходил… Э, куда бы это он уходил? Ну, скажем, к Гавайским островам…
– Ничего себе - к Гавайским островам, - сказал Мэйтэй.
– Я прошел по шоссе метров двести и вступил в город с улицы Таканодай-мати, затем прошел улицу Кодзё-мати и свернул на улицу Сэнгоку-мати. Потом пересек улицу Куисиро-тё и прошел по порядку первый, второй и третий кварталы улицы Тори-тё. Затем прошел улицы Оари-тё, Нагоя-тё, Сятихо-тё, Камабоко-тё…
– Будет тебе шляться по улицам, - разозлился хозяин. - Купил ты скрипку или не купил?
– Понимаете, магазин, где продавали скрипки, находился в районе Кандзэн. Точнее, в районе Канэко Дзэмбээ. Путь не малый.
– Пусть не малый! Покупай же скорее!
– Слушаюсь. Когда я дошел до района Кандзэн, в магазине сияла яркая лампа.
– Опять сияла, - перебил Мэйтэй. - Все сияющее тянется у тебя слишком долго, с ума можно сойти.
– Нет, на этот раз сиять будет только один раз, прошу не беспокоиться. Я огляделся и увидел при свете ту самую скрипку. Она сияла под лампой в осенней ночи. Холодно блестели боковые вырезы. Белели натянутые струны.
– Как красиво излагает, - восторженно сказал Тофу.
– Я подумал: "Вот она моя!" - и у меня бешено забилось сердце и затряслись ноги.
Докусэн-кун фыркнул.
– Вне себя я вбежал в магазин. Я выхватил из кармана кошелек. Я вытащил из кошелька две пятийеновые бумажки.
– И купил в конце концов? - спросил хозяин.
– Совсем было уже купил. Но я сказал себе: "Погоди! В такие моменты нужно быть осторожным. Как бы не промахнуться". И я решил не покупать. Остановился в самый критический момент.
– Что? Так и не купил? Что же ты из нас душу тянешь этой своей скрипкой?
– Я не тяну. Но что мне делать, если я все еще никак не могу купить?
– Почему?
– Как почему? Еще только начало вечера. Народу много.
– Ну и что же? Пусть себе хоть сотнями ходят. Что ты за странный человек?
– Конечно, будь это обычные люди, я не обратил бы на них внимания. Но попробуйте не обратить внимания на учеников колледжа, которые так и шныряют вокруг с засученными рукавами и громадными палками. Ведь среди них были и те, кто с гордостью именовал себя "партией утопленников", - они из года в год оставались в одном и том же классе. Такие типы очень сильны в дзюдзицу. И вот у них на глазах не так-то легко решиться прикоснуться к скрипке. Никогда нельзя знать наперед, что они с тобой могут сделать. Я, конечно, очень хотел иметь скрипку, но мне была дорога жизнь. Все же лучше жить, не играя на скрипке, чем умереть со скрипкой в руках.
– Значит, ты не купил? - уточнил хозяин.
– Нет, я купил.
– Ну что за человек! Если купил, то покупай быстрее. А не хочешь, так не покупай. Заканчивай быстрее!
– Не так легко все делается на свете, как хотелось бы, - сказал Кангэцу-кун, неторопливо закуривая сигарету.
Видимо, хозяину все это надоело. Он сходил в кабинет, принес какую-то европейскую книгу, лег на живот и принялся читать. А Докусэн-кун незаметно вернулся к доске и уже играл сам с собой в го, громко стуча камешками. Интересный рассказ был так растянут, что автор его лишился уже двух слушателей. Остались только преданный искусству Тофу-кун и неунывающий Мэйтэй.
Выпустив длинную струю табачного дыма, Кангэцу-кун прежними темпами продолжал:
– И вот что я подумал тогда, Тофу-кун: "В начале вечера у меня ничего не выйдет. А в середине ночи будет закрыт магазин. Надо дождаться, когда ученики колледжа разойдутся по домам. Но нельзя и пропустить момент, когда закрывают магазин. Иначе все мои планы рухнут. Как же, однако, определить этот момент?"
– Да, действительно, как?
– Я решил, что явлюсь в магазин в десять часов вечера. Но до десяти часов нужно где-то болтаться. Возвращаться домой и приходить снова - слишком хлопотно. Подойти к товарищам и побеседовать с ними - я был просто не в силах. И вот я решил до десяти часов погулять по городу. В обычное время два-три часа на прогулке проходят незаметно. Но в тот вечер время тянулось необыкновенно медленно. Тогда я в полной мере ощутил, как мучительно тянутся минуты, когда они кажутся вечностью. - И Кангэцу-кун поглядел на Мэйтэя.
– Да, я думаю, - отозвался Мэйтэй. - Еще древние говорили: "Мучительно ждать у котацу". Или еще: "Гораздо хуже ждать, нежели быть ожидаемым". Конечно, и скрипке, вывешенной на улице, было тяжело, но тебе, должно быть, еще тяжелее было бесцельно бродить по городу, подобно сыскному агенту или псу у вымершего дома. Знаешь, нет ничего более жалкого, чем бездомная собака.
– При чем здесь собака? Меня еще никогда не сравнивали с собакой.
– Вот я слушаю тебя, - сказал Тофу, - и не могу сдержать своих чувств. Мне все кажется, что я читаю биографию старинного художника. Сэнсэй сравнил тебя с собакой в шутку. Не обижайся и продолжай.
Впрочем, Кангэцу-кун все равно продолжал бы, даже если бы Тофу-кун не стал успокаивать его.
– И я прошел по улицам Окати-мати и Хякуки-мати, затем с улицы Рёгай-тё свернул на улицу Такадзё-мати и там сосчитал ивы перед губернским управлением. Затем я сосчитал огни в окнах больницы, выкурил на мосту Конъя две сигареты и поглядел на часы…
– Было уже десять?
– К сожалению, не было. Я перешел мост Конъя и пошел на восток по берегу реки. По дороге мне встретились трое массажистов. Да и, знаете, сэнсэй, вовсю лаяли собаки…
– В осенний вечер у реки далекий лай собак - это немного театрально. Ты как бежавший из-под стражи узник в театре…
– Разве я совершил что-нибудь дурное?
– Ты собираешься совершить.
– Разве приобрести скрипку - дурной поступок? Тогда все воспитанники музыкальных школ - преступники.
– Любой поступок, не получивший признания у людей, - преступление. Вот почему нет ничего более неопределенного, чем понятие преступления. И Христос стал преступником только потому, что родился не в свое время. И красавец Кангэцу-кун преступник, потому что покупает скрипку в таком месте.
– Ну что же, пусть я преступник. Но все было бы ничего, если бы я окончательно не выбился из сил в ожидании десяти часов.
– А ты еще разок перечисли названия улиц. А если этого будет мало, снова зажги ослепительное осеннее солнце. А уж если и этого окажется недостаточно, слопай еще три дюжины сушеной хурмы. Я буду терпеливо ждать до десяти часов.
Кангэцу-кун заулыбался.
– Ну что же, ничего не остается, как забежать немного вперед. Пусть будет сразу десять часов. Итак, назначенный срок - десять часов - наступил. Я подошел к магазину. Был поздний вечер. Даже на оживленной улице Рёгай-тё не видно было ни одного прохожего, только изредка доносился печальный перестук гэта. В магазине уже опустили ставни, остался лишь узкий проход. Мне все казалось, что меня преследуют соглядатаи, и я никак не мог решиться открыть дверь… Хозяин оторвался от книги и спросил:
– Ну что, купил скрипку?
– Нет, вот как раз сейчас собирается купить, - ответил Тофу-кун.
– Ну и тянет же он. Все еще не купил, - проворчал хозяин и снова уткнулся в книгу. Докусан помалкивал. Он уже заставил черными и белыми камешками почти всю доску.
– Наконец я решился, ворвался в магазин и, не поднимая капюшона, сказал: "Дайте мне скрипку". Мальчишки-посыльные и приказчики, болтавшие у хибати, разом испуганно уставились на меня. Я еще глубже натянул капюшон на лицо и повторил: "Дайте мне скрипку". Мальчишка, стоявший рядом и все пытавшийся заглянуть мне в лицо, робко ответил: "Сию минуту". Он притащил сразу несколько скрипок из тех, что днем висели на улице. Я осведомился о цене. Мальчишка ответил, что скрипки стоят пять йен двадцать сэн за штуку…
– Разве бывают такие дешевые скрипки? Они игрушечные, что ли?
– Я спросил, все ли скрипки одинаковые, и мальчишка тотчас ответил, что и цена одинаковая и сделаны все одинаково прочно. Я вынул из кошелька бумажку в пять йен и двадцать сэн мелочью и принялся завертывать скрипку в специально принесенный большой платок. Все это время приказчики, прекратив разговоры, упорно глазели на меня. Но лицо мое было скрыто под капюшоном, и опасаться, что меня узнают, не приходилось. И все-таки я очень боялся и мечтал как можно скорее очутиться на улице. Я сунул сверток за пазуху и вышел из магазина. Приказчики хором завопили мне вслед: "До свидания!" - и у меня душа ушла в пятки. На улице я огляделся по сторонам. К счастью, поблизости никого не было видно. Но метрах в ста от меня несколько человек принялись нараспев читать стихи. Перепугавшись, я свернул за угол магазина и у рва вышел на шоссе Якуоодзи. Затем я обогнул гору Коосин и в конце концов добрался до своего дома. Было уже без десяти два.
– Всю ночь пробродил, - сочувственно сказал Тофу-кун.
– Наконец-то, - с облегченным вздохом сказал Мэйтэй. - Ну и длиннющая была история.
– Самое интересное только начинается, ведь до сих пор было только вступление.
– Что? Еще не конец? Ну, знаешь, этого никто не выдержит.
– Дело не в том, выдержит или не выдержит. Просто рассказ нельзя обрывать на этом месте. Если я остановлюсь здесь, то получится так, словно идола слепили, а душу ему не дали. Я должен рассказать еще кое-что.
– Твое дело. Еще немного я послушаю.
– Кусями-сэнсэй, вы бы тоже послушали. Скрипку я уже купил. Вы слышите, сэнсэй?
– Что? А теперь будешь рассказывать, как продавал? Не желаю.
– Да нет, не о том, как продавал.
– Тем более.
– Как же мне быть? Только ты один, Тофу-кун, слушаешь. Не так интересно рассказывать. Ну, что же, расскажу коротко дальше.
– Можешь рассказывать обстоятельно, - сказал Тофу-кун. - Я слушаю с большим удовольствием.
– Итак, с большим трудом я приобрел скрипку. Но где ее держать? Товарищи часто приходили ко мне, и если ее повесить или поставить у сёдзи, ее немедленно обнаружат. Можно было бы выкопать яму и спрятать в землю, но это не так-то просто.
– Так куда же ты ее спрятал? На чердак?
– Чердака не было. Дом ведь простой, крестьянский.
– Вот, наверное, ты поволновался. И куда же спрятал?
– Догадайся.
– Не знаю. В шкаф?
– Нет.
– Завернул в одеяло и спрятал на полку?
– Нет.
Пока Тофу-кун пытался догадаться, куда была спрятана скрипка Кангэцу-куна, хозяин окликнул Мэйтэя:
– Слушай, как это читается?
– Что?
– Вот, вторая строка.
– Где? Ага… Так ведь это по-латыни.
– Сам знаю, что по-латыни. Я спрашиваю, как читается?