Гейм рисует "крестоносцев" доллара - генералов, офицеров и солдат американской армии. Среди них реакционеры - генерал Фарриш, майор Уиллоуби, капитан Люмис, сержант Дондоло. Им противопоставлены честные американцы - лейтенант Иетс, сержант Бинг, полковник Девитт и другие. У каждого из них своя судьба, свои цели и свои намерения. Характеризуя их, Стефан Гейм убедительно показывает, какая пропасть лежит между американцами, ненавидящими фашизм, и империалистами США, преследующими свои грабительские захватнические цели в войне.
Автор разоблачает типичных представителей американской военщины. В главе "Сорок восемь залпов из сорока восьми орудий" рассказывается, как генерал Фарриш поручает сержанту Бингу и лейтенанту Иетсу составить листовку для распространения ее среди немецкого населения. Эта листовка должна рассказать немцам, за что воюют союзники в Европе. Честные американцы Бинг и Иетс пытаются сказать в листовке, что союзные войска дерутся во имя освобождения мира от гитлеровской чумы. Но высшее командование американской армии запрещает эту листовку.
Такая листовка была не нужна фарришам, уиллоуби и иже с ними.
- Послушайте, сержант Бинг, - с глубокой горечью разъясняет один из американских офицеров сержанту, - наша революция - это древняя история. Сегодня, если вы произнесете это слово, поднимется крик "красный"! Вы написали революционную листовку… Равенство перед законом! Вы знаете не хуже меня, что миллионы людей в Америке не имеют даже права голоса!.. Самим управлять своей судьбой! Я кое-что знаю о том, кто управляет страной, - я сам работал в крупных концернах. И война ничего не изменила. Эта же порода людей хозяйничает в Европе, она же хозяйничает и в Германии. И не говорите мне о разнице в методах. В Америке мы еще не дошли до концентрационных лагерей и массового истребления национальных меньшинств. Но, если люди, стоящие у власти, решат, что так нужно, все это у нас будет - и безотлагательно!"
Эти слова, вложенные автором в уста одного из своих героев, звучат пророчески. Действительно, в сегодняшней Америке есть и концентрационные лагери, и расовое неравенство, и фашистский полицейский террор.
Яркими красками рисует Гейм отвратительные черты представителей реакционной военщины, их моральное падение и низость. Такие откровенные фашисты, как Дондоло, прямо говорят о том, что "…Гитлер отлично знал, что делает, и Муссолини тоже". Но Дондоло выражает вслух лишь то, что не решаются открыто сказать другие, вышестоящие представители военщины. На самом же деле американские империалисты сочувствуют и покровительствуют гитлеровским генералам и промышленникам. С первых дней оккупации они сотрудничают с ними, насаждая в Западной Германии реакционные антинародные порядки.
В полном соответствии с исторической правдой Стефан Гейм показывает в книге "Крестоносцы", как гитлеровские генералы не без основания лелеяли накануне поражения планы сотрудничества с американскими и английскими правящими кругами. Так, фельдмаршал Клемм-Боровский, командующий немецкой армейской группой на Западном фронте, беседуя с эсесовцем Петтингером, говорит: "Не забывайте, Петтингер, Европа - это сердце мира, а Германия - сердце Европы. Уверяю вас, в Лондоне и Вашингтоне уже задаются вопросом: как же будет построена послевоенная Европа, как будет построена Германия - по их образцу, то есть по нашему, или по образцу русских? Разгромив нас, Лондон и Вашингтон должны будут нянчиться с нами и воссоздавать Германию заново, ибо без нашей помощи им не обойтись. Вот тогда-то вы и выступите вперед, Петтингер".
Когда американские войска вступили во Францию, дорога на Париж была открыта: основные силы немцев были оттянуты на Восточный фронт, Париж охвачен восстанием против гитлеровских оккупантов. И вот появляется генерал Фарриш со своими войсками. Американские офицеры ведут себя во Франции, как в колонии, а не как в союзной стране.
Они стремятся к наживе, спекуляциям и развлечениям в Париже.
Поведение капитана Люмиса - типичного представителя американской военщины - характерно для лица армии США. На баррикадах, мимо которых проезжает автомобиль Люмиса, жители Парижа радостно приветствуют американцев, считая их союзниками в борьбе против гитлеровских оккупантов. Французы окружают машину Люмиса, приветствуя американских солдат и офицеров. В это время с крыши одного из домов раздаются выстрелы засевших там немецких снайперов. Вместо того, чтобы оказать им отпор, Люмис прячется от пуль за француженку Терезу и гонит вперед машину. Тереза очутилась в машине с американскими офицерами и попадает в один из парижских отелей. Измученная борьбой на баррикадах, голодная и усталая она доверчиво соглашается пообедать с американскими офицерами. Но американские офицеры обманывают доверие девушки, они подпаивают ее вином и насилуют. Вот они американские крестоносцы!
Сотрудничество с гитлеровцами, покровительство реакционным элементам, бесчинства американских солдат и офицеров, их полная безнаказанность, чистка армии от прогрессивных элементов - все это вызывает возмущение честных американцев, выведенных в книге Гейма в образах Нетса, Бинга и Девитта.
"Крестоносцы" - правдивая книга, разоблачающая американских империалистов. Читая ее, понимаешь, что те же фарриши, люмисы, дондоло и уиллоуби подвизаются сейчас в Корее, грабят, убивают и насилуют мирных жителей, уничтожают города и села. Книга Гейма помогает понять и осмыслить события, происходящие сейчас. Она воспитывает у советских людей жгучую ненависть к американским империалистам - заклятым врагам социализма, мира и демократии.
Предлагаемые в настоящем сборнике отрывки из произведений Марка Твэна, Говарда Фаста, Джона Уивера и Стефана Гейма показывают советскому читателю, что на протяжении всей истории Соединенных Штатов Америки американские империалисты были злейшими врагами прогресса и демократии, палачами свободолюбивых народов, поборниками войны и агрессии.
МАРК ТВЭН
ИЗ АВТОБИОГРАФИИ
В понедельник 12 марта 1906 года Твэн записал:…Об этом потрясающем факте мир узнал в прошлую пятницу. О нем сообщил официальной телеграммой нашему правительству в Вашингтоне командующий американскими военными силами на Филиппинах. Суть дела такова.
Племя темнокожих дикарей "моро" забаррикадировалось в кратере потухшего вулкана неподалеку от Джоло. Так как туземцы были враждебно настроены по отношению к нам и озлоблены за то, что мы в течение восьми лет пытались лишить их свободы, то их пребывание в кратере таило для нас угрозу. Наш командующий Леонард Вуд послал туда разведчиков. Разведка установила, что туземцев вместе с женщинами и детьми было шестьсот человек и что воронка кратера находится на высоте 2200 футов над уровнем моря. Добраться туда христианскому воинству с артиллерией представлялось нелегкой задачей. Генерал Вуд приказал напасть на туземцев внезапно и сам отправился со своими людьми, чтобы лично обеспечить успех этой операции. Наши войска, захватив с собой несколько пушек, карабкались на гору окольными, труднопроходимыми тропками…
Подойдя к самому кратеру, начали бой. Наших солдат было 540 человек. Им были приданы вспомогательные части в составе отряда местных полицейских (которые находятся у нас на жаловании), - сколько их было, не указано, - и отряда моряков, тоже неизвестной численности.
Можно, тем не менее, предполагать, что по количеству людей стороны были равны: шестьсот мужчин у наших над кратером и шестьсот мужчин, женщин и детей на дне его. Глубина кратера - 50 футов.
В приказе генерала Вуда было написано: "Убить или взять в плен 600 человек".
Началась битва (так официально именуют то, что потом произошло). Наши солдаты открыли по людям в глубине кратера огонь из пушек. Одновременно они били по туземцам из ружей и пистолетов. Дикари оказали отчаянное сопротивление, - вероятно, пустили в ход обломки кирпичей (впрочем это только мое предположение, ибо в телеграмме не указано, каким оружием располагали туземцы). До сих пор это племя имело на вооружении, главным образом, ножи и палки, и лишь изредка им удавалось раздобыть какие-нибудь плохонькие мушкеты.
В официальном сообщении говорится, что стороны дрались с ожесточением на протяжении полутора суток и что битва окончилась полной победой американского оружия. Следующий факт подтверждает, что победа была действительно полной: из шестисот туземцев в живых не осталось ни одного. Это была блестящая победа, о чем свидетельствует также еще один факт: из шестисот героев с нашей стороны погибло только пятнадцать.
Генерал Вуд присутствовал при этом и наблюдал за ходом битвы. Его приказ гласил: "Убить или взять в плен этих дикарей". Вполне очевидно, что люди генерала Вуда видели в этом приказе право действовать, как они захотят, т. е. убивать или брать в плен в зависимости от собственного вкуса. А вкус наших военных в тех краях остается неизменным уже восемь лет. Это вкус христианских убийц…
В официальном сообщении, как и подобает, восхваляются и превозносятся "героизм" и "доблесть" наших войск и оплакивается гибель пятнадцати человек. Много сказано и о раненых, число которых составило тридцать два человека. В телеграмме подробно и добросовестно расписан, для сведения будущих американских историков, характер ранения этих тридцати двух. Сообщают о рядовом, у которого был задет локоть и указана фамилия этого рядового. У другого солдата оказался поцарапанным кончик носа. Его имя также не забыли в телеграмме (по полтора доллара за слово!).
На следующий день газетные сообщения подтвердили то, что было уже сказано накануне. Опять были перечислены фамилии пятнадцати убитых и тридцати двух раненых, снова были описаны их раны, и все это приукрасили соответствующими эпитетами…
Численность противника определялась цифрой в шестьсот человек, включая женщин и детей, и мы уничтожили всех до единого, не оставив в живых даже младенца, чтобы оплакивать мертвую мать. Это была, бесспорно, самая "великая победа", которой когда-либо добились христианские воины Соединенных Штатов.
Как же отнеслись у нас к этому сообщению? Блестящие события нашли отражение в блестящих заголовках во всех газетах нашего города…
Последний заголовок гласил следующее: "лейтенант Джонсон снесен с бруствера разорвавшимся снарядом. Он доблестно руководил боем".
Все телеграфные сообщения полны Джонсоном… Это напомнило мне один из недавних фарсов Джилетта: "Куда ни глянь, всюду Джонсон!". По всей вероятности, Джонсон был с нашей стороны единственным раненым, чьи раны стоило выставлять напоказ.
Джонсон был ранен в плечо осколком. Осколок являлся частью снаряда - в сообщении говорится, что ранение причинено взорвавшимся снарядом, который сбил Джонсона с ног. У туземцев там, в кратере, не было артиллерии, - значит, Джонсон мог быть ранен только выстрелом из нашего орудия. Итак, можно считать историческим фактом, что единственный американский офицер, получивший такое ранение, о котором стоит пошуметь, пострадал от руки своих, но не от руки врага. Мне кажется более чем вероятным вот какое предположение: если бы мы убрали наших солдат подальше от собственной артиллерии, то мы бы вышли из этой самой необычной битвы без единой царапины…
В воскресенье, т. е. вчера, телеграф принес нам новые сообщения, вести еще прекраснее прежних, еще выше возносящие наш флаг. Первые газетные заголовки оглушили читателей информацией:
"Племя "моро" вырезано. Среди убитых есть женщины".
"Вырезано", "резня" - да, это подходящее определение. Лучшего не найти в большом толковом словаре.
Другой заголовок гласил:
"Вместе с детьми они столпились в кратере и умерли все вместе"…
И вот перед нами возникают картины. Мы видим этих малышей. Мы видим лица, искаженные ужасом. Слышим плач. Мы видим, как маленькие ручонки тянутся с мольбой к матери.
Еще одна газетная "шапка" заверяет о безопасности, в которой находились наши бравые солдаты. Там сказано:
"В жестокой битве на вершине горы даже невозможно было отличить мужчин от женщин".
Голые дикари находились так далеко на дне кратера, превращенного в западню, что наши солдаты не смогли… различить ребятишек и взрослых мужчин. Это несомненно была самая безопасная битва из всех, в которых когда-либо участвовали христианские солдаты любой национальности…
Газетные сообщения называют все это "битвой". Что же было здесь похожего на битву? Да ровно ничего… Когда эта, с позволения сказать, битва закончилась, то на поле боя оставалось никак не меньше двухсот раненых туземцев. Что с ними стало? Ведь ни один из них не остался в живых!
Ясно: мы "чисто сработали", прирезали этих беспомощных людей и тем довели до конца начатое дело…
ГОВАРД ФАСТ
ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНИЦА
Мэррей шел по следу, продвигаясь все глубже и глубже в широкие , выметенные ветрами, бесплодные пространства Дакоты, все время получая сведения о том, что его добыча впереди. Но после того как след раздвоился, та половина шайенского племени, которая укрылась среди песчаных холмов, словно сквозь землю провалилась. Имелись многочисленные доказательства того, что шайены разделились на две партии: канадский француз, охотник за пушниной, шедший в Черные Холмы со связкой капканов, сообщил, что видел шайенов - мужчин, женщин и детей, измученных дальней дорогой, - но не триста человек, а самое большее - сто двадцать или около того. Два разведчика из племени сиу, прикомандированные к гарнизону форта Мид, также донесли, что видели шайенов, и назвали то же число.
Но об остальных, о тех, что ушли в страну песчаных холмов, не было ничего - ни звука, ни следа, ни намека. Необозримые дюны приняли их, укрыли в своем страшном убежище, поглотили их без следа.
Даже Крук, истребитель индейцев, вытравивший их из прерий, не мог достать из-под земли исчезнувших шайенов. Пять эскадронов Третьего кавалерийского полка рыскали к югу от форта Робинсон, блуждая взад и вперед, гоняя покрытых корой песка лошадей по отлогим дюнам, укрываясь в тени высоких иссеченных солнцем пригорков; они прострочили следами всю область; возвращались в форт Робинсон, Снова выезжали, прочесывали песчаные холмы. Из форта Сидни, одна за другой, уходили колонны на север от реки Платт и узнавали вкус солончаковой пустыни.
"Никаких следов шайенов", - вновь и вновь извещали точки и тире, проносясь по телеграфным проводам. "Никаких следов шайенов"… В достаточной мере однообразный ответ, чтобы охладить в стране жажду крови; и страна начала забывать. Индейцы - не так уж это важно, если только не охотиться на них и если они сами не выходят на охоту. Самый факт их существования не имел ровно никакого значения: тот факт, что они находились в песчаных холмах Небраски, имел не большее значение, чем сами эти песчаные холмы. Пусть их там и остаются.
Канзас подвел итоги и не обнаружил ни единого случая убийства или причинения ущерба кому-либо из граждан шайенами, ни единого случая поджога; было угнано несколько лошадей, несколько голов скота прирезано для пищи - и все.
Но на отдаленных военных постах о шайенах не забыли. Под неослабевающим нажимом Крука поиски продолжались, и из форта Робинсон отправлялся отряд за отрядом, продолжая тщетное прочесывание дюн и бесплодных прерий.
Один из таких отрядов - эскадрон Третьего кавалерийского полка под командой капитана Джонсона, покинувший форт Робинсон в последних числах октября, медленно шел на юг. В течение двух дней он производил поиски, прорезая территорию во всех направлениях, обследуя каждую долину, каждую расщелину, каждый упавший гнилой ствол, который мог стать укрытием для нескольких человек. На второй день, после полудня, с севера подул холодный ветер, он пригнал клочковатые тучи - грозные вестники первого снега. Капитан Джонсон придержал лошадь, подставил щеку ветру и пожал плечами.
- Поворачиваем, сэр? - спросил лейтенант Аллен.
- Придется, очевидно, - решил капитан.
- По-моему, мы охотимся за призраками, - сказал лейтенант Аллен. - Никаких шайенов здесь не было и нет.
Сержант Лэнси, краснолицый, бородатый, подъехал к ним, держа ладонь против ветра; его дыхание клубилось, он кивал косматой головой. - Будет снег, - сказал он.
- Охота за призраками, - повторил лейтенант Аллен, очень довольный своим сравнением.
- Значит, я кончил купаться. - Сержант Лэнси всегда хвастал тем, что никогда не моется водой после того, как выпадет снег.
Джонсон всматривался во что-то впереди. Лэнси, гарцуя на приплясывающей лошади, с презрением оглядывал кавалеристов, которые горбились в седле, пряча лицо от ветра в поднятые воротники. - Ага! - ухмылялся он. - Это разве зима? Она вам еще покажет. - Вид мерзнувших солдат веселил его. - Отправьте их домой к огоньку, сэр, - сказал он капитану, посмеиваясь про себя.
Но Джонсон все так же смотрел вперед; движением руки он приказал колонне следовать за ним и поехал шагом, пристально вглядываясь вдаль, заслонив ладонью глаза от висевшего над дюнами солнца.
- Что там такое, сэр?
Джонсон не ответил, и колонна продолжала медленно двигаться на залитый солнцем запад. На юге и на западе небо было голубое; на севере и востоке серая окраска, сгущаясь на горизонте, сливалась с землей в одну темную полосу; в этом раздвоении неба была холодная печаль, и зима стремительно неслась на острорежущем лезвии ветра.
Теперь и солдаты увидели то, во что вглядывался Джонсон, но никто не обмолвился ни словом, как будто все, не веря глазам своим, ожидали подтверждения. Видение влекло их к себе, как влечет спящего приснившийся ему невероятный и жуткий образ. Но они не спешили. По мере того как видение вставало перед ними все отчетливее, солдаты даже замедляли шаг, и вскоре весь отряд остановился.
Кто-то спросил: - Что это такое?
То был не вопрос - скорее отзвук мысли, возглас ужаса. Они знали, что это, знали без каких-либо подтверждений; они знали, что их поиски кончены.
Видение появилось с запада, двигаясь им навстречу, медленно, словно умирающее животное, которое тащится в свое логово. Это были мужчины, женщины и дети, почти сто пятьдесят человек, но издали казалось, что это и не люди вовсе, и никто не назвал бы их мужчинами, женщинами или детьми.
При них было около пятидесяти лошадей, но это были не лошади, - да, на четырех ногах, но не лошади на взгляд кавалеристов, которые ежедневно чистили скребницами своих боевых коней. Это были страшные карикатуры на прежних стройных скакунов - кости, обтянутые кожей; а на их спинах сидели существа, некогда бывшие детьми, - груды тряпок, лохмотьев, трепетавших на остром лезвии северного ветра.
Взрослые шли пешком, и раздуваемые ветром отрепья создавали впечатление какого-то кладбищенского веселья. Женщины и мужчины - с ввалившимися глазами, осунувшиеся, тощие, как пугала в поле. На них были остатки индейской одежды, и солдаты догадывались, что вот это было когда-то охотничьей рубахой или женским платьем из оленьей кожи, это - мокасинами, пестрыми, расшитыми бусами мокасинами, шайенской обувью, не имевшей себе равной в прериях. А рваная тряпка, видимо, была в прошлом фабричным одеялом - в яркокрасную, желтую и зеленую полосу. Чем были прежде эти покрытые корой песка лохмотья, солдаты могли все же угадать.