Утром в Псков поступили газеты с отчетами о съезде. Их внимательно читали и офицеры, и юнкера. Реагировали по–разному: одни утверждали, что решения съезда о поддержке и одобрении политики Временного правительства закономерны и справедливы; другие всячески поносили В. И. Ленина и большевиков за их готовность взять власть в свои руки, за призывы к социалистической революции; третьи, особенно бывшие фронтовики, на собственной шкуре испытавшие все тяготы военного времени, хотя и с оговорками, признавали, что большевики правы, требуя быстрейшего выхода из войны. Чтобы как–то обеспечить единое мнение по всем этим вопросам, преподаватели–экономисты вынуждены были в своих очередных лекциях "разъяснить", как надо понимать решения съезда Советов. Но "разъяснение" лишь подлило масла в огонь. Уже в классах начались яростные споры. Во время перерыва они продолжались и в коридорах. Один за другим юнкера поднимались на вынесенный кем–то в широкий коридор стол и произносили "речи", главным образом в защиту внешней и внутренней политики Временного правительства.
- Надо бы и нам выступить, - сказал я Липатову. - Давай, Павлуша, расскажи юнкерам, что нам говорили в комитете о речах Владимира Ильича Ленина на съезде.
Он быстро протолкался и вскочил на стол. С разных концов коридора послышались крики:
- Долой большевика! Не давать ему слова! Стаскивай его с трибуны!
- Стойте! Стащить со стола - для этого ума не требуется, - громко начал Липатов. - Тут вот выступавший передо мной юнкер говорил, что у нас теперь свобода. И мне хочется воспользоваться этой свободой, чтобы тоже сказать свое мнение о съезде Советов. Выступавшие до меня на все лады расхваливали Либера и Церетели, которые в своих докладах на съезде ратовали за укрепление Временного правительства, а значит, за укрепление власти буржуазии, за продолжение войны. Но почти никто не сказал, чего требовали на съезде большевики, Ленин. А это, по–моему, неправильно. Если вы сами говорите, что у нас свобода, то и мне, как большевику, позволительно сказать свое слово. Может, я не такой хороший оратор, как другие. В гимназии не учился, работал до войны на заводе. Но это, я думаю, не важно. Сейчас я юнкер, как и вы.
Шум постепенно затих. Дальше Липатова не перебивали. Он уже ровным голосом, правда несколько сбивчиво, рассказал о выступлениях Владимира Ильича на съезде Советов, о том, что "революционная демократия", которую защищают меньшевики и эсеры, вовсе не революционная, а буржуазная, что единственный путь выхода из войны, которая ненавистна народу, - это путь осуществления социалистической революции, передачи всей полноты власти Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
Когда Липатов закончил говорить и спрыгнул со стола, снова начался невообразимый шум. Многие юнкера аплодировали ему, а другие продолжали кричать: "Долой большевиков!"
Появившиеся в коридоре офицеры потребовали немедленно прекратить споры и всем идти в классы, на занятия.
Не менее, если не более бурным был и другой митинг, состоявшийся через несколько дней после массовой июньской демонстрации петроградских рабочих и солдат, проходившей под лозунгами: "Долой войну, да здравствует мир!", "Вся власть Советам!"
Как ни старались офицеры, преподаватели, эсеры и меньшевики повести за собой весь состав школы, она все больше расслаивалась на два противоположных лагеря. Среди юнкеров день ото дня сокращалось число активных сторонников Временного правительства. В дальнейшем такому расслоению еще больше способствовали сообщения о расстреле войсками Временного правительства мирной демонстрации питерских рабочих и солдат столичного гарнизона 4 июля 1917 года, о разоружении полков, принимавших участие в демонстрации, о провале наступления русских войск на Юго - Западном фронте, о жестоких репрессиях контрреволюционных властей против рабочих и активистов большевистской партии.
После июльских событий в Петрограде у нас в Пскове тоже подняли голову черносотенцы. По приказу Керенского был сформирован так называемый "батальон смерти" - женский добровольческий батальон. Выряженные в военную форму девицы маршировали по улицам, истошно выкрикивая: "Пора оздоровить Россию!" Вышли на улицы отряды погромщиков, состоявшие из местных купцов, приказчиков и всякого иного отребья. Стало ясно: готовится разгром большевистской организации города.
Но большевики Пскова не дремали. Они готовились к боям. Во дворе городского комитета постоянно дежурили вооруженные отряды рабочей гвардии, готовые в любую минуту выступить на борьбу с врагами революции.
Меня и Липатова вызвали в комитет, к Гею, только что прибывшему из Петрограда.
- Ну, как там у вас дела в школе? - спокойно спросил он. - Выступят против нас юнкера или будут держать нейтралитет?
- Скорее всего, выступят, - ответил я. - Многие пойдут из–за боязни быть наказанными, отчисленными из школы, а есть немало и убежденных противников большевиков. Правда, за последнее время выросло и число противников Временного правительства.
- Так, - раздумывая, продолжал председатель комитета, - значит, вряд ли вам удастся воспрепятствовать выступлению юнкеров?
- Сделаем все возможное, - ответили мы. - Но есть опасность, что нас вот–вот выпроводят из школы.
- Вам надо продержаться в школе хотя бы неделю. За это время вас выберут в Псковский Совет рабочих и солдатских депутатов от профсоюза рабочих "Иглы". Согласие на ваше избрание уже имеется. После того как получите мандаты депутатов, вас уже не смогут исключить из школы. На этот счет есть специальный закон, принятый Временным правительством. Надо держаться, товарищи, ни в коем случае не поддаваться на провокации.
После небольшой паузы Константин Вениаминович добавил:
- Имеется еще одно важное указание ЦК. По предложению Владимира Ильича Ленина лозунг "Вся власть Советам!" временно снимается. Это не означает, что большевики отказываются от создания Советской республики. Нет. Речь идет лишь о том, что Советы при данном составе, при засилье в них эсеров и меньшевиков, открыто перешедших на сторону контрреволюционной буржуазии, в настоящее время не могут быть органами народной власти.
- А тогда какой же смысл избирать нас в Псковский Совет? - с недоумением спросили мы.
- Смысл в том, чтобы вы могли остаться в школе. Поймите, что это важно не только для вас, но и для партийного комитета, для общего дела.
Через несколько дней мы получили депутатские мандаты, зарегистрировались в Совете. Теперь окончание нами школы было обеспечено при любых условиях, даже если бы мы перестали посещать занятия. Оказывается, было такое решение Временного правительства, которым запрещалось юнкеров, избранных в Советы, исключать из военных учебных заведений, к каким бы партиям эти люди ни принадлежали. Пока действовало это решение, мы имели возможность продолжать учебу, находиться среди юнкеров, принимать необходимые меры для удержания их от контрреволюционного выступления против большевиков, в неимоверно трудной обстановке вести большевистскую агитацию.
Школа тогда так и не получила приказа на выступление против большевистской организации города. Вероятно, местное командование не очень надеялось на готовность юнкеров стрелять в рабочих. Было вполне очевидно также, что общее положение в стране не могло не сказаться на настроениях и будущих офицеров. Уже в сентябре, особенно после подавления контрреволюционного корниловского мятежа, можно было с полной уверенностью сказать, что преобладающее большинство юнкеров не выступит против большевиков. Многие из них, в первую очередь бывшие фронтовики, все более открыто поддерживали большевистские лозунги.
Курс обучения подходил к концу. Не очень много прибавила школа прапорщиков к моим прежним военным знаниям. Но все же учеба не прошла впустую. Систематические занятия помогли расширить общий кругозор, получить представление о многих ранее неизвестных или малоизвестных вещах. Но особенно важным я считал, что за время пребывания в школе мне удалось впервые прочитать "Манифест коммунистической партии", несколько статей Владимира Ильича Ленина, словом, приобрести первый опыт самостоятельного марксистско–ленинского образования.
* * *
Выпуск состоялся во второй половине сентября 1917 года. Мне вручили предписание - отбыть для дальнейшего прохождения службы в город Карачев, Орловской губернии. Тепло простившись с К. В. Геем и другими членами Псковского партийного комитета, с Липатовым, капитаном Сидоровым, я выехал к. новому месту.
По прибытии представился командиру дислоцировавшегося там в то время 12‑го запасного полка. Тут же был написан приказ о назначении меня временно исполняющим должность командира 7‑й роты.
- Теперь, прапорщик, отправляйтесь в город, попытайтесь снять для себя комнату, - сказал командир полка. - К сожалению, командование не располагает жильем для офицеров.
В первом же доме, куда я зашел, мне за сходную плату предложили небольшую комнату с возвышавшейся в углу кроватью и множеством цветов на подоконниках. Не торгуясь, согласился на все условия, перечисленные хозяйкой - дородной дамой лет пятидесяти.
Итак, впервые в жизни я имею "свою" отдельную комнату. Прощай, солдатская казарма! Теперь уже не нужно ложиться спать и просыпаться по сигналу.
Хотя никаких занятий в полку в то время не было, я все же каждый день являлся в роту, отдавал необходимые приказания фельдфебелю и шел в офицерское собрание. Располагалось оно в бараке, неподалеку от штаба. В столовой и нескольких "комнатах для игр" с с утра до ночи среди офицеров шли споры о политике, почти постоянно слышались нападки на большевиков: офицеры обвиняли их во всех грехах. Многие капитаны, прапорщики и подпрапорщики целыми днями резались в карты.
Партийной организации в полку не было, да и вообще, кроме меня, среди военных в городе не оказалось ни одного члена большевистской партии.
Через несколько дней удалось связаться с местным большевиком товарищем Чудиновым. Встретились у него на квартире. Меня прежде всего интересовал вопрос, как наладить большевистскую пропаганду в полку.
- Вряд ли я сумею дать вам конкретный совет, - сказал мой новый знакомый. - Партийная организация у нас небольшая, в городе большевиков, как говорится, кот наплакал. В казармы нам, гражданским, доступа нет. Поэтому вставайте к нам на учет и на вас мы возложим ответственность за работу в полку. А как поступить лучше, с чего начать - на месте виднее. Поделимся с вами партийной литературой. Так что принимайтесь за дело, проявляйте собственную инициативу, а не будет что получаться, посоветуемся, поможем.
Начал я со своей роты. Выявил сочувствующих большевикам солдат, стал с ними по вечерам проводить занятия по научению партийной программы, готовить их к вступлению в партию. Однако события вскоре повернулись так, что пришлось надолго забыть о занятиях.
Числа десятого ноября (по новому стилю) в наш город пришла долгожданная весть о социалистической революции, о свержении Временного правительства и переходе государственной власти в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов - Военно–революционного комитета. А дня через два–три почта доставила в уездный комитет партии пакет с написанным В. И. Лениным и принятым II Всероссийским съездом Советов воззванием "Рабочим, солдатам и крестьянам!".
По–разному отнеслись в Карачеве к событиям. Местные мещане в ожидании перемен стали еще плотнее прикрывать и надежнее запирать двери своих домов. Солдаты 12‑го запасного полка во время митинга, на котором было прочитано воззвание, кричали: "Ура!", "Да здравствует социалистическая революция!", бросали вверх шапки, а думали примерно одно - теперь–то, наверное, обязательно кончится проклятая война. Помнится, в городе было тихо, спокойно. Непрерывно заседали, говорили речи лишь в местном Совете.
С получением декретов о мире, о земле, решения II Всероссийского съезда Советов о создании правительства - Совета Народных Комиссаров во главе с В. И. Лениным в Карачеве состоялось заседание созданного еще до Октябрьской социалистической революции городского Совета. Продолжалось оно часов десять или двенадцать. Рьяно и злобно выступали окопавшиеся в городке меньшевики, эсеры. Но старания их оказались напрасными. Председателем Совета почти единогласно был избран товарищ Чудинов. За него голосовали и многие присутствовавшие в зале солдаты 12‑го запасного полка.
На меня Совет возложил обязанности коменданта города и начальника Военно–революционного отряда. Никакого отряда еще не было. Его нужно было сформировать из добровольцев и солдат запасного полка.
Сразу же после окончания заседания Совета я отправился в полк. Там состоялся короткий, но очень бурный митинг. Многие выступавшие твердили, что настало время расходиться по домам. Но когда я обратился к участникам митинга с призывом вступать в Военно–революционный отряд, около 70 человек, в том числе все члены моего кружка, тут же дали свое согласие. Начало было положено. Теперь предстояло как можно быстрее решить, что же должен делать отряд.
В районе железнодорожной станции находились большие склады военного имущества. Их в первую очередь и приняли бойцы отряда под свою охрану. Порядок в городе не нарушался. Офицеры полка заняли выжидательную позицию, а многие выехали из Карачева. Запасной полк на глазах распадался. Часть солдат примкнула к нашему отряду, а остальные группами и в одиночку, ни у кого не спрашивая разрешения, разъезжались по домам.
Я, конечно, понимал настроение солдат. Многие из них уже по три–четыре года не были дома, не видели своих родных и близких. Им ненавистна была война, опротивела военная служба. Они соскучились по мирному труду.
Мне и самому не терпелось побывать дома, обнять родителей, жену, близких. И все же я жалел, наблюдая, как распадается полк. "Ведь так разбредется по домам вся армия, - думал я. - А вдруг она снова потребуется? Как тогда быть?" Мне, привыкшему за пять лет службы в армии к строгому воинскому порядку, к дисциплине, казались непостижимыми столь быстрые перемены, хотя я и ожидал их, понимал, что старой армии пришел конец.
В Карачеве я пробыл совсем недолго. Примерно через месяц–полтора после провозглашения в городе Советской власти получил служебную телеграмму: "Калинину вместе с отрядом прибыть немедленно в Брянск". Подпись: "Командующий всеми Северными Военно–революционными отрядами Кудинский". Показал телеграмму председателю Совета, попросил его организовать охрану складов силами местных добровольцев.
- Надо ехать, - сказал он. - Охрану к вечеру заменим. Сколько вагонов потребуется для твоего отряда?
- Трех, пожалуй, хватит, - ответил я.
Вечером погрузились, а ночью вагоны были прицеплены к проходившему поезду.
Брянск встретил нас отвратительной погодой. После стоявших несколько дней морозов началась оттепель, шел мокрый снег.
На линиях железнодорожного узла скопилось много эшелонов. Начальник станции метался между ними - кричал, упрашивал, угрожал, но его никто не слушал.
Вагоны–теплушки до отказа забиты солдатами. Несмотря на снег и ветер, солдаты располагались и на тормозных площадках, и на открытых платформах, и даже на крышах вагонов. По бросавшейся в глаза "вольности", по отсутствию у многих оружия нетрудно было догадаться, что эти уже отвоевались, спешат домой. Их вряд ли можно было назвать дезертирами. Просто они остались не у дел в связи с развалом старой армии.
Во всей этой сутолоке штаб Кудинского пришлось разыскивать довольно долго. Размышляя о том, как встретит меня новое начальство, я ходил от эшелона к эшелону. Наконец встретил матроса. Он указал мне штабной вагон командующего.
О Кудинском прежде я мало что слышал. Кто он? Говорили мне, что Кудинский - бывший студент Петроградского университета, в недавнем прошлом эсер–максималист. Принимал активное участие в ликвидации мятежа, поднятого против Советов генералом Красновым. Был комиссаром Литовского и 6‑го саперного полков. Проявил себя человеком, преданным делу революции. Потом формировал сводные отряды в Новгородской и Петроградской губерниях.
Теперь ему было подчинено несколько Военно–революционных отрядов, располагавшихся в средней полосе страны. Непосредственно при штабе был отряд, сформированный из моряков Балтийского флота.
Принял меня командующий в салоне специально оборудованного под военный штаб пассажирского вагона. Кудинский был в генеральской папахе и казачьей бурке. Совсем еще молодой, стройный, смуглый, с черными усами "под Вильгельма" и внимательными, такими же черными глазами. Выбритый до синевы подбородок. Нос с горбинкой.
Откровенно говоря, его внешность и как бы преднамеренная парадность произвели на меня не очень приятное впечатление. Невольно мелькнула мысль: "Под генерала вырядился". Меня и после поражало это его странное желание чем–то внешне выделяться среди других, хотя на самом деле он оказался умным, способным командиром и большой души человеком.
Четко, как меня учили еще в старой армии, я доложил:
- Товарищ командующий, по вашему приказанию прибыл Военно–революционный отряд из Карачева в составе семидесяти человек. Все бойцы отряда - из солдат запасного полка. Начальник отряда Калинин.
- Докладывать умеете. Это хорошо, - улыбнулся Кудинский. - Офицер?
- Прапорщик.
- Тоже неплохо. На фронте были?
- Так точно. Унтер–офицером.
- Ну, а с казаками когда–нибудь приходилось встречаться?
- Да. приходилось, когда еще на фабрике работал. Однажды во время забастовки казацкая нагайка прошлась по спине.
- Вот это хуже. Выходит, казаки вас еще смолоду напугали, и вы, наверное, до сих пор боитесь их?
Я никак не мог понять, к чему он клонит, поэтому не совсем уверенно ответил:
- Если надо - и с казаками повоюем.