Уже в сумерках отряд отправился на свою первую рискованную операцию. Все было заранее продумано. Каждый партизан знал свою задачу, свое место в колонне на марше и там, в районе постов, во время операции. Лысков старался выглядеть спокойным и уверенным, он не хотел, чтобы у партизан зародилось хоть малейшее сомнение в успехе предстоящей операции. Он еще и еще раз взвешивал все детали, чтобы исключить любую неожиданность. Штаб был единодушен при выборе даты нападения на посты. В этот день в царской армии помпезно отмечался "день храброго солдата". Партизаны надеялись, что после обильных возлияний дисциплина ослабнет. Коммунисты и ремсисты из числа моряков должны были добровольно вызваться нести караул в этот вечер и в установленный час запереть в будках сторожевых собак. Только четверо из моряков были посвящены во все детали операции: Гамача, Камбов, Максим и Пушков. Оставалось неясным, как поведут себя остальные, не попытаются ли оказать сопротивление.
С тревожными мыслями шагал в колонне и политкомиссар. Совсем нелегко вести невооруженных и еще не обученных людей в бой против вооруженного до зубов противника, посылать их на укрепленные посты, окруженные колючей проволокой, окопами и пулеметными гнездами.
- Михаил Дойчев, - рассказал мне Фурна, - все время на марше переходил от человека к человеку. Если мы все прошагали в ту ночь четыре-пять километров, то он вдвое больше. Каждый раз, когда он оказывался возле меня, я засыпал его вопросами: что будет да как будет? Вначале он отвечал спокойно, но затем не выдержал. "Кончай, Фурна, со своими вопросами, - шикнул он на меня, - и без тебя их хватает… Столько людей с голыми руками в бой ведем, а ты все - как да что. Вот когда все закончится, и сам поймешь, как все произошло". Видно, и сам он очень волновался.
Партизанская колонна достигла края леса. Часть людей, главным образом те, кто не имел оружия, залегли здесь, в укрытии. Молодежь пыталась протестовать, рвалась в бой. Недовольны были и партизанки, которые также не вошли в штурмовые группы. Но ни просьбы, ни уговоры не помогли. Лысков был непреклонен. "Большой компанией только на свадьбу ходят, - категорично заявил он. - Для нас главное - внезапность, меньше людей - меньше шума". Две четы во главе со своими командирами молча двинулись в темноту: одна - к посту Хаджи Димитр, другая - к посту Бунарджика. Первую чету вел командир отряда Николай Лысков, вторую - политкомиссар Михаил Дойчев. Правее, в селе Свети-Влас, располагался усиленный пехотный взвод, к самому берегу моря был вынесен наблюдательный пункт, на котором постоянно дежурили девять человек. Необходимо было незамеченными проскочить мимо него, бесшумно приблизиться к береговым постам и внезапно атаковать их…
А в это время наши товарищи-моряки с растущей тревогой поглядывали на часы. Условленный час давно уже прошел. В карауле на посту Хаджи Димитр стоял Гамача, а на посту Бунарджика - Пушков. В любой момент мог появиться проверяющий офицер с заставы. Радостное возбуждение у четверых моряков сменилось сильным беспокойством. Ну почему они не добились от Лыскова разрешения присоединиться к отряду лишь со своим личным оружием?! Все бы прошло незаметно и без всякого риска. А уж потом думали бы вместе, как захватить оружие на постах…
За час до полуночи чета Лыскова приблизилась к посту метров на сто. Партизаны бесшумно залегли. Дальше вместе с командиром пошли самые опытные бойцы - Минко, Страхил, Семето и Радко. Страхилу удалось ловко обезоружить часового, который незадолго перед этим сменил Гамачу. Партизаны ворвались в помещение поста.
- Всем оставаться на местах! - распорядился Гамача.
И вот уже все имевшееся на посту оружие в руках партизан, один из них застыл наготове у телефонного аппарата. Лысков дружески обнял Гамачу на глазах у смущенных моряков. Только сейчас им стало ясно, почему их товарищ так упорно настаивал, чтобы все они еще с сумерками собрались в помещении поста. "Любую минуту может появиться мичман с проверкой, - убеждал их Гамача, - не стоит сердить его сегодня. - Когда же все собрались на посту, он вроде бы в шутку спросил: - Если появятся партизаны и наш Асен вместе с ними, как их встретим?" Начатый Гамачей разговор задержал всех моряков в помещении поста до самого прихода "гостей".
- Друзья, - обратился Лысков к морякам, - мы пришли сюда как представители народа, вставшие на путь борьбы, чтобы скорее взошло солнце свободы над нашей родиной. Мы боремся за счастье болгарского народа. Все вы, как и мы, сыновья простых рабочих и крестьян. Ваше место в наших рядах. Решайте сами. Мы никого из вас не будем принуждать и никому не причиним зла…
Подошли и остальные партизаны, оставленные в засаде. Оружие, боеприпасы и необходимое снаряжение были распределены между всеми бойцами. В партизанской колонне по направлению к посту Козлука шагали и те моряки, которые выбрали путь вооруженной борьбы и решили вступить в отряд.
- Пока все идет хорошо, товарищ командир, - радостно улыбнулся Лыскову Страхил.
- Операция только началась, - оборвал его Лысков. - Я пойду впереди колонны, а ты тут присматривай за дисциплиной. Чтобы никакого шума и разговоров…
Вторая чета во главе с политкомиссаром Михаилом Дойчевым также успешно провела первую фазу операции. В состав штурмовой группы здесь входили Асен, Сидер, Чавдар, Лозан и Венко.
- Когда до поста оставалось метров сто, - рассказал Лозан, - мы отделились от четы и последовали за Дойчевым.
- Первым шел Асен, - уточнил Чавдар. - Он был в морской форме, так что издалека мог быть принят за своего. Мы шли за ним плотной группой. В карауле на посту все еще стоял Пушков, все шло, как и было задумано… Пока Асен и Пушков обнимались, Дойчев ворвался в помещение поста и приказал находившимся там морякам не двигаться с места. Затем он произнес краткую речь и при помощи Камбова, Пушкова и Максима уточнил, кто из моряков пойдет вместе с партизанами. Потом чета Дойчева, захватив с собой оружие и боеприпасы, двинулась по направлению к армейскому посту…
Минула полночь. Над морем взошла луна и предательски осветила безмолвно продвигающуюся группу. До поста оставались считанные метры. Взоры всех партизан были устремлены на мерно шагающего часового. Вокруг простиралось открытое поле - ни куста, ни дерева.
- Что-то Лысков со своими запаздывает, - тревожно произнес Дойчев.
- Если бы что-нибудь случилось, - успокоил его Асен, - уже давно бы поднялась стрельба.
- Второй солдат находится в окопе у ручного пулемета, - доложил Пушков, продолжая наблюдение за постом.
- Подождем еще несколько минут, - принял решение политкомиссар. - Если наши не подойдут, атакуем одни. Ты, Пушков, пойдешь первым. Постарайся заговорить с часовым и подойти к нему как можно ближе. Ты, Асен, будешь следовать за ним шагах в десяти. Пушков обезоружит часового, а ты займешься пулеметчиком. Думаю, ваша морская форма сослужит добрую службу. Мы будем готовы в любую минуту прийти вам на помощь… Ну все, время не ждет, пора действовать.
И вот уже Вылко Пушков, изображая подгулявшего моряка, двинулся к часовому, чтобы выкурить с ним по сигарете. Прежде чем часовой успел зажечь спичку, его винтовка оказалась в руках у Вылко. В это же мгновение Асену удалось завладеть пулеметом. Подоспели политкомиссар и остальные партизаны. Никто из находящихся на посту солдат не пытался оказать сопротивление. Вся операция прошла так, как было задумано. Вскоре подошел и Лысков со своей группой. В итоге у партизан оказались все оружие и боеприпасы, находившиеся на трех постах…
Когда нагруженные захваченным оружием и боеприпасами партизаны двинулись в обратный путь, командир уже не мог добиться тишины. Радость одержанной победы переполняла бойцов.
- Вот теперь спрашивай, Фурна, - не удержался от шутки и политкомиссар. - Объясню тебе и что мы собирались сделать, и что сделали.
- Уже нет необходимости, - весело ответил Фурна.
Услышав шутку политкомиссара, Лысков улыбнулся и на мгновение остановился. Взглянув в сторону моря, он, словно обращаясь к самому себе, сказал:
- А море все такое же синее и волнуется…
- Ждет гостей с востока, - откликнулся Михаил Дойчев, и они оба заспешили вслед за партизанской колонной.
Самым счастливым в эти минуты чувствовал себя Асен. Рядом с ним шагали его друзья - вступившие в отряд моряки. Двое из них - Пушков и Камбов - несли захваченные ручные пулеметы…
К утру отряд достиг местности Жангоза, между селами Баня и Приселци. Здесь партизаны остановились на отдых. На заседании штаба была уточнена структура отряда. Решено было сформировать три взвода, их командирами стали Васил Богданов - Минко, Васил Тодоров - Асен и Стоян Семенлийский - Семето. Каждый взвод состоял из трех отделений, первое из них называлось пулеметным. Интендантом отряда был назначен Гено Сивов. На состоявшемся в тот же день собрании отряда секретарем партийной организации коммунисты избрали Милчо Алексиева - Странджу.
После распределения оружия вступившие в отряд моряки приняли партизанскую клятву. Николай Лысков с автоматом на плече стоял перед строем отряда. В левой руке он держал пистолет ТТ. Повторив за ним слова клятвы, новые партизаны целовали выбитую на советском пистолете пятиконечную звездочку.
- Дважды мне приходилось присягать, друзья, - обратился к морякам Камбов, - первый раз - царю, второй - маленькому царенку. Но только сегодня я присягаю моей родине, болгарскому народу…
А оставшиеся на обезоруженных постах "арестованные" моряки и солдаты всю ночь просидели взаперти. "Освободили" их рыбаки, рано утром выходившие в море. И разнеслась молва о победе партизан от села к селу, вызвавшая радость трудовых людей и злобу врагов.
Триста пятнадцать полицейских
После победы революции капитану Асену Русеву пришлось перед Народным судом ответить на ряд вопросов, касающихся формирования жандармерии.
- Жандармерия была сформирована главным образом из полицейских со стажем, в мое распоряжение было прислано триста пятнадцать человек…
- А остальные? - поинтересовался народный обвинитель.
- Собрали их откуда могли. Но до конца заполнить штат так и не удалось, не было желающих. Так что я вынужден был решать поставленные задачи с неполным составом.
- Смотри-ка, и перед Народным судом человек плачется, что трудно было работать, - не выдержал председатель суда.
Наверное, на мгновение капитан расслабился и забыл, что находится не в штабе жандармерии в Софии у генерала Димитрова или у генерала Младенова в Сливене, которым он неоднократно жаловался и письменно, и устно, что "большие оперативные задачи" приходится решать с неукомплектованным батальоном. Через четыре месяца после народной победы он все еще продолжал жить проблемами жандармерии. И на фронте, где ему удалось на время укрыться от народного возмездия, и здесь, в тюрьме, он все еще продолжал оставаться жандармом.
Триста пятнадцать облаченных в военную форму полицейских, специально подобранных властями, составили костяк третьего батальона жандармерии, действовавшего в Бургасской области. Большинство новоиспеченных жандармов обладали многолетним полицейским опытом: неоднократно участвовали в арестах народных борцов, в раскрытии и разгроме конспиративных организаций, в допросах и истязаниях арестованных, в боевых операциях против партизанских отрядов. Среди этих отпетых головорезов были и такие, кто участвовал в казнях народных героев, в поджоге домов их близких. Специальная комиссия во главе с шефом бургасской полиции Петром Соларовым отбирала людей для жандармерии из личного состава полиции не только округа, но и всей страны. В штатном списке третьего батальона жандармерии значились имена людей из самых различных городов и округов Болгарии. Фашистские власти проявили изрядную оперативность, чтобы в условиях бездорожья и отсутствия регулярных транспортных связей в тогдашней Болгарии только за один месяц собрать из разных уголков страны эту банду головорезов, зверства которых еще долго помнили в четырех нынешних округах - Бургасском, Ямболском, Сливенском и Варненском.
Брали в жандармерию и людей, прежде не служивших в полиции, не прошедших школу карательного полицейского отряда "Полковник Ат. Пантев", действовавшего ранее в области. Подбирали их из среды деклассированных элементов, люмпен-пролетариев, из тех, кто жадно рвался к деньгам и власти.
Георгий Плочев не был близко знаком с капитаном Русевым - случалось, вместе смотрели спортивные соревнования. Жизнь Георгия поначалу не складывалась: образования не получил, найти себе работу по вкусу никак не мог, а уж забот и тревог у близких из-за него было предостаточно. И вот наконец одно выгодное предложение, и не от кого-нибудь, а от самого начальника жандармерии, о котором все говорили как о самом влиятельном и независимом человеке в городе. "Что не поступишь ко мне на службу? - предложил капитан. - Работа легкая, а денег будешь получать много". Что может быть лучше - легкая работа и большая зарплата! И вот уже готов очередной жандарм, ставший позднее одним из тайных агентов в разведгруппе Косю Владева, от "легкой работы" которого до сих пор ноют раны, до сих пор носят матери черные платки…
Цветан Цветков из Малко-Тырново закончил гимназию, а затем школу офицеров запаса. Искал работу, но не какую-нибудь, а такую, которая соответствовала бы его несколько завышенным представлениям о собственной персоне. Но где ее найдешь в маленьком городке - таких, как он, претендентов здесь было хоть отбавляй. Вот и валялся он целыми днями на кровати или бесцельно слонялся по улицам и слезать с шеи своего отца - лесного сторожа, мечтавшего об офицерских погонах для своего сына, - не торопился. А тут еще пришла повестка о призыве в армию. Хорошо еще, если возьмут офицером до конца войны. А то могут послать на неопределенное время в какое-нибудь богом забытое место в горах, и тогда снова безденежье.
Своими сомнениями Цветан поделился со старым знакомым подпоручиком Стефаном Дишевым.
- Вот что, Цветан, не упускай свой шанс, просись к нам в жандармерию, - посоветовал тот. - Служба нетяжелая, а деньги платят приличные. Да и на награды начальство не скупится. Арестовали мы как-то с десяток коммунистов в селе Горица, так, знаешь ли, выдали нам триста пятьдесят тысяч левов наградных.
- И как долго длится служба в жандармерии? - боязливо поинтересовался Цветан.
- Как долго? Да всю жизнь, - с усмешкой ответил подпоручик. - Полиция сейчас и гроша ломаного не стоит. Может, и армия не нужна станет, но, покуда будут коммунисты, будет существовать и жандармерия. А те растут как грибы, так что на наш век хватит.
- Форма у вас, как у офицеров действующей армии? - уже с явной заинтересованностью отметил Цветков.
- Да, форма, как у них, однако прав намного больше. Мы можем любого арестовать из действующей армии, а вот нас, офицеров жандармерии, никто не может тронуть и пальцем.
- Примут ли меня?
- Разумеется, ты всегда был нашим человеком. Пару слов шепну капитану Русеву, и все будет в порядке. Ему предоставлена правительством неограниченная власть. Он имеет право назначать и увольнять по своему личному усмотрению…
…Вот уже целый месяц подпоручик Цветков со вверенным ему взводом преследовал партизанский отряд. Но надо же такое невезение - как только взвод Цветкова нападал на след партизан, они бесследно исчезали. Другие взводы участвовали в стычках с партизанами, их командиры получали благодарности от начальства, а взвод Цветкова так и не побывал в деле. Ротный командир вначале лишь подшучивал, а затем стал открыто выражать свое недовольство. "Не пора ли окрестить и тебя, подпоручик? Ведь ты еще не стал настоящим жандармским офицером", - не упускал возможности задеть при всех Цветкова ротный. "Партизаны, как услышат, что Цветков выступил, драпают во все стороны без оглядки", - вторили ему жандармские асы.
Но вот долгожданный момент наступил: близ села Бырдарево жандармами Цветкова был схвачен партизан из отряда "Васил Левский". Цветков возбужденно вертел ручку полевого телефона, торопясь отрапортовать ротному об успехе, и, самодовольно потирая руки, ждал, когда приведут пленного. Наконец-то и ему выпал случай полюбоваться на вытянувшиеся от зависти физиономии его самонадеянных коллег.
В палатку шумно ввалилась группа жандармов со взятым в плен партизаном. Они все еще продолжали громко спорить о том, кто из них первым увидел партизана, кто схватил его и кому, следовательно, причитается положенная награда. Самодовольная улыбка слетела с лица подпоручика при виде пленного. Тот стоял молча, бледный как полотно, не обращая внимания на кипящие вокруг него распри. Подпоручик в замешательстве отвел взгляд в сторону и не мог вымолвить ни слова.
- Похоже, что вы знакомы с ним, господин подпоручик. Уж не родня ли он вам, случайно? - поинтересовался один из жандармов.
Подпоручик все еще не мог прийти в себя.
- Знакомые мы с ним, и довольно старые, - ответил за него пленный партизан Цонко Николов из Варны.
Цветков выглядел явно смущенным. В голове у него шумело - вот так крещение! Не могли кого-нибудь другого схватить - Цонко взяли в плен. В гимназии они сидели за одной партой - были хорошими приятелями. Затем Цонко стал членом Рабочего молодежного союза, а Цветан хотя, казалось бы, и разделял взгляды товарища, но так и не пошел по его пути - продолжал колебаться, никак не мог сделать выбор. Но и тогда между ними сохранялись дружественные отношения. Цонко верил, что со временем ему удастся убедить товарища в справедливости дела, которому сам он отдавался всецело, и что сын бедняка Цветков найдет свое место в рядах борцов за свободу и справедливость. Затем их дороги разошлись. И вот неожиданная встреча здесь, в горах, на краю крохотного, мало кому известного села.
- Вас спрашивают, господин подпоручик, - прервал молчание телефонист. - Ротный.
Начальство поздравило с первым успехом и распорядилось, чтобы подпоручик лично отконвоировал пленного в село Голица, в штаб роты.
И вот уже подпоручик жандармерии Цветан Цветков торопливо шагает по лесной тропе. Шагах в десяти позади него со связанными за спиной руками в сопровождении двух жандармов идет его бывший школьный товарищ Цонко Николов. О соблюдении дистанции предусмотрительно распорядился сам взводный, хотя, казалось бы, чего ему опасаться? О чем могли говорить офицер жандармерии и пленный партизан? Сейчас они были по разные стороны баррикады: один - "защитник царя и отечества", другой - "рушитель государственных устоев". Но воспоминания о былом продолжали преследовать подпоручика, не давали ему покоя, ему никак не удавалось отогнать их. Для себя он решил, что больше не взглянет на пленного, ни одним словом не обмолвится с ним. Но не выдержал. Не прошли и километра, как Цветков резко повернулся и, крепко сжимая в руках автомат, преградил дорогу пленному. Жандармы оторопело остановились.
- Зачем встал на моем пути? - сорвался на крик подпоручик. - Зачем? Мало тебе места было в лесу? Посмотри кругом - всюду свободно…
- Откуда мне было знать, где свободно, - ответил Цонко. - Теперь-то знаю, но уже поздно. Так что тебе решать.
Лишь на мгновение их взгляды встретились. Подпоручик не выдержал. Холодный пот выступил у него на лбу, он пошатнулся и каким-то чужим голосом скомандовал:
- Охрана, дистанция десять шагов позади меня - марш!