На некотором расстоянии друг от друга щиты с плакатами, на которых цитата из речи товарища Сталина: "Гитлеры приходят и уходят, а народ германский, государство германское - остаются"; лозунги: "Помни, что ты носишь форму самой могущественной армии в мире. Строго охраняй ее честь!", "Болтун - находка для врага!"
…Мелкой рысью трясутся пароконные фурманки, и, отчаянно сигналя, спешат два бронетранспортера.
Обгоняем обоз. От него отделяются двое верховых. Кони, дородные битюги, вытянув морды, неуклюжим галопом устремляются за машиной. Глаза кавалеристов сверкают радостным озорством.
- Эй, солдат! Коней пожалей - они тебе в России пригодятся!
…Прогрохотало несколько крестьянских фур, до верха забитых скарбом.
Дороги заполнены не столько автомобилями, сколько пешеходами. Без конца тянутся беженцы. Немцы бредут по дорогам - идут на север из Чехии, на восток с Эльбы, на запад из Восточной Пруссии, на юг из Штеттина… - из всех концов Германии во все ее концы. Они тащат на себе, везут на чем попало свое имущество. Тут и детские коляски, заполненные чемоданами и картофелем, тут вдруг и шикарная черная карета с детьми и стариками, тут и простые строительные тачки, нагруженные до отказа…
Люди, согнувшиеся под тяжестью тюков, матери с детьми на плечах…
…Старуха-немка тащит кошку в клетке для попугая.
Женщины - старые и молодые - в шляпках, в платках тюрбаном и просто навесом, как у наших баб, в нарядных пальто с меховыми воротниками и в трепаной, непонятного покроя одежде. Многие женщины идут в темных очках, чтобы не щуриться от яркого майского солнца и тем предохранить лицо от морщин…
Мужчины, сняв пиджаки и надвинув на глаза шляпы от солнца, толкают пароконные фурманки, спаренные велосипеды, на которых утвержден стол вверх тормашками, служащий грузовой платформой, ручные тележки с грудами всякого барахла.
…Высокий пожилой немец с траурной повязкой на рукаве, в широкополой соломенной шляпе, золотых очках, благообразный.
…Множество инвалидов и калек. Безногие, сидящие на трехколесных креслах и двигающие ручные рычаги, хромые, к рукам которых костыли привязаны широкими ремнями, обезображенные, слепые, безрукие…
Не развалины городов, даже не разбитая военная техника, валяющаяся на полях, не брошенные вдоль обочин дорог орудия и обгоревшие танки с черными мрачными крестами, а именно эти бредущие по дорогам люди с мешками и детьми говорят о том, что война близится к концу и мы в самом центре Германии.
…2 мая в 6 ч. 30 мин. на участке 47-й гв. стр. дивизии сдался в плен начальник штаба обороны Берлина генерал артиллерии Вейдлинг. Он обратился к немецким войскам по радио: "30 апреля фюрер покончил с собой и, таким образом, оставил нас, присягавших ему на верность, одних. По приказу фюрера мы, германские войска, должны были еще драться за Берлин, несмотря на то, что иссякли боевые запасы и несмотря на общую обстановку, которые делают бессмысленным наше дальнейшее сопротивление" и отдал приказ на прекращение боевых действий. К 15 часам 134 тысячи человек, остатки берлинского гарнизона, сдались в плен, но враг еще не был добит окончательно, и во многих районах города немцы мелкими группами оказывали сопротивление.
…Берлин в развалинах, всюду руины, битое стекло, обвалившийся кирпич, завалы, сильный запах гари и пыли. Унтер-ден-Линден… обгоревшие липы и каштаны. Дома с вылетевшими стеклами, оконные проемы черны, в немногих оставшихся переплетах отсвечивает пламя. От здания электростанции осталась лишь кирпичная коробка с хвостами копоти над пустыми окнами.
Сумрачный день… Среди нагромождения камней от разбомбленного огромного дома лежит вырванная с корнем большая яблоня, под весенним ветром ее пышная крона тихо шелестит и вздрагивает. Все вокруг освещено красно-оранжевым заревом. Из-за дыма пожарищ и мелкого накрапывающего дождика солнца не видно, хотя на улицах не по-весеннему тепло.
Везде - на домах и в проемах окон - белые флаги, простыни и даже наволочки. На сохранившихся окнах аккуратные шторы из плотной черной бумаги - "гардины затемнения". На остовах разрушенных и некоторых уцелевших зданиях, на сохранившихся окнах огромными буквами распластались крикливые фашистские лозунги и надписи:
"Deutchland, Deutchland über alles!" - "Германия, Германия превыше всего!"
"Durch Opfer zu dem Sieg!" - "Через жертвы к победе!"
"Vorwärts, Vorwärts, durch Gräber!" - "Вперед, вперед через могилы!"
Казенный символ веры фашистского солдата: "Glauben, kämpfen, gehorchen!" - "Верить, сражаться и повиноваться!"
И самые свежие:
"Berlin bleibt deutsch!" - "Берлин останется немецким!"
"Sieg oder Sibirien!" - "Победа или Сибирь!"
"Wir werden niemals kapitulieren!" - "Мы никогда не капитулируем!"
"Gott! Strafl England!" - "Боже! Покарай Англию!"
Около одного из них мы останавливаемся. Кто-то в лозунг "Никогда русские не будут в Берлине!" внес поправку, зачеркнув слова "никогда" и "не будут", и лозунг справедливо возвестил: "Русские в Берлине!"
Из поврежденного артиллерией и авиацией здания редакции и типографии главной фашистской газеты "Фелькишер беобахтер" ("Народный наблюдатель") ветром разносит газетные листы от 20 апреля, заполненные многочисленными похоронными объявлениями об офицерах и солдатах, погибших на Восточном фронте. На первой странице под заголовком "Наши чернила - кровь!" последний призыв к немцам кровью русских написать историю победы под Берлином.
…На бомбоубежищах три крупные желтые латинские буквы - LSR (luftschutzram - бомбоубежище).
У входа в метро - мертвые эсэсовцы. На раскрошенном кирпиче и щебне валяется записная книжка, на раскрытой страничке слова песни штурмовых отрядов:
Бей, барабан, бей, барабан!
В поход мы пошли на Россию.
Пусть большевистский красный стан
Узнает нас и нашу силу.
Шиповник алый расцветет,
Где провезем мы пулемет!
Заканчивается книжка последней записью 1 мая 1945 года: "Эти дни я живу в глубоком мрачном подвале. В моей жизни сплошная ночь. Свинцовое бесчувственное небо, в котором нет больше света, нет солнца и нет чудес. Мы лежим здесь, забытые Богом и покинутые Фюрером. Безжалостная пустота грызет наши сердца, ночь и мрак давят со всех сторон. Раньше мы пели, а теперь мы онемели. У нас нет песен и нет жизни".
Невдалеке - другая книжечка: красная, с гербом гитлеровской империи на обложке. Билет нацистской партии. Он начинается с предисловия Гитлера, затем напечатана так называемая "доска почета" с именами гитлеровцев, убитых во время путча 9 ноября 1923 года. На восьмой странице сверху: "Митглидсбух № 2828590. Ганс Мюллер, 1909 г. рождения". Личная подпись Гитлера и казначея Шварца. Фотокарточка молодого улыбающегося немца. Несколько страниц заклеены марками об уплате членских взносов - последняя марка за апрель 1945 года.
На чердаках, в сараях и подвалах наспех спрятаны, а то и закопаны в землю или просто брошены в мусор и щебень немецкие мундиры и шинели, среди них была и генеральская. Бойцы рассматривают ее, переворачивают, вороша палкой, брезгуя прикоснуться к ней руками.
- Немец линяет, - сказал один из бойцов, ткнув в шинель палкой. - Как змея линяет.
А у самоходного орудия механик-водитель наводит блеск на свои сапоги, пользуясь фашистским флагом, сорванным с немецкой комендатуры, как бархоткой.
Водопровод и канализация выведены из строя. Отопление и освещение - коптилки, керосинки, железные "буржуйки". Санузлы, кухни, коридоры, а нередко и комнаты завалены нечистотами. Кругом смрад, грязь, антисанитария.
Входим в один из уцелевших домов. Все тихо, мертво. Стучим, просим открыть. Слышно, что в коридоре шепчутся, глухо и взволнованно переговариваются. Наконец дверь открывается. Сбившиеся в тесную группу женщины без возраста испуганно, низко и угодливо кланяются.
Немецкие женщины нас боятся, им говорили, что советские солдаты, особенно азиаты, будут их насиловать и убивать. Страх и ненависть на их лицах. Но иногда кажется, что им нравится быть побежденными, - настолько предупредительно их поведение, так умильны их улыбки и сладки слова.
В эти дни в ходу рассказы о том, как наш солдат зашел в немецкую квартиру, попросил напиться, а немка, едва его завидев, легла на диван и сняла трико.
Одна из женщин показывает документ, подобного которому, казалось, не могла бы изобрести самая извращенная фантазия самого изощренного садиста.
На казенного образца конверте адрес: "Наследникам Густава Блейера: Фрау Блейер".
На первой странице:
Слева: "Судебная касса Маобит". Справа: "Касса открыта от 9 до 13 ч. 26.9.44".
Текст: "Предлагается в течение недели оплатить нижеуказанные издержки в размере 838 рейхсмарок 44 рейхспфеннигов".
Далее следует указание на штраф за неуплату.
На обороте: "Счет за расходы по судебному делу Густава Блейера, осужденного за подрыв военной мощи".
Бухгалтерские графы:
"Выполнение смертной казни 300.
Транспортные расходы 5.70.
Почтовые расходы 0.12.
Стоимость содержания в тюрьме за 334 дня по 1.50 532.50.
Порто 0.12.
Всего: 838.44".
Пожилой немец, появившийся из глубины темного коридора, смертельно испугался, увидев русских, упал на колени, хватая за ноги солдат, рыдая, умолял, чтобы его пощадили. Он хватает руку ближе других стоящего офицера, хочет ее поцеловать, но рука вовремя отдернута… Старик вытаскивает из бумажника и показывает справку полиции о том, что он, Бойер, как политически неблагонадежный, лишен права служить в вооруженных силах Германии - такие бумаги показывают многие берлинцы, как будто они были у них заготовлены…
…Народ голодал. Дети, старики, женщины освобождаемых районов Берлина огромными толпами набрасывались на продуктовые магазины и ларьки. Убитые лошади растаскивались на куски за считанные минуты. Голодные дети буквально лезли в танки, под огонь пулеметов и орудий, лишь бы добраться до наших кухонь, или к бойцам, чтобы получить кусок хлеба, ложку супа или каши.
Немки посылали к нам своих детей за хлебом, а сами стояли в стороне и ждали. Дети клянчат: "Брот!.." Солдаты кормят из своих котелков немецких детей.
…Немцы учатся русскому языку. "Кусотшек клеба" они говорили еще в разгар уличных боев… Вполне прилично одетые мужчины ходят по улицам с трубкой и с протянутой рукой обращаются к офицерам - "закурить".
На каждом шагу льстивая угодливость, низкопоклонничество перед победителями. Вы спрашиваете дорогу у солидного толстого немца - он рысью подбегает к машине, низко кланяется, сыплет слова горохом…
Среди развалин, возле сожженных танков мирно дымят походные кухни. Повсюду звучат аккордеоны, гармошки, слышатся русские песни… Солдаты и офицеры поют, пляшут.
Покуда в одних кварталах шли бои, в других быстро налаживалась жизнь. Во многих районах уже были назначены военные коменданты и бургомистры. На стенах висели наши листовки и приказы в немецком переводе, и берлинцы, собравшись группами, читали их молча и внимательно.
Бойцы ВАДа спешно развешивали новые плакаты, самым распространенным из которых был тот, что воспроизводил слова Сталина о том, что Красная Армия воюет с вооруженной немецкой армией, а не с мирным гражданским населением. На видных местах расклеено постановление магистрата о добровольной регистрации и мобилизации на работу членов НСДАП, "Гитлерюгенда", "Фрауэнфорта" и других нацистских организаций.
Немцы разбирают завалы, подметают улицы, стараются продемонстрировать свое трудолюбие.
…Астапыч на оперативном совещании в штабе дивизии перед маршем сказал:
- Думаете, в Германии не знали, что немцы творили в России? Все знали… Не верьте, если скажут, что не знали… Потому и боялись. Ожидали, что русские всех перебьют. Понимают, что пришел их час расплаты. Враг спрятался, затаился, меняет шкуру. Поэтому наша задача: был бдителен - будь втройне бдительным, потому что враг вокруг нас, мы на его проклятущей земле; был смекалистым - будь втройне смекалистым, потому что фашисты уготовили нам много "сюрпризов"; был хитрым - будь втройне хитрым, не дай врагу обмануть себя.
12. Они все знали…
(Письма немцев из Германии на Восточный фронт 1941 г.)
Карточка, которую ты прислал, просто фантастическая.
Это партизаны? Они так смешно висят!
Обер-лейтенанту Гейнцу Гейденрехту.
Нойхаузен 29 июня.
Мой дорогой мальчик!
Ты участвовал в битве за Смоленск? Третий раз смотрела хронику в "Вохеншау". Какое грандиозное зрелище! На экране двигались танки, грохотали орудия, шли загорелые, запыленные, улыбающиеся юноши в рубашках с закатанными по локоть рукавами, среди которых надеялась увидеть твое любимое лицо. И тут же поля, усеянные трупами русских, и колонны военнопленных. Эти ужасные живые русские, они выглядят по-зверски, как бестии, по этим лицам можно изучать ужасы, и с таким сбродом вы должны сражаться! Местность ужасная, такая страшная, что не знаешь, как ты и твои солдаты продвигаются там вперед. Об этом просто невозможно думать!
Когда все это видишь на экране, только тогда понимаешь, что вам, бедным мальчикам, выпало на долю. Однако надеюсь, что самые большие трудности уже у вас позади, Москва скоро падет и война закончится.
Я ежедневно молюсь о твоем возвращении.
Шлю тебе приветы и целую с заботливой любовью.
Твоя мама.
Рядовому Леопольду Кюнцу.
Дрезден 14 июля.
После каждого расставанья следует свиданье!
Мой дорогой бесценный Мурли!
Прежде всего, мой единственный, я тебя сердечно приветствую и шлю тебе много миллионов поцелуев, мой бедный Мурли! Пишу тебе через день, но, к сожалению, еще ни одно твое письмо не дошло до меня, и я очень тревожусь о тебе, моя радость. Я надеюсь, что ты здоров и невредим, мой единственный Польди, Мурлихен мой ненаглядный!
Вчера Минкерль и я ходили смотреть кинохронику, так как нам действительно очень хотелось увидеть эту печальную картину, где сражаются наши любимые бедняжки. Я скажу тебе, милый Мурли, мы просто были потрясены, мы едва выдержали.
Вам приходится переживать ужасные вещи! Смотрели на битву под Минском и Белостоком. Страшно это, милый Мурли, просто нельзя поверить! Тысячи мертвых и убитых, просто ужасно. Вы никогда за всю свою жизнь не сможете забыть этих картин! Минкерль даже сказала мне, что не знает, сможете ли вы еще смеяться, когда вернетесь из России.
Видели бесконечные колонны пехоты, среди которых мы тебя, милый Мурли, напряженно искали. Вам приходится совершать жуткие вещи, не правда ли? Слава Богу, мне сегодня ночью не приснились эти кошмарные картины.
Видели также много убитых в Минске и как родственники их хоронили. Эти сцены тоже раздирают сердце. Неудивительно, что население сейчас обрушивает свой гнев на евреев. Даже у меня и нашего доброго дядюшки к этим русским появилась злость. Глупые, гадкие, бесчеловечные и бессовестные люди. Если война проиграна, надо по-честному сложить оружие, а не стрелять в наших солдат, не мешать вам идти вперед.
Не могу скрыть от тебя сегодняшнюю ужасную новость. Шеф Минкерль, господин Шведлер вчера вечером повесился в ванной, получив извещение, что его единственный сын, красавец Эрих (ты его должен знать), убит в России. Его сноха осталась одна с двумя маленькими детьми. Говорят, она совсем обезумела и пыталась выброситься с балкона. Какой кошмар! Не помню, сообщала ли я тебе, что Руди Краузе и Вилли Миттендорф тоже убиты, а Гайнц Хозер находится в госпитале, ему оторвало руку, так что с его профессией пианиста покончено. Всех их мне жаль до слез.
Как я тебе уже писала, кролики все здоровы, веселы и ждут твоего возвращения. Они очень забавны, радуют нас и развлекают.
Созрела наша клубника. Мы сегодня законсервировали ее для "крюшона Мира". Вишневые деревья усыпаны плодами. Может быть, ты приедешь в отпуск, когда они созреют? Иначе придется на всех варить варенье.
Родители сердечно приветствуют тебя. Папа видел тебя во сне, дорогой мой Мурли! Будто ты приехал в отпуск с Железным крестом на мундире и с двумя большими чемоданами, набитыми подарками, которые с трудом тащил, а он встречал тебя на вокзале. Надеюсь, что его сон скоро осуществится. Это было бы чудесно, правда?
Мой дорогой маленький ненаглядный говнючок! Где-то ты теперь, там, в этой ужасной России… Смотрю на твой портрет, украшенный свежими цветами, и слезы катятся у меня из глаз. Мой единственный Польди, Мурлихен мой бесценный! Многие-многие миллионы горячих поцелуев от твоей вечно верной и принадлежащей только тебе малютки.
Херми.
Лейтенанту Францу Ноле.
Мюнхен 19 июля.
Мой дорогой!
Сегодня суббота и день прекрасный, но на душе усталость и чувствую я себя неважно (по-женски). Прошедшая неделя была полна невеселыми сообщениями и неприятными известиями. Кроме списков погибших, которые неизвестно для чего печатают в газетах, смерть ударила совсем близко. Мой любимый двоюродный брат Курт Мицгаймер погиб как герой за Германию 8 июля под Витебском. Также убиты на русском фронте Фриц Ламмерс, Штоль-младший, Эрих Бранд, Макс Венделе и еще несколько менее близких нам людей. Мужу Зиты Генриху оторвало ногу выше колена, выбило глаз и челюсть, он лежит в госпитале в Аленштайне, вчера ее вызвали туда телеграммой - видно, дела его плохи.
Родители, естественно, совсем расклеились, и мне все дни этой недели пришлось быть не только для них настойкой валерианы, но и утешительницей и няней, отчего я чертовски устала. Напиши обязательно Мицгаймерам, Элле и Зите, и вырази им свое соболезнование.
Да, мой дорогой, борьба против большевизма это тяжелая, решительная и жестокая борьба.
Однако слишком многие занимаются своими личными переживаниями и личным горем, вместо того, чтобы охватить сознанием необходимость и величие этой борьбы. Ведь речь идет о судьбе всей немецкой нации, о нашем будущем. Это я говорю себе всегда в утешение и, слава Богу, я поняла величие национал-социализма и так люблю мою Германию и фюрера, бесценного гения, посланного нам самим Богом… А есть еще люди, особенно здесь, в Мюнхене, которые занимаются нытьем и критиканством. Каждому из них мне хочется напомнить слова Гельдерина: "Битва за нами! Живи, о, Отечество, и не считай убитых, для тебя, дорогое Отечество, не было лишней жертвы!"