Олег пару раз нарывался на патруль, при этом один раз сбежал, потому что уже хорошо знал все закоулки, а второй раз "отмазался" тем, что сказал, мол, живет с родственниками. Парни "щелкали зубами", но отпустили его. Он явно находился под чьей-то защитой свыше! Ему везло! Но скоро этот отпуск завершился. Тот, последний вечер они провели с Рашидом и его приехавшими родственниками. Они занимали соседнюю комнату. Был приготовлен отличный плов, вкусный лагман, спиртного за столом не было. В настоящих, придерживающихся старых обычаев восточных семьях не принято употреблять водку за столом. Сначала Рашид обильно матерился на своей половине, его было хорошо слышно, даже родственники качали головой, видя, как изменился их сын. Когда мать Олега отчитала Рашида, сказав, "что в их семье дома никто не матерится", то сам факт, что его отругали, смутил молодого повара, но ненадолго, просто все перешли на узбекский язык. Русские за столом были на общих правах гостей, а это святое! Олег отвечал на вопросы, которые ему переводил Рашид, ответы очень веселили всех, смех заполнил души людей. На десерт принесли гранаты и хурму из сада, осенний урожай! Хурма - тёрпкий плод, но после заморозков таяла во рту. Потом пили чёрный индийский чай, подарок повара, тот уже привык к хорошим вещам. Достали длинный многострунный инструмент, очень напоминавший казахскую домбру, настроили его и долго играли по очереди, придумывая куплеты на разные темы.
На следующий день междугородний автобус увез одинокую женщину на север республики. Она уехала домой. Следы ночных слез и бесчисленных пачек сигарет лежали усталостью после этой поездки.
Олег вернулся на полигон, в полевой лагерь. Там долго находился под впечатлением от этой встречи. Именно такие перемены ставят всё на свои места, или выворачивают жизнь наизнанку. Теперь он был спокоен, был готов ко всему в этой, своей, последующей жизни.
"Нужно было просто жить!"
Глава 18. Самоволка-1
По какой-то причине в выходные дни сокращают число солдат и сержантов, которым предоставили увольнение. Очевидной причины не выпускать из полка людей не было, разве только облегчить работу патрульным службам. Просто сокращали поощрения, чем ограничивалось число людей, выходящих в увольнение. Часть людей, которые были не задействованы в несении дежурств и нарядов, готовилась к выходным дням заранее, планируя по минутам каждый возможный час, каждый имеющийся в кармане рубль по копейкам. Несение других служб и выполнение работ было подобно каторге, но неизбежно. Как-то само собой определилась группа солдат, которые рисковали быть пойманными, даже в чём-то наказанными, но не могли отказать себе в удовольствии нарушить тот или иной запрет. Статьи Дисциплинарного Устава, конечно, что однозначно трактуют степень наказания. За тот или иной проступок - самоё начальное и неизбежное, в таком случае - это ночь в "нулёвке", в камере предварительного задержания гарнизонной гауптвахты. Такое исправительное учреждение находилось буквально за углом, на другой улице, мимо него приходилось пробегать утром каждому из солдат. То есть каждый знал, что его ждёт! Но каждый надеялся, что в этот раз пронесёт, всё получится, патруль окажется не на высоте!
Толстяк Ким, странным образом попал в армию, то есть само то, что он в неё всё-таки попал, уже было странным. Сначала он отмалчивался по этому вопросу, потом "раскололся"!
- Да старик отказался платить в военкомате, сумма была не подъёмная!
- А как же ваша община, родственники, что, не помогли? - это спрашивали его дальше.
- Родственников! Я их просто достал, они-то и отказались! - уже под всеобщий смех отвечал Ким. Иметь фамилию Ким в Средней Азии - это не иметь вообще никакой фамилии, так можно озвучить слова Горина из пьесы "О том самом Мюнхгаузене". Это составляющее звено всех корней корейских фамилий, таких как Ли, До! В советский период иметь такое имя было делом чести, как же - Коммунистический Интернационал Молодёжи!
Ким тщательно готовился к вылазке за арбузами, которые он уже обещал с утра своему сержанту. Ближайшая точка, где можно было бы купить фрукты и овощи, находилась в пределах видимости от забора части на соседней улице. Этот маршрут был опасен тем, что тут начиналась "охота" за самовольно покинувшими свою часть солдатами. Охота велась патрулями соседних полков, у которых была своя "разнарядка" на случаи пресечения нарушений. Со своими орлами они разговаривали отдельно, а "залётных соколов" сдавали для бухгалтерии, в КПЗ.
План был до смешного и прост, и гениален! Ким надевал парадную форму с сержантскими "лычками", брал в подручные двух солдат и отправлялся, якобы, в обычное увольнение! Своё КПП пропускало троицу, а дальше они, не спеша, продвигаются к намеченной цели. Закупают лепешки, арбузы, дыню и обратно. По периметру в стенах здания имелись замыкающиеся замками решетки, где должны были принять товар. В напарники Ким выбрал Олега и одного литовского паренька, предложил им эту вылазку, а они согласились, всё равно чем- то нужно было заняться в этот день! Переоделись, вышли на улицу, направились в сторону рынка. Заранее договорились.
- И следует отдавать честь всем встречным офицерам и прапорщикам.
Впереди ползёт толстяк Ким, он весь мокрый, пот струится ручьём, сказываются вечное недосыпание и камни в почках, круги под глазами набухли вековыми морщинами, вставные зубы ныли при такой ходьбе.
За ним шествуют два долговязых придурка, которым даже в голову не может прийти хотя бы не наступать "липовому сержанту" на его мозолистые толстые пятки. Они всё время спотыкаются, останавливаются, тихо матерятся и идут дальше. Вот рынок, просто "пятачок", где можно купит всё. В палатке покупается горячий хлеб, который сразу терзают на глазах удивленного, вылезшего из окошка продавца. Конечно, с глазами у него потом всё было в порядке, просто быть очевидцем такой жестокости по отношению к выпечке, это был предел. Чтобы завязать "светский разговор", продавец предложил продать наручные часы с семью мелодиями, если такие у кого-то есть, "за хорошие деньги, разумеется". У литовца отвисла челюсть, он стал лихорадочно вспоминать, на ком он видел что-то подобное, потом сообразил, что нечто такое было, но в другой его, предыдущей жизни. Олег сразу понял, что их приняли не за тех, ведь обладатель таких часов должен был, как минимум, вернуться из командировки "оттуда", куда их скоро пошлют! Только Ким, обладающий торговой жилкой, стал торговаться за стоимость вещи, которой пока не обладал, он прикинул "навар" и уже загорелся такой идеей. Они о чём-то договорились, стукнули по рукам и разошлись.
На горизонте появился чужой патруль, нужно было ретироваться, с таким количеством бахчевых культур в руках далеко не убежишь. А прикупили несколько арбузов и одну "самаркандскую" дыню. Выбирать предоставили Киму, он клялся, что "не одну собаку на этом деле съел"; судя по национальному признаку ему поверили на слово, что собаку он съел не одну, а арбузы выбрал в итоге неспелые. Выбор свой он строил на расположении светлого пятна от пролежня возле хвостика ягоды и по форме вмятины, ссылаясь на то, что "этот арбуз, мол, мальчик, а этот арбуз - девочка!". Выдав столь "свежую", правдоподобную информацию для юных спутников, "мичуринец" Ким вручил каждому по одному арбузу и тихо скомандовал:
- Назад!
Они уходили вовремя, потому что появившийся патруль увлёкся нервным солдатом - одиночкой, который вдруг заметался вдоль рыночных рядов.
Олег хотел возразить по поводу существования полов в прекрасных ягодах, что их светлые пятна не влияют на степень зрелости арбуза, и вообще следовало взять те из них, что навязчиво предлагал продавец. А эти даже не скрипели в руках, как это наглядно показывал сюжет пятой серии из мультипликационного фильма "Ну, заяц, погоди!".
- Ты ещё бы на кофейной гуще погадал! Агроном ряженный! - произнёс Олег. Литовец тоже прикинул услышанное, переварил это и родил свой вопрос:
- Кас?
Но этим всё в тот момент закончилось. Из-за поворота им навстречу вынырнула фигура в форме.
- Смирно, равнение налево! - это не растерялся Олег, отдал честь, одной рукой держа свой арбуз, вытянул ступню, как на плацу, прошагал навстречу три шага строевым четким шагом! Получилось, что он шёл впереди один, остальные двигались парой, примкнули к его строевым движениям. Какое это было наказание для Кима, из рук которого вылетели арбуз и дыня. Арбуз развалился на кусочки, соприкоснувшись с поверхностью земли, а дыню поймал, как гандбольный мяч, двигающийся навстречу прапорщик! Это был, всего-то навсего простой прапорщик, которого поразила оказанная ему честь, чуть не придавило летящей тяжелой дыней, которую он успевает поймать, и это ему пачкают брюки и ботинки куски недозрелого арбуза! Звучит вопль отчаяния!
- Всё! Нужно сматываться! А тут несём потери! Мать моя женщина!
Но Ким, убитый горем, готов встать на колени, чтобы собрать там, что-то с земли, его вовремя выдёргивают из временного транса, вручают дыню, которую пришлось забрать у матерящегося прапорщика. Ещё мгновение, и троица уходит от погони, исчезает в воротах своей части. Маска Великой Скорби, всемирного сожаления о прошедшем дне, о своем неудачном выборе, выражение, не поддающееся дальнейшему описанию, была вылеплена на лице корейца.
- Пошли, пестики-мальчики! - толкают его в казарму остальные.
Так между Олегом и Кимом пробежала эта черная кошка с подпалинами арбузного рисунка. Ким не мог простить себе, что он "связался с дилетантами", а Олегу было от этого всё равно, неспелые арбузы всё равно пришлось есть. Литовец никак не мог осознать, что пол арбуза определяется не формой и цветом, а наличием жизнеспособных семян. Тот, старший прапорщик, получается, тоже был в "самоволке", он нашел способ не заниматься своими прямыми обязанностями на складе, а сразу уйти домой, но после этой арбузной истории вернулся переодеваться в свою часть, где попал под усиленное внимание командира своего подразделения. Он проклял ту минуту, когда решил сократить дорогу через "пятачок" - рынок, и ёще долго материл сержанта с этим липким арбузом!
Глава 19. Фрагменты-2
Выпал первый снег, его было много для таких мест, невероятно много.
Он падал медленно, в полном безветрии, и очень скоро покрыл всю землю. Это выглядело очень странным. Странным тем более, если учесть, что наступившей осенью был очень короткий сезон осадков, а прошедшим летом осадков вообще не наблюдалось. Ни капли дождя, кроме того, первого дождливого дня приезда Олега в этот город. Это была аномалия! Ещё тогда сказали:
- Это к счастью, мол, вам ребята повезёт!
Теперь этот снег выглядел аномалией, такой сухой и рыхлой аномалией. Он совсем не таял, но и не торопился замерзнуть, а когда его сгребли с дороги, то оказалось, что он больше желтый, чем белый. Где-то по пути пылевая "афганская" буря прихватила его своим крылом, сроднилась с ним, и не в силах дальше удержать так высоко в своих объятиях, опустила с небес к земле, где он, наконец-то, выпал. Говорили что-то вроде:
- Это где-то на границе обстреляли "химией" весь грозовой фронт, чтобы сберечь фруктовые сады! Вот там, на границе он вообще падал "багровый", кровавый снег.
Теперь на светлом фоне стало видно воронов. Это большое количество огромных чёрных птиц, которые должно быть живут по триста лет каждая. Они стали регулярно гадить с деревьев и крыш домов на всё, что движется или стоит без надобности, видимо, получали от этого дела искреннее удовольствие. Дневальным по батарее ввели в обязанности - гонять эти, тяжёлые "дельтапланы". Тут личный состав батареи посадили в крытые грузовые машины и повезли на полигон, на стрельбы. Но так как ничего не взяли подстелить на землю, а лежать на холодном снегу было неприятно, то мероприятие хотели уже отложить. Все месили грязь сапогами, толкались без энтузиазма на "пятачке", потом нашли старый забор, застелили им лежанку, сверху пару шинелей, и вот гнездо снайпера готово. Когда отстрелялись, то прибежал сторож, то есть солдат, обслуживающий этот объект, и стал причитать по поводу "унесенного ветром" забора. Ему указали, что он лох!
- Объект так содержать не следует! И где находится надлежащее для стрельб имущество? Почему люди должны так страдать от чужой бесхозяйственности? Каждый на своём посту, то есть на своём месте должен вносить лепту в усиление Вооруженных Сил страны! Не то может случиться с этим "каждым" что-то! Вот, возьмём с собой по ошибке в следующую командировку, там пока разберутся, что да как, дослужит он положенный срок за "бугром", тогда узнает, почём фунт лиха!.
Сторож испуганно заткнулся, исчез из вида, вероятно, что перспектива демобилизоваться из других краёв никогда не радовала его. Так победили грязь, которая и летом-то была не подарочек! Подвели итоги, прослезились, где-то в результатах что-то подправили и решили, что этого будет достаточно. По сути дела, могли и не ездить в этот день, но отчитаться было нужно: шло завершение учебного процесса. Потом с криками залезли в машину, все сырые и голодные, орущие и галдящие, как молодые птенцы в гнезде. Сержант нехотя забрался на борт, не таким он представлял себе этот день. Что-то было в его душе, это тоскливое, щемящее сердце грустное чувство разлуки не давало ему покоя, хотелось курить, наверное!
Ночью все лужи замерзли, а последующие два дня ветром выдуло все остатки снега. Остались только огромные птицы, вороны. Это было печальное зрелище: голые деревья, чёрные туши на ветвях и кучи мусора от сугробов, усыпанные помётом. Картина "Грачи улетели!". Просто никто не знал, какая тут бывает зима, поэтому это зрелище угнетало.
Наступил ноябрь. Казармы помыли и покрасили, приготовили для другой смены.
На другой день назначили первый транспорт. Взлёт намечался со вспомогательного аэродрома. Это была открытая местность, лишь вдалеке находились холмы, опоясанные колючей проволокой.
- Там обучается "спецназ"! - так говорили все про эту "дыру".
Олег уже много знал про эти подразделения. Там была "двойная", физическая нагрузка, там не "нянчились" с каждым отдельно, просто, напрягали всех сразу, а командовали взводные, которые были все не ниже звания прапорщика. Кормили только сухим пайком, без горячей пищи. Так готовили солдатские желудки к крутой сухомятке. Им придётся служить отдельно. Служить где-то на "точках", и сразу по полгода и больше. Как-то один такой взвод "квартировался" недолго на территории его полка, "спецназовские" бойцы украдкой, нарушая строгий приказ, набирали на кухне борщ, и где-то его так же украдкой ели. Выдача происходила втайне от своих поваров, которые были не ахти какие повара! Судите сами: курсантское меню - это "электролит", как первое блюдо, картофельная слизь - на второе. Желудки тогда посадили многие, приём пищи на время, кто не успел, тот голодный останется, кто вынес с собой хлеб - будет умирать по прихоти сержанта. Весело, короче! Шумно и весело! Зато вырабатывается привычка на всю жизнь - сметать всё со стола, пока рядом сидящий человек не встал! А как встал, то обед заканчивается!
- Всё, выходи строиться!
Олег выбрал Кабул. Была такая иллюзия выбора, когда на выбор дали четыре провинции Афганистана для прохождения дальнейшей службы. Вот первый борт - на столицу этой республики. Вещей было немного: шинели и бушлаты с зимними шапками, несколько упаковок сухого пайка, фляга с чаем, белье, плащ-палатка, комплект портянок, умывальные принадлежности, второй комплект верхней одежды, белая ткань для подворотничков и всё. Портупеи, подсумки - всё это осталось для других, а вытертые места на плечах, соль, которая не отстирывается, и выгорелые на солнце рукава - это для отъезжающих. В этот период ожидания батарея распалась. Первым бортом уезжали не все! Командовали уже другие офицеры, которым до солдат не было никакого дела. Они были здесь в командировке, спешили завершить свои личные дела, часто менялись, чтобы вырваться в город. Там, пробежавшись по магазинам, что-то закупали и возвращались. В группе отъезжающих с надеждой пронеслось:
- Вот! Сейчас начнётся! Настоящее дело!
Подошел огромный, как тур, солдат с явным признаком глубоко осевшей в одном месте хорошей мыслью. Он прикинул размер чужих полусапожек экспериментального варианта. Это были своего рода "облегчёнки". Посмотрел и через нос просипел:
- Сымай!
Лежавший на земле, такой же огромный, как тяжеловоз, боец с горьким вздохом снял свою обувь, а потом обул чужую. Всё происходило так буднично, будто бы они каждый час меняются сапогами, по очереди носят новые, или это игра какая-то, суть которой ещё никто не уловил:
- Махнём, не глядя!
Сама вялая покорность вызвала только презрение, но больше добивало отсутствие протеста во всех присутствующих. Ему достаточно было послать это быдло "куда-то подальше", да на его месте мог быть любой из тех, кто сейчас тупит свой взгляд. Олег встрепенулся и участливо спросил:
- Не жмут?
И на что "Тур" с акцентом поделился мыслью:
- Н-е-а! Давны хотэл такой! Мой размер там не был, говорил мн-не, здесь наи - дёшь. Вот, искал, понимаешь! Нашёл!
Все понимающе закивали головами, рады были за него, сучьи дети! А "Тур" побрел дальше, осуществлять свои следующие желания, нужно успеть, пока все не уехали!
"Да! Началось!".
Белорусу достались хорошие, сбитые от времени тяжелые кирзовые ботинки, в которых ему будет очень удобно лазить по горам. Он теперь будет часто проветривать их, чтобы исчезло присутствие чужого запаха. Он будет их чистить и мыть свои ноги, чтобы не заразиться "грибком". Так в одно мгновение он отказался от борьбы, сделав свой выбор в дальнейшей жизни.
Литовец из взвода Олега сказал что-то своему "земляку", тот осуждающе покачал головой. Это были простые парни, которые и русский язык плохо знали, но в обиду бы себя не дали. Олег вспомнил боксёрский турнир в батарее. Из четырёх литовцев трое оказались достойными противниками, они что-то умели, хорошо двигались на импровизированном ринге. Один даже победил младшего сержанта Орлова, хотя уступал ему в весе и росте. Он так удачно начал бой, потом блокировал все удары и выиграл по количеству очков. Орлов был поражён результатом. Перед ним стоял человек, над которым он вечно посмеивался, которого учил азам узбекского языка, в частности, как правильно и вовремя отвечать на вопрос словом"Якши".
И он накостылял ему! Побил в этом честном поединке.
Куда теперь они попадут? Повезёт, если попадут все вместе, одним "гуртом", в одно место! Повезёт, если встретятся когда-то со своими, другими товарищами, на пыльных афганских дорогах! Повезёт, если противник всегда получит достойный отпор, ведь чему-то их в этой "учебке" всё-таки учили! Даже если этот противник будет находиться среди "своих"! Как ни обидно это будет звучать! Все ждали свой "борт"!
"Всё! Прощай, Термез!"
1998–2006 гг. Владивосток