Там, путаясь в траве, тянулся сизоватый дымок. Ага, костер должен быть немного левее. Сделав еще несколько шагов, Костя, стараясь двигаться бесшумно, лег и ползком подобрался к тому месту, откуда можно разглядеть костер и людей рядом с ним. В том, что там обязательно есть люди, Костя почему-то не сомневался. Иначе зачем костер, откуда тогда запах печеной картошки, знакомый ему еще с пионерских времен?
Решив, что он отполз уже достаточно, Крылов приподнялся и вновь поглядел вниз. Увиденное озадачило и несколько поразило его. У костра сидели и лежали в разных позах несколько человек. Один - в милицейской форме, тощенький, востроносый, худая шея болталась в вороте гимнастерки, подпоясанной ремнем с кобурой. Второй - лет тридцати, рослый, широкоплечий, с непокрытой головой, обросшей ежиком коротких волос. Он лежал на боку, шевелил горячие угли длинной веткой и задумчиво глядел на низкие языки пламени. Третий - кряжистый, с темной от загара бычьей шеей и заросшим щетиной лицом, рассматривал снятую с ног обувку, неодобрительно покачивая головой. А с другой стороны костра, укрытый темным пальто, лежал еще один человек - маленький, почти незаметный. Неужели ребенок? Откуда взяться здесь, у лесного костра, ребенку? Разве место ему в сыром дремучем лесу, когда гремит война, горят деревни, ползут по дорогам танки, с воем пикируют на колонны войск и толпы беженцев самолеты, сбрасывая бомбы и поливая их очередями пулеметов?
Странная компания - милиционер, двое штатских и ребенок. Что они здесь делают? Если беженцы, то почему не приткнулись к жилью, не остались в какой-нибудь деревушке?
Несколько минут радист лежал, рассматривая собравшихся у костра; чем-то мирным веяло от этой картины, сидевшие вели себя спокойно, не оглядывались на шорохи леса, не разговаривали.
Потом Костя решил, что свою задачу он выполнил, теперь надо доложить капитану, а он пусть решает, как дальше - идти к этим людям или обойти их стороной, не выдавая своего присутствия.
- Руки вверх!
Крылов вздрогнул от неожиданности. Голос, приказавший ему поднять руки, незнаком, но приказ категоричный, да еще подкреплен лязгом затвора.
Чуть повернув голову, Костя увидел направленный на него ствол винтовки и молодого парня в полосатой футболке - рыжего, плотно сбитого, подпоясанного брезентовым пожарным поясом, на котором, как у Робинзона, висел топор в чехле. Видимо, тоже из пожарного снаряжения. На ногах у него были потемневшие от сырости городские сандалии, надетые на босу ногу. Качнув стволом винтовки, парень приказал:
- Поднимайся! Оружие оставь на земле… Ну, мазурик!
Обругав себя последними словами - надо же так вляпаться! - радист встал на четвереньки. Засмотрелся, дурачок, на сидящих у костра и пропустил появление за спиной странного рыжего парня. Наверняка он из их компании. Говорит на русском, но кто знает, какие люди прячутся в лесу?
- Живей! - поторопил рыжий.
Костя медленно распрямился, повернулся к парню в полосатой футболке лицом и увидел, как за спиной у того неслышно возникла фигура капитана. Уперев ствол парабеллума между лопаток рыжего, капитан шепнул ему прямо в ухо:
- Брось винтовку! - и подкрепил свое приказание ощутимым тычком ствола.
Рыжий рванулся в сторону, но, сбитый с ног ловкой подсечкой, упал на землю. Капитан навалился на него, зажимая рот. Подоспевший на помощь Костя подобрал винтовку и сел на ноги парня.
Через минуту рыжий, со связанными руками и ногами и заткнутым ртом, лежал на траве. Капитан приставил к его виску ствол парабеллума:
- Закричишь… ты меня понимаешь? Я без шуток!
Пленник понимающе моргнул, и Волков осторожно вынул кляп.
- Кто такой? Только тихо!
Рыжий покосился на пятнистый маскхалат радиста, на автомат в его руках, потом перевел взгляд на пиджак и полосатую рубашку Антона, на его немецкий ремень с желтой кобурой.
- Русский.
- Ясно, - усмехнулся Волков. - Кто с тобой?
Костя молча показал капитану четыре пальца. Тот кивнул и повторил вопрос:
- Кто с тобой? Отвечай!
- Люди, - прошептал рыжий и хотел закричать, чтобы предупредить оставшихся в овраге.
Волков быстро пресек эту попытку, зажав ему рот ладонью. Парень цапнул капитана за палец зубами, но получил по ребрам и притих.
- Я не шучу! - предупредил Антон. - Ты еще не понял?
- Фамилии назвать? - продолжал упрямиться пленник. - Сами-то кто будете?
- Тоже русские, - Волков убрал оружие. - Говори, кто с тобой. Мы все равно их видели, понимаешь?
- Не маленький, - поморщился рыжий. - Участковый там, двое из деревни и девчонка из сгоревшего села. Все?
- Почему вы здесь?
- На восток идем. Не под немцем же оставаться? А вы кто?
- У нас свои дела, - Антон поднял пленника. - Сейчас отведешь к костру, но без фокусов.
Рыжий понуро опустил голову и поплелся впереди. За ним направились Волков и Костя. Винтовку рыжего он закинул за плечо.
В кустах отыскался удобный спуск в овраг, и через несколько минут они вышли к сидевшим у костра. Увидев их, милиционер схватился за кобуру, но достать оружие не успел.
- Руки! - прикрикнул Волков, направляя на него парабеллум.
Помедлив, участковый убрал ладонь с кобуры, но рук не поднял.
Остальные настороженно смотрели на пришедших и рыжего, стоявшего со связанными руками. Немного подумав, Костя поднял свой пустой автомат, направил его на незнакомцев - откуда им знать, что у него нет патронов?
- Вот, - криво улыбнулся рыжий, - находился в боевом охранении, а тут как снег на голову.
- Вижу, - оборвал его милиционер. - Кто такие?
- Сам видишь, не лешие, - улыбнулся Волков. - А вы?
- Прохожие, - в тон ему ответил милиционер.
Заметив, как рука кряжистого мужика с бычьей шеей потянулась к лежавшей рядом с ним тяжелой дубине, капитан ласково посоветовал ему:
- Не торопись в рай, дядя! Успеешь повидаться с угодниками.
Мужик в ответ осклабился, оценив юмор и показав крепкие, желтоватые от табака зубы, но руку все-таки убрал, не желая получить пулю, - кто их знает? Война идет, по лесам много разного народу шастает.
Из-под темного пальто высунулась светлая детская головка, уставилась на неожиданных гостей большими ясными глазами, в которых притаился страх.
"Девочка? - удивился Волков. - Вон бантик в косичке. Таскают с собой ребенка, черти немытые!"
- Ты нас не стращай, - насупился милиционер. - Я здесь советскую власть представляю, поэтому ответь: кто вы такие?
- Отбились от воинской части, - не убирая оружия, ответил Антон.
- От части? - иронически ухмыльнулся милиционер. - В какой же воинской части тебя так одели?
Он с подозрением окинул взглядом штатский пиджак и мятые брюки капитана, его мокрые и грязные стоптанные желтые туфли.
- Вы что?! - возмутился Костя. - Это же капитан Хопров!
- Нам тут давеча тоже один попался в лесу, - сипло сказал мужик с бычьей шеей, - говорил, партейный и военный. Ну, участковый наш ему - покажи, мол, билет свой, что в партии, значит, состоишь. А тот гундит, что зарыл его до поры, а потом нам листочки стал совать, звать немцам сдаваться.
- И что? - заинтересовался Волков.
- А ничего, - мужик подбросил в костер сучьев. - Шлепнул его Кулик с нагана. Я говорю, для немца пулю оставь, этого и дубиной можно, а он мне - такой, мол, страшнее немца. Может, и ты такой, га?
- Удостоверение у тебя есть? - повернулся к участковому Антон. - Покажи. Или боишься?
- Я на своей земле! - Кулик достал из кармана гимнастерки удостоверение. - На, смотри. Но и свои документы предъяви. Это, - он кивнул на парабеллум Антона, - не документ!
Костя взял удостоверение милиционера и передал его командиру. Тот сделал шаг назад, быстро проверил его, придирчиво осмотрев печати и фотографию владельца. Потом убрал оружие в кобуру и распорядился:
- Развяжите пленного! А вы, - он поманил участкового рукой, - пойдемте со мной.
- Зачем? - набычился тот, недоверчиво глядя на незнакомца в штатской одежде, подпоясанного немецким ремнем.
- Документы покажу, - успокаивающе улыбнулся капитан. - Здесь как-то не с руки.
Он пошел к зарослям кустов. За ним, все еще нерешительно, последовал Кулик. Оглянувшись, увидел, как парень в маскхалате забросил автомат за спину и развязал на руках рыжего стягивающий запястья ремень.
Остановившись там, где его не видели оставшиеся у костра, Волков расстегнул ширинку.
- Ты чего? - обозлился участковый. - Издеваться задумал? Пошел по нужде, а меня…
- Не шуми, - досадливо прикрикнул на него Антон. - Пришлось сюда прятать. Читай.
Он подал Кулику туго скрученную трубочку шелковой материи. Развернув ее, участковый увидел красную звездочку, штамп наркомата обороны, печати, подписи, подтверждавшие, что владелец данного удостоверения капитан Хопров имеет право, а все военные, партийные и советские органы обязаны…
- Извините, товарищ капитан, - возвращая шелковку, Кулик немного смутился, но тут же овладел собой. - Однако одежонка на вас, да и появились… Хорошо еще, друг друга не постреляли.
- Ладно, - Волков спрятал шелковку, опустился на землю, пригласив Кулика присесть рядом. - Можешь называть меня Антоном, а я тебя буду звать Алексей. Что за люди с тобой?
- Разные, - сплюнул участковый. - Рыжий, который в дозоре был, Сашка Тур, киномеханик, клубом заведовал. Шебутной маленько, но зато ворошиловский стрелок, мечтает в армию, воевать. Тот, что про предателя рассказывал, - Гнат Цыбух, а второй - Ивась Перегуда. Мы с ними из одной деревни.
- Так, - протянул Волков, - кто они? Что из себя представляют? Колхозники?
- Бузотеры, - горько усмехнулся милиционер. - Перед самой войной обоих в городок отвезли, в тюрьму. А ее разбомбило, они в деревню, домой подались, а и деревни тоже нету - пожгли немцы. Мы у самой границы жили, аисты к немчуре летали. И мои там все…
Подбородок участкового дрогнул, губы скривились, и Антон деликатно отвернулся. Переждав немного, снова спросил:
- За что их арестовали?
- Дралися из-за бабы, - объяснил Кулик. - Была у нас там одна такая, Софка. А потом в меня кто-то ночью из-за куста пальнул. Ну и забрали этих.
- Ясно. Ребенок чей?
- Приятеля мово, Петьки Дацкого, дочка. Куда же ее девать? - обреченно вздохнул Алексей. - Народ разбежался, а тут немец прет. Я двоих подстрелил, - не удержавшись, похвастался он, - связистов. Но оружие забрать не успел, другие появились, а чего с наганом навоюешь против автоматов? Деревня горела, кругом побитые… Поблукал с ребенком по лесу, встретился с Гнатом и Ивасем, а потом уже Сашка попался. Решили на восток. Вот и идем. Родителев у девочки не осталось. Отец в банке службу нес, так банк бомбами накрыло, а мать немцы вбилы.
- Оружие у вас, кроме нагана и винтовки, есть?
- Какое оружие, - снова вздохнул участковый. - Винтовка Сашкина, как он сам говорит, - психологическое оружие. В Осоавиахиме нашел, учебная, ствол у нее засверлен, а у меня патронов мало. Есть еще два топора и дубина.
- Небогато, - помрачнел Волков. - На дороги выходили?
- Не, - мотнул головой Кулик, - там немцы, а чего с моим наганом против танка…
- Понятно… Считай себя мобилизованным, милиционер. У меня задание, которое нужно выполнить любой ценой. Мы много своих людей потеряли, и с оружием у нас тоже не ахти, но разживемся, было бы кому его носить. Твои как, годятся для серьезного дела? Только давай договоримся - без скидок, не на прогулку зову.
- Чего уж, - задумался участковый. - Сашка Тур, пожалуй, самый надежный. Это рыжий, - пояснил он. - Точно пойдет куда надо и не подведет. А остальные… Ивась разве что? Про Гната не знаю. Под немцем оставаться не захотел, но и ты пойми, капитан, советская власть у нас два года была, а до того люди под панами жили, разные промежду местных попадались. И банды в лесах водилися, и постреливали, бывало, ночами.
- Спишь-то, наверное, вполглаза? - улыбнулся Антон.
- Точно, - облегченно засмеялся Кулик, - угадал. Как в воду глядел!
- Девочку как зовут? Настя? Хорошее имя… Только вот, друг Алексей, ребенка нам придется пристроить к добрым людям. Не место ей в лесу, да еще среди мужиков. И дело наше тоже весьма непростое. Нельзя ее жизнью рисковать попусту, ей жить долго надо. Ну, о нашей беседе пока помолчи, я сам к людям пригляжусь, потом и переговорим с ними. Пошли к костру. У вас пожевать есть? А то уже брюхо подвело.
- Найдем, - отряхивая галифе, ответил Алексей. - Картошка спеклась небось, а вот хлеба и соли…
Когда они подошли к костру, там все уже освоились с Костей, даже девочка перестала его дичиться. Гнат выкатил прутиком из горячей золы картофелины, перебрасывая одну с ладони на ладонь, остудил ее и, очистив, заботливо сунул в ладошки ребенку, неумело погладив ее по головке большой рукой.
- Ешь, - он вздохнул и хитро покосился на усевшегося рядом с ним Волкова. - Слышь, капитан, маршалы-то еще до войны говорили, будто малой кровью да на чужой земле воевать будем. А я вон скоро всю Расею своими двумя промеряю… То-то, чужой землицы нам не надоть, но и своей врагу не отдадим. Га?
- Ничего, будем и обратно мерять, - взяв картофелину, спокойно ответил Антон.
- Я вчера, когда на поле картошку нарыл, - начал Сашка, - видел двух женщин. Они болтали, что немцы сообщили про взятие Минска. Не знаете, правда или брешут?
- Не знаю, - стараясь не дрогнуть ни одним мускулом, ответил разведчик. Он подумал, что если даже и удастся выполнить задание, то добраться до своих или сообщить о его выполнении будет теперь ох как непросто.
- Судьба, - вздохнул Ивась. - Не подрались бы мы с Гнатом, не забрал бы нас участковый, так и легли бы вместе с сельчанами. А у меня кабанчик к осени потянул бы прилично весом, хорошую цену мог бы взять…
- Темнота, - оборвал его Тур. - Судьбы мира и социализма решаются, а ты - "кабанчик"!
- Саша у нас культурой заведовал, - похвастался Кулик.
- Какая там культура, - смутился рыжий Сашка, - только все вокруг и знали: "мое да мое".
- А ты желаешь, чтобы все твое стало? - недобро прищурился Гнат.
- Не мое, а наше! - отмахнулся Сашка.
- Ага, - кивнул Цыбух, - своя судьба мне дороже, если ты знать хочешь. Я вишь, в чем топаю? - он поднял ногу, показывая оторвавшуюся подошву сапога. - А всему миру и социализму на это плевать!
Не обращая внимания на завязавшуюся перепалку, Волков отозвал Костю в сторону и предупредил:
- Милиционер, кажется, мужик надежный. Спать будем по очереди. О том, что у нас есть рация, пусть даже разбитая, молчать! Два часа отдыха, и двигаем дальше…
* * *
Завтракали втроем - штурмбаннфюрер Шель, Рашке и обер-лейтенант, выступавший в роли хозяина. Ели молча, недовольные друг другом.
Шель досадовал, что не взяли русского парашютиста; ловкая бестия - даже будучи скованным, искалечил двух эсэсовцев и убил несколько солдат. И ушел, черт бы его взял, опять ушел! Это - профессионал высокого класса, такого не пошлют сюда из-за ерунды, что вновь подтверждает догадки о важности его задания.
Но опять догадки, и только догадки! А допросить опять некого. Надо надеяться, что группа русских парашютистов сильно потрепана… Опять надежды!
Тщательно обгладывая куриную ножку, он сердито засопел: надежды, предположения, догадки - как в дамском салоне при гадании на картах! Солдаты обер-лейтенанта вчера только старательно имитировали активность в поисках русского, не углубляясь в лес, боялись получить пулю: у парабеллума длинный ствол, точный бой, а русский, как выяснилось, прекрасно владел оружием.
Умирать никому неохота, даже на войне, а в собственном тылу тем более. Спраздновали труса, но уличить их в этом невозможно - вернулись не скоро, грязные, усталые, жаловались на сумерки, дождь и отсутствие собак, способных вести по следу. Да, собак убили другие русские, за которыми охотились днем, но привезли только их трупы и тела солдат вермахта. Сколько потерь! И еще сгоревший грузовик!
Снова надо начинать охоту, стягивать петлю засад, постов, заслонов, досконально проверять всех задержанных, не допуская больше неоправданного риска. Но кто мог подумать, что парашютист окажется столь прытким даже в наручниках? Хотя, наверное, стоило принять дополнительные меры предосторожности, зная, как он себя уже проявил здесь.
Время идет, генерал Тровиц скоро начнет выказывать нетерпение и неудовольствие - пока только потери людей и техники, а с русскими разведчиками еще не покончено, и неизвестно их задание. Оберст Хахт, этот вышколенный штабист, не преминет подлить масла в огонь генеральского гнева. Стоит ли сейчас ссориться с генералами вермахта, когда они на коне? Немецкие танки рвутся вперед, каждодневно уходят в Берлин сводки с перечислением новых населенных пунктов, занятых армией, множество пленных, впереди Смоленск…
И сейчас, если Гельмута вдруг постигнет неудача, все его оправдания в глазах руководства будут выглядеть жалкими, особенно на фоне победных реляций армейцев. Наверное, надо на всякий случай заранее подготовить пути отступления, найти виновного в неудаче. Как говаривали в средневековье: еретик - это тот, кого хочется сжечь! Вот и подумаем на досуге: кого послать на костер вместо себя?
Унтерштурмфюрер Рашке размышлял примерно о том же. Именно он выявил русского диверсанта, блокировал того в подвале, преследовал по лесу уходящих парашютистов, рисковал собой, но вмешался прибывший штурмбанфюрер Шель - и все сразу пошло плохо. Зачем церемониться с русским, когда и так все ясно? Зачем вести с ним долгие разговоры, угощать сигаретами, теряя золотое время? Сразу интенсивный допрос, выбивание показаний, натиск, крутые меры вплоть до расстрела на его глазах заложников из числа жителей деревни. Русским свойственна жертвенность, они не способны заставлять умирать вместо себя других. А теперь придется все начинать сначала.
Может быть, стоит доложить наверх о вмешательстве Шеля, представить все заранее в выгодном для себя свете, чтобы потом не сожалеть, что вовремя не обезопасил собственный зад и не убрал голову из-под удара? Шель - тонкая штучка, человек со связями: не каждому удается попасть в команды по ведомству Розенберга. С ним надо держаться настороже, не промахнуться, не опоздать в заботах о себе.
Русских сейчас ловить станет во сто крат сложнее - они затаятся, уйдут в непроходимые леса и болота, которыми изобилует здешняя местность. И кто знает, где они вынырнут в следующий раз?
Местный большевик мертв. Несомненно, что парашютист шел именно к нему и специально сдался, надеясь попасть в подвал и переговорить со стариком, а потом попытаться уйти. Следует признать, что его план удался. Правда, не совсем, но в целом ему удалось выполнить задуманное. Какую тайну он унес с собой в лесные дебри, какую тайну унес с собой в могилу местный большевик? Как теперь узнать? Мертвые молчат, а ушедший в лес вряд ли вновь попадется - теперь он вдвойне осторожен, и сколько с ним осталось русских парашютистов - двое, трое, один?
"Нет, надо докладывать, - допивая кофе, решил Рашке. - Заранее доложить и не ждать, пока на тебя свалят неудачи. Так вернее".