* * *
Волков всматривался в лицо человека, подобранного в горевшей деревне около дома бабки Марфы, - разбитое, потемневшее, с запекшимися губами, оно напоминало уродливую маску. Ничего от живого. Обтянутый кожей череп с блестевшими лихорадочным жаром глазами. Они беспокойно бегали по лицам окружающих его людей.
Человек был без сапог, но обут в потертые штатские полуботинки. Одет в комсоставовское галифе, разрезанное по шву около канта и потом снова аккуратно зашитое. Тощая шея болталась в воротнике коверкотовой гимнастерки со следами споротых петлиц. Фуражки не было, шевронов на рукаве тоже. Отобранный у него пистолет ТТ - обычный, армейский, и гранаты советские, противопехотные, в ребристых металлических рубашках. В карманах галифе и гимнастерки документов не обнаружили.
- Жив? - заметив, что раненый пришел в себя, спросил Антон.
- Кто вы? - разлепив спекшиеся губы, с трудом произнес неизвестный.
- Свои, - успокаивающе похлопав его по руке, ответил Волков. - Не волнуйтесь. Где вас ранило?
- Кто вы? - повторил тот, пытаясь приподняться, но со стоном вновь опустился на землю.
Он смутно вспомнил горящую деревню, перебегающие между домами непонятные фигуры с немецким оружием в руках, выбитый из руки пистолет и хриплое приказание не баловать. Потом темный провал беспамятства и, придя в себя, он вдруг обнаружил, что уже находится в лесу, среди неизвестных, странно и пестро одетых людей. Один в полосатой футболке, другой в милицейской форме, третий в маскхалате, а говорящий с ним - в мятом гражданском костюме и несвежей голубенькой сорочке.
Кто они, откуда взялись, почему его унесли в лес? И сколько прошло времени, пока он находился без сознания? Судя по теням между деревьев, уже вечер, скоро сядет солнце.
Кто этот человек, настойчиво пытающийся узнать, где его ранило? Он его раньше никогда не видел, а может быть, просто уже забыл это обычное, чуть скуластое лицо и светлые глаза? Русые волосы, щетина на небритом подбородке… Таких сотни, тысячи - встретишь и тут же забудешь, смешается память о нем с памятью о множестве других подобных лиц.
- Мы ищем Денисова, - тихо сказал Волков, наклонившись ближе к раненому. - Пограничника. Вы были вместе?
Перед вылетом на задание Антон видел фотографию капитана-пограничника Александра Ивановича Денисова, запомнил его приметы, цвет волос, глаз, рост. Получил пароль, назвав который, он мог доказать Денисову, что действительно является представителем центра. Определить точно - Денисов перед ним или нет, не было возможности. Рост примерно такой же, глаза похожи, но волосы потеряли свой первоначальный цвет, да еще сильно разбито лицо: неизвестный ранен в ноги и плечо, и видимо, не раз падал, спеша выбраться из своего укрытия. Лицо отекло, распухло, глаза ввалились, под ними залегли густые тени, губы спеклись…
- Кто вы? - опять прохрипел раненый.
- Капитан Хопров, командир спецгруппы, - ответил Волков. - Где ваши документы?
- Зачем они вам? - раненый попробовал приподняться. - Я военврач Сорокин. Юрий Сорокин.
- Юрий Алексеевич? - раздвинув стоящих, подошел к нему Костя. - Не узнаете? Я сосед Вали, вашей племянницы, помните? Вы нам еще про Дальний Восток рассказывали.
- А-а, - напряженно вглядываясь в лицо радиста, попытался улыбнуться Сорокин. - Где это было? Когда?
- В Москве, на Молчановке!
- Точно, - облегченно вздохнув, военврач откинулся назад. - В ботинке, под стелькой мои документы. Да нет, в правом…
- Где Денисов? - просматривая документы Сорокина, продолжал выспрашивать присевший у изголовья раненого Волков. - Может, вас перевязать? Раны беспокоят?
- Не надо, - устало прикрыл глаза Юрий Алексеевич. - Где Денисов, я не знаю. Теперь не знаю, - добавил он.
- Почему теперь? - насторожился Антон.
- Мы с ним на Вязники ехали в машинах… Потом в эшелон грузились. У меня раненые были, много, а он ящики какие-то железные… Помню, во дворе райкома деньги жгли, миллионы из банка…
- Денисов говорил, какой груз в его ящиках? - приподняв голову Сорокина, капитан дал ему воды.
Военврач некоторое время молчал, веки его вздрагивали, потом тихо сказал:
- Нет. Он просил, если случится что, вагон уничтожить. Обязательно поджечь. Именно поджечь!
- Как все произошло в Вязниках? - Антон закурил, отгоняя ладонью дым от лица раненого.
Наконец-то перед ним живой свидетель произошедшего несколько дней назад боя, способный пролить свет на загадочное исчезновение капитана-пограничника и его груза.
- Ничего, - усмехнулся Сорокин, - я сам курящий… На станции много поездов скопилось. Сначала немецкие самолеты налетели, бомбили жутко, земля тряслась и стонала, а потом выползли танки. Такое началось! Денисов и его водитель, тоже пограничник, собрали раненых, способных держать оружие, и залегли в цепь, а мне велели вагон поджигать. Именно поджигать! Глоба - это сержант-пограничник, который с Денисовым был, - танк гранатами подорвал, но и сам… Милиционеры там еще воевали, девушка с нами была, они все тоже… Никого не осталось.
- А вагон? - не выдержал разведчик.
- Я побежал, рядом раздался взрыв, ударило, волной и осколками посекло, потерял сознание. Если бы не бабка Марфа, сейчас бы уже травкой прорастал. А вагон стоит. Думаю, остался целым на станции.
- Как это - стоит? - опешил Волков.
- Когда меня со станции тащили, - проскрипел Сорокин, - он еще стоял, почти в середине состава. Говорить я не мог: контузило и много крови потерял - но вагон видел. Эшелон наш так и остался на путях, недалеко от вокзального здания. Могу показать, где. Номер вагона не сообщу.
- Наверное, не получится, - помрачнел Волков. - Немцев у станции до черта, и стемнеет скоро, а тебя, Юрий Алексеевич, в лесу оставлять нельзя. Да еще ребенок у нас на руках. Ладно, спасибо. Полежи пока, а мы помозгуем, как быть-воевать.
Укрыв Сорокина своим пиджаком, Волков отозвал в сторону Макара и сел на пенек, поглядывая на густеющие между деревьев тени. Скоро ночь, наступит темнота, соваться на станцию, не зная, что там и как, рискованно, но время не ждет. Если Сорокин не ошибается и эшелон с секретным вагоном действительно все еще стоит на путях, то опасность обнаружения его груза немцами неизмеримо возрастает. Надо что-то решать.
Неожиданное появление врага в Уречье может говорить только об одном - Цыбух действительно предатель, и сейчас он у фашистов. Что еще успел подслушать Гнат из разговора с Макаром? Откуда последуют неожиданные удары? Где могут притаиться немецкие засады? Как быть с Сорокиным и Настенькой? Где материалы, которые вез Денисов для передачи центру? Их он не мог оставить в вагоне. Неужели они вмяты в землю и перепаханы гусеницами немецких танков, неужели полный опасностей путь, проделанный капитаном-пограничником, трагически оборвался здесь, у забытой богом рядовой станции Вязники?
- О чем задумался? - прервал затянувшееся молчание Путко.
- Куда нам деть раненого и Настю? Мы не можем таскать их за собой. В любой момент может начаться новая заваруха. Помогай, Макар.
- Есть одно местечко. У деда Прокопа на хуторе. Человек он наш. Вместе на железке работали. Может, туда? - нерешительно предложил Путко.
- Далеко?
- Верст пять. Дед надежный, не сомневайся. Устроит их в лесу, в землянке.
Капитан прикинул: пять километров - это почти рядом с Вязниками. Штурмбаннфюрер Шель противник не из слабых, он наверняка уже предпринял все необходимые меры. Уречье сожгли, а там искали Сорокина, пусть даже не зная, что он не Денисов. Но ведь этого не знал и Путко. Немцы могут начать прочесывать местность и обнаружат Сорокина рядом с хутором деда. Однако иного выхода нет - не возвращаться же к Жалам. А может, стоит вернуться? Но надо бы и станцию осмотреть, пока совсем не стемнело…
- Ладно, - хлопнув ладонями по коленям, Волков поднялся. - Пошли к Прокопу. Там выйдем на связь со своими и окончательно решим, как быть дальше…
* * *
Стоя на разбитом перроне спиной к зданию вокзала, Гельмут Шель мрачно разглядывал забитые вагонами пути. Бардак, самый натуральный бардак. Но чего еще ждать от русских?
В стороне, недалеко от вокзала, чернели остовы двух сгоревших немецких танков. У одного башня повернута набок и хобот орудия опущен вниз, а у другого растянулась по земле сползшая с катков гусеница. И разрушительные следы огня на броне, казалось, съежившейся от нестерпимого жара.
В конце путей, около выходной стрелки и застывшего с поднятой рукой семафора, рельсы вздыблены взрывом и свернуты тугим узлом. Около них суетились несколько саперов, пытавшихся привести стрелку в порядок. И вагоны, вагоны, вагоны - и совсем целые, и обгоревшие остовы на колесах, и чуть тронутые огнем, и полусгоревшие, с пробитыми осколками крышами и вылетевшими стеклами, без ступенек, подножек и поручней, вагоны пассажирские и грузовые, платформы, теплушки и пульманы. Море вагонов!
Водонапорная башня на другом конце станции - старая, сложенная из темно-красного кирпича, - разбита. Из стен торчат куски арматуры, зияют, просвечивая насквозь, пустые окна, внизу не хватает куска стены, словно его выгрызла гигантская крыса со стальными зубами. А за вагонами - цистерны, покрытые пылью и грязью, разорванные, закопченные и почти новенькие, блестящие на солнце круглыми боками.
- Почему так много вагонов? - спросил Шель у коменданта.
Пожилой сутуловатый гауптман интендантской службы - очкастый, в мешковато сидевшей форме - сделал шаг вперед и ответил:
- Боковая ветка дороги. Здесь у русских был отстойник и ремонтные мастерские для подвижного состава и мелкого ремонта тяги, то есть паровозов. Русские пытались отсюда отправлять поезда, но помешали авиация и прорыв наших танков.
Поблагодарив его небрежным кивком, Шель снова принялся разглядывать вагоны. Черт побери, где здесь среди них тот, большевистский? Многие вагоны перевернуты взрывами, некоторые сошли с рельсов, у многих заклинило двери, а надо осматривать все, в том числе и сгоревшие, чтобы определить характер находившегося в них груза. Вдруг сельский кретин не врет, и в вагон действительно погрузили золото? Оно не горит. Но сколько же нужно людей, чтобы все это досконально осмотреть! И еще - как подобраться к некоторым из вагонов? Придется разбирать завалы на путях, а для этого опять нужны люди.
- Что в вагонах? - на всякий случай спросил Гельмут.
- Еще не осматривали, - виновато засопел мешковатый гауптман. - Не успели. В первую очередь необходимо починить пути, чтоб пустить маневровый паровоз и растащить разбитые вагоны. Так распорядилось мое начальство.
- Хорошо, - прервал его Шель, - а что в цистернах? Это проверили?
- Мазут, масла, немного горючего, но тоже еще не все проверены.
Гельмут заложил руки за спину и пошел к разрушенной водокачке. Охрана последовала за ним. Последним неуклюже перебирался через кучи битого кирпича и покореженные пути комендант.
Подойдя к пролому в стене, Шель заглянул внутрь башни. Вместо насосов - гора металлолома и куски отвалившейся штукатурки, разлетевшиеся в стороны, когда рухнули перекрытия. Подняв голову, он увидел сквозь переплетения балок небо - крыша тоже не уцелела.
- Они взорвали башню при отходе? - повернулся Шель к коменданту.
- Нет, - замялся тот, - это следы бомбежки и танковых пушек.
Осмотр водонапорной башни удручил Гельмута - невозможно забраться наверх и устроить там пост наблюдения или пулеметную точку. Все рухнет, да и железная лестница, ведущая наверх, разбита. Жаль! Очень жаль.
- Распорядитесь усилить караулы, - приказал он обер-лейтенанту, командовавшему гарнизоном Вязников. - Мне докладывать обо всем каждые тридцать минут. Даже если ничего не происходит!
- И ночью? - уточнил тот.
- Да, как на фронте, - сердито отрезал Гельмут. - И вот еще что. Понадобится много людей для работы на путях. Придется согнать сюда местное население. Всех, кто может работать. Вы меня поняли? Всех!
- Но скоро стемнеет, - возразил обер-лейтенант. - Разрешите подождать утра, господин штурмбаннфюрер.
- До темноты еще четыре часа, - поглядел на солнце Шель. - Постарайтесь успеть. А славянский рабочий скот может переночевать под открытым небом. Выполняйте. Утром прочешете местность. Нужно знать, что под боком.
Круто развернувшись, он пошел обратно к вокзальному зданию. Оно ему тоже не понравилось - разве его можно сравнить с аккуратными вокзальчиками в Германии или других странах Европы? Вместо стекол вставлена фанера, стены посечены осколками и пулями, входные двери болтаются. И вообще - зачем здесь сделаны две двери прямо напротив друг друга? Выход на перрон и выход на привокзальную площадь разделены залом ожидания - маленьким, грязным, с выложенным каменной плиткой полом. Глупо! Зимой тут наверняка сильные морозы, и одновременно открываемые двери только выстуживают помещение. Или русские, со свойственной им беспечностью, постоянно опаздывали к поезду, и потому двери специально так расположены, чтобы торопливо бегущие на перрон пассажиры не теряли драгоценных секунд?
В здании под охраной солдат можно разместить согнанных на работы. Временно, конечно. Как только нужный вагон обнаружат, а станция начнет нормально работать, местное население придется распустить по домам. Пусть гнут спину на полях - Германия должна хорошо кормить своих солдат. Раб обязан постоянно трудиться на благо немецкого господина. Не имея развлечений, не читая книг, газет, не зная никаких новостей, кроме происшествий в своей деревне и приказов новых властей.
- Немедленно начать осмотр вагонов, - бросил Шель коменданту. - Уже осмотренные вносите в опись и пломбируйте.
- Скоро ночь, господин штурмбаннфюрер, - возразил гауптман. - И где взять столько людей? Станция плохо освещена.
- Сделайте факелы! - проходя через зал ожидания, сердито сказал Гельмут. - Здесь на вас никто не нападет, а за ночь можно успеть осмотреть несколько десятков вагонов. О всех необычных грузах докладывать лично мне в любое время. Да, - усмехнулся он, вспомнив о сидевших в подвале уголовниках, - я дам вам еще двоих в помощь. Только приглядывайте за ними, чтобы не украли что-нибудь и не вздумали сбежать…
* * *
Утро пришло с щедрым солнечным светом, яркое, свежее. Небо стало светло-голубым и высоким, высохла роса, мир вокруг словно народился вновь, радуясь теплу, лету, еще долгому до осени, когда заморосят унылые дожди, повеют холодные ветры, готовясь принести на своих крыльях белых мух, пустить их из темных облаков на землю, зазывая в гости зиму - морозную, метельную, заставляющую думать о теплом жилье и куске хлеба, думать о том, как дотянуть до следующей весны.
Работавшие на станционных путях люди тоже поглядывали на небо - не покажется ли облачко, укрыв их от палящих лучей? День обещал быть жарким, душным, безветренным. Выполняя приказание Шеля, обер-лейтенант согнал на станцию жителей окрестных сел и деревень, выгнал на принудительные работы население городка. И теперь, опасливо посматривая на вооруженных солдат, стоявших на неравных промежутках друг от друга, согнанные люди лениво копошились, разбирая завалы. Куски камней и обломки вагонов относили к телегам, запряженным лошадьми. Около составов суетились подчиненные коменданта, проверяя грузы.
Десятка полтора железнодорожников, выслушав наставления интендантского гауптмана, разошлись проверять состояние подвижного состава. Вынырнув из-под сгоревшего вагона, к ним незаметно присоединились еще двое мужчин. У одного в руках был молоток на длинной ручке, а другой нес пустое ведро. Ныряя под вагоны, они пробрались к цистернам, пошли вдоль них, что-то высматривая.
- Здесь мазут, - похлопав ладонью по чумазому боку цистерны, сказал один.
- Лучше бензин или керосин, - ответил другой, с вымазанным сажей лицом. - Мазут хуже, но если не найдем, сгодится.
Они пошли дальше, принюхиваясь. Наконец первый остановился около цистерны со смятыми, простреленными боками. Потянув ноздрями воздух, оглянулся на своего спутника.
- Похоже, керосин.
Второй тоже принюхался и согласно кивнул. Он достал из кармана брюк веревку, привязал ее к дужке ведра и вскарабкался наверх. Откинув крышку люка, скинул внутрь ведро. Оно гулко хлопнуло жестяным боком по жидкости. Почувствовав, как ведро потяжелело, мужчина вытянул его и передал нетерпеливо ожидавшему внизу спутнику. Потом, не закрывая люка, спрыгнул на порыжелый гравий между путями.
- Порядок, - вытирая ладони о брюки, удовлетворенно сказал он.
- Скорее, - поторопил его второй.
Подхватив ведро, первый быстро пошел между длинными составами. Старший поспешил за ним. Догнав, тронул за рукав и показал на перрон перед вокзальным зданием, видневшийся в просвете между вагонами. Там, по-хозяйски оглядывая пути, стоял охраняемый двумя солдатами немецкий офицер в черной форме.
- Шель, - глухо сказал первый мужчина. - Штурмбаннфюрер Шель!
- Чего он там стоит? - шепотом спросил Макар, разглядывая эсэсовца, начавшего медленно прохаживаться по перрону, словно совершая утренний моцион.
- Ему на глаза попадаться нельзя, - ответил Волков. - Он меня и вымазанным сажей узнает. Пошли!
Он отдал Макару ведро и нырнул под вагон, пробираясь ближе к составу, стоявшему на путях недалеко от здания вокзала. Стараясь не расплескать керосин, Путко последовал за ним, кряхтя и ругая сквозь зубы нелегкую, принесшую черного немца. Вроде бы все шло так удачно, удалось проникнуть на станцию, точно определить место, где стоит нужный вагон, и тут - на тебе, появился!
Услышав топот и резкие немецкие команды, Антон присел за колесом, знаком подозвав Макара.