На станцию пригнали новую группу местных жителей. Женщины, старики и подростки шли по перрону, подгоняемые конвоирами, а сзади двое охранников волочили повисшего на их руках человека в окровавленной гимнастерке. Замыкавший группу солдат тянул за руку упиравшуюся плачущую девочку в грязном платье.
- Настенка! - ахнул Путко. - И доктор!
Напряженно прислушивавшийся к разговорам немцев Волков не ответил - он смотрел на Сорокина и девочку. Что сейчас будет? Враги усиленно проверяли грузы в вагонах, начали разбирать завалы на путях. Значит, Шель либо догадывается, либо уже точно знает о существовании важного груза. Об этом ему мог сказать только Гнат Цыбух. Как в руки немцев попали Сорокин и Настя, оставленные в землянке недалеко от хутора деда Прокопа? Неужто дед выдал? Или это просто трагическая случайность? И что можно предпринять для их спасения?
Поправив спрятанный под пиджаком парабеллум, капитан подобрался ближе к перрону.
Выслушав рапорт фельдфебеля, Гельмут пробежал взглядом по лицам людей, пригнанных на работы, задержал глаза на Сорокине и приказал:
- Приведите русского.
Через несколько минут на перроне появился Цыбух. Торопливо подскочив к Шелю, он остановился на некотором отдалении, ожидая распоряжений. Пристально наблюдавший за ним из укрытия Волков успел отметить рабскую покорность Гната, его разбитое лицо и злобный блеск маленьких глаз, впившихся в Настеньку.
- Смотри, - показал на задержанных эсэсовец.
Гнат медленно пошел вдоль строя, пристально вглядываясь в лица и бормоча:
- Не знаю… Энтого тоже не знаю… Не знаю…
- Смотри, смотри внимательно, - повторил шагавший рядом Шель.
Дойдя до Сорокина, поддерживаемого солдатами, Цыбух приостановился, разглядывая врача. Обошел его кругом, схватив за волосы, приподнял опущенную голову Юрия Алексеевича и заглянул ему в лицо. Потом обернулся к Шелю:
- Энтого тоже не знаю. А вот энту знаю, - он присел перед девочкой на корточки. - Здорово, Настенка! Узнаешь дядю Гната? Я тебя печеной картошкой кормил. В лесу, на костре, в золе пекли, помнишь?
Девочка испуганно молчала, пытаясь вырвать свою ручонку из ладони крепко державшего ее солдата. Подскочивший фельдфебель доложил:
- Господин штурмбаннфюрер! Раненого и ребенка нашли в землянке, в лесу, при проверке деревни и розысках пытавшихся скрыться жителей.
- Хорошо, - махнул рукой Гельмут. - Чей ребенок?
- Петьки Дацкого, милиционера из нашей деревни, - подняв к Шелю лицо, объяснил Гнат. - Участковый наш, Кулик, ее за собой по лесам таскал. Где дядя Леша? - спросил он у девочки. - Ну, отвечай!
- Не знаю… Все ушли, - девочка заплакала.
- Говори, сучонка! - схватил Гнат ее за горло, но Гельмут небрежно пнул его сапогом.
- Отпустите!
Гнат послушно отпустил ребенка и выпрямился. Шель повернулся к Сорокину.
- Кто вы?
Военврач молчал, опустив голову. Он жалел, что поддался уговорам капитана и отдал свой пистолет и гранаты уходящим на станцию. Но с ним оставался ребенок, имел ли он право рисковать жизнью девочки?
- Кто вы? - раздраженно повторил Гельмут. - Где вас ранили?
- В бою, - едва слышно ответил военврач.
- Не расположены к беседе? - усмехнулся Шель. - Ничего, еще успеете передумать. Раненого и ребенка на вокзал, остальных на работы, - приказал он солдатам.
- А мне идтить? - осмелился подать голос Гнат.
- Да, за ними, - не оборачиваясь, ответил Шель. - И ждать там.
Гнат трусцой припустил следом за уходящими, боясь, как бы этот вежливый немец не передумал и снова не приказал ломать хребет.
- Плохо дело, - шепнул подобравшийся ближе к Волкову Макар. - Как бы и дедка нашего не загребли.
- Хуже некуда, - зло бросил Антон, поудобнее перехватывая оброненный кем-то из железнодорожников молоток на длинной ручке.
- Чего делать будем? - вытирая скомканным платком потное лицо, спросил Путко. - Солдатни тут как селедок в бочке.
- Торопиться! - буркнул Волков, пробираясь под вагонами.
Сколько продержится военврач? Сможет ли он молчать, когда на его глазах начнут мучить ребенка, прижигая сигаретами его тело, вырывая волосы и зубы, ломая пальцы? Сколько времени даст им Сорокин для выполнения задуманного, догадается ли он хотя бы ненадолго отвлечь немцев пустыми разговорами? Кто знает… Поэтому надо торопиться, очень торопиться!..
Глава 9
Утром 7 июля 1941 года войска 3‑й танковой группы совместно с частью сил 16‑й армии группы армий "Север" возобновили наступление в полосе советской 22‑й армии. Против шести дивизий русских наступали шестнадцать немецких. Враг намеревался окружить и уничтожить соединения Красной армии, а затем нанести удар во фланг и выйти на оперативный простор в тылу всего Западного фронта…
2‑й армейский корпус немцев наступал через Себеж на Идрицу, 57‑й моторизованный корпус наносил удар из районов Улла и Бешенковичи на Витебск…
8 июля врагу удалось прорвать на некоторых участках полосу обороны Себежского укрепленного района, но большего он добиться не смог. Мужеством бойцов и командиров 17‑й стрелковой дивизии под командованием генерал-майора Силкина наступление противника было остановлено, а потом захлебнулось.
На тридцатикилометровом участке от Уллы до Бешенковичей оборону держал всего один полк 186‑й стрелковой дивизии. В районе Витебска разворачивалась 153‑я стрелковая дивизия, которая вскоре был переброшена в район Сенно, а на ее место прибыла 128‑я стрелковая дивизия. Создать глубоко эшелонированную оборону она не успела…
Не добившись успеха на севере, соединения 3‑й танковой группы немцев утром 9 июля возобновили наступление южнее, намереваясь форсировать Западную Двину в районе Улла - Бешенковичи. Советские воины встретили врага губительным огнем и смелыми контратаками. Однако силы были неравны, и 39‑му моторизованному корпусу группы Гота к 10 июля удалось форсировать Западную Двину и захватить плацдарм.
9 июля, сосредоточив основные усилия на витебском направлении, 3‑я танковая группа немцев ворвалась в город.
В период с 5 по 9 июля 1941 года сильные контрудары по врагу наносили войска наших 20‑й и 21‑й армий на борисовском и бобруйском направлениях.
6 июля командование группы армий "Центр" доносило в Берлин: "Противник перед 2‑й танковой группой усилил свою группировку за счет подброски новых частей в направлении Гомеля. Удары противника от Жлобина в направлении Бобруйска, а также в районе Березино, позволяют предполагать, что он намерен сдержать наступающие через Березину наши танковые силы для того, чтобы организовать свою оборону на реке Днепр…"
В результате контрударов советских войск подвижные соединения группы Гудериана были остановлены в междуречье Березины и Днепра. Им не удалось, как планировало немецкое командование, стремительно выдвинуться к Днепру и форсировать его с ходу…
* * *
Щур и лысый осматривали вагоны. Налегая плечом на тяжелую дверь, откатывали ее в сторону, потом влезали внутрь и начинали ворошить тюки и ящики или длинным прутом тыкали в зерно.
Следом за ними ходил тощий немец с большой клеенчатой тетрадью в руках и старательно записывал номера проверенных вагонов и характер груза. На каждый вагон уходило не меньше пятнадцати минут, и то если в нем был уголь или еще что-нибудь подобное, когда не надо ворошить все внутри, показывая немцу, что, как и где лежит.
Уголовники устали, руки, плечи и спины у них болели от непривычной работы, и немец, заметивший, что они едва двигаются, разрешил перекурить, кинув им пачку дешевых сигарет. Радостно схватив ее, лысый разочарованно заморгал - пачка оказалась почти пустой. Немец швырнул еще коробок спичек и сердито забурчал, показав рукой в сторону.
- У-у, хмырь гундосый! - не опасаясь, что его поймут, передразнил солдата Щур. - Чего воешь?
- Сердится, - разминая сигарету, объяснил лысый. - В вагоне сено прессованное, трухи полно, пожара боится.
- Ну его к… - выругался Щур, устраиваясь на подножке. - У меня ноги не казенные взад-вперед шастать по путям.
Лысый засмеялся. Зажег спичку, дал прикурить Щуру, прикурил сам и уселся на землю, по-татарски подобрав ноги.
Немец еще немного побурчал, потом захлопнул клеенчатую тетрадь и ушел по своим делам.
- Чего тебе черный говорил? - глубоко затянувшись, спросил лысый. - Опять грозился?
- Не, - засмеялся Щур, - подобрел. Обещался нас в полицию устроить служить.
- Ха! - лысый восторженно хлопнул себя по коленям. - В кошмаре лагерном не привидится. Я никогда бы о себе такого и подумать не мог - полицейский!
- Ничего, - сплюнул Щур, - оботремся. Научимся искать кого немцам надо. Они тут надолго, если не навсегда. Наши-то бегут, только пятки сверкают.
- Теперь нам другие - наши, - философски заметил его приятель. - Ушел бы ты от греха с подножки. Вагон солнцем прокалило, сено что твой порох. По головке немцы нас не погладят, если вагон спалим.
- У них лошадок нету, - усмехнулся Щур, но с подножки соскочил. - Они больше на машинах ездят - техника, Европа!
- Да, - согласился лысый, - но морду тоже бьют. Похлеще, чем в НКВД.
- Чего не бывает, - лениво ответил воображавший себя как минимум начальником вспомогательной полиции Щур. - От нас не убудет, свое возьмем. Жалко, нигде спиртяги не нашлось. Цистерны они почему-то осматривать не приказали, боятся, что мы надрызгаемся?
Лысый не ответил. Повернувшись в сторону выходной стрелки, он внимательно всматривался в фигуры двух мужчин, то появлявшиеся на путях, то вновь нырявшие под вагоны составов, растянувшиеся до самого семафора. Один нес ведро - помятое, тяжелое, судя по тому, как он сгибался на одну сторону. Второй небрежно помахивал молотком на длинной ручке, словно собираясь простукивать им колеса.
- Слышь, - подергал за штанину стоявшего над ним Щура лысый. - Глянь-ка… - он показал на мужчин, но они, как назло, опять нырнули под вагон.
- Чего? - никого не увидев, Щур покрутил пальцем у виска. - Крыша поползла? Не успел я про спиртягу сказать, а ты уже и захмелел? Ну даешь!
Он схватился рукой за скобу двери товарного вагона и, подтянувшись, впрыгнул внутрь. Сердито раскидав ногами клочья сена, выбросил на пути окурок, тяжело вздохнул и полез проверить, что лежит у стенок. Немцы приказали осматривать все внимательно, пригрозив наказать за нерадивость. Зачем им понадобилось осматривать вагоны, Щур не понимал - теперь у них трофеи никто не отнимет, а ты корячься, сдвигай тюки и ящики, перекидывай мешки, ползай, наклоняйся, ломайся. Работать он не привык и очень не любил, но прекрасно понимал, что с немцами спорить не стоит: можно схлопотать и хуже, чем по морде. Да еще лысый чудит, отлынивает, уселся на землю и досасывает сигарету, причмокивая толстыми губами. Уже пальцы обжигает, но не бросает окурок.
- Давай сюда! - прикрикнул на него Щур. - Хватит балду бить.
- Щас, - отмахнулся тот, с нетерпением ожидая, когда опять вынырнут из-под вагонов те двое.
Ага, вылезли, идут вдоль состава прямо к нему. Мужчина с ведром уголовника совершенно не интересовал - он был полностью уверен, что никогда его не видел, - а вот второй… Второй показался странно знакомым: кошачья походочка, мягкая, пружинистая, полная скрытой готовности броситься в сторону; поворот головы, когда он оглядывается; мятый костюмчик. Неужели опять появился тот сумасшедший? Ну да, это он ворвался в подвал школы с карабином в руках и устроил натуральный бой с немцами. Что он здесь делает? После того как они с Щуром вытащили его из подвала - задыхающегося, потерявшего сознание, - немцы забрали сумасшедшего к себе, а он умудрился снова от них сбежать, угнав грузовик. И снова стрелял по солдатам. И вдруг объявляется на станции и разгуливает себе в компании с каким-то дядьком! И что тот таскает в ведре? Не водицы же несет напиться?
Лысый встал и закрутил головой, высматривая приставленного к ним немца. Куда он запропастился в самый нужный момент? Надо ему немедленно сказать про эту парочку. Но проклятый фашист словно сквозь землю провалился.
- Идешь? - недовольно спросил из вагона Щур. - Сколько ждать?
- Иду, иду, - успокоил его приятель, настороженно наблюдая за приближающимися к нему людьми.
Что делать? Закричать? А вдруг сумасшедший опять вооружен? Стрельнет - и нет тебя, с него станется. По всему видно, птичка непростая, наверняка из вояк, из офицеров. Немцы обмолвились, что он сюда с парашютом спустился, с самолета. Зря не прилетит такой, не побоявшийся в одиночку затеять бой с целой немецкой частью. За голову могут прилично отвалить и деньжат, и выпивки - ищут же его, а он тут, и никто об этом еще не знает.
Что же делать? Лезть в вагон поздно, они совсем рядом!
Пожилой мужчина с ведром прошел мимо лысого, не обратив на него внимания, даже не поглядев в его сторону. Второй мазнул по лицу уголовника взглядом и немного замедлил шаг.
"Узнал!" - нехорошо екнуло сердце у лысого, и он открыл рот, чтобы закричать, позвать на помощь. Пусть сбегутся солдаты, скрутят этого страшного человека, отведут к эсэсовцу…
Молоток на длинной ручке, описав дугу, ударил уголовника в висок. В глазах у него все качнулось, свет померк, сменившись взрывом дикой боли, после которой не стало ничего.
- Макар! - тихо позвал Волков. - Помоги!
Путко оглянулся. Антон приподнял тело лысого, лежавшее между путей с окровавленной головой.
- Мама твоя кто была? - зло заорал из вагона Щур. - Долго я еще?..
Появившись в дверях вагона, он увидел Волкова и Макара, склонившихся над убитым, и отшатнулся назад. Судорожно схватившись за тяжелую дверь теплушки, он попытался задвинуть ее, но быстро понял: это ему не удается - и закричал истерично и громко, надеясь спасти себя:
- Сюда! Скорее! Сюда!
Антон ловко поймал его за ногу и сильно дернул. Щур упал на сено, извиваясь всем телом, попытался вырвать штанину из цепких чужих пальцев и уползти, спрятаться за тюками у стенки.
Волков вскочил в вагон, навалился на уголовника, подминая его под себя и судорожно, торопливо доставая парабеллум. Глухо стукнул выстрел. Макар вздрогнул и поставил ведро на землю.
- Давай второго, - велел капитан, показывая на лысого. - Надо их убрать с глаз долой. Не стоит себя обнаруживать раньше времени.
Макар поднял тяжелое тело и помог втащить его в вагон.
- Ведро! - высунувшись, требовательно протянул руку разведчик. - Быстро!
Путко подал ведро. Плеснув керосин на сено, капитан вернул ведро, спрыгнул на пути и достал спички.
- Швайн! - раздалось сзади. - Свиньи!
Повернув голову, Макар увидел торопливо бегущего к ним тощего немца с большой клеенчатой тетрадью в руках. Поняв, что перед ним совсем не те русские, которых он оставил здесь, уходя по своим делам, солдат остановился и начал снимать с плеча карабин.
- Хальт! Стоять! Стреляю!
Волков выстрелил первым. Немец согнулся пополам и осел на гравий, выбросив вперед руку, словно стремился поймать разведчиков, даже будучи уже мертвым.
Чиркнула спичка, упала на смоченное керосином сено, побежали веселые язычки пламени, расширяя огненное кольцо, набирая силу, окутываясь поверху чадным синеватым дымком.
- Скорее! - Антон потянул Макара на себя. - Керосин остался?
- Да, - Путко стал мертвенно-бледен, но старался держаться бодро.
- Сюда, - капитан нырнул под вагон, и, согнувшись, пробежал под ним, и выскочил с другой стороны состава. Помог выбраться запыхавшемуся Макару, успевшему прихватить карабин убитого. - Скорее, сейчас они поднимут тревогу! Нам надо успеть.
В небе вдруг появился клуб дыма, потом взметнулось высокое пламя, костром поднявшись над вагоном с прессованным сеном, и почти тут же от вокзального здания взлетели вверх две красные сигнальные ракеты…