- Ты знаешь, что я тебя не забыл, - протянул собаке карамельку. Осмотрев ее впалые бока с проступающими ребрами - шерсть выпадала целыми клочьями, - я пообещал: - Через минуту будешь как конфетка!
Я вышел в служебное помещение. Над дверью висела круглая керамическая плитка с надписью по-немецки "Граница" и голубыми скрещенными саблями. Во время работ саперы нашли ее под старым пограничным столбом, а оттуда она попала к проводникам собак. Солдаты каждого нового призыва берегли ее на счастье. Недавно на заставе служил парень, который разбирался в стекле, так он утверждал, что плитка из настоящего майсенского фарфора.
Я подошел к полке за гребнем и чесалом. Фула ждала, когда я примусь за нее. Мне показалось, что она не совсем в форме - годы давали о себе знать. Шерсть поседела и стала почти серебристого цвета, шаг утратил былую легкость. Иногда она болезненно скулила: видимо, ныли суставы от долгих часов, проведенных в сырости на Шумаве.
- Ну, подходите. - Я сунул руку в карман за следующей карамелькой.
Собака перекатывала конфету в пасти. Я уже заметил, что она ее не раскусывает, потому что боится причинить себе боль. Фула с наслаждением, как кошка, терлась спиной о гребень.
- Все! Вылитая невеста! - хвалю я ее.
Провел гребнем от ушей и лопаток до хвоста. Не оставил без внимания бока и лапы. Вычесанную шерсть смел в угол и сложил в пакет, чтобы потом сжечь.
Я вспомнил о своем дедушке - стригале. Кто-то ему посоветовал использовать шерсть как удобрение. Тот собрал все, что приготовил уже для заказчиков, и удобрил огород. Через полгода он собирал урожай картофеля, проросшего шерстью разных видов и цветов.
Фула похорошела и выглядела почти как молодая. Шерсть блестела. Фуле всегда нравилось, когда ее вычесывают. Она хотела выйти за мной, но я остановил:
- Оставаться на месте!
Ополоснул миску, вымел из вольера опилки и насыпал новые, сухие, у Фулы было теперь тоже уютно. Сколько раз я высыпался здесь после возвращения с прогулки, когда чувствовал себя совершенно усталым. Она всегда уступала мне часть старой подстилки, мы были товарищами. Я налил собаке свежей воды.
- Теперь пойдем гулять!
Б ответ Фула завиляла хвостом. Вдруг она почуяла приглушенные шаги по песку. Я поднялся. К нам шел кинолог Сладек. Пепино по своему призванию увлеченный собаковод. Он служит на границе уже шестой год. Я замечаю, что у него серьезное выражение лица. Махнув мне рукой, Пепино попросил:
- Верни ее, пожалуйста, в вольер, Вилда!
- Почему? - спрашиваю я. Мне это совсем не нравится.
- Пойдем со мной. - Он загадочен, как старинный вамок в Карпатах.
- Фула, ждать! - командую я. Ничего не поделаешь - начальник есть начальник.
Я защелкнул запор на дверях, и мы направились в служебное помещение. Из собачьей кухни доносился запах мяса. Сели на дубовую скамью, и она, как обычно, заскрипела.
- Там не хватает одного гвоздя, насколько я помню… - Он не знал, с чего начать.
Я подложил в печь угля, проверил горшки на плите. В увольнение я не пошел, почему бы не помочь товарищам? Сегодня готовилась пища для десяти собак. В меню были овсяные хлопья со шкварками. Однако любопытство взяло верх, и я вернулся к скамье.
- Так в чем все-таки дело, Пепик?
- Я не хотел там, перед ней… - заерзал он растерянно.
Видно, ему не по себе от того, что он должен мне сказать. Я испугался, что мне оставшиеся полгода придется дослужить без Фулы - этого бы я не перенес! Я смотрю на Пепино, не отрывая глаз. Он откашлялся и начал:
- Когда ты, Вилда, в последний раз смотрел родословную Фулы?
- Только вчера держал в руках.
- В таком случае ты знаешь, сколько ей лет…
Я начинаю догадываться, куда он клонит, и соответственно отвечаю:
- По метрической записи - десять лет, а по темпераменту - четыре.
- Но для этого тебе потребовалось бы ее подкрасить, вставить новые зубы, а во время бега подталкивать вперед…
Вот и свершилось то, чего я все время боялся. Конечно, Фула уже немолода. Ее постараются заменить новой собакой! Но как-никак у нее есть определенные заслуги, и тренировки она прошла успешно.
- Последние зачеты по общей подготовке она сдала на "отлично"! - отстаивал я собаку.
- Так это было почти год назад…
Мы сидим друг против друга. Пепино так же тяжело, как и мне. Ему жаль собаку, меня и себя за то, что должен решать такую печальную задачу. Он знает, что значит расстаться с собакой, о которой заботился целых двадцать шесть месяцев. Знает, что связывает человека и животное. Часто случается так, что перед увольнением в запас проводники остаются на ночь в собачьем питомнике. Он помнит, как по нескольку дней овчарки отказывались принимать пищу, тоскуя по своим проводникам.
Я не внаю, что мне делать, и с размаху ударяю носком ботинка по скамье.
Через дверь кухни виден весь питомник, крайний вольер принадлежит Фуле. Собака ведет себя так, словно чувствует, что разговор идет о ней. Танцующим шагом она меряет вольер во всю его длину. Уши торчком, пожелтевшие зубы оскалены. Издалека не видно, как опи сточились. Я толкаю Пепино локтем, чтобы он взглянул:
- Ну разве не красавица?
- Немного поношенная, - пытается шутить он.
Сладек знает, что значит для меня эта собака. Мы с Фулой - одно целое. Он сообщает мне лишь то, что должен сказать:
- Наступило время исключить ее из списков… Я не могу себе представить… Не знаю, как можно избежать этого…
- Но она все еще хорошо работает! У нее десять задержаний…
- Уставы и наставления! - не уступает мне Пепино.
- Да оставь ты это!
- Это приказ командира! - Приказ командира для него все. Он считает, что дальнейшие дебаты бессмысленны. - А я к тому же отвечаю за готовность собак к несению службы.
- Подождите до проверки, - пытаюсь я отодвинуть приговор. - Дайте ей шанс…
Всеобщие проверки для собак проводятся обычно раз в год. Через несколько дней предстояло продемонстрировать качество подготовки людей и выучки их собак. Возможно, положение еще изменится, и мы выиграем!
- Переговорю с командиром, однако не обещаю. Если даже и сдаст она испытания, это не меняет положения вещей.
С каждым прошедшим после этого днем моя нервозность возрастала. Время я поделил на дежурства и учебу. Как только выпадала свободная минутка, мы шли с Фулой тренироваться. Я не позволил себе даже случайно упустить что-либо в тренировках. Мы отшлифовывали взятие следа и задержание, конвоирование и четкость действий. Она пристально смотрела на меня своими умными глазами, словно спрашивая о чем-то.
- Ведь все это ради тебя, Фула. Ради нас обоих, - говорил я.
Теорию отработал более трех раз и мог бы кое в чем поспорить с кинологом.
Я ложусь спать позже всех и никак не могу выспаться. Приподнялся на локтях - комната напоминала гостиницу после окончания туристского сезона. Только моя постель была занята, ребята были уже на службе. Ротная проверка состоится завтра. В дверь заглянул Ирка Возаб. Он пробыл на дежурстве двенадцать часов, и у него были круги под глазами. Прикрывая ладонью рот, я захныкал:
- Не можешь дать мне поваляться?
- Я хотел тебя еще в семь часов разбудить… Так завтра идешь туда? - спрашивает он, провожая меня в умывальную комнату.
- Завтра…
- Я поспорил, что Фула выиграет, - сообщил Ирка.
Мы с овчаркой стали предметом внимания общественности. Интересно, кто организовал все это.
- Выигрыш у тебя в кармане, - убеждаю я Ирку да и себя самого.
Фула подтвердила на тренировках свои лучшие качества, однако никто не знает, что может случиться.
Струя холодной воды из душа обожгла тело. Я охнул и выскочил из кабины. Перепутал краники. Исправляю ошибку, пускаю теплую воду. Ирка мне советует, что делать. Я шучу с ним. Втискивается толстяк Берта.
- Говорят, будто твоя собака Мария стала такая толстая, что тебе нужно подталкивать ее на барьеры? - обратился к нему Ирка.
Берта никак не может понять, что, увеличивая порции для собаки, он тем самым убивает ее. Ирку Возаба сменил теперь уже бывший повар Водичка, пришел ко мне в комнату проститься: как-никак от учебки до сегодняшнего дня служили вместе. Глаза его светятся радостью. Он заявляет:
- Надеюсь, в Праге увидимся, если ты оттуда…
- И все-таки ты идешь на оперативную службу или обычным постовым? - любопытствую я.
- Какая разница? - ответил Водичка, шутливо опрокинув меня на койку. Еще неделю назад он бы себе не позволил этого.
Он протянул мне руку, и я пожал ее. Мы обменялись адресами, хотя оба знали, что никогда друг другу не напишем. Я пошарил рукой в тумбочке и достал оттуда свое изделие - карту. Он посмотрел на дату - она как-то не соответствовала дню его отъезда.
- Ты ничего не перепутал? Ведь я закончил службу сегодня…
- А кто сказал, что эта дата относится к тебе? Это ведь для того, чтоб ты не забыл о генеральной проверке Фулы. Помни и перекрести пальцы в кармане, болея за нас.
- Обязательно, Вилда! Скажи и ей это.
Мой сувенир с картой ЧССР действительно оказался удачным. Я заметил, что он доставил Водичке радость. Эго приятно. Водичка бережно завернул сувенир в носовой платок и уложил в вещевую сумку. В дверях он обернулся и поднятыми вверх двумя пальцами показал знак победы. Его пожелание как раз кстати.
Пепино мне на сегодняшний день спланировал вместо дежурства еще одну тренировку. Я признателен ему за это хотя бы потому, что могу еще раз повторить то, что мы с Фулой все время отрабатывали. Я затянул пояс и направился в сушилку. Там Берджих, сняв носки с трубы центрального отопления, пытался натянуть их. После третьей стирки шерсть настолько села, что надеть носки никак не удавалось. Берджих потянул зеленые края носков, раздался треск… Носки пришлось выбросить в урну.
- Ты это сделал умышленно, чтоб меня рассмешить, - сказал я.
- Значит, так обстоит дело, - философствовал он, - ткань садится, а служба тянется!
Намекал он, вероятно, на то, что недавно получил пять нарядов, которые, разумеется, ему придется отработать. Однажды он носился с автоматом по роте, не ведая, что тот заряжен и поставлен на боевой взвод. Несчастный случай предотвратил капитан Мраз, который сразу же обратил на это внимание.
Я натянул канадки, зашнуровал их. Глянул в окно - какая погода? Мог пойти дождь, и на всякий случай я взял плащ-палатку. Сложил ее в чехол и повесил сзади на пояс.
Перед казармой толпились ребята. Прощались с Иркой Водичкой. Цирилфалди должен был доставить его на вокзал в Рыбник. Мы махали вслед, пока газик не исчез за поворотом.
Я прошелся по двору, направился к загону. В кармане было лакомство для овчарки - "последний привет" от Водички. Итак, нас становится меньше. Мы - последний призыв проводников служебных собак, которые служат двадцать шесть месяцев. Следующий за нами призыв будет служить на шестьдесят дней меньше. Начинаем уже считать дни, хотя к Шумаве прикипели сердцем. Лечу к вольерам. Лезу за Фулой в ее конуру, держу ее за уши и шепчу:
- Все прекрасно, золотая девочка! Мы просто со всем справимся!
Она не знает, что сделать от радости: выбегает из будки и вновь вбегает, бьет хвостом о стенки, лижет мне лицо горячим языком и скулит.
- Завтра нас ждет работа, красавица моя, - переворачиваю ее на спину. Она блаженно вытянулась и прикрыла глаза, позволяя чесать себе брюхо. Я шлепнул ее. - Вставай, бесстыдница! Работать…
Я подмел вольер, налил собаке свежей воды. Через крышу конуры набросал нарезанного камыша - ночи становятся прохладнее. Затем взял Фулу за поводок и направился на учебное поле. Оно было свободно. Я был рад этому, так как если б кто-нибудь наблюдал за мной, это мешало бы работе. Перед барьером отстегнул крючок от ошейника. Поводок сложил втрое на ладони. Фула легко преодолела препятствие, как полагается, сделала круг и села у моей ноги. Она знала, что я сейчас надену на нее намордник, и минутку поломалась, затем позволила натянуть его.
- Умница! - похвалил я.
Полосу препятствий она прошла четко - перепрыгнула заборчики, яму с водой и тем же путем возвратилась обратно. И так несколько раз.
- Умница, Фула, умница. - Я похлопал ее по спине и поощрил карамелькой.
Полакомившись, она пошла на лестницу. Лезла по ступенькам, как акробат, затем пробежала по бревну и… спрыгнула!
- Фула! - пригрозил я ей поводком, который был у меня в руке.
Она должна была спуститься по ступенькам, а не спрыгивать.
- Повторить!
Овчарка послушалась. На всякий случай мы повторили этот элемент еще раз. Потом она ходила у ноги, делала повороты в движении и на месте. Больше всего меня беспокоило взятие собакой следа и задержание. Это самое важное упражнение. Каждому проводнику знакома ситуация, когда собака не может взять след с наветренной стороны. Чувствуешь себя беспомощным и начинаешь просить собаку, даже взывать к несуществующему господу богу. Экзаменаторы простят,_ если собака сядет лишь по повторному приказу, а каково, если она не возьмет след? Это позор! К действительности меня вернул рокот мотора, Цирил возвращался с вокзала и затормозил возле нас.
- Как дела, дружище? - крикнул он, высунувшись из машины.
- Скорее бы все кончилось…
- Завтра ты уже будешь посмеиваться над этим. - Он переживал за нас, как и все ребята нашей роты.
- Цирил! Заглуши-ка на минутку двигатель.
- В чем дело?
- Понимаешь, надо бы попробовать задержание… Учебный рукав здесь, со мной.
- Я по этому делу не мастер, - возразил водитель, - не сердись, Вилда, но я больше соображаю по части двигателей.
Он нагнулся над баранкой, словно Фула собиралась наброситься на него, включил скорость и поехал к казарме. Он испытывал перед собакой страх, как и большинство ребят, хотя и старался скрыть это. Я тоже поначалу боялся собаки. Совершенно непроизвольно коснулся пальцами голени - даже через сукно можно было нащупать тянущиеся от щиколотки до колена шрамы. Я давно уже за это простил Фулу. Такие отметины она оставила мне, когда я ее только принял.
Со стороны казармы доносятся шум и крики.
- Фула, к ноге! - скомандовал я.
На сегодня мы все равно тренировку закончили. Я пристегнул к ошейнику овчарки поводок, снял намордник, и мы побежали к зданию. Фула бежит, как и положено, рядом. Я увидел, что через ворота со стороны контрольно-следовой полосы идет, шатаясь, Кунц с Марией на руках!
- С каких это пор пограничники носят собак на руках, дружище?
- Это все результат твоих чрезмерных порций, - добавил Сладек, а мы все подумали, что собака отказалась идти.
Только теперь мы увидели, что с Кунца льет пот, а собака лежит у него на руках, неестественно скрючившись. Сладек сразу убежал куда-то. Мы бросились помогать Берту, уложили Марию на подстилку. Когда кинолог возвратился, мы уже знали все подробности. Несколько минут назад собаку укусила змея. Корчившаяся от боли сука теперь издыхала. Оплывшее жиром сердце не могло перенести действия яда, который для нормальной собаки в девяноста девяти случаях из ста не имел бы таких тяжелых последствий. Мы думали, чем бы помочь несчастной Марии. Дыхание у собаки перехватывает, ее тошнит. Кунц виновато смотрит на нее. Появляется Сладек с сумкой первой помощи.
- Подержите ее! - приказывает он.
Вскрыв ранку ножом, Сладек выдавливает темную кровь. Затем место укуса дезинфицирует марганцовкой. Операцию заканчивает уколом, который, по его словам, может поднять на ноги даже быка. Берт вытирает носовым платком морду собаки. Та наконец успокаивается, Цирил опять отправляется в дорогу…
Нам было о чем поговорить, пока он не возвратился из ветеринарной лечебницы в Каплице. С Марией все окончилось благополучно, зато проводник собаки получил хороший нагоняй. Кроме того, на него было наложено взыскание - четырнадцать суток ареста. Но поскольку здесь гауптвахты нет, командир по просьбе кинолога заменил наказание - Кунц должен был четырнадцать дней рубить сосновые дрова для котельной. Сосны на горе Пришбрани растут с перекрученными волокнами, словно булки. Кунц хорошо это прочувствует! На гражданке он был дамским парикмахером, так что топор держит, как щипцы для завивки волос. Если понадеяться на него, можно остаться без дров.
От волнения нервничали и проводники и их собаки. Животные раздраженно щелкали клыками. Трудно было поддерживать равнение выстроенных для осмотра. А накануне Альма проводника Матея так сцепилась с Домбравкой, что брызнула кровь. Томаштяк хлестал веревкой обеих сцепившихся в драке собак.
Фула перебирала ногами на месте. Я успокаивал ее и чуть не прослушал команду на старт. Доложил:
- Проводник служебной собаки Дворжак с овчаркой Фулой готов!
Пепино знаком дал мне понять, что болеет за меня. Командир и сопровождавшие его лица заняли места на наблюдательной вышке. У майора на груди мощный полевой бинокль. Условный нарушитель, которого не видел даже я, уже давно вышел. Я не спускал глаз с командира. Жестом он подал мне команду. Я погнал собаку:
- Фула, след! Искать!
Фула вскочила, как молодая. Удивительно, как она не запуталась в ремнях снаряжения. Такой темп мне не понравился. Я пытался ее придержать - где-то здесь должен быть след условного нарушителя. Несмотря на то что собака почти бороздила мордой землю, ничего не помогало. А ведь за полчаса запах нарушителя не мог исчезнуть. Погода к тому же была идеальной - ни сухо, ни сыро. Я повторил команду. Фула время от времени оглядывалась на меня. Было ясно - мы идем вслепую. Я вел ее до изгиба дороги и обратно. Черт возьми, должны же мы напасть на след. Я мобилизовал все свои знания и опыт, приобретенные за полтора года службы, стараясь помочь Фуле. Даю ей передохнуть, и мы снова выходим на эллипс. Я прошу ее:
- Ищи, Фула! Ищи, умоляю тебя…
Взгляд командира через бинокль жег спину. Все мои мысли обращены к Фуле. Поднятой вверх мордой она давала знать, что не может ориентироваться. Мы пробежали через весь луг, а след она так и не взяла. Беспомощно остановившись, Фула уселась на задние лапы, словно смирилась с неудачей…
Мы проиграли на всей контрольной комплексной полосе. Фула не выдержала и оставшуюся часть испытаний. При задержании "нарушителя" она вела себя как миролюбивый домашний пинчер. Только в выполнении команд и бросках на расстояния она набрала очки, однако этого в любом случае было недостаточно. Я не мог поверить тому, что случилось. У меня были перед проверкой некоторые опасения, но проиграть на всей полосе! Мне хотелось забиться куда-нибудь в угол.
В подавленном состоянии я возвращался с Фулой к казарме. Она по-дружески терлась о мои ноги, словом, вела себя так, как будто все понимала.
В загоне я вычесал колючки чертополоха с шерсти и расхныкался:
- Понимаешь ли вообще, что ты наделала?
Собака положила голову набок, словно стыдясь смотреть мне в глаза, и на каждое слово отвечала поскуливанием. Похоже было, мы полностью понимали друг друга. Прервал нас мой приятель Сладек: