* * *
К парикмахерской, где работала Нина, Антон пришел во второй половине дня. Побродив по улицам, убедился, что за ним никто не увязался, и пару раз прогулялся мимо парикмахерской, выжидая, пока ее покинет сидевший в кресле клиент.
Нину он узнал по описаниям Колесова и Осипа - высокая, чернявая, с тонкими чертами лица, она, наверное, нравилась многим мужчинам. Кресло, которое она обслуживала, стояло у окна, и, проходя мимо, Антон мог слышать, как Нина смеялась в ответ на незамысловатые комплименты клиента - пожилого усача с красным лицом. Завтра приходить сюда не имело смысла - через день парикмахерша работала на немецком аэродроме.
Дождавшись, пока усач расплатится и уйдет, Волков вошел в парикмахерскую. В тесной прихожей никого, в маленьком зале стояло два кресла - оба свободны. Нина заметала волосы с пола, второго мастера не было - сегодня его очередь брить немецких асов.
Усевшись в кресло, Антон посмотрел на себя в большое чуть зеленоватое зеркало. Ничего, правда, плохо выбрит, может, как раз и побриться?
- Что пан желает? - встряхивая салфетку, спросила девушка.
- Побриться.
Она укутала его простыней, подложила под подбородок свежую салфетку и начала взбивать пену в маленьком тазике.
- Вам привет от отца, - глядя на Нину через зеркало, тихо сказал Волков.
Она слегка вздрогнула, но тут же овладела собой и, чуть улыбнувшись, ответила на пароль:
- Он еще меня помнит? Лучше бы прислал денег.
- Сам нуждается, надеется на вашу помощь.
Легкими движениям она начала намыливать Антону щеки, внимательно его разглядывая.
- Вас надо постричь, - негромко сказала Нина. - Стрижка немецкая, а местные таких не носят.
- Я мог постричься у немецкого парикмахера? - уточнил Волков.
- Нет, - горько усмехнулась она, - там только для немцев. Я поправлю?
- Если можно, - попросил Антон. - Где бы мы могли спокойно поговорить?
- Здесь никого, говорите, - она ловко водила по его щекам бритвой, потом начала щелкать ножницами, поправляя стрижку на затылке.
- Лучше все же не здесь, - настаивал Волков: ему не хотелось долго задерживаться в парикмахерской.
В любой момент здесь может появиться новый клиент и тогда разговор придется прервать. К тому же нет гарантии, что никто не войдет в зал ожидания и не притаится там, подслушивая их - двери открыты, окна тоже, на улице ходят люди, и неизвестно, что они из себя представляют. И потом, стоит поглядеть: не тянется ли за Ниной хвост? Да и себя проверить.
- Хорошо, - согласилась она. - Знаете, где я живу?
- Да, но дома тоже не очень удобно. Лучше я вас встречу по дороге. Договорились? Кстати, что есть примечательного у вашего родителя?
Это был контрольный вопрос, и он задал его, чтобы она немного успокоилась и больше доверяла неожиданно появившемуся незнакомцу с немецкой стрижкой. Надо же было там, в Москве, не предусмотреть этого!
- Бородавка под глазом, - Нина испытующе поглядела на него.
- Вот тут, - правильно поняв ее взгляд, показал он и заметил, как она украдкой облегченно вздохнула. - Возьмите.
Положив на подзеркальник деньги, он вышел. Так, в его распоряжении почти час. Немеж не Минск, не Варшава, не Париж - здесь нет толпы прохожих на улицах, нет метро, нет… Впрочем, зачем думать о том, чего здесь нет? Лучше решить, где ждать Нину - у костела, у парка рядом с дорогой к замку, на торговой площади с ее старыми рядами? Площадь хороша тем, что там всегда довольно многолюдно, как на любом торжище, даже ближе к вечеру, но среди прохожих может затеряться соглядатай. С этой точки зрения ждать у костела или у парка предпочтительнее.
Хотя парк тоже отпадает - не стоит маячить около дороги, ведущей в резиденцию Бютцева и Бергера.
Итак, остается костел. Можно зайти в него и, найдя местечко на задних скамьях, переговорить - к вечеру идет служба, прихожане тянутся к храму и появление Волкова не вызовет излишних подозрений. Тем более, возвращаясь домой, Нина никак не минует костел Святой Терезы. Костелов в городе несколько, но этот немного в стороне от центра: осваиваясь в городе, Антон успел побывать в нем, а уже знакомое место придает некоторую уверенность.
Прогулявшись до костела Святой Терезы - темного, с двумя островерхими башенками, украшенными замысловатыми шпилями, - Волков вернулся к парикмахерской и, заняв позицию в чахлом садике, начал ждать.
Вскоре вышла Нина, опустила на окна жалюзи, потом тщательно заперла дверь и не спеша пошла по улице. Провожая ее глазами, Антон внимательно рассматривал других прохожих: старуха с кошелкой, подросток, еще старуха, - вряд ли это сотрудники немецких спецслужб. А вот молодая женщина вызывает подозрение. Но нет, она не пошла за парикмахершей, а свернула на другую улицу, ведущую к рынку.
Оставив садик, он через проходные дворы и затхлые узкие переулки быстро выбрался к облюбованному месту у костела. Вовремя - вдалеке показалась знакомая фигурка. Вроде бы за ней все так же никого, да и он, похоже, свободен от назойливого чужого любопытства. Дождавшись, пока девушка увидит его, Волков вошел в храм. Внутри было сумрачно и прохладно, редкие в такое время прихожане сидели на первых скамьях, и никто из них даже не повернул головы, услышав стук двери. Служба еще не началась. Оглядевшись, Антон направился к задним скамьям.
Через несколько минут появилась Нина. Словно в нерешительности, она остановилась в проходе между длинными рядами темных скамей, как бы раздумывая, где ей устроиться для беседы со Всевышним.
- Сядьте впереди меня, - шепотом приказал ей Волков.
Подождав, пока она устроится, он спросил:
- Есть подходы к немцам?
- Только механик, словак, Ярослав Томашевич, - не оборачиваясь, ответила Нина. - Надежен, дружит с немецкими пилотами, пользуется доверием начальства.
- Ухаживает? - прямо спросил Волков.
- Да, - прошелестела она.
- Откуда он родом?
- Из Прешова, в Восточной Словакии. Дает интересные сведения. Возможно, догадывается, куда и для кого, но никогда ничего не спрашивает. Немцев не любит. Очень, - помолчав, добавила Нина.
Антон, размышляя, откинулся за спину скамьи - словак с аэродрома, конечно, кое-что, но не то, что надо сейчас. Впрочем, попробуем потянуть и за эту нитку, поскольку иных пока все равно в руках нет, а время неумолимо идет.
- Часто видитесь с ним? - немного наклонившись вперед, шепнул он.
- Через день. Когда он бывает в городе, заходит. Думаю, он согласится вам помочь.
- В чем? - насторожился Волков. Он ничего не говорил о своих делах, почему Нина высказывает такую уверенность?
- Ну, я не знаю…
- Ладно, - буркнул Антон, - подумаем. Меня не ищите, найду сам. Пока работайте с техником, проверяйте, готовьте к неожиданной встрече: я скажу, когда и где мы увидимся. Кроме летчиков, других немцев обслуживаете?
- Нет, но бывают в парикмахерской солдаты и местные, связанные с немцами. Те требуют стричь бесплатно.
- Кто именно? - заинтересовался Волков. - Откуда? Из гражданской администрации?
- Больше гражданские, но изредка бывают и те, кто работает с военными. Местных по немецким меркам не обслуживают. Кто конкретно вас интересует?
- Имеющие доступ к замку, - майор склонился почти к ее уху, прикрытому локонами темных подвитых волос. - Там госпиталь люфтваффе, ваш Ярослав мог бы указать пути подходы туда? Спросите, но осторожно.
- Я поговорю, - пообещала Нина.
- Останьтесь еще минут на десять, - вставая, приказал Антон. - До встречи…
Придержав тяжелую дверь костела, чтобы она не хлопнула, он выскользнул на улицу. Пока дверь не закрылась совсем, успел поглядеть на сидевшую на скамье девушку - она не повернула головы, и это ему понравилось.
Конечно, приходится играть с ней в кошки-мышки, таиться, недоговаривать, напускать тумана, но не может он никому, кроме Семенова, который все знает, сказать о своем деле. Хорошо, хоть с Павлом Романовичем можно открыто поговорить, посоветоваться, обсудить положение. И на том спасибо Ермакову. Правда, "спасибо" придется говорить не раз, потому как дал он ему надежного товарища, проверенного совместной работой, неглупого и порядочного, а это, пожалуй, главное.
Засунув руки в карманы потертого темного пыльника, Волков нащупал рукоять парабеллума, спрятанного под пиджаком, и усмехнулся - каждому свое нравится. Он привык к люгеру, а Романыч предпочитает "ТТ": армейский пистолет ему роднее и ближе, да и владеет им Семенов отменно.
В конце улицы показался темный автомобиль. Собиравшийся прикурить Антон насторожился - немцы?! Машина прет по улочке, чуть не задевая крыльями за врытые в незапамятные времена по краям тротуаров каменные тумбы, спасавшие пешеходов от наездов извозчиков-лихачей. Зачем занесло в узкий проулок немецкую машину, кто в ней?
Решив не рисковать, Волков быстро свернул в первую попавшуюся подворотню - на счастье, двор оказался проходным, и он, изо всех сил сдерживая желание припуститься бегом, направился к выходу на параллельную улицу. Кажется пронесло, тротуар пуст, только вдали несколько прохожих. Надо здесь быть вдвойне осторожным - городок слишком мал, чтобы полностью исключить возможность крайне нежелательных встреч…
Вернувшись на явку, Антон разделся и поднялся на чердак. Там, устроившись с биноклем у слухового оконца, вел наблюдение за замком Семенов. Передав бинокль Волкову, он улыбнулся:
- Полюбуйся на крепость крестоносцев.
Оптика приблизила серо-зеленую гладь озера, густые кусты на берегу, длинную дамбу, по которой шла асфальтированная дорога к воротам замка, обрывавшаяся у опущенного подъемного моста. Мрачные стены, сложенные из дикого камня, за ними веселой расцветки здания жилых построек с высокой башенкой для наблюдателя. Около озера плескались полураздетые солдаты - видимо, закончившие работу саперы. Купаться они не решались, но грелись в лучах уже почти по-летнему жаркого солнца и брызгали друг на друга холодной водой. Появился офицер, солдаты начали одеваться и строиться.
- Не подберешься, - сопел сзади Павел Романович. - Все подходы просматриваются, на башенке пулеметчик, мост вечером поднимают. Любят замки, подлецы.
- Удобно, - не отрываясь от бинокля, отозвался Антон. - Уединенно, наладил охрану и сиди. Выезжали?
- Два раза, на легковых автомашинах. Кто именно, я не установил. Еще грузовики ходят. Дамбу патрулируют, на берегу озера есть замаскированные посты охраны. Легковушки выходят в сопровождении бронемашины или мотоциклистов. Осип сегодня сказал, что, по данным партизанского подполья, фон Бютцов практически перестал выезжать из замка в районы. Бергер тоже любит сидеть за стенами. Если и выбираются из замка, то под усиленной охраной и не дальше города.
- Я сегодня видел машину на улице, - опустив бинокль, сказал Волков. - Возможно, она из замка. Большая, черная, закрытая, типа "опель-капитана".
- Такая у начальника СС и полиции Лидена, - Семенов откинулся на сено, потер уставшие глаза. - Я вот чего думаю, дорогой мой друг. Мыслишка твоя о похищении нереальна. Уничтожить можно попробовать, а выкрасть никак не дадут. Да и не уйдем потом отсюда с похищенным эсэсовцем, а тогда грош цена риску. Дело-то не сделаем.
- Остаемся пока здесь, - снова поднимая бинокль, протянул Антон. - Поглядим, помозгуем. Нам бы, как той пуле, только дырочку найти.
В окулярах снова медленно поплыли очертания замка - боясь признаться в этом самому себе, Волков искал в нем черты, схожие с замком Пилецкого, где в сороковом году располагалась абверкоманда Генриха Ругге. Вдруг здесь тоже есть потайные ходы и лестницы, поворачивающиеся стены и скрытые двери?
Нет, не похоже мрачноватое гнездо князей Радзивиллов на таинственную обитель Пилецких. Тут озеро обступает замок почти со всех сторон, торчат около дамбы шпили старинного костела - его он сегодня тоже видел, красивое строение, говорят, итальянец проектировал и возводил, - серые стены замковой ограды, нет большого донжона, не видно полосатого шлагбаума и будки часового у ворот.
Интересно, как там внутри, за стенами, во дворце бывшего магната? Какие комнаты отвел гостю успевший обжиться здесь Конрад фон Бютцов, какие занимает сам, где расположены помещения охраны, проведена ли сигнализация, каковы маршруты патрулей на территории замка, пускают ли посетителей в госпиталь люфтваффе? Ведь приезжают же навестить своих приятелей другие летчики, или здесь лежат только те, у кого нет приятелей ни в одной из расположенных поблизости частей?
Госпиталь! Вот та дырочка, в которую надо попробовать пролезть! Или не стоит затеваться, дразнить судьбу, дергать ее, как тигра, за усы? И все же стоит подумать… Госпиталь - это же целое большое хозяйство: врачи, средний медперсонал, истопники, кухня, снабжение, неужели там все только немцы? Где их сейчас столько набрать, да еще в глубоком тылу, далеко от фронта?
Сомнения не оставляли, но мысль о госпитале уже потянула за собой, требуя детальной разработки. Как же он упустил из виду - есть еще словак Ярослав! Тут может получиться вообще удачно, поскольку он с аэродрома и к нему есть подход. Если верить Нине, то механик-словак готов помочь. Вот и поглядим, какую помощь он способен оказать.
- Время идет, - тяжело вздохнул Павел Романович.
- Пошли вниз, темнеет, - вернул ему бинокль Волков.
Спускаясь с чердака, он вновь подумал о словаке-механике и госпитале - неужели эта, пока еще тоненькая, похожая на паутинку ниточка не приведет их в замок?
* * *
Приемник тихо мурлыкал затасканный шлягер "Бель ами", в приоткрытое окно влетал свежий ветерок, сдувая в сторону дымок лежавшей в пепельнице сигареты и заворачивая край листа, испещренного ровными строчками острых готических букв - старый фон Бютцов любил готический шрифт и в письмах к сыну пользовался только им, как бы давая понять, что не жалеет времени на своего отпрыска, выводя замысловатые буковки и напоминая тем самым о древности их рода и обязанностях сына по отношению к нему.
Впрочем, об обязанностях отец пишет по-солдатски прямо, со свойственной ему бесцеремонностью сообщая о найденной для сына очередной невесте - у нее имеется столько-то моргенов леса и пахоты, дома в Берлине и Мюнхене, приличные строения в поместье, и далее - подробное перечисление поголовья скота и наемных работников.
Но ни одного слова о самой невесте - хороша ли она собой, какое получила образование - так, вскользь упоминает, что богатая невеста вдова и бездетна. Конечно, сейчас в Германии все больше и больше вдов, и не только вдов, но и юных девушек, которые уже никогда не дождутся своих женихов с фронтов.
С досадой отбросив письмо, Конрад встал и притворил окно. Отец, как всегда, верен себе - нет ни одного письма, в котором он упустил бы случай напомнить об обещании сына жениться. Как же, старому Бютцову не терпится увидеть следующее поколение, успокоиться тем, что род не угаснет, продолжится, даст молодые, свежие побеги. У старшего брата есть дети, но они далеко, за океаном, и кто знает, когда доведется обнять их? Разделяют не только пространства, но и границы, война и проклятая политика.
Хорошо отцу - сиди в поместье, следи за удоями и ростом цен на продукты, подсчитывай по вечерам барыши, радостно потирая сухие ладошки при виде округляющейся цифры доходов, и подыскивай сыну богатых невест, забывая высылать их фотографии. Если бы родитель присылал в каждом письме фото, можно было бы уже составить недурную картотеку красоток и просматривать ее свободными вечерами перед отходом ко сну, сверяясь с записями - у этой блондинки сотня коров, а у этой брюнетки есть шахта и счет в швейцарском банке.
Упершись лбом в холодное стекло, Конрад бездумно смотрел на деревья парка, освещенные закатным солнцем. Нет, жениться, конечно, придется, никуда не денешься, но хочется, чтобы жена тебе нравилась, а денег и своих хватит, не зря же он вместе с отцом усиленно занимался хозяйством, а потом исколесил чуть не всю Европу, отовсюду отправляя в родовое гнездо произведения искусства!
Еще в детстве его приучили к посещениям старой Мюнхенской пинакотеки - картинной галереи, основанной герцогом Баварии Вильгельмом IV, заказавшим крупнейшим немецким художникам XVI века картины на исторические сюжеты. "Битва Александра Македонского", написанная Альбрехтом Альторфером в 1529 году, стала первой картиной в этой серии, и поныне украшающей стены музея. Позже архитектор Лео фон Кленце в 1826–1836 годах построил для пинакотеки новое здание. Приобрели богатейшую коллекцию полотен Питера Пауля Рубенса, творения ван Дейка, Халса, Рембрандта, итальянских художников. Не забывали и своих живописцев - Альбрехта Дюрера, Кранаха, Грюневальда.
Проводя маленького Конрада по тихим и светлым залам, отец со знанием дела рассказывал ему о мастерах живописи и потом с гордостью показывал дома собранные им картины, заразив этой страстью сына. Что же, здесь тоже удалось найти кое-что приличное и, утаив от всевидящего ока эйнзацштаба Розенберга, занимающегося сбором художественных ценностей, с оказией переправить домой. Отец остался очень доволен и намеками сообщал в письмах о баснословной цене добытого сыном.
Невесты, невесты… Создастся добропорядочная немецкая семья, увеличится капитал, а но ночам все так же будет сниться пропавшая красивая племянница польского ксендза пана Иеронима, тревожа воображение несбыточными мечтами. Куда она тогда подевалась?
Бергер утверждал, что Ксения оказалась связана с русской разведкой. Наверное, он и отдал тайный приказ о ее немедленной ликвидации. Люди старого лиса прекрасно умеют обделывать подобные скользкие дела - потом и черти концов не сыщут. Может, прямо спросить у него о судьбе Ксении, но дождешься ли ответа? Только поглядит на тебя холодными глазами и больше подожмет тонкие губы, выказывая молчаливое недовольство учеником и родственником.
Надеяться, что Ксения осталась жива, теперь уже просто глупо, а живые должны думать о живых. Однако как трудно заставить себя отрешиться от воспоминаний, все забыть - ее улыбку, глаза, тонкие чуткие пальцы, случившуюся из-за нее драку в кабаре "Турмклаузе", где его здорово выручил Тараканов, оказавшийся агентом русских. Иногда кажется, что с того времени минуло не почти три года, а целая вечность, и словно закрылась наглухо тяжелая дверь, навсегда отделив его от Польши сорокового.
Вполне возможно, в нем все еще во многом говорит уязвленная мужская гордость, ревность, что девушка предпочла ему Владимира Тараканова. Оберфюрер в порыве откровенности однажды признался, что Ксения оказалась связной русского разведчика, но они скрывали это под видом любовной интриги. Кто знает, правда или нет, теперь не проверить. Бергер способен на любую правдоводобную ложь, чтобы скрыть истину.
Французы правы, говоря: когда не имеешь того, что любишь, любишь то, что имеешь. Вот и он, не зная раньше Ксении, любил многих - дочерей помещиков и чужих жен, певичек и дам полусвета, светских кокоток и актрис кино. Особенно хороша, как помнится, была танцовщица из людного гамбургского кабаре - Ингрид. Как у нее выходила нога из платья - обутая в изящную туфельку на каблучке, стройная, туго обтянутая тонким шелковым чулком…