Катер полным ходом шел к балке, где должен был гореть сигнальный костер - место причала. Вот он, костер! Рулевой отчетливо видел его. Но чей он? Как определить: наш или чужой? Отовсюду гитлеровцы били по катеру трассирующими пулями. Огненные линии, прошивая тьму, высекали искры из брони. Только от костра не тянулись светящиеся трассы. Значит, наш! Сигнал - и катера, развернувшись, подошли к берегу. Высаженные с катеров десантники подавили часть огневых точек противника, огонь с берега заметно ослаб. Началась разгрузка, прием раненых.
По боевому расписанию старшина Ус в роли боцмана руководил разгрузкой, принимал раненых, размещал их по кубрикам. И вдруг - резкий удар в лицо. Виктор схватился за щеку - на пальцах кровь. Теплая, солоноватая, она стекала на шершавые опаленные губы. Пришлось спуститься в кубрик, сделать перевязку - и снова на палубу. Кубрики были забиты ранеными. Катер уже принял на борт больше нормы, а раненых все подносили.
Закончив прием раненых, бронекатера повернули обратно. На выходе из воложки в главное русло реки фашисты встретили их сильным артиллерийским и пулеметным огнем. Орудия били прямой наводкой, строчили крупнокалиберные пулеметы… Но и бронекатера открыли огонь по гитлеровцам из пулеметов и пушек. Гудела броня от града осколков и пуль, трещал взламываемый снарядами лед. Поднятые взрывами столбы воды и ледяного крошева с шумом падали на палубу. Казалось, катер попал в кипящий котел. Тупой, раздирающий броню удар тряхнул корабль, на рулевого брызнуло выбитое стекло иллюминатора. Сзади в металлический ящик с инструментами угодил снаряд. Клубы едкого дыма заполнили рубку. Ус почувствовал жгучую боль в ноге, в глазах потемнело. "Только бы не потерять сознание, - сжимая штурвал и наваливаясь на него грудью, думал Виктор. - Только бы не посадить катер на мель и не врезаться в берег, занятый врагом". Дверь в рубку распахнулась.
- Ус, что с вами, живы? - послышался встревоженный голос командира катера.
- Все в порядке, товарищ лейтенант. Держу точно по курсу.
Командир внимательно посмотрел на рулевого. Тот придавил штурвал грудью, заметно припадая на одну ногу. Из разорванного осколками голенища стекала кровь.
- Дайте штурвал! - Лейтенант Цейтлин осторожно отстранил моряка. - Немедленно в кубрик на перевязку!
Прикусив от боли губы, старшина выбрался из боевой рубки. Товарищи, Смирнов и Поняев, подхватили его под руки. В кубрике Виктору наложили жгут, перевязали рану. Боль немного утихла. По шуму боя, доносившемуся сверху, Виктор знал, что катер все еще находится в зоне вражеского обстрела. И точно. Второй сильный удар с грохотом потряс корабль. Виктор вскочил с койки, но острая боль в ноге снова свалила его.
В открытом люке показался пулеметчик Поняев:
- Прямое попадание в рубку, лейтенант ранен или убит! Катер потерял управление, сейчас сядем на мель!
Ус попытался встать.
- Дай руку, браток, помоги взойти наверх, - попросил Поняева.
Опираясь на плечо товарища, Виктор Ус добрался до боевой рубки. Командир, сраженный осколком, лежал без движения.
Краснофлотцы бережно подняли его и унесли в кубрик. Старшина Ус, поддерживаемый товарищами, встал за штурвал. Нога ныла, при малейшем напряжении или толчке боль пронизывала тело. Виктор, наваливаясь на штурвал, старался больше опираться на руки. С каждой минутой катер все больше отдалялся от берега, уходил из-под неприятельского огня. Рвавшиеся снаряды уже не представляли опасности для корабля. Команда заделывала пробоины в корпусе, откачивала воду. Когда рулевой стал уже различать смутные очертания левого берега, в рубку вбежал радист Решетняк, протянул шифровку. Приказ штаба флотилии гласил: "Вернуться к правому берегу, разыскать потерпевший аварию катер-речник и оказать ему помощь". Решетняк смотрел на Уса, ждал ответа.
"Что ответить штабу? Сообщить, что убиты командир и несколько человек из команды, что дважды ранен сам и с трудом держу штурвал, что катер перегружен: вместо ста человек на борту - сто пятьдесят? Если обо всем этом сообщить, штаб отменит свой приказ, и можно со спокойной совестью идти на базу. Но что будет с потерпевшим аварию катером? С ранеными? С наступлением рассвета фашисты обнаружат катер и расстреляют прямой наводкой. Нет! Нельзя оставлять речников в беде".
- Передай в штаб: приказ будет выполнен!
Катер развернулся и взял курс к правому берегу - снова в огненное пекло, из которого он только что вырвался.
Под огнем фашистских пулеметов и пушек старшина разыскал в протоке потерпевший аварию речник. Снаряд угодил в машинное отделение, вывел из строя двигатель. Катер приткнулся к острову и ждал помощи. Старшина взял его на буксир и сквозь огонь и льды привел на свою базу.
Утром в дивизион приехал командир бригады бронекатеров контр-адмирал Воробьев.
- Покажите мне вашего храбреца. Хочу посмотреть на него своими глазами. - И спустился в кубрик.
Ус приподнялся на койке.
- Лежите, лежите, - остановил его комбриг. Виктор откинулся на подушку, контр-адмирал присел рядом, пожал ему руку.
- Молодец! Поступил как настоящий моряк-пограничник! Только так сражаясь с врагом, мы можем победить его. - Контр-адмирал перевел взгляд на располосованную штанину ватных брюк и забинтованную ногу старшины. - Что, вот так, сквозь ватные брюки? - И, шутливо подмигнув, добавил: - В следующий раз надевай двое брюк. А теперь, - он обратился к стоявшим краснофлотцам, - помогите ему добраться до моей машины - и в госпиталь!
Там, в госпитале, Виктор Ус узнал, что за этот ночной рейс к осажденной дивизии и спасение катера он награжден орденом Красного Знамени.
"Снаряды еще послужат"
Отгремели бои под Сталинградом, враг отходил на запад. Корабли Волжской военной флотилии, переброшенные в Азовское море, готовились к высадке десанта на Керченский полуостров.
В ночь на 3 ноября 1943 года после мощной артиллерийской подготовки через Керченский пролив на штурм крымского берега шли бронекатера, канонерские лодки, морские охотники, самоходные баржи, речные пароходы, баркасы с десантами на борту. Все, что только могло двигаться по воде, устремилось вперед.
И опять, как в ту памятную ночь под Сталинградом, бронекатер Виктора Уса шел первым, прокладывая путь к цели, сквозь огонь и минные заграждения.
Почти у берега фашисты ослепили бронекатера лучами прожекторов, но пулеметчики быстро "погасили" их. Огненные хвостатые снаряды "катюш" накрыли вражеский берег.
Виктор Ус не отрывал глаз от берега. С полуслова понимая командира, он виртуозно управлял катером, каким-то особым чутьем угадывал траектории снарядов, успевая переложить руль вправо или влево, чтобы уклониться от прямого попадания. Катер уверенно шел вперед. Крутой каменистый крымский берег весь в дыму и огне. Уцелевшие огневые точки фашистов огрызаются, бьют трассирующими пулями. Длинные очереди наших крупнокалиберных пулеметов заставляют их одну за другой замолчать.
Старшина подвел катер к месту высадки, корабль носом ткнулся в дно. "Отлично, - подумал Ус, - хорошее место: глубина не более метра, к тому же берег прикрывает… Надо высаживаться". Но никто из десантников не осмеливался первым прыгнуть за борт, не зная глубины воды. Каждая минута промедления грозила потерями. Виктор, не раздумывая, бросился в воду.
- Смелее, ребята, прыгай! Тут мелко! Давайте мне пулемет! - кричал он, стоя по пояс в воде.
Увлеченные примером моряка, десантники штурмом взяли первые линии вражеских укреплений и захватили плацдарм на берегу.
Для закрепления успеха нужно было перебросить на крымский берег крупные силы. Трое суток моряки работали без смены, без сна и отдыха. На рассвете 9 ноября бронекатер после доставки десантникам боеприпасов возвращался на базу. В предрассветной дымке Ус заметил на горизонте силуэт неизвестного судна. "Что за "калоша" там болтается? - подумал рулевой. - Не немецкий ли катер минирует пролив?"
Командир корабля поднял экипаж по тревоге, скомандовал: "Полный вперед!" Обнаруженной целью оказалась наша небольшая тонущая баржа. Люди метались по палубе, прыгали в воду.
Первым делом подобрали тонущих. Попытка взять баржу на буксир оказалась безуспешной - сильно поврежденное судно неотвратимо погружалось в воду.
- А что в трюме? - спросил кто-то.
- Ящики со снарядами, - ответили в один голос бойцы, снятые с тонущей баржи.
- Жаль, что погибает такой ценный груз. - Командир катера вопросительно посмотрел на стоящих рядом матросов. Те - на медленно погружавшуюся в море баржу.
Трюм уже был затоплен, волны перекатывались через палубу. Спасти? Но как? Кто осмелится? И вдруг с борта катера на палубу тонущей баржи прыгнул Ус и нырнул в трюм. За ним на баржу соскочили еще несколько человек.
Виктор вынырнул из трюма, держа над головой ящик с боеприпасами.
- Эй, ребята, принимай! - крикнул старшина. Товарищи подхватили груз. Виктор сплюнул морскую воду, набрал полную грудь воздуха и снова скрылся в трюме. Несколько секунд - и он появился со вторым ящиком.
Крутая волна, перекатываясь по палубе, накрывала смельчака. А он продолжал нырять, подавая товарищам новые и новые ящики с боеприпасами. Опускаться в трюм становилось все тяжелее, мокрая одежда тянула ко дну, закоченевшие руки с трудом удерживали тяжелые ящики.
Но Ус знал, как дорог сейчас на Керченском полуострове каждый снаряд, и продолжал нырять… Сорок раз опускался Виктор в темную пучину трюма, сорок ящиков со снарядами поднял.
Взобраться на борт катера он был уже не в силах. Задеревеневшими руками уцепился за леера. Товарищи подхватили его и втащили на палубу. Переодевшись в сухую одежду, Ус встал к штурвалу, развернул корабль и повел к крымскому берегу.
Отвага и мужество моряка в боях на Волге и при форсировании Керченского пролива были отмечены Золотой Звездой Героя Советского Союза.
Еще не одну сотню километров прошел Виктор Георгиевич Ус военными дорогами, сражался с фашистами на Черном море, на Дунае. Закончил бои под Братиславой и с победой вернулся домой.
СТАРШИЙ СЕРЖАНТ ЖЕНЯ
Просматривая подшивки фронтовых газет, всегда ждешь какого-либо открытия: яркого боевого подвига или человека с необычной судьбой.
С пожелтевшей страницы газеты "На страже Родины" смотрит улыбающаяся девушка. Открытое, живое, веселое лицо, густые волнистые волосы. На гимнастерке гвардейский значок, две боевые медали. Под фотографией подпись: "Гвардии старший сержант Женя Кушнаревская. Парторг пограничной заставы, активная участница боев с фашистскими захватчиками. Ей 19 лет, она с первых дней войны на фронте…"
Девятнадцать лет - и четыре года под огнем, член партии, парторг заставы! Пятнадцатилетней девчушкой ушла на фронт! Где она теперь? Жива ли? Как сложилась ее судьба?
Долгие поиски в архивах, расспросы ветеранов-пограничников навели на след. Он петлял по заставам и отрядам западной, дальневосточной границы и наконец привел в Киев.
Женя Кушнаревская - теперь Евгения Дмитриевна Морозова, жена офицера-пограничника, мать двоих сыновей - была в пору нашей встречи инструктором окружного Дома офицеров по работе с семьями.
Кабинет Евгении Дмитриевны увешан броскими объявлениями о предстоящих лекциях, киноутренниках, концертах, встречах. Тут и вечер "Для вас, женщины", и цикл бесед "Для молодой офицерской семьи", и другие увлекательные мероприятия,
Евгения Дмитриевна рассказывает о проведенном вечере "Сражались мы не ради славы, а ради жизни на земле", о своих новых планах и задумках. Чувствуется, что военно-патриотическая тема - самая близкая и любимая для нее.
Увидев в моих руках фотографию из фронтовой газеты, она вскинула темные густые брови и улыбнулась так же весело, молодо, как когда-то фотографу из фронтовой газеты.
- Где вы ее разыскали? Это было в начале сорок пятого. Наш сто тридцать пятый пограничный полк находился тогда в Чехословакии. Мы ликвидировали бродившие в тылу наших войск недобитые группы фашистских вояк, вылавливали шпионов и диверсантов.
И разговор незаметно перекинулся к самым памятным событиям в ее жизни.
…Июль 1941 года. Фронт отодвигался на восток. Фашисты уже вторглись на территорию Винницкой области. Маленький, тихий город Турбов был охвачен тревогой. В военкомате сутолока, шум. Людей - не пробиться.
Женя и ее подруги долго стояли в дверях, потом, осмотревшись, стали протискиваться к перегородке. Военком повернулся в их сторону, нахмурился.
- А вам, девочки, что тут надо?
Женя приподнялась на цыпочках, через барьер протянула заявление. Военком пробежал глазами исписанный аккуратным ученическим почерком листок и перевел взгляд на замершую в ожидании Женю.
- Никакого фронта. Ступайте домой. Воевать у нас есть кому и без вас, - сказал и вернул заявление.
Всю ночь Женя не сомкнула глаз.
На следующий день она написала новое заявление, достала все свои значки: БГТО, БГСО, "Юный ворошиловский стрелок", аккуратно приладила их к курточке и направилась в военкомат: "Пусть видят, неспроста прошусь на фронт".
Домой Женя вернулась расстроенной до слез, незаметно прошмыгнула в свою комнату и уткнулась мокрым лицом в подушку. Пришел отец и еще с порога спросил, дома ли Женя. Подозвал ее, посадил рядом:
- Не ходи ты, дочка, больше туда, не отрывай занятых людей от дела…
Женя закусила губу, опустила голову. Отец ласково обнял ее худенькие плечи.
- Мала ты еще на фронт.
- "Мала"! - еле сдерживая слезы обиды, воскликнула дочь. - Мне уже шестнадцатый год! Умею стрелять из винтовки и нагана, могу перевязывать раненых…
- Вот и хорошо, будешь помогать нам в истребительном батальоне, дежурить у телефонов.
Отец и мать Жени в первые же дни войны стали бойцами истребительного батальона и теперь почти каждый день выезжали по тревоге на ликвидацию выброшенных в тыл немецких парашютистов.
- Немец-то прет и прет… - озабоченно продолжал отец. - Видно, скоро и нам придется уходить на восток.
Женя тревожным взглядом впилась в посуровевшее лицо отца: она знала, что наша армия терпит неудачи, отступает, но это же временно. А тут вдруг страшные, холодящие душу слова отца - "уходить на восток".
…Истребительный батальон покидал город с последними подразделениями Советской Армии.
Тревожные сумерки окутывали землю. Женя смотрела на полыхавшее над родным городом зловещее зарево и чувствовала, как по щекам катятся слезы.
Под Запорожьем, в Ново-Московске, истребительный батальон влился в 275-ю стрелковую дивизию. Мужчин распределили по полкам, а женщинам предложили отправиться в тыл, к родным и знакомым. Женя решительно заявила родителям, что никуда не поедет, останется с отцом в дивизии. Напрасно уговаривал отец, плакала мать, дочь была непреклонной. Отец сдался и упросил командование оставить ее в медсанбате.
- Ехать бы тебе в тыл, школу кончать, - с укором и сочувствием сказал начальник медсанбата военврач 2 ранга Коровин, придирчиво осмотревший Женю от коротких, торчавших в сторону косичек до стоптанных туфель. - Но так уж и быть, останешься в медсанбате. Пойдешь к Софье Львовне помощницей. Будешь прилежно учиться - сделает из тебя хорошего санинструктора.
Высокая, сухощавая, строгая с виду Софья Львовна Розенберг встретила Женю приветливо, и девушка сразу потянулась к ней сердцем.
Старшая медсестра учила Женю, показывала, как накладывать жгут, перевязывать раны. Когда Женя занималась в санкружке, все у нее получалось быстро, ловко. Там все казалось просто: условные раны, условные перевязки. А тут и кровь, и раны настоящие. От прикосновения к ним у Жени дрожали руки, сковывала робость. Особенно трудно было в ночные дежурства. От стонов, криков, окровавленных бинтов и ран Жене иногда становилось дурно, кружилась голова, тошнота подкатывала к горлу.
- Женя, тебе плохо, ты вся побледнела, - часто после боя говорила Софья Львовна. - Пойди, детка, отдохни.
- Нет, ничего, пройдет, - подавляя чувство тошноты, отвечала она, брала из рук своей наставницы бинты и продолжала работать.
В августе под Запорожьем завязались тяжелые бои. Отец Жени командовал отделением разведчиков. Несколько раз он появлялся в медсанбате, навещал дочку.
- Как себя чувствуешь, главный санитар? - Дмитрий Константинович доставал из кармана кусочек сахара, аккуратно завернутый в бумажку. - Держи. Это тебе.
- Зачем, папочка, - хмурилась Женя, - я ведь получаю такой же паек…
- Бери, бери! Знаю, какая ты у меня сладкоежка.
В последний раз он забежал в медсанбат на несколько минут, спросил дочь, как она живет, и тут же заспешил в обратный путь.
- Прощай, доченька, тороплюсь. Сегодня ночью уходим на серьезное задание.
Он обнял ее и поцеловал в лоб. Жесткая щетина небритого подбородка царапнула щеку. Женя посмотрела на отца. Прежде он работал директором Дворца культуры. Всегда чисто выбритый, в белой накрахмаленной рубашке с галстуком, Дмитрий Константинович выглядел аккуратным, молодцеватым. Теперь же, в загрубевшей, пропитанной соленым потом гимнастерке, крепко перехваченной ремнем, он показался Жене сильно постаревшим.
А через несколько дней в медсанбат прискакал на коне командир разведвзвода Демин. Он и раньше не раз заезжал. Бывало, еще издали увидев Женю, кричал: "Привет главному санитару!" - и доставал из кармана завернутый в бумажку кусочек сахара. На этот раз молча слез с коня, достал из кармана сахар и, не поднимая глаз, тихо сказал:
- Тяжелую весть я привез тебе, Женя.
Несколько дней она находилась словно в тяжелом бреду. Все для нее померкло и опустело. Как тень бродила по медсанбату, не замечая вокруг себя ничего, не слыша слов друзей, пытавшихся утешить ее. Потом пошла к начальнику медсанбата.
- Не могу я больше оставаться здесь. - И посмотрела умоляющими, сухими, выплакавшими все слезы глазами. - Отправьте на передовую. Буду мстить за отца.
Военврач Коровин не сразу ответил. Потирая пальцами наморщенный лоб, он долго подыскивал слова, которые могли бы облегчить ее горе и заставить отказаться от своего решения.
- Милая моя девочка, - с отеческой теплотой сказал он. - Не могу я выполнить твою просьбу.
- Прошу вас, отпустите на передовую, - глотая слезы, настаивала Женя.
Получив отказ, она писала новое заявление. Наконец начальник госпиталя сдался, отпустил Кушнаревскую на передовую.
…Командир роты автоматчиков встретил девушку недоуменным взглядом. Капитан не без улыбки осмотрел огромные кирзовые сапоги почти в половину ее роста, покачав головой, перевел взгляд на свисавшую с плеч гимнастерку с подвернутыми рукавами. Потом кивнул на стул, пригласил сесть и рассказать о себе, о том, как оказалась на передовой.
- Трудно будет тебе, - выслушав девушку, сказал капитан. - Но, коль твердо решила отомстить фашистам за отца, будем воевать.
Он вызвал старшину и показал на санинструктора:
- Одеть ее как настоящего бойца.
В первые дни пребывания в роте Женя часто ловила на себе удивленные взгляды бойцов. Некоторые пожимали плечами, как бы говоря: "И зачем только посылают таких на передовую?" А другие с юмором думали: "Ей не с санитарной сумкой на передовой, а с куклами бы еще возиться!"
Но такое мнение держалось до первого боя.
- Молодец, Женя, - похвалил командир роты, - боялся я, что растеряешься, а ты смело действовала. Двух раненых вынесла в тыл.