* * *
Бакас сидел понурившись возле кухонной двери и наблюдал за приглашенным из ресторана официантом, который носился из кухни в гостиную с подносом в руках. Бакас был в состоянии прострации и не замечал, как бежит время. Когда Лидия, спустившись из гостиной, потянула его за рукав, он точно очнулся от глубокого сна.
- Пойдемте, - сказала она. - Потолкуйте с отцом, расскажите ему о своей жене… то, что вы выложили мне раньше. Говорите громко, чтобы вас все слышали.
Она была страшно возбуждена. Казалось, она разыгрывала шутку, глупую детскую шутку. Но на самом деле из какого-то утонченного садизма она стремилась унизить своего отца. Лидия, воодушевленная мыслью о том, какой фурор она произведет, непринужденно взяла Бакаса под руку.
- Добрый вечер, - пробормотал Бакас, войдя в гостиную.
Гости, прекратив разговоры, с любопытством уставились на него.
- Что случилось? - спросил Маноглу, пронзив ледяным взглядом дочь.
- Ничего, Буби. Это один мой знакомый. Он пришел пожаловаться мне, что ты выгнал его с работы. А я просила его подождать…
- Лидия! - закричал гневно Маноглу.
- Но, Буби, ты должен его пожалеть. Если бы ты знал, как его замучила жена.
Гости продолжали молчать.
- Она грязная, подлая проститутка, - всхлипывая, забормотал Бакас. - Не стоит она того, чтобы даже плюнуть ей в рожу. Жена выкинула мои вещи во двор, а сама заперлась в комнате со своим хахалем. Хозяин, не выгоняйте меня, пожалуйста, с работы.
Лицо Маноглу даже не дрогнуло, он лишь бросил убийственный взгляд на дочь.
- Лидия, что с тобой? - шепотом спросил он.
- Не выгоняйте меня, хозяин, с работы. Я не могу жить без жены. А то я на себя руки наложу.
- Ах, Буби, разве это не трогательно?
Отец и дочь посмотрели друг другу в глаза. У Лидии были точно такие же, как у матери, серо-зеленые глаза, полные страсти, с удивительным блеском; сейчас в них не трудно было прочесть презрение. Маноглу содрогнулся от ужаса.
- Ты просто глупа, - сердито бросил он ей. - Сейчас же уведи его отсюда.
Но Бакаса не смутил такой оборот дела. Он хитро улыбнулся и подошел поближе к Маноглу.
- Хозяин, не браните барышню. Я пришел не для того, чтобы поплакаться вам. Вы принимаете меня за дурака, думаете, я вломился к вам среди ночи только ради своей Фани. - Хотя колени у него дрожали, он смело взглянул на Маноглу. - Я могу быть вам полезен, хозяин. - И он торопливо зашептал ему на ухо: - Я знаю, кто организовал на заводе стачку.
- Довольно, - сказал Маноглу и, достав из внутреннего кармана пиджака кожаный бумажник, извлек оттуда несколько ассигнаций. - Вот, прими этот подарок. А утром зайди ко мне в кабинет.
Зажав в кулаке деньги, Бакас выбежал из комнаты.
Вот чем кончилась "милая шутка" Лидии.
Люстры в большой гостиной горели чуть ли не до утра. Гости веселились. Папакостас рассказал, между прочим, довольно рискованный анекдот, вызвавший всеобщий смех.
Наконец гости стали расходиться. Георгос стоял в прихожей и смотрел на стенную мозаику, изображавшую древнего воина. Выглянув из двери какой-то комнаты, Лидия поманила его к себе. С тех пор как она вышла вслед за Бакасом из гостиной, она больше туда не возвращалась. Сейчас она была очень возбуждена, щеки у нее горели, словно она долго сидела перед жарким камином.
- Я думаю, Лидия, что нам надо расстаться, - спокойно сказал Георгос.
- Я тебе надоела?
- Нет, не то… Как бы тебе объяснить? Я не могу отделаться от отвращения ко всему окружающему.
- Darling {}, ты слишком романтичен.
Выйдя из особняка Маноглу, Георгос почувствовал сразу огромное облегчение. Он понимал, что это конец его дружбе с Лидией, которая стала доставлять ему одни мучения. Медленно шел он к остановке автобуса. Звук его шагов гулко разносился по опустевшей улице. На углу возле фонарного столба пятеро пьяных, обнявшись, выли какую-то песню. На сердце у Георгоса было удивительно легко, и множество самых необыкновенных мыслей рождалось в его голове. Холодный ночной воздух вливал в него бодрость.
"Отец наверняка беспокоится, - думал Георгос. - Он не может отвыкнуть от мысли, что я уже не ребенок. Ведь он живет своими старыми идеалами, интересами нации, воспоминаниями о прежних сражениях и войнах. Ему сроду не понять, что творится кругом. Он слишком старый, слишком чистый душой человек, чтобы осознать, как все вокруг прогнило. Взбунтоваться он уже не способен. Отец всегда верил в человеческий труд. Ему чужда политика, светские приемы господина Маноглу. Некоторые знакомства, некоторая гибкость в вопросах совести, ряд компромиссов - и в кратчайшее время завоеван успех в обществе. К чему же тогда тяжелый труд, рваные штаны, честность, высокая нравственность, идеалы? Но все это неведомо старику!"
Он не спешил. Пение пьяных теперь едва слышалось. Да, простой народ совсем другой. Проходя по рабочим кварталам, Георгос завидовал обычно тем, кто живет там. Почему, он и сам не знал. Возможно, его привлекала внешняя живописность и он не мог понять трагедию жестокой нужды, нищеты. Но в такие минуты Георгос чувствовал, что его жизнь проходит в стороне от огромного роя людей. Он стыдился своих привычек, хорошо сшитого костюма. И наконец, того, что привлекал здесь к себе всеобщее внимание. Женщины, стоявшие в дверях, провожали его любопытными взглядами, словно по улице прошел бродячий актер с медведицей. И тогда Георгос готов был провалиться сквозь землю…
Вдруг на углу передним выросла высокая фигура отца.
- Иди-ка сюда, осел! - закричал полковник, угрожающе подняв руку.
- Папа, не надо… Ну пожалуйста…
Раздался звук пощечины, и растерянный юноша закрыл руками лицо.
- За что, папа?
- Ни слова! Ты еще смеешь разговаривать? Сейчас же домой!
Георгос молча последовал за отцом. Полковник дрожал от холода, хотя на плечи его был наброшен плед.
Когда они вошли в дом, он запер на засов наружную дверь.
- Отныне после десяти часов вечера дверь будет запираться на засов. И в другой раз тебе ничего не останется, как отправиться ночевать к своим певичкам, - строго объявил он.
Георгос и тут промолчал. Прежде чем пройти в свою комнату, он посмотрел отцу в лицо.
- Ты не должен был этого делать, - прошептал он.
- Как это так? - возмутился Перакис.
- Сначала нам надо было поговорить…
- О чем нам разговаривать, негодник? - перебил он сына.
- Да вот хотя бы о нас с тобой. Лицо полковника выразило недоумение.
- Скажи, пожалуйста, папа, почему ты в свое время вышел в отставку? Другие военные с меньшим, чем у тебя, опытом занимают теперь высокие посты.
- Что ты хочешь этим сказать?.. Я не политикан…
Разгневанный Перакис замолчал. Неожиданный вопрос сына пробудил в нем внезапно множество заглохших чувств. Он хотел было что-то сказать в свое оправдание, но увидел, что Георгос стоит огорченный, низко опустив голову. Лицо полковника налилось кровью.
- Ты явился пьяный и мелешь всякую чушь! С глаз моих долой, чурбан! - набросился он на сына.
Пройдя в спальню, он так сильно хлопнул дверью, что крепко спавшая Каллиопа вскочила в испуге.
22
Сверток с шелковыми чулками успел согреться за пазухой у Бакаса. Он шел по улице не спеша, держа под мышкой узел со своими вещами. Свернув в переулок, он остановился у деревянной калитки.
Дверь к нему в комнату была закрыта. Он подошел поближе, изнутри доносился голос поющей Фани. Бакас постучал.
- Фани! - позвал он вполголоса.
На пороге появилась Фани в красном халате.
- Где ты пропадал всю ночь? Я волновалась, - сказала она.
Он с изумлением посмотрел на нее.
- Правда, что ты волновалась из-за меня?
Бакас оцепенел: таких слов от жены он никак не ожидал услышать. Он хотел еще что-то добавить, но язык его не слушался и изо рта вылетали какие-то нечленораздельные звуки. Немного погодя он забормотал что-то о футболе, о кражах, об игроке, которого убили ударом ноги во время матча, и все время поминал шелковые чулки.
Потом он вцепился руками в притолоку двери и точно прирос к ней.
Фани потянула его за рукав.
- Что с тобой? Заходи в комнату.
Послушно, как ребенок, Бакас пошел за ней. Она усадила его на кровать и вместо ласки похлопала слегка по лицу. Затем принялась поджаривать хлеб на жаровне. Он молча следил за ней своими глазами-бусинками.
- На других мне наплевать, - сказала она. - Но когда проживешь с человеком столько лет, душа за него болит… А ты этого, глупый, не знал? - Вся вспыхнув, она повернулась к нему. - Я тоже привязалась к тебе. Вот что хуже всего… Положи свои вещи на место и иди к столу. - Но он даже не пошевельнулся, продолжал молчать, держа что-то в руке. - Что там у тебя? - спросила она. - Ах, чулки! - В голосе ее не было никакого восторга. - Рань такая. Когда ж ты успел их купить? Откуда взял деньги?
Бакас сидел, весь скорчившись, на краю постели. Он попытался улыбнуться, но его не покидал страх.
- Фани, почему ты не обрадовалась чулкам? - прошептал он.
Сняв кепку, он повесил ее на гвоздь. Вдруг раздался испуганный крик Фани:
- Боже мой! Андреас, твои волосы!.. Твои волосы совсем поседели!
Бакас провел рукой по голове, и наконец ему удалось улыбнуться. Эта странная, жалкая, чуть насмешливая улыбка еще больше смутила Фани.
- Возьми деньги и купи что хочешь, - сказал Бакас. - Ты же не можешь жить без хорошей еды, пирушек, новых нарядов.
Чтобы согреться, он протянул ноги к жаровне.
23
Венчание в церкви было назначено на пять часов вечера.
С утра в доме Саккасов началась суматоха. Мариго металась в растерянности, пыталась выпроводить в кофейню мужчин, которые слонялись по комнатам как неприкаянные.
Илиас, которому удалось получить увольнительную, развлекался тем, что дразнил свою сестру, издеваясь над ее женихом. Впервые слышала Клио из уст брата такие грубые слова. Не сняв солдатских ботинок, Илиас валялся на кровати, плевал прямо на пол, швырял кругом окурки, вообще вел себя совершенно разнузданно.
В десять часов утра жених прислал только что зарезанного ягненка, и Хараламбос, взяв тушу в руки, показывал ее всем по очереди.
- Посмотри, какой ягненок! - в восторге кричал он.
- Нот это да, старик! - насмешливо протянул Илиас.
Хараламбосу ничего не оставалось, как отнести ягненка на кухню; он вернулся в комнату, вытирая руки о пиджак.
- Бог немилостив к нам, - пробормотал он расстроенный. - Все вы коситесь на меня, словно я виноват…
- Ты, отец, уж лучше помалкивай, - сказал Никос. - Свадьба эта - настоящая подлость, ты сам знаешь.
Мариго молча хлопотала по хозяйству; ей было не до споров и ссор. Впрочем, все, что можно было сказать о предстоящей свадьбе, она уже давно сказала.
- Доченька, чем я виноват? - ныл старик.
- Возьми десятку и заткнись наконец, - пробурчал Илиас.
- Не издевайся над ним, сынок! - закричала Мариго из кухни.
Никос схватил отца за лацкан пиджака.
- Не смей! Разорвешь мне пиджак! - вскипел Хараламбос.
- Уймитесь наконец! - вметалась опять Мариго. - В конце концов, все к счастью.
Никос сразу взял себя в руки. Он понимал, что возмущаться сейчас бессмысленно. Если нервы его разыгрались, то в этом виновата была, конечно, атмосфера, царившая в доме. Бесконечные ссоры, мелкие стычки, полное безразличие ко всем общественным вопросам, обособленность каждого из них. замкнувшегося в свой эгоистический мирок. - все это говорило о падении семьи, предвещало ее распад. Свадьба Клио приблизит конец. Никто из них не может больше посмотреть другому в глаза, даже мать, хотя она и пытается сейчас казаться довольной.
Никос тяжело опустился на сундук и сказал Илиасу:
- Мы научились мириться со всем и даже притворяться довольными. Но здесь, дома, мы ведем себя мерзко.
- Пусть все катится к черту! Мне наплевать! - И Илиас смачно плюнул на пол.
Хараламбос вертелся у всех под ногами. Он подошел к дивану и погладил разложенное там подвенечное платье.
- Не смей! Запачкаешь! - закричала Элени, отталкивая отца от дивана.
До полудня Клио не вставала с постели. Она лежала, укрывшись одеялом по самую шею, и наблюдала за матерью. Мариго не переставала волноваться: то ее беспокоило, кто и когда будет раздавать гостям бонбоньерки, то сколько народу придет в церковь. Жених хотел, чтобы все было на широкую ногу. На виду у всех запустил он свою волосатую руку в задний карман брюк и вытащил оттуда целую пачку денег.
- Не скаредничай, теща. Человек женится раз в жизни, - заявил он.
Вот уже две недели каждый вечер выводил он Клио на прогулку. Элени смотрела в окно, как они шествуют по улице, и ее охватывал ужас. Мясник заходил предварительно к парикмахеру, и от него на версту несло одеколоном. Болтая без умолку, он важно выступал, задрав голову. Говорил он о мясе, о своем отце, умершем от желтухи, о колите, о мозолях, заменявших ему барометр. Бедняга был такой простодушный! Он покупал Клио сушеный горошек и семечки. В четверг, когда они возвращались домой, им повстречался Сарантис.
- Желаю тебе счастья, Клио, - сказал он, пожимая ей руку.
Толстяк Яннис протянул ему пакетик с горошком.
- Подставляй ладонь… Держи, браток!
Клио с такой грустью посмотрела на Сарантиса, что он, смутившись, опустил голову и тут же исчез.
В четыре часа все были готовы. Мариго надела черную бархатную шляпку, которую уж лет десять не доставала из сундука. В этой шляпке и выходном платье она так преобразилась, что Никос, обняв ее, воскликнул:
- Мама, да ты помолодела!
- Осторожно, не обнимай меня так крепко. Ты мне чуть не порвал рукав! - И она засмеялась.
Хараламбос ходил по двору.
- Брысь! Брысь! - гонял он кошек. - Льете в горшки с цветами. У-у-у, проклятые!
Он старался не наступать на разбитые плитки - в их трещинах скопилась грязь, - чтобы не запачкать ботинок, которые утром сам начистил до блеска, перемазав при этом гуталином носки.
- Клио! Давай поскорей, а то мы опоздаем! - подгонял он без конца дочь.
- Ох! Он того гляди лопнет от нетерпения, - сказала Элени, помогая сестре надеть подвенечное платье.
Сестры никогда не любили друг друга. Они ни словом ни обмолвились о предстоящей свадьбе, и сейчас у них была последняя возможность поговорить начистоту. Иначе им предстояло расстаться, как чужим.
Элени расправила сборки на рукаве у сестры, стоявшей перед зеркалом. Элени работала в мастерской, где делали метлы и веники. Ее попытка стать портнихой кончилась неудачей. Старые мастерицы, болтливые как сороки, пересмеивались украдкой, стоило ей взять ножницы в руки. Что было на уме у этой девушки, не знали даже ее близкие. Ласкового слова никто от нее ни разу не слышал. Сейчас ей хотелось крикнуть в лицо сестре, что она на ее месте предпочла бы просидеть всю жизнь в старых девах.
Невеста приподняла с лица вуаль. Сестры переглянулись.
- Почему ты молчишь? Что ты думаешь обо мне? - прошептала Клио.
- Ты малодушная. Идешь за мясника, чтобы спастись от самой себя! - отрезала Элени.
Наконец Илиас отправился на площадь искать такси. Старые и молодые женщины, ребятишки вышли к дверям своих домов, чтобы полюбоваться невестой. Соседи и знакомые ждали ее у калитки. Клио появилась во дворе одетая во все белое. Бросив взгляд на дверь Сарантиса, которая была закрыта, она взяла отца под руку.
Перед калиткой остановилась машина. Саккасы решили, что это приехал за ними Илиас. Но из переулка донесся какой-то странный шум.
- Что случилось? - крикнула Мариго.
- Полиция, - отозвался кто-то из-за забора.
- Что вы тут путаетесь под ногами, тетушка? - набросился незнакомый толстяк на какую-то женщину.
- Да, он здесь живет, - ответила на чей-то вопрос Урания.
Трое мужчин в штатском вошли во двор. За ними плелась перепуганная Урания. Она указала им на комнатушку Сарантиса, и один из пришедших тут же принялся стучать в дверь.
- Из асфалии, открой!
Когда на пороге показалась хорошо знакомая Клио фигура Сарантиса, она почувствовала головокружение и, чтобы не упасть, покрепче вцепилась в руку отца.
- Пойдешь с нами!
- У вас есть ордер на арест? - спросил Сарантис.
- Нечего умничать!
Сарантису надели наручники. Теперь уже обитатели всех соседних домов столпились во дворе и жадно следили за происходящим. Лица у людей были суровыми. Те, кто пришел позже, спрашивали, что случилось, им отвечали шепотом, боясь нарушить зловещую тишину.
Дойдя до горшка с засохшим жасмином, Сарантис обернулся и увидел Клио. Она стояла в подвенечном платье с вуалью, освещаемая лучами вечернего солнца. Рядом с ней на веревке сохло белье; позади на стене дома штукатурка, размокнув от воды, стекавшей с крыши, была вся в разводах; под окошечком висела подкова, которую прибили туда много лет назад.
Мертвенная бледность покрывала лицо Клио.
Сарантис понял, что она любит его, и улыбнулся ей. "Как мы могли бы быть счастливы, Клио, если бы жизнь была другой!" - подумал он.
Полицейские подтолкнули его сзади. "Вперед, дружище, помечтал и хватит. Иди, тебя ждет долгий путь", - подбодрил себя мысленно Сарантис.
Никос протянул приятелю руку и ощутил прикосновение наручников и крепкое пожатие Сарантиса.
- Прощай, друг!
- До скорой встречи, Сарантис!
И не успел никто опомниться, как машина скрылась за углом.
- Значит, он из таких? - протянул Хараламбос.
- Молчи, Хараламбос, - набросилась на него взволнованная Марпго и прошла вперед, избегая встречаться с Клио взглядом.
У калитки ее догнал Никос.
- Я не пойду с вами, - шепнул он ей на ухо.
- Почему? - испугавшись, спросила Мариго.
- Не беспокойся. К счастью, обошлось без обыска. Я должен вынуть у него из чемодана книги и спрятать их ненадежнее… А вы езжайте в церковь, - Он поцеловал мать в щеку и подумал: "Как идет ей эта старомодная шляпка! Она похожа на принарядившуюся мещаночку доброго старого времени".
- Никос! Никос! Будь осторожен!
Саккасы прошли мимо нескольких женщин с детьми, задержавшихся у калитки. Лица у всех были серьезные, замкнутые. Только Хараламбос, как ни в чем не бывало, весело здоровался с соседями.