МиГи номер двадцать четыре и тридцать один сделали круг над аэродромом, снизились и прошли вдоль летного поля. Лыонг покачал крыльями, приветствуя друзей на летном поле, обернулся назад и увидел, как Тоан тоже покачал крыльями, машина его словно танцевала в воздухе. Потом он поглядел вниз: люди выбегали на взлетную полосу, обнимались, кричали, размахивали руками, платками, шапками.
X
Август был на исходе. К концу дня чувствовалось, что зной начинает спадать.
Сразу после обеда Лыонг разделся и взялся за поливку овощей, надеясь покончить с грядками дотемна. А Тоан снова вносил усовершенствования в конструкцию курятника. Увлекшись, они не заметили вошедшего во двор человека.
- Эй, Лыонг, это ты?
- Шау!
Лыонг бросил на землю лейку и кинулся к другу.
- Ты что - насовсем?
- Да нет. Только выписался из госпиталя, и сразу упекли в санаторий. Хорошо, Тхуан прислал за мной машину, и я завернул к вам ненадолго.
- А ты растолстел, однако. Как нога?
- В порядке.
Они поднялись на крыльцо. Шау сильно хромал.
Прибежал Тоан. Они вытащили стулья и поставили их рядком на террасе.
- Тоан наконец завершил строительство, - сказал Лыонг, показывая на птичник.
- У вас здесь просто рай! - Шау обвел взглядом "угодье" и засмеялся. - В госпитале сестры извели меня своей дисциплиной и распорядком. Особенно с ними шутки плохи во время тревоги. Доан не вернулся?
- Он еще загорает в санатории. Ты его, наверно, там встретишь…
- Сказать по правде: я, как подлечился, ни одной ночи не спал, и кусок в горло не лезет. Не могу я прохлаждаться!
- Не дури, тебе надо отдохнуть и поправиться как следует. Ты ехал через Ханой?
- А как же! Заходил к тебе, просидел у вас весь вечер. Мачеха скормила мне целый мешок крушины. И малыши были дома. Мы отлично провели время.
- Знаю, у них каникулы. Что там в Ханое?
- Все по-старому. Только тревоги стали чаще - и днем и ночью. Мне повезло: видел, как зенитчики работают, и на наших ребят полюбовался. Да, знаете, Бан отличился уже на новом месте. Он несколько раз участвовал в воздушных боях за столицу и сбил "крестоносца" прямо над пригородом.
- Надо написать ему поздравление!
- Опять поднялась вода в Красной реке. Вы, может, и раньше слыхали, а я вот узнал впервые: оказывается, в Ханое есть места, лежащие на семь-восемь метров ниже уровня воды.
- Просто чудо, что удалось в этом году отстоять страну от наводнения!
Все трое помолчали, потому что знали: впереди еще целый месяц нелегкой борьбы с паводком.
- Ко мне заезжали в госпиталь знакомые из Главного политического управления армии, - сказал Шау, - и говорили, что, когда сбили Миллера, все западные агентства подняли дикий шум. А дня два назад зенитки сшибли и первого его друга, какого-то капитана!
- Отлично! - воскликнул Тоан. - Ох, совсем забыл, хочу показать тебе одну штуку.
Он убежал в дом и вынес Шау фотографию: купол парашюта белел среди темных спиралей дыма.
- Подполковник, которого ты сбил. Я из-за этого сувенира чуть не загремел на тот свет! Лыонг обернулся.
- Мало тебя ругали. Художник нашелся! Тут бой идет, а он отключил пушку и щелкает фото. Да еще матерится на весь эфир!
- Я-то надеялся, что ты меня запечатлел! - расхохотался Шау. - Говорят, вы в последнем бою отличились? А сами как, в порядке?
- В моей машине пробило фонарь кабины. У Лыонга пять или шесть вмятин возле хвоста. И все!
- Думаю, я там долго не задержусь. Через недельку буду обратно.
- Знаешь, не худо бы тебе подлечить ногу, - сказал Лыонг. - Ты отдыхай сколько надо, пока не поправишься.
- Да ну, ерунда! - опять засмеялся Шау. - Я тогда гляжу: до земли уже рукой подать, а вы все кружите надо мной. Здорово вы меня растрогали… И только вы улетели, буквально через минуту прямо над головой у меня прошли двое американцев. Жаль, не было у меня рации: вызвал бы вас назад, поджарить пташек!.. Приземлился я в лесу. Нога болит нестерпимо. Ну, думаю, перелом; придется выбираться ползком. Потом отлежался - час, наверно, или больше того, - и вроде бы полегчало. Срубил себе ветку и заковылял, опираясь на нее. Вскоре я, сам того не ожидая, вышел на дорогу, вижу, идет она прямо по берегу ручья. Сразу успокоился. И побрел со своей палкой. Пройду немного, присяду передохнуть и - дальше. Чуть услышу шорох в лесу - сразу затягиваю во все горло "Все отдать за народ…". Вот уж не думал, что придется когда-нибудь петь соло!
Они дружно расхохотались. Шау продолжал:
- Первым повстречался мне ополченец. "Я все время, говорит, шел за вами, на вашу песню". Зашагал я за ним следом. Вдруг чувствую: ногу совсем свело. Сел прямо на дорогу. Хорошо, мы были почти на опушке. Парень выстрелил в воздух, потом перетащил меня к большому камню, чтоб я мог к нему прислониться. Пришли еще трое ополченцев - двое мужчин и женщина. Они дотащили меня до деревни. Я попросил сразу отправить меня в уезд, и они раздобыли где-то носилки. До уезда мы добрались только к восьми вечера. И надо же - принесли меня прямо в помещение женского комитета! Ну и дела. Женщины, понятно, сразу с расспросами: "Может, выпьете молока?" - "Да…" Принесли здоровенную чашку - с верхом. Я выпил ее одним духом. "Может, выпьете еще, а?" - "Да, прошу вас, еще чашечку…" Одна увидала, что у меня рубашка порвалась. "Раздевайтесь, говорит, зашью". А на мне и майка драная. Тут они запричитали: "Что ж это наши летчики да в худой одежде… Разве ж нынче в рванье ходят!.." Заставили снять майку. Все зашили, заштопали. А я уже слышу: собрались курицу резать, в кухне кудахчет…
Раздался автомобильный гудок. Шау встал.
- Мне пора. Доскажу в другой раз.
- Ты там не беспокойся, отдохни как следует.
Они проводили Шау к машине и на обратном пути долго еще улыбались, вспоминая его историю.
Вечер выдался свободный, и Лыонг сел за письмо.
Вдруг в двери появилась голова Кхая:
- Эй, Лыонг, одевайся. Звонил комиссар, просил тебя срочно явиться.
Войдя в комнату комиссара, освещенную неяркой настольной лампой, Лыонг почувствовал, как в груди гулко заколотилось сердце. Ви поднял голову от стола и предложил ему сесть.
- Есть телеграмма на твое имя.
Лыонг взял у него листок и поднес к светлому "ругу под абажуром.
"Почтовый ящик…
Просьба сообщить Ле Лыонгу его сестра Ле Ань Дао тяжело ранена при отражении авианалета доставлена больницу Ханой Тчк Если возможно прошу Лыонга приехать немедленно Тчк Туйен".
Комиссар встал и подошел к нему.
- Доложи обо всем Киену. У нас скоро закончится совещание, и представитель Главного политического управления армии будет возвращаться в Ханой на своей машине. Он тебя подбросит. Получишь двухдневный отпуск, вернешься в часть послезавтра в восемнадцать ноль-ноль.
Проводив его до двери, Ви добавил:
- Если случится что-нибудь, телеграфируйте мне. Мы тут собрали для Дао несколько банок сгущенки. Передавай ей от меня привет и пожелания скорого выздоровления. Ну, иди укладывайся, а то опоздаешь.
* * *
Всю дорогу Лыонг от волнения не находил себе места. Телеграмма, лежавшая в нагрудном кармане, жгла его сквозь гимнастерку.
Ночное шоссе было оживленным и шумным. Колонны грузовиков, вереницы велосипедов и повозок, запряженных волами и лошадьми, двигались в обе стороны. Время от времени лучи автомобильных фар выхватывали из темноты парней и девушек с рюкзаками, шагавших цепочкой по обочине вдоль шелестевших растрепанной хвоей филао. На их пробковых шлемах колыхались пришпиленные к сеткам зеленые листья. Машина шла медленно, и до Лыонга долетали их разговоры, шутки и смех.
"Газик" трижды вынужден был останавливаться: самолет повесил осветительные ракеты, потом впереди открыли огонь зенитки и, наконец, - это заинтересовало даже Лыонга - дорогу им преградили тягачи с ракетами; они ползли с козырьками на фарах, словно прищурясь и сгорбив огромные черные туловища.
В Ханой добрались уже за полночь. Улицы были безлюдны, но издалека доносился лязг гусениц: где-то двигались пушки. Машина довезла Лыонга до угла Литейного ряда.
Он свернул со своим велосипедом в безмолвный проулок и почувствовал, как тревожно сжалось сердце. "Дома ли Туйен? Что, если она опять в ночной смене? Как отыскать Дао?.."
Он толкнул ворота и вошел в утопавший во мраке двор; посветив себе фонариком, прошел в дом и тихо поднялся по ступенькам. Постучавшись, застыл в ожидании у двери.
- Кто там?
"Дома!…"
- Это я, Туйен.
- Лыонг!
В комнате зажегся свет, послышался какой-то шорох, торопливые шаги. Дверь отворилась. На пороге стояла Туйен, застегивая пуговицы блузки. Она посторонилась.
- Лыонг! Как хорошо, что вы приехали.
Войдя в комнату, казавшуюся уже такой знакомой, Лыонг сразу увидел за приоткрытым белым пологом маленького Шона. Тот крепко спал. Он снял рюкзак, положил его на пол в углу и подошел к столику у окна. Туйен, пригладив упавшие на лоб волосы, взяла термос и собралась заварить чай.
- Нет-нет, мне ничего не надо. Как Дао?
- Ей сделали операцию, вынули осколок из легкого. Вечером ее еще лихорадило… Упадок сил. Но перед моим уходом она заснула. Я недавно из больницы, только легла.
- Я же на днях получил от нее письмо со всякими подробностями насчет бомбежки!..
- Это на той неделе был налет. Я тоже получила от Дао письмо два дня назад. А прошлой ночью, вернее, уже под утро слышу, кто-то стучится в дверь. Открываю: Хай, сослуживец Дао, с малышом на руках; я чуть сама в обморок не упала. Хай мне и рассказал, что Дао ранена и ее отвезли в больницу. Я оставила его здесь с ребенком, а сама села на велосипед и - в больницу. Дожидалась за дверью, пока ее оперировали. Утром она была еще без сознания, и врачи ни за что не ручались. Я должна была пойти на работу. Хорошо, Хай приглядывал днем за ребенком. Под вечер я прямо с завода зашла к ней; она меня узнала, но говорить еще не могла. Вечером я вернулась домой, чтоб Хай не опоздал на поезд. Ну, а Шон у нас молодец, скучает по маме все время, но почти не плачет! Уложила я его спать и в девять часов снова поехала в больницу. Дао заснула. Врач сказала, что операция прошла хорошо, но она потеряла много крови и еще очень слаба.
- А сейчас можно ее навестить?
- Думаю, лучше завтра с утра. Когда я уходила, она еще спала. А вы не голодны? Давайте я подогрею вам супу.
- Что вы, Туйен! Спасибо, я не хочу есть.
Он нагнулся над кроватью и поглядел на Шона. Малыш спал, обняв обеими руками резиновую антилопу, губы его шевелились, и ресницы заметно вздрагивали, - наверно, он видел что-то во сне. Туйен тоже подошла поближе.
- Как назло, наш заводской детсад эвакуирован. Завтра мне на работу. Придется оставить его у соседки, у тетушки Дан. Она за ним присмотрит.
- Эта мрачная старуха, что живет рядом с вами?
Туйен улыбнулась:
- Она просто любит поворчать, но вообще-то очень добрая. Я думаю отвезти малыша в деревню, побудет, сколько нужно, с моими стариками. Пусть только сперва погостит у меня немного.
- Пожалуй, вам лучше сразу отвезти его к своим. Дао, наверно, нескоро еще поднимется, а здесь каждый день тревоги, да и возни с малышом много - вам на работу ходить будет некогда… А родители ваши живут далеко отсюда?
- Километров тридцать с небольшим… Дао была у нас в деревне несколько раз. Отец уже не работает, живут они там втроем: старики и мой братишка. То-то они обрадуются малышу - небось потом отпускать не захотят!
- Ну, завтра я Шона беру на себя. Схожу с ним в больницу к Дао. А вечером оседлаем велосипеды и отвезем его в деревню.
- Оставьте Шона у меня хоть на пару дней. Послезавтра у нас меняется график, я буду двое суток свободна и сама отвезу его.
Где-то у соседей зазвонил будильник. Они замолчали, прислушиваясь к долгой его трели, дрожавшей в ночи.
- Ладно, Лыонг, прилягте лучше и отдохните.
Он раскрыл рюкзак и достал все, что нужно для сна.
- В такую жару, наверно, приятнее спать на балконе.
- Нет-нет, под утро выпадает роса, и вам обеспечена простуда.
Он расстелил одеяло на полу, у двери на балкон, подвесил накомарник и, укладываясь, подумал: "У меня есть здесь теперь "свое" место…"
Когда он проснулся утром, Туйен уже ушла на работу. Полог над кроватью в углу был опущен: под ним крепко спал Шон. Лыонг вышел на балкон, умылся и увидел, что в очаге еще тлеют угли, и на них тихонько пофыркивает котелок с похлебкой. Рядышком в горячей золе стоял глиняный горшок. Он приподнял крышку: из горшка потянуло сладким духом клейкого риса.
Шон проснулся, уселся под пологом и огляделся вокруг. Увидев Лыонга, он скорчил плаксивую мину и захныкал:
- Ма-м… Где мама?…
Но он позволил Лыонгу взять его на руки, отнести на балкон и вымыть лицо и руки.
- Я твой дядя, Лыонг. Ты что, не узнал меня? Поешь-ка супу, и дядя отведет тебя к маме. Тетя Туйен сварила для тебя суп - вкусный-превкусный.
- Я знаю, она пошла на завод.
- Верно, ты у нас умница.
Лыонг старательно кормил малыша. "Он, пожалуй, исхудал, и глазенки растерянные".
Шон, исправно открывая рот, таращил на Лыонга глаза и помалкивал. Он как будто понимал, что сейчас, без матери, капризничать ни к чему.
- Ну как, пойдем проведаем маму?
Лыонг взял малыша на руки. Шон обнял его обеими ручонками за шею.
На улицах было не протолкнуться: народ шел на службу. Ехали на велосипедах рабочие с винтовками за спиной. Люди терпеливо выстраивались в очереди у прилавков, где продавали рис, у дверей столовых, около продавцов угля и хвороста. Под деревьями вдоль тротуаров стояли вереницы грузовиков, поблескивавших свежей краской. "Газики", ехавшие всю ночь по дорогам и добравшиеся наконец до места, - запыленные, с болтающимися ветками маскировки, - пробирались среди тысяч велосипедистов.
Войдя в больничные ворота, Лыонг замешкался: несколько дорожек разбегались по широкому двору между, убежищами и траншеями., Навстречу шла медсестра. Он решил спросить у нее дорогу. Сестра сочувственно поглядела на офицера с малышом на руках и повела его к длинным двухэтажным корпусам.
- Это здесь. Зайдите в регистратуру, узнайте, в какой она палате. Сколько тебе лет, маленький?
- Благодарю вас. Слышишь, Шон, тетя спрашивает, сколько тебе лет.
- Уже три!
- О-о, какой молодец.
Молоденькая санитарка отвела их в палату, где лежала Дао.
- Кажется, она еще спит, - прошептала девушка. - Давайте мне мальчугана, лучше ему сначала обождать здесь.
Койка Дао стояла у окна, выходившего на террасу. Окно было открыто. В просторной палате стояло несколько коек. Это была послеоперационная. Больные - бледные и усталые - лежали молча, лишь изредка кто-нибудь негромко стонал. Лыонг тихонько подошел к железной койке, прикрытой пологом. Дао спала, побледневшие веки ее были неподвижны. Он взглянул на висевший у изголовья температурный листок: кривая, выведенная красным карандашом, хоть и клонилась книзу, в общем не уходила от отметок "тридцать восемь" и "тридцать девять".
Лыонг вышел обратно на террасу.
- Эту ночь она спала хорошо, - сказала санитарка.
- Температура почему-то не падает.
- Врач сказал: теперь надо опасаться осложнений. Но состояние у нее неплохое. Посидите здесь с ребенком. Она скоро проснется.
Он взял Шона на руки, вышел во двор, сел на скамейку рядом с цветочной вазой и пустил племянника поиграть. Посидев, он снова поднялся на террасу и заглянул в окно.
"Кажется, Дао приподнялась на постели…"
Осторожно открыв дверь, он вошел в палату. Дао тихо стонала. Он подошел к ее койке. Она повернула голову, протянула руку, подняла край полога. Лыонг нагнулся, взял у нее сетку и подтянул к раме. Глаза у Дао радостно заблестели.
- Брат, ты? - прошептала она.
Он кивнул.
- Я приехал сегодня ночью.
Она снова закрыла глаза, губы ее легонько дрогнули. Открыв глаза, она огляделась, словно ища кого-то.
- Тебе что-нибудь нужно?.. Я привел Шона, он играет во дворе.
- Позови, пожалуйста, санитарку.
Он пошел в комнату дежурных и отыскал там знакомую девушку. Пока она хлопотала у постели сестры, он вышел во двор за Шоном. Малыш подкрадывался к стрекозе, шевелившей радужными крылышками на зеленом кусте.
- О, господи! Ну-ка, пойдем вымоем руки, а то нас к маме не пустят.