ПОЛОЖЕНИЕ XV
Пожелание, вытекающее из истинного познания добра и зла, может быть подавлено и сдержано многими другими пожеланиями, вытекающими из аффектов, которыми мы обуреваемы.
Доказательство
Из истинного познания добра и зла, поскольку оно (по пол. 8 этой части) есть аффект, необходимо вытекает пожелание (по 1 опр. афф.), которое тем больше, чем больше аффекты, из которого оно рождается (по пол. 37 части 3). Но так как это пожелание (по предположению) рождается из того, что мы нечто понимаем истинно, то, следовательно, оно является в нас тогда, когда мы действуем (по пол. 3 части 3). А потому оно должно быть понимаемо посредством одной только нашей сущности (по опр. 2 части 3); и, следовательно (по пол. 7 части 3), его сила и возрастание должны определяться одной только человеческой способностью. Далее, пожелания, происходящие из аффектов, которыми мы обуреваемы, бывают тем больше, чем сильнее эти аффекты; поэтому их сила и возрастание (по пол. 5 этой части) должны определяться способностью или силой внешних причин, которая, если ее сравнить с нашей силой, бесконечно превосходит нашу (по опр. 3 этой части). И потому пожелания, возникающие из подобных аффектов, могут быть сильнее того, которое происходит от истинного познания добра и зла; а отсюда (по пол. 7 этой части) они могут сдерживать или подавлять его, – что и требовалось доказать.
ПОЛОЖЕНИЕ XVI
Пожелание, которое возникает из познания добра и зла, поскольку это познание касается будущего, легче может быть сдержано или подавлено пожеланием вещей, которые приятны в настоящем.
Доказательство
Аффект к вещи, которую мы воображаем будущей, бывает слабее аффекта к настоящей вещи (по короля, пол. 9 этой части). Но пожелание, рождающееся из истинного познания добра и зла, даже если бы это познание относилось к вещам, которые хороши в настоящем, может быть подавлено или сдержано каким-нибудь безрассудным пожеланием (по предыд. пол., доказательство которого имеет общий характер). Следовательно, пожелание, которое возникает из того же познания, поскольку это познание относится к будущему, может быть легче сдержано или подавлено, – что и требовалось доказать.
ПОЛОЖЕНИЕ XVII
Пожелание, возникающее из истинного познания добра и зла, поскольку это познание относится к вещам случайным, может быть еще легче сдержано пожеланием вещей, которые находятся налицо.
Доказательство
Это положение таким же образом, как и предыдущее, доказывается из королл. пол. 12 этой части.
Схолия
Этим, полагаю, я показал, почему люди руководствуются больше мнением, чем истинным разумом, и почему истинное познание добра и зла возбуждает душевные движения и часто уступает всякого рода похоти. Отсюда и произошло это изречение поэта. "Вижу лучшее и одобряю, а следую худшему" . Это же, кажется, имел в виду и Экклезиаст, когда сказал: "Кто умножает знание, тот умножает печаль" . Но я говорю это не с той целью, чтобы вывести из этого заключение, что гораздо лучше быть невежественным, чем знать, или что в деле умерения аффектов глупый человек ничем не отличается от умного, но потому, что необходимо знать как силу, так и бессилие нашей природы, чтобы мы могли определить, что разум может сделать и чего не может при умерении аффектов. И я сказал, что в этой части речь будет идти только о человеческом бессилии; ибо о силе разума над аффектами я положил говорить отдельно.
ПОЛОЖЕНИЕ XVIII
Пожелание, рождающееся из радости, при прочих равных условиях бывает сильнее пожелания, которое рождается из печали.
Доказательство
Пожелание есть сама сущность человека (по 1 опред. афф.), т. е. (по пол. 7 части 3) стремление, по которому человек стремится сохранить свое существование. Поэтому пожелание, рождающееся из радости, поддерживается или усиливается самим аффектом радости (по опред. радости, которое см. в схолии пол. 2 части 3), то же, которое, наоборот, рождается из печали, уменьшается или сдерживается самим аффектом печали (по той же схолии), и, таким образом, сила пожелания, возникающего из радости, должна определяться человеческим могуществом, и вместе с тем могуществом внешней причины; сила же пожелания, вытекающего из печали, определяется только человеческим могуществом, – что и требовалось доказать.
Схолия
Этими немногими замечаниями я объяснил причины человеческого бессилия и непостоянства, а также и то, почему люди не следуют предписаниям разума. Остается еще показать, что же именно предписывает нам разум, какие аффекты согласуются с правилами человеческого разума и какие, наоборот, противны им. Но прежде чем я начну доказывать это подробно своим геометрическим методом, я хочу кратко показать здесь сами предписания разума, чтобы каждый мог легче понять то, что я думаю. Так как разум не требует ничего против природы, то он, следовательно, требует, чтобы каждый любил самого себя, искал своей пользы, того, что для него действительно полезно, и стремился бы ко всему тому, что действительно ведет человека к большему совершенству, и вообще, чтобы каждый стремился, насколько может, сохранить свое существование. Это столь же необходимо истинно, как и то, что целое больше своей части (см. пол. 4 части 3). Далее, так как добродетель есть не что иное (по опр. 8 этой части), как действование по законам собственной природы, а всякий стремится сохранить свое существование (по пол. 7 части 3) лишь по законам своей природы, то из этого следует, во-первых , что основание добродетели есть само стремление сохранить собственное существование и что счастье состоит в том, что человек может сохранять свое существование. Во-вторых, следует, что к добродетели нужно стремиться из-за нее самой, и что нет ничего такого, что было бы предпочтительнее ее или что было бы для нас полезнее, из-за чего мы должны были бы стремиться к ней. Наконец, в-третьих, следует, что самоубийцы слабы духом, и что они вполне побеждаются внешними причинами, враждебными их природе. Далее, из постулата 4 части 2 следует, что мы никогда не можем сделать так, чтобы мы для сохранения нашего существования не нуждались ни в чем вне нас, и чтобы мы жили так, чтобы не иметь никаких отношений с вещами, которые находятся вне нас; и если мы, кроме того, обратим внимание на нашу душу, то действительно разум наш был бы менее совершенным, если бы душа существовала только одна и ничего не понимала бы, кроме самой себя. Итак, вне нас существует многое, что нам полезно и к чему мы поэтому стремимся. В числе этого нельзя придумать ничего превосходнее того, что вполне согласно с нашей природой. Действительно, если, например, соединятся между собой два индивидуума совершенно одинаковой природы, то они составляют индивидуум вдвое могущественнее единичного. Таким образом, для человека ничего не может быть полезнее другого человека; ничего лучшего, говорю я, люди не могут желать для сохранения своего существования, как то, чтобы все соглашались во всем, чтобы души и тела всех составляли как бы одну душу и одно тело и чтобы все вместе, насколько могут, стремились сохранить свое существование и все вместе искали для себя общей пользы. Из этого следует, что люди, управляемые разумом, т. е. люди, которые ищут своей пользы под руководством разума, ничего не желают себе такого, чего они не желали бы другим людям, и что они поэтому справедливы, верны и честны.
Вот те предписания разума, которые я хотел здесь показать кратко, прежде чем начать доказывать их подробнее по порядку; это я сделал для того, чтобы привлечь к себе внимание тех, которые думают, что этот принцип, т. е. что каждый стремится искать своей пользы, есть основание нечестия, а не добродетели и благочестия. Показав кратко, что на деле это вовсе не так, я продолжу доказывать это тем же путем, которым мы шли.
ПОЛОЖЕНИЕ XIX
Каждый по законам своей природы или необходимо стремится к тому, что он считает добром, или отвращается от того, что он считает злом.
Доказательство
Познание добра и зла есть (по пол. 8 этой части) сам аффект радости или печали, поскольку мы сознаем его; и потому (по пол. 28 части 3) каждый необходимо стремится к тому, что, по его мнению, добро, и отвращается от того, что зло. Но это стремление есть не что иное, как сама сущность или природа человека (по опр. позыва, которое см. в схолии пол. 9 части 3 и 1 опред. афф.). Следовательно, каждый только по законам своей природы необходимо имеет позыв или отвращение к тому, и проч., – что и требовалось доказать.
ПОЛОЖЕНИЕ XX
Чем более каждый ищет своей пользы, т. е. старается и может сохранить свое существование, тем более он одарен нравственной силой (virtute); и наоборот, поскольку каждый не старается для своей пользы, т. е. для сохранения своего существования, постольку он бессилен.
Доказательство
Нравственная сила ( virtus ) есть сама человеческая мощь, которая определяется только сущностью человека (по опр. 8 этой части), т. е. (по пол. 7 части 3), которая определяется одним усилием, по которому человек стремится сохранить свое существование. Следовательно, чем более кто-нибудь стремится сохранить свое существование, тем более он одарен нравственной силой и, следовательно (по пол. 4 и 6 части 3), поскольку кто-нибудь не заботится о сохранении своего существования, постольку он бессилен, – что и требовалось доказать.
Схолия
Таким образом, только тот, кто побежден внешними и противоположными своей природе причинами, пренебрегает стремлением к своей пользе и сохранением своего существования. Только принуждаемый, говорю я, не необходимостью своей природы, а внешними причинами человек отказывается от пищи или губит себя, – что может случиться различным образом. Именно, кто-нибудь убивает себя, принуждаемый другим, который поворачивает его правую руку, в которой случайно был меч, и заставляет направить острие меча в свое собственное сердце, или же пускает по повелению тирана, как Сенека, кровь из своих жил, т. е. желает избежать большего зла посредством меньшего; или же, наконец, потому, что какие-нибудь скрытые внешние причины так настраивают его воображение и так удручают тело, что оно принимает другую природу, которая противоположна прежней, и идеи которой не может быть в душе (по пол. 10 части 3). Но чтобы человек необходимостью своей природы побуждался не существовать или измениться в другую форму – это так же невозможно, как и то, чтобы из ничего могло произойти что-нибудь, как это каждый может видеть даже при посредственном размышлении.
ПОЛОЖЕНИЕ XXI
Никто не может желать быть счастливым, хорошо действовать и хорошо жить, кто вместе с тем не желал бы быть, действовать и жить, т. е. действительно существовать.
Доказательство
Доказательство этого положения или, лучше, сам предмет его ясен сам собой, а также и из определения пожелания. Ибо пожелание (по 1 опред. афф.) счастливо или хорошо жить, действовать и проч. есть сама сущность человека, т. е. (по пол. 7 части 3) стремление, по которому каждый стремится сохранить свое существование. Следовательно, никто не может желать, и проч., – что и требовалось доказать.
ПОЛОЖЕНИЕ XXII
Нельзя представить себе ни одной добродетели, которая предшествовала бы этой (именно стремлению сохранить свое существование).
Доказательство
Стремление сохранить себя есть сама сущность вещи (по пол. 7 части 3). Таким образом, если бы можно было представить какую-нибудь добродетель, которая предшествовала бы этой, именно этому стремлению, тогда сама сущность вещи представлялась бы (по опр. 8 этой части) предшествующей себе самой, – что (как ясно само собой) абсурдно. Следовательно, нельзя представить ни одной добродетели, и проч., – что и требовалось доказать.
Королларий
Стремление сохранять себя есть первое и единственное основание добродетели. Ибо прежде этого принципа нельзя представить никакого другого (по пред. пол.), а без него (по пол. 21 этой части) нельзя представить никакой добродетели.
ПОЛОЖЕНИЕ XXIII
О человеке, поскольку он определяется к какому-нибудь действию тем, что он имеет неполные идеи, нельзя вполне сказать, что он действует по добродетели (нравственной силе); это можно сказать лишь поскольку он определяется тем, что он понимает.
Доказательство
Поскольку человек определяется к какому-либо действию тем, что он имеет неполные идеи, постольку (по пол. 1 части 3) он страдает, т. е. (по опр. 1 и 2 части 3) делает нечто такое, что не может быть представлено посредством одной только его сущности, т. е. (по опр. 8 этой части), что не следует из его добродетели (нравственной силы). Но поскольку он определяется к какому-нибудь действию тем, что он понимает, постольку (по тому же пол. 1 части 3) он действует, т. е. (по опр. 2 части 3) делает нечто такое, что может быть представлено только посредством одной его сущности, или (по опр. 8 этой части) что вполне вытекает из его добродетели, – что и требовалось доказать.
ПОЛОЖЕНИЕ XXIV
Действовать вполне по добродетели значит в нас не что иное, как действовать по руководству разума, жить, сохранять свое существование (эти три акта означают одно и то же) на основании искания своей собственной пользы.
Доказательство
Действовать вполне по добродетели – значит (по опр. 8 этой части) действовать по законам собственной природы. Но мы действуем лишь постольку, поскольку понимаем (по пол. 3 части 3). Следовательно, действовать по добродетели значит не что иное в нас, как действовать по руководству разума, жить и сохранять свое существование, и притом (по короля, пол. 22 этой части) на основании искания своей пользы, – что и требовалось доказать.
ПОЛОЖЕНИЕ XXV
Никто не стремится сохранять свое существование ради другой вещи.
Доказательство
Стремление, по которому каждая вещь стремится сохранить свое существование, определяется только сущностью самой вещи (по пол. 7 части 3), и только из того, что дана эта сущность, а не из необходимости другой вещи необходимо следует (по пол. 6 части 3), чтобы каждый стремился сохранять свое существование. Кроме того, это положение следует из короллария пол. 22 этой части. Ибо если бы человек стремился сохранять свое существование ради другой вещи, то эта вещь была бы первым основанием добродетели (как ясно само собой), что (по вышеуказанному короля.) абсурдно. Итак, никто не стремится, и проч., – что и требовалось доказать.
ПОЛОЖЕНИЕ XXVI
Все то, к чему мы стремимся по разуму; есть не что иное, как понимание; и душа, поскольку она пользуется разумом, ничего не считает для себя полезным, кроме того, что ведет к пониманию.
Доказательство
Стремление сохранять себя есть не что иное, как сама сущность вещи (по пол. 7 части 3), которая, поскольку существует как таковая, представляется в уме имеющей силу сохранять свое существование и делать то, что необходимо вытекает из данной ее природы. См. опред. позыва в схол. пол. 9 части 3. Но сущность разума есть не что иное, как наша душа, поскольку она понимает ясно и отчетливо. См. опред. его во 2 схол. пол. 40 части 2. Итак (по пол. 40 части 2), все то, к чему мы стремимся по разуму, есть не что иное, как понимание. Затем, так как это стремление души, по которому душа, поскольку она рассуждает, стремится сохранить свое существование, есть не что иное, как понимание (по первой части этого пол.), то из этого следует, что это стремление к пониманию (по короля, пол. 22 этой части) есть первое и единственное основание добродетели, и что мы стремимся понимать вещи не для какой-нибудь цели (по пол. 25), но, напротив, душа, поскольку она рассуждает, может представлять добром для себя только то, что ведет к пониманию (по опр. 1 этой части), – что и требовалось доказать.
ПОЛОЖЕНИЕ XXVII
Ни о чем другом мы не знаем наверняка, что оно добро или зло, как только о том, что действительно ведет нас к пониманию, или что может препятствовать пониманию.
Доказательство
Душа, поскольку она рассуждает, не стремится ни к чему другому, как к пониманию, и считает полезным для себя только то, что ведет к пониманию (по пред. пол.). Но душа (по пол. 41 и 43 части 2 и схол. этого последи, пол.) с достоверностью знает вещи только тогда, когда она имеет полные идеи, или (что то же по схол. 2 пол. 40 части 2) поскольку она рассуждает. Следовательно, ни о чем другом мы не знаем наверняка, что оно добро, как только о том, что действительно ведет к пониманию, и наоборот, то есть зло, что может препятствовать пониманию, – что и требовалось доказать.