- Теперь глядите, - сказал он. - Раз, два, три.
Она стянула рубашку, и тут же он ткнул себя в грудь рдяно-серым концом сигареты, точно кинжалом в сердце - загасил, вдавил окурок в нехороший бурый струп слева на ребре, размером с долларовую монету; случайная искра слетела при этом на живот, и он слегка охнул.
Теперь мне надо проявить закалку, подумала девушка. Она видела у него в шкатулке три фронтовые медали, но и сама она не раз встречала опасности лицом к лицу, в том числе туберкулез, а однажды что-то похуже; а что именно, врач не сказал, и она так до сих пор и не простила ему утайки.
- Вам от этой штуки, конечно, мало радости, - сказала она бодро, обтирая его губкой. - Так и не хочет заживать?
- Она не заживет. Она злокачественная.
- Все равно это не оправдание тому, что вы над собой творите.
Он взглянул на нее большими темно-карими глазами - остро, отчужденно, потерянно. И в этом секундном взгляде-сигнале она прочла волю не к жизни, а к смерти, и поняла, что тут не помогут ни выучка ее, ни опыт. Он встал на ноги, держась за умывальник и устремив взгляд куда-то перед собой.
- Ну нет, уж если я остаюсь при вас, то напиваться не дам, - сказала она.
И внезапно поняла, что не спиртное он ищет. Он смотрел в угол, куда швырнул бутылку вчера вечером. Сестра не отрывала глаз от красивого его лица, немощного и непокорного, боясь хотя бы слегка повернуть голову в тот угол, потому что знала - там, куда он смотрит, стоит смерть. Смерть была ей знакома - смертный хрип и характерный запах, но никогда не доводилось ей видеть смерть, еще не вошедшую в тело, - а он видит ее сейчас в углу ванной, смерть стоит там, следит, как он кашлянул, плюнул, растер по галуну брюк. Плевок блеснул, пузырясь, - последний слабый вызов смерти…
Назавтра она пыталась рассказать об этом миссис Хиксон:
- Все напрасно, как ни старайся. Пусть бы он мне вовсе вывернул запястья - и то б не так больно. А тут видишь, что ничем ты не поможешь, и просто руки опускаются.
Перевод О. Сороки.
Долгое ожидание
I
Мы беседовали о старинных французских замках, а от них разговор перешел на ужасы средневековья, вроде железной клетки, в которой Людовик XI шесть лет продержал кардинала Балю,38 или каменных мешков. Каменные мешки я видел сам - это просто сухие колодцы футов тридцать или сорок глубиной; узника кидают на дно, и ждать ему больше нечего. До сих пор помню, какое впечатление произвели на меня эти темницы, и не удивительно - при моей склонности к клаустрофобии мне даже в купе спального вагона становится невмоготу. Вот почему я так обрадовался этой истории, рассказанной врачом, - вернее, я обрадовался, когда врач только приступил к рассказу, который поначалу, казалось, не имел никакого отношения к мукам погребенных заживо.
Жила на свете молодая женщина, некая миссис Кинг, которая была очень счастлива со своим мужем. У них были деньги, и они любили друг друга, но случилось так, что, рожая второго ребенка, миссис Кинг надолго впала в кому, а очнулась с явными симптомами "расщепления личности" - обычный случай послеродовой шизофрении. Ее бред был как-то связан с Декларацией Независимости, но к рассказу это не имеет отношения; стоило ей оправиться от родов, как признаки душевного расстройства стали исчезать. К концу десятого месяца она чувствовала себя совсем здоровой и с нетерпением ждала разрешения покинуть клинику.
Ей едва исполнился двадцать один год, было в ее облике что-то юное и трогательное, словом, весь персонал относился к ней с особой симпатией. Когда она настолько поправилась, что врачи решили отпустить ее с мужем в небольшую пробную поездку, эта новость сразу сделалась главной темой разговоров. Одна сестра съездила с ней в Филадельфию за новым платьем, другая знала удивительно романтичную историю их знакомства во время путешествия по Мексике, и уж все-то видели двух ее крошек, которых иногда привозили в клинику. Поездка была в Вирджиния-Бич, на пять дней.
Приятно было смотреть, как она собиралась в дорогу, как тщательно укладывала чемодан, прихорашивалась, завивала волосы и вся была поглощена этими радостными мелочами. За полчаса до условленного срока она уже была готова и ходила прощаться с соседями по этажу; ее новое платье было цвета морской волны, а шляпка казалась легким облачком после апрельской грозы. Ее тонкое хорошенькое личико, на котором болезнь оставила грустное, чуть испуганное выражение, сияло от предвкушения счастья.
- Ничего не делать - вот и все мои мечты, - говорила она; - целых три дня буду вставать, когда вздумается, и ложиться за полночь. А еще сама куплю себе купальный костюм и сама буду заказывать обед.
Когда подошло время отъезда, миссис Кинг решила не ждать мужа в палате, а встретить его в вестибюле; провожаемая санитаром, несшим чемодан, она, прошла по коридору и спустилась вниз, помахав на прощанье встретившимся пациентам и пожалев, что им нельзя уехать в такое же чудесное путешествие. Главный врач пожелал ей счастливого пути, две сиделки под каким-то предлогом подошли к ней и никак не могли расстаться - так притягательна была ее радость.
- До чего же вам пойдет загар, миссис Кинг.
- Вы уж не забудьте послать нам открыточку.
Почти в то самое время, как миссис Кинг выходила из палаты, в машину ее мужа по дороге в клинику врезался грузовик - муж получил тяжелые внутренние травмы, и, по мнению врачей, смерть должна была наступить с часу на час. Известие о несчастье поступило в клинику по телефону, и первой о нем узнала телефонистка, дежурившая в маленькой комнатке, отделенной от вестибюля стеклянной перегородкой. Телефонистка видела миссис Кинг через стекло и знала, что та может ее услышать, поэтому она попросила старшую сестру срочно спуститься вниз. Сестра, ужаснувшись, бросилась к врачу, который принял такое решение: пока муж жив, больная ни о чем не должна знать; следует ей только сказать, что сегодня он не сможет приехать.
Миссис Кинг не могла скрыть огорчения.
- Я и сама понимаю, что расстраиваться глупо, - говорила она, - столько месяцев ждала, подожду еще один день. Он ведь обещал приехать завтра?
Старшая сестра не знала, что и отвечать, но все же сумела как-то выкрутиться, и наконец миссис Кинг вернулась к себе в палату. Затем вызвали самую опытную и бесстрастную сиделку и поручили ей следить, чтобы миссис Кинг до завтрашнего утра не читала газет и не разговаривала с пациентами. А там будет видно.
Наутро муж был еще жив, и врачи продолжали выжидать. Около полудня одна из сиделок встретила в коридоре миссис Кинг - та была одета в точности как накануне, но на этот раз сама несла чемодан.
- Сейчас приедет мой муж, - объяснила миссис Кинг, - вчера его задержали дела, но сегодня он непременно будет, в то же самое время.
Сиделка пошла ее провожать. Миссис Кинг пользовалась в стенах клиники полной свободой, и сиделка не решилась силой вернуть ее в палату, а вступать в объяснения побоялась, чтобы не сболтнуть лишнего. Когда они вошли в вестибюль, сиделка тайком подала телефонистке знак, и та, по счастью, сообразила, в чем дело.
Миссис Кинг напоследок еще раз оглядела себя в зеркале и сказала:
- Хочу, чтобы у меня всегда была точно такая шляпка и чтобы я всегда была так счастлива.
Минуту спустя, нахмурив брови, вошла старшая сестра.
- Как?! Джордж и сегодня не приедет?
- Увы! Ничего не поделаешь - надо набраться терпения.
Миссис Кинг грустно улыбнулась.
- А я так мечтала показаться Джорджу в своем новом наряде.
- Будет вам, вы одеты как с иголочки.
- Авось, платью и до завтра ничего не сделается. Я так счастлива, что мне просто стыдно грустить из-за одного дня.
- Вот именно.
Ночью муж умер, и утром на совещании врачей разгорелся спор, что же теперь делать - сказать все или ничего не говорить было в равной степени опасно. Наконец решили "услать" мужа в дальнюю поездку, и тем самым уничтожить надежду на скорую встречу. Когда она примирится с отсрочкой, ей откроют правду.
Врачи уже расходились, как вдруг один из них остановил коллег и показал на дальний конец коридора. Миссис Кинг с чемоданом в руке шла по направлению к вестибюлю.
Доктор Пири, ее лечащий врач, шумно вздохнул.
- Положение хуже некуда. Может, лучше ей все рассказать сейчас? Что толку врать про его отъезд, когда она привыкла получать от него по два письма в неделю. А сказать, что он заболел, и того не легче - станет проситься, чтобы ее отпустили к нему. Есть желающие поменяться со мной?
II
Сразу же после совещания один из врачей уехал в отпуск. Вернувшись через две недели, он в тот же час оказался в том же коридоре и замер при виде крохотной приближающейся процессии - санитара с чемоданом, сиделки и миссис Кинг в платье цвета морской волны и апрельской шляпке.
- Здравствуйте, доктор, - обратилась к нему миссис Кинг, - а я уезжаю. Сейчас за мной заедет муж и повезет меня в Вирджиния-Бич. Я встречу его внизу, чтобы ему не пришлось меня дожидаться.
Врач взглянул ей в лицо, глаза ее были ясными и счастливыми, как у ребенка. Сиделка делала ему знаки, что все идет как надо, поэтому врач просто поклонился и сказал, что погода нынче чудесная.
- Да, день выдался на славу, - ответила миссис Кинг, - но сегодняшний день - пусть бы даже лил дождь - все равно был бы для меня самым прекрасным.
Врач посмотрел ей вслед с недоумением и легкой досадой. Зачем понадобилось затягивать этот обман, думал он. На что они надеются?
Увидев доктора Пири, он задал ему этот вопрос.
- Мы пытались сказать ей правду, а она рассмеялась и обвинила нас в том, что мы все еще проверяем, здорова ли она, - ответил доктор Пири. - Вот пример, когда слово "немыслимо" можно употребить в прямом смысле - ее мозг отказывается воспринимать мысль о смерти мужа.
- Но не может же так тянуться до бесконечности?
- Теоретически нет. Несколько дней назад, после того как она в очередной раз уложила свой чемодан, сиделка попыталась ее удержать. Из холла я мог следить за ее лицом - она была на грани срыва, причем, заметьте, впервые за весь курс лечения. Лицевые мускулы напряглись, в глазах появился стеклянный блеск, голос сделался резким и хриплым, и она ледяным тоном заявила сиделке, что та лжет. Положение было критическим - еще минута, и вместо послушной пациентки у нас на руках оказалась бы больная с приступом острого возбуждения. Тут я вмешался и приказал сиделке проводить ее в вестибюль.
Он умолк, увидев, как все та же крохотная процессия в прежнем порядке возвращается в палату. Миссис Кинг остановилась и заговорила с доктором Пири:
- Моего мужа задержали дела. Досадно, конечно, но он просил передать, что будет завтра, а когда столько ждешь, смешно расстраиваться из-за одного дня.
- Совершенно с вами согласен, миссис Кинг.
- Пойду переоденусь. Надо, чтобы мой наряд и завтра выглядел таким же свежим. - Она сняла шляпку и стала ее внимательно разглядывать. - Смотрите, пятнышко; надеюсь, мне удастся его свести. Может, он не заметит?
- Не заметит, ручаюсь вам.
- Право, доктор, я ни капельки не унываю, что приходится ждать до завтра. Время летит так быстро.
Когда врачи остались вдвоем, тот, что помоложе, сказал:
- Может быть, дети… у них ведь их двое.
- Едва ли ее спасут дети. Когда она свихнулась, эта поездка стала для нее символом исцеления. Стоит отнять эту надежду, как ее рассудок совсем помрачится, и придется все начинать с самого начала.
- Есть ли у нее шанс?
- А вот это уже совершенно непредсказуемо. Я лишь попытался объяснить, почему ей было разрешено сегодня спуститься вниз.
- Ну, а завтра? А послезавтра?
- Что ж, - отвечал доктор Пири, - остается лишь надеяться, что в один прекрасный день он окажется там…
И тут врач неожиданно оборвал рассказ. В ответ на наши настойчивые расспросы он заявил, что ничего интересного дальше не было - всякому сочувствию рано или поздно приходит конец, а к странностям больных персоналу не привыкать.
- И она все так же ходит встречать мужа?
- Да, никаких перемен, но уже даже пациенты, кроме разве что новеньких, перестали обращать на нее внимание. Ежегодно ее шляпку потихоньку меняют на новую, в точности такую же, а платье на ней до сих пор прежнее. Всякий раз она бывает слегка расстроена, но старается не подать виду и очень мило утешает себя. Насколько мы в состоянии судить, несчастной она себя не считает, а на других пациентов, как ни странно, ее пример действует успокаивающе. И хватит об этом, бога ради, - уж лучше вернемся к каменным мешкам.
Перевод Ю. Эстрина.
НОВЕЛЛЫ
Фицджеральдом было написано свыше 150 рассказов, в основном опубликованных в периодике - журналах "Сатердей ивнинг пост", "Старт сет", "Кольерс" и др. При жизни писателя вышло четыре сборника его новелл: "Эмансипированные и глубокомысленные" (1920), "Сказки Века Джаза" (1922), "Все эти печальные молодые люди" (1926), "Сигналы побудки" (1935). Несобранные, а также оставшиеся неопубликованными рассказы и эссе составили книгу "Писатель после полудня" (1957), подготовленную биографом Фицджеральда А. Майзенером.
Отдельными книгами посмертно вышли также новеллы Фицджеральда 30-х годов, которые он сам намеревался объединить в циклы. Это рассказы о подростке Бейзиле Ли, основанные на школьных воспоминаниях автора, и о девушке из Чикаго Джозефине Перри, приобщающейся к "взрослой" жизни времен "века джаза", а также цикл рассказов о Пэте Хоби - спивающемся голливудском сценаристе.
Фицджеральд был невысокого мнения о своей новеллистике, утверждая, что он просто вынужден писать рассказы, потому что за них хорошо платят. Многие из его новелл и в самом деле остались только журнальными однодневками. Однако лучшие рассказы писателя составляют неотъемлемую часть его творческого наследия.
Признанию Фицджеральда как мастера краткой прозы в большой мере способствовала изданная в 1951 году М. Кауликиша "Рассказы Скотта Фицджеральда". Она по сей день остается наиболее авторитетным собранием избранных новелл писателя.
Из собрания М. Каули взяты все рассказы данного тома, кроме не включенного Каули в свой сборник рассказа "На улице, где живет столяр". Эта новелла, в которой Фицджеральд изобразил самого себя, Зельду и Скотти, появилась в 1928 году в "Кольерс" и вошла в книгу "Писатель после полудня".
Новеллы "Волосы Вероники" и "Ледяной дворец" печатались в книге "Эмансипированные и глубокомысленные", новеллы "Первое мая" и "Алмазная гора" - в "Сказках Века Джаза"; "Зимние мечты", "Самое разумное", "Молодой богач" и "Детский праздник" входили в сборник "Все эти печальные молодые люди"; "Последняя красавица Юга", "Две вины", "Опять Вавилон", "Сумасшедшее воскресенье", "Семья на ветру" - в "Сигналах побудки".
Остальные новеллы при жизни Фицджеральда были напечатаны только в журналах.
1
Стр. 19. Сухой закон еще не был введен. - Он был введен по инициативе конгрессмена Э. Волстеда в конце 1919 г.
2
промах (фр.)
3
неизвестному (фр.)
4
веселых девиц (фр.)
5
Стр. 76. Грозный Дэн Макгрю - персонаж фольклорных баллад, герой-авантюрист; известна обработка баллады на смерть Макгрю, принадлежащая Роберту Уильяму Сервису (1874-1958).
6
Стр. 84. "Кубла Хан" - поэма (1798) английского романтика Сэмюэла Тэйлора Кольриджа (1772-1834).
7
Стр. 91. Джонсон Хайрам (1866-1945) - американский политический деятель, конгрессмен. Тай Кобб - одна из звезд бейсбола.
8
Стр. 95. Джонстон Анни Феллоуз (1863-1931) - автор сентиментальных романов, которыми зачитывались провинциальные девицы.
9
Стр. 99. "Маленькие женщины"(1871) - назидательная повесть для девочек, написанная Луизой Олкотт (1832-1888).
10
Стр. 123. …из "Осенних маневров", "Графа Люксембурга","Отпускного солдата" - спектакли, с успехом шедшие в Нью-Йорке в сезон 1910/11 г.: "Осенние маневры" - музыкальная комедия Франсуа Бийеду, "Граф Люксембург" - оперетта Франца Легара, "Отпускной солдат" - комическая опера Оскара Штрауса.
11
"За бога, отечество и св. Мидаса" (лат.).
12
Стр. 230. …закоренелым фундаменталистом. - Фундаментализм - течение в протестантстве, основывающееся на признании буквалистски истолкованных заповедей Писания нормой повседневного поведения.
13
Скажи ему, чтобы было не слишком грубо… дерево можно взять похуже (фр.).
14
Главное, чтобы хватило по высоте. Тот, что заказывал Мэрфи, был вот такой (фр.).
15
Он сказал, что делал кукольные домики для Дюпонов. Сделает и нам (фр.).
16
Сколько? (фр.)
17
Двадцать пять (фр.)
18
Стр. 250. Рут Дрэпер (1884-1953) - автор и исполнительница моноспектаклей, в основном связанных с темами "патриархального" Юга.
19
Марс Чен - прозвище Генри Уотерсона (1840-1921), редактора луисвиллской газеты "Курьер", являвшейся рупором идей южной исключительности; под именем Марс Чен Уотерсон изобразил себя в автобиографии (1919).
20
Стр. 282. Театральная гильдия - организованное в Нью-Йорке театральное общество, владевшее собственным театром, на сцене которого шли пьесы О'Нила, Шоу, Чапека и других крупных драматургов. Существовало с 1919 г., с 1927 г. имело филиалы во многих американских городах.
21
посыльным (франц.).
22
"Медленный вальс" Дебюсси.
23
Откидное место (франц.).
24
Уличные девицы (франц.).