И у меня произошла временная перемена в моей жизни. Командировали меня на курсы радиотехников в Иркутск. Брали на эти курсы с подготовкой не ниже двух лет самостоятельной работы на радиостанции. Ну, а у меня стаж-то большой, как говорят в Иране, слава аллаху. Закончил курсы, получил корочки. Диплом, если по-культурному сказать. Теперь я стал считаться техником без дураков, по всей полной форме. И в пятьдесят пятом году начал работать техником радиостанции.
Пока я там, на этих курсах, учился, жизнь тоже на месте не стояла. МТС в это время получила новую аппаратуру, десять станций "Урожай" и одну мощную станцию "Паркс" для связи с областью. Смонтировал я все это хозяйство, установил бесперебойную связь с тракторными бригадами. Работаю, применяю свои знания на практике. А по штату положен мне помощник. Кого, думаете, дали? Бывшего директора МТС, он не имел образования. Куда же его деть по старости? Стал его обучать, но полного курса ему не удалось у меня пройти. А почему - слушайте дальше.
3
В июне пятьдесят пятого года вышло в свет решение Иркутского обкома партии о посылке на строительство Братской ГЭС пятисот коммунистов для укрепления кадров. Из нашей МТС не нашлось ни одного человека, кто бы добровольно вызвался ехать. А надо было только одного. Никто не рискнул. Нам сразу сказали: едете, товарищи, в тайгу, на необжитое место. Придется жить в палатках, в отрыве от семьи. Не сахар, одним словом. Но коммунист я или так, название одно?
Прежде всего поговорил с женой. Дома ведь всегда можно ладом договориться, без всякой семейной драмы. А у кого эти драмы - нехорошо. У меня их не случается. Понимает меня эта гражданка. Она и говорит: если надумал ехать, надо всей семьей. И мать, моя мать, высказалась за то, чтобы ехать всем. А детей уже двое. Любе два годика, Мише год всего. Но мы решили ехать и прибыли сюда, на Братскую ГЭС всей семьей. Это было в июле пятьдесят пятого года.
Приехали мы пароходом. Вместе со мной, на этом пароходе плыли еще четырнадцать членов партии, которые так же были направлены по путевкам, как и я. В городе Братске нас пригласили на прием к товарищу Наймушину, начальнику Братскгэсстроя. Он чутко побеседовал с нами, рассказал всю обстановку и положение на стройке. И сперва очень нас огорчил. Он сказал - сейчас вам, как специалистам, рабочим высокой квалификации, у меня работы нет. Но есть три вида работы, где люди до зарезу нужны. Первая работа - валить лес. Вторая работа - строить жилье, дома, потому что зима на носу. И третья работа - это строительство дорог.
Наши, все четырнадцать человек, которые ехали на одном пароходе, приняли заявление товарища Наймушина близко к сердцу и решили сколотить бригаду строителей домов. У нас были и горные мастерами слесари, и химики, и даже музыкант был. Но плотников ни одного. Понадеялись на свою сметку, все же мы - рабочие, солдатами почти все были, неужели и тут не управимся? И поехали на Падун, где начиналось, собственно, строительство станции.
Падун - это деревушка, заброшенная на край света. В тридцати, считай, километрах от Братска. Ну, что там, в Падуне? Избы, дворов двадцать. Крепкие избы, из самых толстенных лиственниц срублены, бог знает в каком веке. Но стоят крепко. А кроме этих изб там ничего больше и нету. Вокруг тайга. И люди там все из тайги добывали, жили охотничьим промыслом. К ним редко кто и заезжал. А теперь, вишь, какой свистопляс пошел - народу понаехало тьма.
До Падуна добрались быстро. Но тут грязища началась такая, машина не могла пролезть. Пришли мы в Падун пешим порядком, всей командой - ребята, четырнадцать человек, и я с семьей.
Поселили нас в палатку. Палатка сырая, только ее сделали, под полом вода хлюпает. Мы четыре дня, не раздеваясь, не разуваясь, спали. Наступишь на пол - вода в лицо аж бьет. А мы еще все хозяйство оставили в Братске. Ни постелей, ни кастрюль, ничего. Тут мы трудностей хватанули. Пришлось четыре ночи спать на одних раскладушках без матрасов и без постельных принадлежностей. Тут эти трудности наяву пришлось испытать. Ребятишек кое-как позакрывали костюмами, а сами дрожмя дрожим всю ночь.
Так прожили четыре дня, пока оформлялись в Падунское СМУ. Ну, что я там увидел, какую картину? Ни одного дома на этой, знаменитой в наши дни стройке, еще не было. Колышки только забивали, распределяли - где чего строить надо. А все люди жили, я уже сказал, в палатках. Этих палаток штук сто, а то и больше на берегу Ангары стояло.
Пожили мы тут, оформились и переехали на правый берег. Переехали катером. Нас встретила машина и увезла к месту назначения. Народу здесь оказалось мало, всего две палатки. И мы поставили одну для себя. Рядом река, лес кругом, тихо, сухо. Красота. В магазине продуктов - каких хочешь. И все наши, все четырнадцать человек, поселились в одной палатке. Этот артист - он показал на сынишку - пополз по всем углам, все обследовал. Комендантом его прозвали. На опушке таган поставили, пищу варить. И начался новый этап нашей жизни.
Все мы пошли на работу. Все товарищи, которые приехали с нами, и Аня, жена, пошла в больницу санитаркой. Она с пятого класса работает. Как ее отца и двух братьев взяли на фронт, в госпитале помогала. А с четырнадцати лет пошла на шахту, стволовой работала, а сначала разнорабочей. Потом взяли ее в ремесленное училище, получила специальность слесаря-сборщика. Это было в войну, так что опыт работы у нее большой. Всю войну, девчонкой, работала, мать поддерживала. Мужики-то на фронте. И брат один оттуда не вернулся.
Дома, в нашей палатке, одна моя мать осталась да вот эти два артиста - Люба с Мишкой. А мы взяли топорики и пошли плотничать. Валили с корня лес, шкурили и строили баню. Это первый объект, который требовался для населения будущего Братска-три. Часть наших товарищей пошла строить пекарню. Хлеба строителям не хватало, сразу столько понаехало, давали по пятьсот граммов, как в войну. Бригадиром к нам назначили настоящего плотника, Долинина Ивана Григорьевича. Он нами руководил, учил нас, что к чему в плотницком деле.
Подходила зима. Надо было убрать картофель в подсобном хозяйстве. И поручили нашей бригаде и бригаде еще одной, Хотулева, строить овощехранилище. И копать картошку одновременно. Каждому было задание - выкопать пять соток картошки. Хочешь не хочешь, справляться с этим надо. Отдавали все силы, понимали: задание серьезное.
Нас комендант хотел перевести в семейную палатку. А мы хорошо сжились, ругани никакой. Все члены партии, все уважаем друг друга. Ну, раз переводят, что поделаешь? Надо уходить. Тут ребята взяли коменданта за прудки: пусть, говорят, Сухомлиновы остаются. Устроили аврал: кто доски тащит, кто что. Отгородили угол. Условия жизни стали лучше. Но палатка есть палатка, как ни топи - зимой не натопишь. Что с детьми будет?
Тут, аккурат, приехали родители Ани. Заготовили мы лесу, стали рубить времянку. Товарищи крепко помогли. И к седьмому ноября справили новоселье. Помазали, побелили, настоящая комната получилась. Никогда я не был печником, а тут сам сложил печку с тремя ходами. Долго сидел, плановал - как же делать, чтобы дым вокруг духовки пошел? Чтобы булочку или еще что испечь? Целый чертеж составил, пока сообразил. Ну, это все личное строительство. А на большой стройке происходило вот что. Конечно, я говорю не про всю стройку, а что происходило со мной, с нашими ребятами. Про всю стройку надо у товарища Наймушина спрашивать. А я своим чередом пойду.
В октябре пятьдесят пятого года стали собирать бригаду сантехников. Кто работал, кто не работал по этому делу - шибко не разбирались. Немного знаешь это хозяйство - марш туда. И я, конечно, тоже попал в эти сантехники. Нас послали строить водопровод. И строили мы его с ноября по январь. Экскаватор не брал землю, все замерзло, взрывчатки не было. Приходилось жечь костры, отогревать землю и рыть траншею. А морозы под сорок заворачивают, а то и под пятьдесят бывало. Никогда в таких условиях водопроводы не строили. А что делать? В поселке снег ели вместо воды, все питались, можно сказать, снегом. Мы пустили водопровод к Новому году. Не испытывали, какие тут испытания? Проложили трубы в траншеях, засыпали мерзлым грунтом, но поселок получил воду. Узкое место было ликвидировано. Напились люди досыта, стирать могли теперь, умываться. Веселее дело пошло.
Сдали водопровод - куда теперь? И тут, в январе, организовалась непосредственно моя бригада монтажников. Мы разделились на сантехников и монтажников. Сантехники, те своим делом занялись, а мы стали монтировать башенный кран. В бригаде оказалось тридцать семь человек. Это по дурости начальника участка. Таких бригад не бывает, надо шесть-семь человек, тогда дело будет. А так что?
Вот считайте. За год мы смонтировали около ста тонн металлических конструкции или двадцать восемь каркасов металлических корпусов. Семь из них под гаражи, четыре под тракторный парк. И еще разные ремонтные мастерские, база главного механика и много всяких помещений. Это за год. С мая стало в нашей бригаде восемь человек. Остальные ушли в специализированную организацию. И вот, смотрите, что получилось. До мая мы, тридцать семь человек, поставили три корпуса или сто пятьдесят тонн металлоконструкций. А после мая мы, восемь человек, поставили двадцать пять корпусов или восемьсот пятьдесят тонн конструкций. И, когда нас было тридцать семь человек, заработок был в пределах тысячи рублей. А когда восемь человек - в пределах трех тысяч.
Мы смонтировали эти корпуса, сдали их в эксплуатацию. За это нам что? Мне присвоили имя лучшего слесаря Иркутской области. Вот, пожалуйста, документ, корочки. Вроде диплома. Дали две почетные грамоты, Строительству и Управлению. И три тысячи - бригаде премию. Средний, примерно, процент выработки составил у нас триста процентов. То есть за год выполнили план трех лет. И без всякой туфты. Ну, какая тут туфта? Металлоконструкции стоят на месте. Предъявляем в банк документы на эти конструкции, нам за них деньги платят. Монтаж окончили в декабре пятьдесят шестого года. Тут работы для нас по специальности не оказалось. Перекинули нас на хозработы, потом на перевозки. В общем, как говорится, бери больше - неси дальше. А ведь мы монтажники, сколоченный коллектив, можно сказать. Куда нас?
4
Тут встала необходимость обезопасить дорогу от нависших над ней скал, на правом берегу. Из нашей бригады сколотили бригаду верхолазов. Часть ребят не прошла по состоянию здоровья - у кого силенки маловато, кому на высоте дурно становилось, у кого еще что. А остальные - Шагуров, Парамонов, Долгов, Хмелинин, Миков, Сторублев, Неделяев - эти ребята стали верхолазами.
Проходили одновременно и теорию и практику. В армии я немного занимался альпинизмом. Теперь пришлось быть и инструктором и конструктором. Сам учил, сам и практикой руководил. Привезли нас впервые, помню, знакомиться со скалами, с объектом. Впечатление такое - что тут страшного? Работа хорошая, снизу вверх смотрим, не так-то высоко. И когда на другой день получили снаряжение - веревки, тросы, ломики скальные, оказалось не так-то просто, как смотреть снизу. Когда поглядели сверху, многим пришлось туго. Один парень, здоровый на вид, спустился метров на десять вниз. Висит на канате. А под ним еще метров семьдесят пустого пространства до земли. Он и не смог дальше двинуться. Пришлось тащить его назад. Высота, как ни крути, восемьдесят, а то и девяносто метров. И еще один не выдержал: головокружение началось, когда работать пытался. А остальные чувствовали себя хорошо, с первого дня начали вкалывать на совесть. Главный инженер говорит: "Мне, ребята, вас не проконтролировать. Нету на такие работы ни нормы, ни положения об учете времени. Поэтому прошу - на совесть. Устал - отдохни, чтобы ноги не тряслись. Чтобы, самое главное, не сорваться оттуда- - технику безопасности непременно соблюдайте". А у нас и так, говорю, все на совесть работают.
Когда спустишься метров на пятнадцать - двадцать со скалы, тихо, ветру нету. Спустился еще - с Ангары тянет по скале, как по трубе. Один камень сбросишь, а он за собой еще десять утащит. Поднимается сильная пыль, хотя ветра почти нету. Поток воздуха от Ангары вверх идет. Поработаешь там с полчаса - ничего, а вылезешь на твердую почву отдыхать - поджилки трясутся. Веревка, конечно, веревкой, а на нее сильно не надейся. Посмотришь вниз - лететь далеко, там скалы с Ангарой. И страхуешь себя изо всех сил, со вниманием по всем направлениям смотришь. Камень, любой, сперва ногой попробуешь - не живой ли он? То есть живые камни такие, которые крепко не держатся, шатаются. И в любой момент такой камень, задень его или от сотрясения, может вниз загреметь. Вот эти живые камни мы и сбрасываем, чтобы обезопасить бечевник, проходящий внизу под скалами. Но сперва мы смотрим вверх - не задел ли чего веревкой? Потому что страшен не тот камень, который внизу.
Я, как и любой наш верхолаз, вооружен ломиком. Он пустотелый, из буровой стали, весом четыре килограмма, вроде ледоруба, если с альпинизмом сравнивать. Ломик служит и как ломик, и как надежный предохранитель. На него и опираешься, и прикрыться можешь, и как рычагом действуешь. Прежде чем столкнуть камень, мы принимаем снизу сигнал от наших товарищей - можно толкать или нет. Ведь внизу люди работают, машины ходят. Поэтому двое наших товарищей охраняют скалоопасный участок и сигнализируют нам. А еще два человека охраняют нас сверху, то есть травят или выбирают веревку, которой мы опоясаны. Если кто сорвется со скалы, то пролетит расстояние, которое ослаблено веревкой.
На скале гляди в оба, как на воде или на пожаре. Скалы - это стихия. Чуть что нарушил - плохо может кончиться. Пришел к нам, помню, новый, Миков. Я говорю ему - не залезай выше меня. А он увлекся, залез. Я тогда стоял на уступе. Он камень ковырнул, а по лощине камень не пошел, стукнулся, запрыгал - и на меня. Миков-то крикнул, а я смотрю - камень метрах в двух от меня. Деться некуда, смерть идет. Приник к скале, вжался в нее, камень мимо и прошел, задел только чуть. Смотрю на Микова, а он будто мукой обсыпан, белый весь.
Или еще был случай. Сковыривали мы тут одну каменную бабу, метров семь высотой. Качали ее, качали, стоит на скале, как на фундаменте. Толкаешь ногой - болтается, ходит, живая. Слезли вниз, убрали из-под нее камень, она и пошла. Едва отскочить успели. А там, пониже, еще одна баба стояла, кубометров на десять. Наша-то как пошла и нижнюю сшибла. Кубометров двадцать сразу свалили. Шуму, пыли было, как после взрыва. Увлекаешься этой работой, обедать забываешь.
Мы впоследствии перешли на более прогрессивный метод. Стали бурить вручную скалы. Инструмент простой - забурник и киянка. И взрывали при помощи бикфордова шнура. Заложишь заряд, шнур горит, а ты, как сумасшедший, вскакиваешь в укрытие. И тут взрыв. Эти взрывы позволили нам обрушивать в смену от двухсот до четырехсот кубометров скалы. И надо еще несколько тысяч кубов обобрать породы, чтобы не было никакого риска для движения людей и транспорта. За три месяца мы сделали оборку камня на протяжении двух с половиной километров над дорогой.
Потом перевели нас на врезку правобережного плеча плотины. Тут пришлось переквалифицироваться из монтажников-верхолазов в бурильщики. Здесь работа нам тоже по душе пришлась. Тоже на высоте семьдесят пять метров, только не вручную бурим, а пневматическими молотками. И люди приработались, притерлись друг к другу. Хочешь кому что-то сказать, а он и так уж понимает, что от него требуется. Без указания свыше старается выполнить. Эта работа живая, втягивает. Сидишь на скале, всю стройку, всю Ангару далеко видать. Уже обедать пора. А еще ни разу не перекурил, на скалы смотришь.
Ну, что у меня еще? Мне дали квартиру в доме Щ-4, засыпной одноэтажный домик. В квартире одна комната. Тесно. Три кровати поставили, и все. Кто зашел в гости - негде повернуться. Но уже не времянка, дом настоящий, кухня, коридорчик. Пожил - года не прошло, пришел из отпуска - получай, говорят, новую квартиру. Я особенно не просил, не добивался, жить и в такой пока можно, хотя и тесновато. Ну, как старому рабочему, мне дали секцию: две комнаты и к ним все, что полагается. С отдельным входом. Паровое отопление у нас. Правда, пока не работает, но будет работать.
Это одна сторона моей жизни.
Теперь - другая. Избрали меня членом парткомитета Управления основных сооружений, членом парткома Строительства. И уже второй год я член пленума горкома партии. Собственно говоря, не на плохом счету у руководителей Строительства. Как пошел по восходящей, так и иду…
И зарабатываю, можно сказать, неплохо. Но что - деньги? Как вода. Вышила эта гражданка накомодник - давай покупать комод. А раз комод, надо и шкаф. И то и се - и обставили всю квартиру. Настоящие-то гидростроители не особенно обзаводятся. Это народ кочевой. Кончилась стройка, поехали на другую. Но у меня совсем другой характер. Есть возможность - надо создавать себе удобства. А если и расстаться надо с этой обстановкой, бросить все, как у нас в Колыванове было, горевать, что ли? Новое заведем, слава аллаху, как говорят в Иране.
В выходные дни я мало-мало свободен. А в рабочие - то партком, то собрание, то заседание. В воскресенье мы всей семьей идем в кино. Это как закон. С ребятишками. И они уже привыкли, ждут. А еще я люблю читать художественную литературу. Эта гражданка не любила, приучил ее. Иду в библиотеку, беру книги: раз - на себя, два - на ее имя. Ну, и как соревнование у нас - кто больше хороших книг освоит. Она обскакивает меня. У меня и свои книги были раньше. Все в Колыванове сдал в профсоюзную библиотеку, берите, не жалко. И этим хозяйством не успел здесь обзавестись. Но буду. Для детей.
Я одно время, попервости, думал срок отработать и уехать. Мое мнение разбили. Нет, в решениях обкома партии не сказано, что на три года. Коммунисты, кто по призыву, работают до конца строительства. Да и самому теперь интересно. С первых палаток, с первых колышков начал строить. Как же уехать и не посмотреть, что в конце построим?
У меня родина в Курской области. Ездил я туда, смотрел, в гостях был. Ну, что, собственно? Хорошая сторона, теплая, хлебная. Только меня туда не тянет. Я в Сибири вырос, человеком тут стал. И дети мои пусть сибиряками будут. Край просторный, строек много, на их долю хватит… Нет, я теперь не подамся отсюда. К скалам здешним прикипел будто. Скала она тоже сходство с человеком в чем-то имеет. Ее дождями, водой обмывает, солнцам, ветром, разрушает. Она стоит. И падает, когда рванешь ее так, что удержаться невозможно. Рассыпается она и перестает быть скалой.
Об авторе
Рассказы и очерки Владимира Шорора печатались во многих изданиях, часть из них собрана в его книге "Верен родному берегу", вышедшей несколько лет назад. Рассказы сборника "Найдется добрая душа" посвящены нашим современникам. С особой теплотой писатель изображает людей мужественных, верных, способных до конца идти к намеченной цели, нетерпимых к недостаткам - своим и чужим. Почти в каждом рассказе есть отзвук военных лет. И это понятно: в те грозные годы Владимир Шорор был солдатом-разведчиком, затем офицером-артиллеристом. Тогда же написал свои первые очерки и рассказы, опубликованные во фронтовой печати.
После войны Владимир Шорор окончил Литературный институт имени А. М. Горького. Работал в редакциях газет и журналов в Сибири и в Москве. Как корреспондент побывал во многих ближних и дальних краях. Большая часть рассказов писателя посвящена людям Сибири - там, на берегах Ангары, автор этой книги родился и вырос.
Примечания
1
ИПТАП - истребительно-противотанковый артиллерийский полк.