В первый том вошли оды, баллады, стихотворения
Виктор Гюго
Собрание сочинений
Том 1
Содержание
Оды и баллады
История
(Перевод П. Антокольского)
Два острова
(Перевод П. Антокольского)
Фея
(Перевод Э. Линецкой)
Охота бургграфа
(Перевод М. Донского)
Восточные мотивы
Купальщица Зара
(Перевод Е. Полонской)
Рыжая Нурмагаль
(Перевод Г. Шенгели)
Джинны
(Перевод Г. Шенгели)
Мечты
(Перевод Э. Линецкой)
Осенние листья
"Впустите всех детей. О, кто сказать посмеет…"
(Перевод А. Ахматовой)
"Порой, когда все спит, я с радостной душою…"
(Перевод Ф. Сологуба)
"Друзья, скажу еще два слова - и потом…"
(Перевод Э. Линецкой)
Песни сумерек
Канарису
(Перевод П. Антокольского)
Лучи и тени
К Л
(Перевод А. Ахматовой)
Oceano nox
(Перевод В. Брюсова)
Возмездие
Перед возвращением во Францию
(Перевод М. Лозинского)
"Простерта Франция немая…"
(Перевод П. Антокольского)
"С тех пор, как справедливость пала…"
(Перевод Е. Полонской)
Народу
(Перевод Г. Шенгели)
Песенка
(Перевод Г. Шенгели)
Ultima verba
(Перевод М. Донского)
Созерцания
Слепому поэту
(Перевод М. Талова)
Надпись на экземпляре "Божественной комедии"
(Перевод Б. Лившица)
Статуя
(Перевод М. Донского)
"Скупая, чахлая, иссохшая земля…"
(Перевод П. Антокольского)
Песни улиц и лесов
"Колоколен ли перепевы…"
(Перевод В. Давиденковой)
Сельский праздник под открытым небом
(Перевод В. Давиденковой)
Грозный год
Послание Гранта
(Перевод П. Антокольского)
Горе
(Перевод П. Антокольского)
Похороны
(Перевод Ю. Корнеева)
"За баррикадами на улице пустой…"
(Перевод П. Антокольского)
Искусство быть дедом
Открытые окна
Легенда веков
Песня корабельных мастеров
(Перевод П. Антокольского)
Роза инфанты
(Перевод П. Антокольского)
Новые дали
(Перевод А. Ахматовой)
Все струны лиры
"Пятнадцать сотен лет во мраке жил народ…"
(Перевод И. Шафаренко)
"Словечко модное содержит ваш жаргон…"
(Перевод В. Шора)
Последний сноп
Кузнецы
(Перевод М. Донского)
Последний день приговоренного к смерти
(Перевод Н.Касаткиной)
Клод Гё
(Перевод А.Толстой)
Марьон Делорм
(Перевод Анны Ахматовой)
Историко-литературная справка. Поэзия Гюго
Примечания
ОДЫ И БАЛЛАДЫ
ИСТОРИЯ
Ferrea vox
Vergilius
{Железный голос. Вергилий ( лат. ).}
I
В судьбе племен людских, в их непрестанной смене
Есть рифы тайные, как в бездне темных вод.
Тот безнадежно слеп, кто в беге поколений
Лишь бури разглядел да волн круговорот.
Над бурями царит могучее дыханье,
Во мраке грозовом небесный луч горит.
И в кликах праздничных и в смертном содроганье
Таинственная речь не тщетно говорит.
И разные века, что братья исполины,
Различны участью, но в замыслах близки,
По разному пути идут к мете единой,
И пламенем одним горят их маяки.
II
О муза! Нет времен, нет в будущем предела,
Куда б она очей своих не подняла.
И столько дней прошло, столетий пролетело, -
Лишь зыбь мгновенная по вечности прошла.
Так знайте, палачи, - вы, жертвы, знайте твердо,
Повсюду пронесет она бессмертный свет -
В глубины мрачных бездн, к снегам вершины гордой,
Воздвигнет храм в краю, где и гробницы нет.
И пальмы отдает героям в униженье,
И нарушает строй победных колесниц,
И грезит, и в ее младом воображенье
Горят империи, поверженные ниц.
К развалинам дворцов, к разрушенным соборам,
Чтоб услыхать ее, сберутся времена.
И словно пленника, покрытого позором,
Влечет прошедшее к грядущему она.
Так, собирая след крушений в океане,
Следит во всех морях упорного пловца,
И видит все зараз на дальнем расстоянье -
Могилу первую и колыбель конца.
1823 г.
ДВА ОСТРОВА
Скажи мне, откуда он явился,
и я скажу, куда он идет.
Э. Г.
I
Два острова на глади пенной,
Две великаньих головы
Царят у двух границ вселенной,
Равно угрюмы и мертвы.
Смотри, - и задрожи от страха!
Господь их вылепил из праха,
Удел предвидя роковой:
Чело их молниями блещет,
Волна у скал нависших плещет,
Вулканы спят в груди немой.
Туманны, сумрачны, безлюдны,
Видны два острова вдали,
Как будто два пиратских судна
В пучину намертво вросли.
Их берег черен и безлюден,
Путь между скал кремнист и труден
И дикой чащей окаймлен.
Но здесь недаром жуть гнездится:
На этом Бонапарт родится,
На том умрет Наполеон.
Тут колыбель - а там могила.
Двух слов довольно на века.
Их наша память сохранила,
И память та не коротка.
К двум островам придут, мне мнится,
Пред тенью царственной склониться
Все племена грядущих дней.
Раскаты гроз на высях горных,
Удары штормов непокорных
Напомнят правнукам о ней.
Недаром грозная пучина
Их отделила от земли,
Чтобы рожденье и кончина
Легко свершиться бы могли;
Чтобы такой приход на землю
Не сотрясал земли, подъемля
Мятеж таинственных глубин,
Чтоб на своей походной койке
Не вызвал бури узник стойкий
И мирно умер бы один.
II
Он был мечтателем на утре дней когда-то,
Задумчивым, когда, кончая путь солдата,
Угрюмо вспоминал былое торжество.
И слава и престол коварно обманули:
Он видел их вблизи, - ненадолго мелькнули.
Он знал ничтожество величья своего.
Ребенком грезил он на Корсике родимой
О власти мировой, о всей непобедимой
Своей империи под знаменем орла, -
Как будто мальчику уже звучала сладко
Многоязыкая, пред воинской палаткой,
Всемирной армии заздравная хвала.
III
ХВАЛА
"Будь славен, Бонапарт, владыка полвселенной!
Господь венчал тебя короною нетленной.
От Нила до Днепра ты правишь торжество,
Равняешь королей прислуге и вельможам.
И служит вечный Рим подножьем
Престолу сына твоего!
Парят орлы твои с простертыми крылами,
Несут на города убийственное пламя.
Ты всюду властвуешь куда ни глянь окрест.
Ты покорил диван, командуешь конклавом.
Смешав на знамени кровавом
И мусульманский серп и крест.
И смуглый мамелюк, и готский ратник дикий,
И польский волонтер, вооруженный пикой,
Все слепо преданы желаниям вождя.
Ты исповедник их, ты их законодатель.
Ты мир прошел, завоеватель,
Повсюду рекрутов найдя.
Захочешь, - и, взмахнув десницею надменной,
Во всех империях свершаешь перемены,
И короли дрожат у врат твоих хором.
А ты, пресыщенный в сраженьях иль на пире,
Почиешь в благодатном мире,
Гордясь накопленным добром.
И мнится, что гнездо ты свил на круче горной,
Что вправе позабыть о буре непокорной,
Что молнии тебе не ослепят глаза.
И мнится, твой престол от рока независим, -
Не угрожает этим высям
Низкорожденная гроза!"
IV
Ударила гроза! - Мир грохотом наполнив,
Скатился он в ничто, дымясь от стольких молний,
Смещен тиранами тиран.
В теснину диких скал замкнули тень живую.
Земля отвергла, - пусть несет сторожевую,
Ночную службу океан.
Как презирал он жизнь - там, на Святой Елене,
Когда морская даль гасила в отдаленье
Печальный, мертвенный закат.
Как был он одинок в вечерний час отлива,
Как англичанин вел его неторопливо
Туда, - в почетный каземат!
С каким отчаяньем он слушал гул проклятий
Тех самых воинских неисчислимых ратей,
Чье обожанье помнил он!
Как сердце плакало, когда взамен ответа
Рыданьем и тоской раскатывался где-то
Хор человеческих племен!
V
ПРОКЛЯТИЯ
"Позор! Несчастие! Анафема! Отмщенье!
Ни небо, ни земля не ведают прощенья!
Вот наконец-то пал низверженный колосс!
Пускай же, прахом став, впитает он навеки
Пролитой юной крови реки
И реки материнских слез!
При этом имени пусть Неман, Тибр и Сену,
Альгамбру древнюю, темничный ров Венсена,
И Яффу, и Кремля горящего дворцы,
Поля былых побед, поля резни кровавой,
Своим проклятием, отгулом прошлой славы
Теперь наполнят мертвецы!
Пускай вокруг него теснятся эти жертвы,
Восставшие из ям, воскресшие из мертвых,
Пускай стучат к нему обрубками костей!
Калечила их сталь, и порох жег когда-то.
Пусть остров превратит в долину Иосафата
Орда непрошенных гостей!
Чтобы он жил и жил, всечасно умирая,
Чтобы рыдал гордец, паденье измеряя,
Чтобы тюремщики глумились вновь над ним,
Чтоб узника они усугубляли муки
И заковали эти руки
Своим железом ледяным!
Он верил, что навек победами прославлен,
Что все забыл народ, - и вот он сам раздавлен!
Господь переменил блестящую судьбу.
И у соперника державной римской мощи
Остался миг один, чтоб сгинуть в полунощи,
И только шаг, чтоб лечь в гробу.
Он в море погребен и поглощен в забвенье.
Напрасно некогда в неукротимом рвенье
Мечтал о мраморной гробнице Сен-Дени.
Почившим королям остался он неведом:
С безродным пришлецом, заносчивым соседом
В подземном сумраке не встретятся они!"
VI
Как страшен был удар! Пьянившие вначале,
Последние мечты лишь ужас означали.
Бывает, в юности надеждам мы верны,
Но скоро задрожим в пресыщенности горькой
И жизнь разглядываем зорко
С иной, нежданной стороны.
Встань, путник, подойди к подножью цепи горной,
Любуйся издали на облик чудотворный,
На первозданный кряж, запомнивший века,
На зелень дикую, висящую на скалах, -
Какой седой туман ласкал их,
Как увенчали облака!
Вскарабкайся же вверх и задержись на кручах.
Хотел достичь небес… а затерялся в тучах!
Картина страшная меняет облик свой.
Перед тобой стена столетних мрачных елей,
Гнездо бушующих метелей,
Рожденье бури грозовой!
VII
Так вот изображенье славы:
Вчера слепил глаза кристалл,
Но замутился он, кровавый,
И страшным зеркалом предстал.
Вот два изображенья мира,
Два разных лика у кумира,
Два разных возраста души.
К победам в юности готовясь,
Он прочитал под старость повесть
Об унижении в глуши.
Подчас на Корсике туманной
Или на острове втором
Услышит кормщик безымянный
В ущельях заворчавший гром.
И, вспыхнув молнией летучей,
Тот призрак, выросший из тучи,
Скрещает руки на скале, -
Не двигаясь, без содроганья,
Теперь царит он в урагане,
Как раньше в битвах на земле.
VIII
Ушла империя, - остались две отчизны,
Два мрачных образа в его блестящей жизни,
Два моря штормовых у двух границ земли.
Здесь плавал Ганнибал, а там - дорога Васко.
Скажи: Наполеон! - откликнется как сказка
Двойное эхо издали!
Так пушечный снаряд, пылающий и мстящий,
На черных небесах параболу чертящий,
Как бы колеблется, полет замедлив свой,
Но лютым коршуном он падает на землю,
И роет ямину, сыпучий прах подъемля,
И камни рвет из гнезд на старой мостовой.
И долго, кажется, полно глухого гула
Извергнувшее смерть, дымящееся дуло,
И долго площадь, где снаряд разорвался,
В кровавых отсветах и корчах погибая,
Железное ядро в обломках погребая,
Гудит, истерзанная вся!
Июль 1825 г.
ФЕЯ
И королева Маб ко мне явилась тенью:
Когда мы спим, она низводит к нам виденья.
Эм. Дешан. "Ромео и Джульетта".
Будь то Урганда иль Моргана, -
Но я люблю, когда во сне,
Вся из прозрачного тумана,
Склоняет фея стебель стана
Ко мне в полночной тишине.
Под лютни рокот соловьиный
Она поет мне песни те,
Что встарь сложили паладины, -
И я вас вижу, исполины,
В могучей вашей красоте.
Она за все, что есть святого,
Велит сражаться до конца,
Велит сжимать в руке суровой
Меч рыцаря, к боям готовый,
И арфу звучную певца.
В глуши, где я брожу часами,
Она, мой вездесущий друг,
Своими нежными руками
Луч света превращает в пламя
И в голос превращает звук.
Она, укрывшись в речке горной,
О чем-то шепчет мне тайком,
И белый аист, ей покорный,
Со шпиля колокольни черной
Меня приветствует крылом.
Она у печки раскаленной
Сидит со мною в поздний час,
Когда на нас из тьмы бездонной
Глядит, мигая утомленно,
Звезды зеленоватый глаз.
Влечет видений хороводы,
Когда блуждаю меж руин,
И эхо сотрясает своды,
Как будто там грохочут воды,
Подобные волнам стремнин.
Когда в ночи томят заботы,
Она, незрима и легка,
Приносит мне покой дремоты,
И слышу я то шум охоты,
То зов далекого рожка.
Будь то Урганда иль Моргана,
Но я люблю, когда во сне,
Вся из прозрачного тумана,
Склоняет фея стебель стана
Ко мне в полночной тишине.
1824 г.
ОХОТА БУРГГРАФА
…А старый фавн меж тем
смеялся в диком гроте.
Сегре
Старый бургграф с сенешалем у гроба
Оба.
"Готфрид святой, ты для нас господин
Один.
В наших лесах уже нету былого
Лова;
Если охотничьих дашь нам побед, -
Обет
Ныне даю почитать твои мощи.
Мощи
Дай своему, о лежащий в гробу,
Рабу!
Рог подарю тебе кости слоновой.
Новый
Склеп возведу с драгоценной плитой
Литой.
Будет у гроба всегда для поминок
Инок;
Сам средь монашьих паду власяниц
Я ниц!"
В склепе сыром выступает из мрака
Рака.
Знает бургграф, что избавит обет
От бед.
Солнце на небе высоко пылает.
Лает
Свора борзых: их не кормят псари
С зари.
"Паж, пусть печется получше о конях
Конюх.
Всыпать в кошель не забыл ты монет?"
"О нет!"
"Полно вам, бросьте вы карты и кости,
Гости!
Выберет каждый немедля пусть лук
У слуг.
Вас в своем замке задумал собрать я,
Братья,
Чтоб вам охотничье сердце рожок
Ожег!"
Чаши и кубки выносят на блюде
Люди.
Вот поварята и повар седой
С едой.
Графу ременный стянул наколенник
Ленник;
Паж поправляет алмазный аграф,
А граф
В рог затрубил, созывая отважных:
Важных
Графов имперских и бедных дворян.
Он рьян!
С башни графиня рукой белоснежной
Нежной
Машет лукаво. Вокруг госпожи -
Пажи.
Мост на цепях опустили драбанты.
Банты
Ветер срывает с беретов и грив,
Игрив.
Мчитесь, спасаясь от рыцарской длани,
Лани!
Бойтесь, косули, тугой тетивы
И вы!
Скачут охотники. Вдруг - к их смятенью -
Тенью
Стройный олень промелькнул, где кусты
Густы.
"Гончих спустите по красному зверю!
Верю -
Псы нам покажут свою быстроту!
Ату!
Ловчие, вы удивитесь награде!
Ради
Дичи такой ничего, сенешаль,
Не жаль!
Нимфа, владычица мира лесного,
Снова
Мы в твоем царстве. Не будь к нам строга, -
Рога
Зверя своим волхвованием тайным
Дай нам!
Дай, мать охотников, дай, сестра фей,
Трофей!"
Вихрем несется скакун андалузский.
Узкий
Бархатный душит бургграфа камзол.
Он зол.
Графские псы самому королю бы
Любы.
Дать может волку-грабителю бой
Любой.
Мощны их лапы, свирепы их морды.
Орды
Мчат, чтоб, оскаливши бешено пасть,
Напасть.
Рощи, прощайте! Прощайте, лужайки!
Шайке
Яростной нужно оленя сгубить
Убить.
Мчится олень, свою резвость удвоя.
Воя,
Псы настигают… Отстали на пядь
Опять.
Граф разъярен. Он скакать велит слугам
Лугом.
Сам же он лесом несется, гоня
Коня.
Мнут на лугах скакуны Калатравы
Травы.
Топчет охота, гремя и пыля,
Поля.
Тяжко храпят от безумной погони
Кони.
Вот покатился с конем паладин
Один.
Лес! Беглецу путь открой ты к спасенью!
Сенью
Свежих ветвей, где царит соловей,
Овей!
Гончих собак поредела густая
Стая:
Сбились иные, почуяв лису
В лесу.
Рыщут они средь кустов и бурьяна
Рьяно.
Скоро они след, оставленный тут,
Найдут.