С возвращением князя Ильи в замок Миндовга жизнь супружеской четы потекла мирно и благополучно. Спустя много месяцев Елена на удивление легко родила девочку. Её назвали Софьюшкой в память о великой княгине Софье Фоминишне. Некоторое время было похоже, что за пределами Бреславля все забыли о бывшей великой княгине Литвы и королеве Польши, потому как никто из окружения Сигизмунда и сам король в ней не нуждались. Монахов из обители Святого Серафима и впрямь угнали под Краков и там отдали на исправление веры в монастыри к бернардинцам. Правда, одному из монахов, молодому и сильному, удалось сбежать. Его искали, но так и не нашли. Обо всём этом вести до Елены не доходили. Она же посылала гонца в Гливице узнать о том, как завершилось возведение Софийской обители. Гонец вернулся через месяц и порадовал Елену:
- Всё, матушка–государыня, исполнено по вашему завету. Три дня я у игуменьи Параскевы гостил. Всё она показала, всем довольна и старосту хвалила.
- Вот и слава Богу. Добро добром отзывается, - заметила Елена и ещё долго расспрашивала гонца о житьё–бытьё монахинь, поинтересовалась, прирастает ли обитель Христовыми сёстрами.
- Тут уж скажу одно, матушка–государыня: отбою нет, особо в последнее время. Идут и старые, и молодые. Зело досаждают православным христианам ксёндзы–латиняне. Два года нет русичам покоя…
Позже обитатели замка Миндовга узнали, что в минувшие два года король Сигизмунд ни с кем не воевал, а был занят устройством личной жизни. Потеряв первую жену, которая умерла при родах, он готовился взять в жены венгерскую княжну Боне. Эта княжна славилась своей красотой. За неё сватались многие достойные графы и князья, но она искала королевской чести и нашла своё. А спустя немного времени король Сигизмунд проклял тот день, когда, увидев Боне, позарился на её красоту. Войдя в Вавель, она посеяла распри между королём, духовенством, вельможами и депутатами сейма. Казна по её милости лишилась многих доходов, потому как королева Боне раздавала государевы земли всем понравившимся ей шляхтичам, освобождала их от налогов.
Не беспокоил Елену и брат Василий. С Литовско-Польской державой в эти годы был заключён "вечный мир". Пользуясь передышкой, Сигизмунд и Василий готовились к новой войне, которая вспыхнула в 1512 году. Однако подготовка Литовско–Польского государства к войне затруднялась тем, что у Сигизмунда не было денег нанять армию, вооружить её и купить новое огнестрельное оружие - пищали.
Совершенно неожиданно к Сигизмунду прилетел "ангел–спаситель". Ранним летом 1512 года в Кракове появился приор Вельского монастыря, - так теперь назывался монастырь Святого Серафима, захваченный католиками. Отец Ян Комаровский пришёл во дворец и потребовал, чтобы его отвели к королю. На вопрос графа Гастольда, зачем он пожаловал к государю, Комаровский сказал:
- Сие тайна, ваша светлость. Вы уж отведите меня к его величеству.
Граф Ольбрахт сходил к королю, доложил о странном монахе, получив разрешение привести его, вернулся к Яну Комаровскому и отвёл его к Сигизмунду. Король встретил приора приветливо. Всё-таки была причина: служитель веры пришёл с "государевой тайной".
- Ну, расскажи, святой отец, что привело тебя во дворец Вавель? - спросил Сигизмунд, усадив гостя в кресло.
- Государь, сын мой, дело чудотворное, - начал Комаровский. - Ещё три года назад вернулся в монастырь монах–схизматик из тех, кого вы выдворили в тот год, когда воевали Слуцк и Вельск. Мы его приняли, он вольно перешёл в нашу веру и был исправен в послушании. - Ян Комаровский не спускал своих светло–серых глаз, дабы видеть, внимателен ли король. - Всё шло по чину, да приметили братья Христовы, что бывший схизматик носит на теле вериги и к ним приварены два ключа. Однажды братья выследили, как он открыл в подклети хлебодарни тайную дверь и скрылся за нею.
- И что потом? - с интересом спросил Сигизмунд.
Святой отец Ян потупил глаза и тихо продолжал:
- Потом он вернулся в келью весь в паутине и грязи. Мы сие заметили и велели ему идти мыться. Он ушёл в баню да там и преставился… от угара.
- Ну а ключи где? И что за тайной дверью? - нетерпеливо спросил король.
Он знал, что Елена не сумела вывезти из монастыря своё достояние. Его люди искали сокровища, но безуспешно.
- Ключи мы взяли, сын мой, государь, но вторую дверь нашли лишь спустя два года, и я посмотрел, что же хранится за второй дверью.
- И что же? Король встал с кресла, приблизился к приору. - Да говори же, не смущайся! - повелел он.
- В том тайнике, государь, находится несметное богатство: золотые и серебряные деньги, братины, кубки, блюда из чистого золота или серебра, драгоценные украшения, золотые кольца, меха, платья в жемчугах, обувь в бриллиантах. И при всём том лежит список короля русов Ивана III.
- Спасибо, святой отец. Это и впрямь чудо. Но с чем ты пришёл? Только ли рассказать о чуде? Может, уже расхитили сокровища?
- О нет–нет, сын мой, сокровища целы и мною берегутся. - Ясные глаза приора смотрели на короля просительно. Я хочу, чтобы сие богатство перешло в ваши руки, чтобы вы наняли войско, купили оружие и пошли войной на еретиков–русов, коих я ненавижу. Я хочу, чтобы на земле торжествовала лишь наша католическая, истинная вера Христова! - с фанатичным надрывом закончил свою исповедь Ян Комаровский.
- Это похвально с твоей стороны, святой отец, но я не имею права распорядиться богатством бывшей королевы. Она теперь княгиня Ромодановская, она замужем за русским князем, и по праву супруга её достояние принадлежит и ему. К тому же у неё могут быть наследники.
Ян Комаровский занервничал, глаза его забегали, он взмолился:
- Государь, сын мой, не отказывайте себе иметь сильное войско, не разочаровывайте католиков в любви к вам! Возьмите сокровища! А церковь простит вам сей малый грех. Я сам пойду к понтифику Римской церкви и буду просить его, чтобы он отпустил вам все прегрешения! О, папа римский Юлий II самый милосердный и самый достойный защитник католичества.
- Святой отец, не смущай и не искушай своего благочестивого короля. Ты можешь оставить ключи в Вавеле, но я буду хранить их до того часа, пока не придёт за ними истинный хозяин сокровищ.
Однако, говоря с жаром о своём высоком благочестии, Сигизмунд не мог скрыть алчного огня в своих глазах. Ян Комаровский заметил сей огонь и возрадовался. Тонкий иезуит понял значение этого блеска в глазах Сигизмунда. Он достал из глубоких карманов сутаны два тяжёлых, рыжих от ржавчины ключа и положил их перед королём.
- Да хранит тебя Всевышний, сын мой, да умножатся твои благодеяния, - запел Комаровский.
- Спасибо, святой отец, я не забуду твой подвиг, я исполню твои желания. Знаю, ты будешь доволен саном прелата в Кракове. Иди же, отдохни, а я займусь твоим устройством. - Сигизмунд спрятал ключи, позвонил в колокольчик. Появился дворецкий Иван Сапега, и король повелел ему: - Отведи святого отца в покои для гостей и позаботься о нём.
Проводив приора, Сигизмунд задумался. Он жаждал овладеть сокровищами россиянки, и эта жажда помогла ему одолеть все препятствия на пути к сокровищам. Сигизмунд не посчитался ни с чем и ни с кем. Он забыл о своей благочестивости, о страхе перед проклятием за новые жестокости. Он добыл богатство великой княгини Елены. Вот свидетельство той поры: "В день празднования памяти святой Агнессы паны собрались в монастырь и, выслушав обедню, вошли вместе с гвардианом и братом ризничным в ризницу, где по их приказанию были открыты два сундука. В одном было 16000 грошей и 2000 золотых флоринов, а в другом разного рода золотые вещи, и именно много золотых цепей, 16 поясов золотых, 400 колец, 4 пары башмаков, шитых жемчугом и драгоценными камнями, стоящие по 7000 флоринов. В том же сундуке находилось 30 маленьких ящиков: одни - с золотом, другие - с серебром, третьи - с бериллами, четвёртые - с другими драгоценными металлами и камнями. На описание этих сундуков два писца–поляка и один писец русский… потратили целый день". В этом свидетельстве сказано только о двух сундуках, а их в монастыре Святого Серафима хранилось восемь.
Но пока король не видел пути, как достичь желанной цели. Елена теперь может позвать на защиту своей части и богатства брата Василия, и тот придёт с войском, благо будет повод нарушить "вечный мир". Сможет ли он, король, противопоставить русскому войску своё? Увы, Боне разорила его до последнего камзола, и денег ему хватает лишь на то, чтобы содержать её придворных да тысячу своих гвардейцев. "Нищий король", - горько усмехнулся Сигизмунд и подумал, что ему следует позвать Ивана Сапегу и поклониться этому проныре. На этот раз он не отвертится от исполнения королевской воли, счёл Сигизмунд. "Только и над ним надо будет ставить своё око, дабы не украл половину золота", - уныло предположил Сигизмунд.
Вскоре Иван Сапега стоял перед королём. Этот сорокалетний муж был по–прежнему крепкий и вёрткий, готовый исполнить любую волю государя.
Сигизмунд ни в чём не утаил цели встречи и разговора с Яном Комаровским и положил ключи на стол перед Сапегой.
- Вот ключи от тех тайных дверей, за которыми спрятано золото россиянки Елены, но пока нам его не дано взять. Мир сочтёт нас преступниками, осудит папа римский. Ты должен понимать, по какой причине нас осудят. А поскольку в своё время ты не нашёл тех дверей, за которыми было спрятано тогда принадлежавшее нам имущество, велю тебе искупить вину и найти честный путь, дабы привезти в Краков то, что должно принадлежать нам.
- Ваше величество, я исполню вашу волю, но дайте совет, какими тропами идти к цели. Вы же мудрый государь.
- А вот совета я тебе не дам. Со своим советом я послал бы другого служилого. Думай, ищи сам, а меня не беспокой. Завтра утром ты отправишься в дорогу. С тобой поедут казначей Абрам Езофович и прелат Ян Комаровский. Теперь иди и думай.
Сапега уходил от короля озадаченный. Он терялся в домыслах, потому как ни один из них на поверку не годился. Наконец Иван зацепился за имя казначея. Знал Сапега, что Абрам прожжённый человек, ещё совсем недавно держал с братьями в Кракове банк и поднаторел в том, как добывать, как делать деньги. За тем его король и позвал в Вавель, сделал казначеем. Побродив по дворцу, Сапега нашёл Абрама. Дворецкий был с ним на дружеской ноге, поговорил о том о сём, справился о братьях, а потом спросил:
- Скажи, Езофович, как избавиться от человека, который тебе неугоден. И при этом не оказаться на виселице?
Абрам изумился. Большие печальные вишнёвые глаза смотрели на Сапегу, как на чудовище. Однако он нашёл силы отшутиться:
- Ты хочешь сказать, чтобы я дал тебе совет, как избавиться от еврея Езофовича? Чего проще: отрави его и виселица тебя минует. - Абрам при этом по–детски улыбнулся и потеребил клинышек бородки. - Вот только у тебя зелья достойного нет.
- А каким должно быть зелье?
- Таки ты, Иван, знаешь, какие задавать вопросы. Но ежели ты всё-таки намерен занять место Абрама, я просто дам тебе зелье, но не скажу, что это. Не то ведь и до других охота появится…
- Да полно, Езофович, ты же знаешь, что я тебя люблю.
- Тогда у меня для тебя ничего нет. Иди на восточный рынок и найдёшь то, что тебе нужно. Спрашивай же то, от чего всего лишь сладко засыпают и долго видят волшебные сны.
Сапега вспомнил, что именно так ушёл в мир теней король Александр. На лице у него тогда застыла блаженная улыбка. Воспоминания не смутили покой Ивана, у него не было какой‑либо жалости к кому‑то, его не мучила совесть, он не понимал, что грешно творить, а что не грешно. Он просто служил королям и великим князьям в меру своих сил и изощрённого в каверзах ума. Он принял совет королевского казначея с удовлетворением и на другой день предстал перед Сигизмундом вопреки желанию государя видеть Сапегу. Спокойный и уверенный в себе дворецкий сказал:
- Ваше величество, я готов отправиться в путь. Ваша воля будет исполнена. Но позвольте мне выехать прежде в Бреславль и без свиты. Только десять воинов.
Король не был намерен ни попенять Сапеге за самовольное появление, ни беседовать с ним о чём‑либо, но произнёс на прощание ласково, по–отечески:
Я во всём доверяю тебе, любезный друг. К твоему отъезду всё готово.
- Спасибо, ваше величество. Надеюсь, что вы всё поняли и доверяете мне полностью.
Сапега с поклоном ушёл из королевских палат.
Стоял благодатный сентябрь. Сапега наслаждался в пути природой, волей всё делать по своему разумению, отдыхом в хороших домах и верховой ездой. Большое расстояние между Краковом и Бреславлем он преодолел как прогулку из одного селения в другое. Но прошло всё-таки две недели. В пути он продумал всё до мелочей, что должен сказать Елене, дабы его приезд не вызвал у неё никаких подозрений. С приближением к Бреславлю он был совершенно твердо убеждён, что едет к Елене не со своими измышлениями, а по воле короля Сигизмунда - поведёт переговоры о переезде Елены из Бреславля в Смоленск.
Но "благое" намерение Сапеги чуть не рухнуло. Когда его отряд прибыл к замку Миндовга и он попросил стражей доложить о своём приезде, его продержали у ворот больше двух часов, а потом появился князь Илья и сказал:
- Ты, пан подскарбий, напрасно приехал в Бреславль. Государыня не намерена тебя принимать, потому уезжай немедленно, пока не выгнали из города силой.
Сапега, однако, был не из тех, кто сникает при первой неудаче.
- Ясновельможный князь, у Елены Ивановны есть причины сетовать на меня, но она должна знать, с чем я приехал из Кракова. Всё, о чём она услышит, пойдёт ей во благо.
Ничего она от тебя, извратник, слышать не желает.
- Так не должно быть, ясновельможный князь. Король желает ей добра, и я изложу волю короля вам, если она не примет меня. После решайте, как вам будет угодно.
Князь Илья нашёл предложение Сапеги разумным.
- Говори же, я слушаю тебя.
Сапега знал, что если он здесь, у ворот, выложит князю всё задуманное, то князь не поверит сказанному без государевой грамоты. Значит, ему нужно зацепиться так, чтобы его впустили в замок и Елена изволила с ним поговорить.
- Ладно, ясновельможный князь, я скажу, но не всё. Король Сигизмунд предлагает Елене Ивановне обменяться городами. Какой город она выберет, тот и отдаст ей король, но при условии, что она напишет своё согласие в моём присутствии. Вот и всё.
Илья заколебался. Он подумал, что, конечно, есть города значительно ближе их сердцам, нежели Бреславль. Если король предлагает, то почему бы не обменяться, решил князь.
- Хорошо, я готов передать государыне о побуждении короля, - ответил Илья. - Но тебе придётся ждать слова государыни в таверне.
Не позволив Сапеге вымолвить что‑либо, князь Илья ушёл.
Между тем, пока шли переговоры двух мужей, в княгине Елене произошло нечто непредсказуемое, порождённое не умом, а сердцем. Материнское сердце подсказало ей, что королевский придворный знает что- то о судьбе её сына, и она решила принять Сапегу. Она же вынесет Сапеге приговор, если тот не признается, что принимал участие в изгнании монахов и в похищении сына. Когда князь Илья пришёл в залу, где его ожидала Елена, она произнесла:
- Славный Илюша, ежели ты прогнал извратника Сапегу, то верни. Мы должны принять его.
- Я велел ему ждать нашего ответа в городской таверне. Но что случилось, моя государыня?
- Я об Иванушке, славный. Чувствую, что Сапега должен знать, где наш сын. Впусти же этого прохвоста в замок.
- А ты думаешь, что он признается?
Лицо Елены приняло суровое, даже жестокое выражение, и она ответила:
- Я вырву из него признание калёным железом на дыбе.
Илья не возразил, да и как он мог возразить, если в его сердце вспыхнула затухшая от времени боль утраты.
- Хорошо, моя государыня, я сейчас же пошлю за ним человека. - Илья вышел из залы и вскоре вернулся. Надеюсь, что Сапега вот–вот будет здесь, а мы давай подумаем, как подступиться к нему.
Но Елена, придя в возбуждение, не могла успокоиться. Она ходила взад–вперёд по зале, руки её не знали покоя, а в сердце бушевали ярость и материнское горе.
Илья подошёл к ней, взял за плечи:
- Успокойся, моя дорогая. Твоё сердце - славный вещун, но ты не показывай виду, что маешься. Мы возьмём его измором, я сам приложу к нему руки.
- Спасибо, дорогой. Мне и впрямь надо держаться. Но ты не сказал, с чем он приехал?
- Говорит, что король предлагает нам мену: Бреславль на любой город, который нам по душе.
- И грамоту от короля привёз Сапега?
- Пока не привёз. Король якобы просит твоё письменное согласие на обмен. Ежели бы он отдал Смоленск…
- Не тешь себя надеждами, дорогой. Тут кроется какой‑то обман: отобрал же у меня Сигизмунд Могилёв. Ладно, мы поведём речь об обмене и попросим Смоленск. Но только потом, когда про Иванушку всё узнаем.
Наступили сумерки первого октябрьского дня. В это время Сапега и десять всадников въехали во двор замка Миндовга. Илья встретил Сапегу и повёл его во внутренние покои, а воинов слуги увели на хозяйственный двор, где жили ратники. Княгиня Елена приняла Сапегу в трапезной. Она не приветствовала его и многозначительно сказала:
- Тебя, пан Сапега, привела в мой дом судьба, но ты не сетуй на неё, она не виновата в твоих злодеяниях.
Матушка–королева, о каких злодеяниях вы меня обвиняете?
- Ты их знаешь лучше меня, но спрошу я лишь об одном: куда дели из бельского монастыря моего сына? Не старайся лгать.
Ивана Сапегу пробил холодный пот. Он почувствовал пустоту в груди, ноги задрожали от слабости. "Господи, как же это я сам себя загнал в смертную яму? Да, я исполнял волю короля и изгонял монахов в Краков, но был ли с ними сын Елены? Я видал только двух молодых баб–услужниц с младенцами. Но их ли были дети?" Однако самообладание и на этот раз вернулось к Сапеге, и он ответил, как ему показалось, хладнокровно:
- Матушка–королева, если вы считаете, что в дни вашего изгнания я был в Вельске, то это не так. Меня в нём не было.
- Не изворачивайся. Я говорю не о Вельске, а о Серафимовой обители. Ты был там дважды: когда охотился за моим достоянием и когда изгонял монахов. Я хорошо знаю королевскую свиту. В ней лишь ты можешь вершить самые грязные злодеяния.
- Я способен и на благие дела, с чем и прибыл в Бреславль.
- Мы ещё не знаем, благое ли поручил тебе король. Скажу твердо одно: ты не вырвешься из замка, пока не признаешься, где наше дитя. Отпустим же, когда наш сын будет в замке.
- Великая княгиня, вы не имеете права задерживать меня, - сорвался Сапега. - Я королевский посол, и вы не хотите, чтобы сюда пришёл с войском король. Пишите грамоту, что вы готовы обменять Бреславль на любой другой город - я должен предстать перед королём. Я - посол!
- Почему ты не положил на стол королевскую грамоту? Послы с пустыми руками не появляются.
- Государыня, это только предварительные переговоры. Отвезу вашу грамоту и вернусь с королевской. Даже могу вас порадовать: выпрошу у короля для вас Смоленск, он для вас дороже моей жизни.
- Хватит напрасных разговоров, - вмешался князь Илья. - Или выкладывай всё, что знаешь о нашем сыне, или я посажу тебя на цепь в подвале, и ты будешь сидеть, пока не одумаешься.