Выйдя во двор, Брут увидел своих солдат - они быстро, но без суеты наполняли из колодца мехи с водой. В приступе злобы полководец хотел приказать им сжечь порт, как грозился. Ведь порт может пригодиться Юлию, когда тот станет снаряжать флот в Грецию. Но передумал - столб дыма могут увидеть издалека. И потом, ему даже хотелось, чтобы бывший друг поскорее добрался до Греции. Брут очень скоро займет у Помпея подобающее место, для этого хватит пары месяцев, а там - добро пожаловать, Юлий.
- Сенека, сейчас в Тарент направляется военная галера. Я поскачу туда. Запаситесь провизией и следуйте за мной.
Сенека посмотрел на солдат и сжал губы в тонкую черточку.
- Нам нечем платить за еду, - сообщил он.
Брут фыркнул.
- Это порт без судов. Думаю, склады тут забиты всякой всячиной. Берите, что нужно, и как можно быстрее отправляйтесь за мной. Понятно?
- Да, я надеюсь…
- "Да, господин", - поправил Брут. - А теперь покажи, что ты все понял, и - вперед.
- Да, господин. - Сенека резко отсалютовал.
Брут повел коня к колодцу, и юноша с завистью наблюдал, как непринужденно он проходит среди солдат: сам Сенека так не умел. Брут сказал им несколько слов; они рассмеялись. Для людей, долгие годы несших службу в гарнизонах и на дорожных постах Рима, этот полководец был настоящим героем. Сенека тоже чувствовал нечто сродни восхищению и надеялся, что еще покажет себя.
Брут вскочил в седло и зарысил по дороге, ведущей на юг. Сенека снова стал командиром - от него опять ждали приказов. Ему повезло: мало кому из его ровесников довелось поучиться у великого галльского полководца. Стараясь подражать Бруту, молодой офицер подошел к легионерам. Обычно Сенека держался в стороне от солдат, и теперь они недоуменно переглядывались. Один из них протянул ему мех с водой, и Сенека напился.
- Как ты думаешь, господин, он найдет для нас галеру? - спросил солдат.
Сенека вытер губы.
- Не найдет - отправится вплавь, а нас будет толкать перед собой, - ответил он и улыбнулся, видя их оживление.
Такое пустячное дело, и все же Сенека почувствовал в себе уверенность, какой не могли дать самые лучшие военные учения.
Брут галопом несся по чахлой траве южных холмов, не сводя глаз с горизонта - вот-вот должно появиться море. Он устал, проголодался, кожа под доспехами зудела, но ему приходилось терпеть - галера зайдет в Тарент ненадолго. Брут даже не задумывался, что предпримет, если судно уже ушло. Разумеется, чем дольше он остается на суше, тем для него опаснее, но какой прок беспокоиться заранее? Годы, проведенные в Галлии, научили не думать о том, что от него не зависит, и беречь силы для решения посильных задач. И сейчас он прогнал ненужные мысли и быстро несся по неровной земле.
К своему удивлению, Брут чувствовал ответственность за стражников. Он лучше Сенеки понимал, что случится, если их схватят. Солдаты дали торжественное обещание не сражаться за Помпея, и Юлий просто вынужден будет поступить с ними соответственно - в назидание прочим. Отдавая приказ, он, конечно же, сокрушенно покачает головой. Однако кто-кто, а Брут знает - Юлий прежде всего полководец, а потом уж человек, да и то если это выгодно. Гарнизонные солдаты и дорожные стражники понятия не имеют, что такое борьба за власть. Жернова гражданской войны, еще толком не начавшейся, размелют их в кровавую кашу. Нет, галера обязательно должна быть на месте.
Брут напрямик скакал через холмы, поля и долины и раздумывал о будущем. Если он явится к Помпею с двумя когортами солдат, диктатору придется с ним считаться. Приди он один - неизвестно, когда Помпею заблагорассудится дать ему легионеров. Перспектива не из приятных. Помпей побоится ему довериться, и Брут вполне может оказаться на передовой в качестве простого солдата. Легионеры Десятого непременно заметят его серебряные доспехи, и бывший полководец погибнет в первом же бою. Значит, эти стражники нужны Бруту гораздо больше, чем он им.
Земли, лежащие к югу от Рима, сильно отличались от покрытых буйной растительностью северных равнин. Здешние земледельцы кое-как выращивали оливки и тонкокожие лимоны; едва живые - не деревья, а какие-то мощи, - чахнули они под жарким южным солнцем. Стоило коню замедлить шаг - вокруг начинали пронзительно лаять тощие собаки. В горло Бруту набилась пыль. На конский топот из редких домишек выходили люди и провожали всадника подозрительными взглядами. Крестьяне были черные и пыльные, как земля, что их кормит. По крови это не римляне, а скорее греки - осколки великой державы. Никто ни разу не окликнул Брута; тут, наверное, и не помнили об огромном городе, лежащем к северу от их земель. Здесь был другой мир.
Брут остановился у маленького колодца и привязал поводья к хилому деревцу. Поискал, чем бы зачерпнуть воды, и тут увидел невдалеке домишко из белого камня. В тени дома на грубо стесанной скамье сидел человек и наблюдал за Брутом. У его ног, высунув язык, лежал небольшой пес - в такую жару он ленился даже лаять.
Брут нетерпеливо взглянул на солнце.
- Вода! - крикнул он и изобразил, что пьет, поднеся ко рту сложенные ладони.
Мужчина внимательно изучал Брута, его одежду и доспехи.
- Заплатить можешь? - произнес он с сильным акцентом, но Брут понял.
- Там, откуда я приехал, не требуют плату за несколько глотков воды.
Крестьянин пожал плечами, поднялся и направился к двери.
Брут смотрел ему в спину.
- Сколько? - спросил он, доставая кошель.
Хозяин похрустел пальцами, что-то прикидывая.
- Сестерций, - сообщил он наконец.
Цена была немыслимой, однако Брут сдержал ярость и только кивнул, засовывая руку в кошель. Вынув одну монету, протянул ее незнакомцу. Тот долго ее разглядывал - как будто нарочно тянул время. Потом исчез в доме и вернулся, неся веревку и кожаное ведро.
Брут потянулся за ведром, но крестьянин проворно отскочил:
- Я сам, - и двинулся к грязному колодцу вслед за Брутом.
Пес встал и побрел за хозяином, скаля на Брута желтые клыки. Интересно, подумал Брут, коснулась ли война этих людей? Вряд ли. Они тут вечно живут, выцарапывая из скудной почвы пропитание, и если однажды мимо проехал воин - что им за дело до того?
Земледелец все с той же невыносимой медлительностью зачерпнул воды и дал напиться коню. Затем настала очередь Брута, и он начал пить, жадно глотая. Холодная вода стекала струйками по груди, когда он переводил дыхание. Хозяин безразлично смотрел, как Брут отвязывает от седла мех для воды.
- Наполни его, - велел Брут.
- Сестерций, - ответил крестьянин, протягивая руку.
Брут даже растерялся. Не подавится ли честный земледелец?
- Наполни мне мех, или твоя собака полетит в колодец, - заявил он, показывая на еле бредущего пса.
Пес лишь лениво приподнял губу, показывая зубы. Бруту хотелось вынуть меч, но это было бы смешно. Крестьянин, как и его собака, не выказал никакого страха, и Брут заподозрил, что в душе тот над ним потешается. Глядя на настойчиво протянутую руку, Брут выругался и вытащил вторую монету. Хозяин так же неспешно наполнил мех, и Брут молча, боясь не сдержаться, привязал мех к седлу.
Уже сидя в седле, он повернулся к земледельцу, собираясь сказать какую-то резкость. К его негодованию, тот уже шагал к дому, старательно сматывая веревку. Брут хотел окликнуть его, но, пока искал слова, хозяин успел скрыться в доме, и дворик опять опустел. Брут пришпорил коня и продолжил свой путь; теперь у него за спиной в мехе плескалась и булькала вода.
Выехав из долины, Брут почувствовал долгожданный соленый запах моря, который, однако, тут же исчез. И только через час быстрой скачки перед ним открылся широкий голубой простор. Как всегда, вид моря приободрил Брута, но он безуспешно искал на бескрайней глади маленькую точку - галеры не было. А ведь следом идет Сенека со своими когортами - обидно их разочаровывать.
Берег оказался каменистый; на крутой тропинке пришлось спешиться и вести коня за поводья, чтобы тот не оступился. В этой пустынной местности Брут рискнул снять доспехи. Свежий приятный ветерок мигом осушил потное тело; Брут преодолел последний спуск и посмотрел на лежащий внизу городок.
Галера не ушла, она покачивалась у самого конца длинного причала, который выглядел ветхим, как, впрочем, и все в порту. Брут вознес хвалу всем богам, каких смог вспомнить, и ласково похлопал коня по шее. Потом долго пил из меха. Казалось, Брут совсем высох под жарким солнцем, но его это не беспокоило. С радостным криком взлетел он в седло и пустился рысью по склону. Помпей оценит качества нового полководца, непременно. В легионы полетят письма о военачальнике Цезаря, который предпочел честно служить сенату. О его прошлом им будет известно только то, что он сам расскажет, а у него хватит разума не хвастаться своими ошибками. Он начнет жизнь заново, а когда-нибудь придется сражаться против старого друга. При этой мысли у Брута даже потемнело в глазах, но он тут же отогнал сомнения. Решение принято.
Когда две когорты во главе с Сенекой дошагали до Тарента, солнце опускалось за горизонт. На галере царила суета - команда и солдаты готовились к отплытию. С облегчением Сенека увидел Брута - тот говорил с капитаном на деревянном причале. Юноша уже понял, скольким обязан этому человеку.
Сенека остановил своих солдат и направился на причал. Матросы сматывали канаты, поднимали на борт и укладывали в трюм последние бочонки с пресной водой. Они с болезненным для Сенеки любопытством изучали молодого офицера; на сей раз он отсалютовал абсолютно безукоризненно.
Капитан и Брут повернулись к нему.
- Когорты прибыли, господин, - доложил Сенека.
Брут кивнул. Он казался рассерженным, и, посмотрев на капитана, Сенека понял, что тут о чем-то спорили.
- Капитан Гадитик, это мой заместитель Ливиний Сенека, - официально произнес Брут.
Капитан не удостоил Сенеку взглядом, чем слегка подпортил тому радость от неожиданного повышения.
- Здесь нет никакого противоречия, капитан, - продолжил разговор Брут. - Вы направлялись в Остию, чтобы забирать по дороге солдат - таких, как мы. Почему не отправиться в Грецию прямо отсюда?
Гадитик почесал подбородок, и Сенека заметил, что капитан небрит и очень утомлен.
- Мне не сообщали, что Цезарь вошел в Рим. Я должен дождаться приказа из города, прежде чем…
- У тебя есть приказ присоединиться к сенату и Помпею, - перебил его Брут. - Не мне объяснять тебе твои обязанности. Помпей приказал этим солдатам добраться до Остии. Нам пришлось пересечь весь полуостров, а то мы бы уже присоединились к нему. Диктатору не понравится, если из-за тебя мы еще задержимся.
Капитан посмотрел на него:
- Не хвались своими связями, полководец. Я тридцать лет служу Риму и знал Цезаря, когда он был совсем молодым командиром. У меня тоже есть влиятельные друзья.
- Не припомню, чтобы Юлий упоминал о тебе, когда мы сражались в Галлии.
Гадитик прищурился. Он понял, что проиграл.
- Следовало догадаться по твоим доспехам, - медленно произнес капитан, глядя на Брута другими глазами. - А почему ты собираешься воевать за Помпея?
- Я выполняю свой долг. Выполни и ты свой, - сказал Брут, теряя терпение. Сегодняшний нескончаемый день строит ему различные препятствия с поистине завидным постоянством. Но с него хватит. Брут смотрел на галеру, которую ласково покачивали волны, и ему смертельно не хотелось уезжать.
Гадитик окинул взглядом колонну воинов, ожидающих посадки. Всю жизнь капитан выполнял приказы, и, хотя ему многое казалось подозрительным, выбора не было. Цепляясь за последнюю возможность, он возразил:
- Слишком много народу. Один шторм - и мы пойдем на дно.
Брут выдавил улыбку.
- Управимся как-нибудь. - Затем, повернувшись к Сенеке: - Начинай посадку.
Сенека еще раз отсалютовал и вернулся к солдатам. Колонна двинулась к галере, и хлипкий причал задрожал под ногами. Вскоре первая шеренга очутилась на широкой палубе.
- А почему же ты идешь против Цезаря? Ты мне не сказал, - негромко поинтересовался Гадитик.
Брут тяжело глянул на собеседника.
- Да так, давняя история, - ответил он почти честно.
Гадитик задумчиво кивнул:
- Не хотел бы я с ним столкнуться. Цезарь, кажется, не проиграл ни одного сражения.
В ответ, как капитан и рассчитывал, Брут вспыхнул:
- Молва обычно приукрашивает.
- Надеюсь, - отозвался Гадитик.
Это была маленькая месть за то, что его вынудили подчиниться, - он с удовольствием наблюдал, как Брут изменился в лице. Капитан вспомнил свое предыдущее плавание в Грецию - тогда молодой еще Цезарь атаковал лагерь Митридата. Если бы Брут это видел, он бы дважды подумал, прежде чем уйти к Помпею. Придет час, надеялся Гадитик, и заносчивый полководец в серебряных доспехах получит хороший урок.
Когда последний солдат поднялся на борт, капитан последовал за ним, оставив Брута на причале. На западе садилось солнце, и Брут не мог смотреть в сторону Рима. Полководец расправил плечи, глубоко вздохнул и шагнул на палубу галеры, которая мягко покачивалась на волнах. Все, все осталось позади. На Брута вновь нахлынули воспоминания, и некоторое время он даже не мог говорить.
Канаты уложили в бухты, и судно направилось в море. Звенящие на гребцах цепи убаюкивали Брута, словно тихая музыка.
ГЛАВА 8
В день голосования город закрыли и ворота опечатали. Толпа на Марсовом поле веселилась до хрипоты, словно выборы консула - это народное празднество, а не просто отречение от Помпея и его сената. Солнце нещадно палило; нашлись предприимчивые люди, предлагавшие уступить небольшую порцию тени от своих навесов в обмен на бронзовую монету. Запах жареного мяса, болтовня, смех, крики торговцев - все смешалось в шумный хаос, который и есть и родной дом, и сама жизнь.
Юлий и Марк Антоний поднялись на сооруженный легионерами помост. Они стояли рядом, оба в белых тогах с пурпуровой каймой. У Юлия на голове возлежал лавровый венок полководца - золотая проволока с прикрепленными к ней зелеными листьями. Он редко появлялся на людях без венка, и кое-кто подозревал, что этот почетный атрибут нужен в какой-то степени и для того, чтобы прикрыть лысеющую макушку.
Новоявленных консулов охранял Десятый легион, сверкающий начищенными доспехами. В руках воины держали копья и щиты, готовые стуком потребовать тишины, но Юлию пока хотелось просто стоять и смотреть на волнующуюся внизу толпу.
- В прошлый раз, когда меня избрали консулом, впереди ждала Галлия, - сказал он Марку Антонию. - Помпей, Красс и я были союзниками. С тех пор как будто прошла целая жизнь.
- Ты не терял времени, - ответил Марк Антоний, и, одновременно вспомнив о пройденных вместе дорогах, оба улыбнулись. Марк Антоний неизменно выглядел безупречно, словно его изваяли из лучшего римского мрамора. Иногда Цезаря это даже задевало - Марк Антоний единственный из всех, кого он знал, выглядел именно так, как должен выглядеть консул. Мужественное лицо, крепкое телосложение, благородная осанка и врожденное достоинство. Говорят, любая римлянка при виде Марка Антония розовеет и трепещет.
Глядя на товарища снизу вверх, Юлий радовался, что не ошибся в выборе главы сената. Марк Антоний предан ему, но он не таков, как, например, Регул. Тот готов за одно неосторожное слово покарать немедленной смертью. А Марк Антоний чтит республику и сохранит ее, пока Цезарь воюет в Греции. Марк Антоний презирает деньги, как может презирать лишь тот, кто родился в богатстве.
За вверенный Марку Антонию город можно не беспокоиться, и это очень важно. Кому-кому, а Юлию известно, что порядок - вещь хрупкая, он прекрасно усвоил уроки Милона и Клодия, хотя и был тогда в Галлии.
Чтобы процветать, Риму нужны мир и сильный правитель. Помпей не способен дать это своему городу.
Тут Юлий криво улыбнулся, вспомнив, что и сам он - не тот человек, который смог бы управлять мирным городом. Слишком сильно любит он свои походы, чтобы провести остаток жизни в вялых политических интригах. Занятия политикой хороши, когда нужно подогнать под себя законы, но однообразное существование правителя для Цезаря - медленная смерть. И Юлия, и Помпея хлебом не корми, им бы открывать новые земли, начинать новые войны. Возможно, даже хорошо, что два римских льва наконец столкнутся. И не будь Помпея, Юлий все равно нашел бы причину оставить Рим на Марка Антония, хотя бы ненадолго. Отправился бы завоевывать Африку или пошел бы по стопам Александра, в неведомые земли на востоке.
- Выступим перед нашим народом, консул? - спросил он, одновременно давая знак центуриону.
Солдаты, стоявшие вокруг помоста, трижды стукнули копьями о щиты, и воцарилась такая тишина, что люди слышали легкий шелест ветерка над Марсовым полем. Толпа почтительно молчала, затем некоторые начали выкрикивать приветствия, и не успел Юлий заговорить, как к ним присоединились остальные. Над раскаленным полем несся тысячеголосый вопль.
К своему удивлению, Юлий вдруг увидел слезы на глазах Марка Антония. Сам он не испытывал столь сильных чувств, возможно оттого, что был мыслями с предстоящим походом, или потому, что его уже однажды выбирали консулом. Юлий не разделял волнения товарища и завидовал ему.
- Хочешь выступить первым? - негромко предложил он.
Марк Антоний благодарно наклонил голову.
- После тебя. Они хотят слышать тебя.
Юлий оперся на деревянные перила - плотники легиона подгадали точно ему по росту. Глубоко вздохнул и заговорил:
- Итак, сегодня центурии проголосовали, и их выбор выражает чаяния наших отцов. Марк Антоний и я стоим сейчас перед вами как консулы, и ваши голоса слышны даже Помпею в Греции. Пусть он знает - место его беглого сената уже занято. Так решили мы! Ни один человек не может значить больше, чем Рим, чем люди, стоящие передо мной!
Толпа зааплодировала и затопала в знак одобрения.
- Мы доказали, что Рим прекрасно обойдется без тех, кому нет до него дела. Мы доказали, что закон может быть честным. Выполнил ли я свои обещания?
Толпа ответила нестройным ревом, который можно было истолковать как согласие.
- Выполнил, - твердо произнес Юлий. - Суды подверглись чистке, и взяточников наказали. Те, кто правит в моем городе, не станут действовать тайно. Каждый день на закате будут публиковаться отчеты сената. Вы избрали меня - вы доверили мне власть. Не для того, чтобы притеснять вас, а для того, чтобы защищать ваши интересы. Я не забыл об этом, в отличие от некоторых. Я всегда о вас помню, и отзвук ваших голосов пусть дойдет до самой Греции, до наших солдат, несущих там службу.
Чем ближе к помосту, тем плотнее стояли люди, потому что задние ряды напирали вперед. Сегодня на Марсово поле пришло великое множество народу. Многие, чтобы проголосовать, явились сюда еще на рассвете. Они наверняка устали и проголодались, их жалкие монеты давно перекочевали в карманы торговцев. Юлий решил говорить покороче.
- Когда весть дойдет до греческих легионов, воины задумаются: почему они сейчас с человеком, которому вы не доверяете, - ведь нет более важного мерила, чем ваше мнение. Не может быть власти, помимо избранной вами. Некоторые из вас сегодня выбраны магистратами и квесторами, а кое-кто - и консулами!
Юлий, улыбаясь, дождался, пока стихнет смех.