- Вчера вечером я познакомилась с одной девушкой, забавно получилось. В первый момент мне показалось, что это ты, я даже окликнула. Но вблизи выяснилось, что не так уж вы и похожи, просто впечатление такое. Вообще-то она тебя знает. Я пригласила ее на чай. Вот только имя забыла.
- А я нет, - сказала Сибилла.
Но когда Дезире появилась, они приветствовали друг друга с преувеличенной, впрочем, вполне искренней, теплотой, как давние знакомые, встретившиеся в другом полушарии. В последний раз Сибилла видела Дезире на танцах в Хэмпстеде, где было просто сказано: "А, это ты, привет".
- Мы когда-то в школу вместе ходили, - пояснила Дезире Ариадне, не выпуская руки Сибиллы.
Сибилле уже не терпелось отойти к окну. "Удивительно, - заметила она, - но рано или поздно все в колонии встречаются с теми, кого когда-то знали они сами или их родители - дома".
Вместе с мужем, Барри Уэстоном, Дезире жила в удаленной части колонии. Об Уэстоне Сибилла слышала, только не знала, что он женат на Дезире. Разговоров о нем как о предприимчивом колонисте было немало. Несколько лет назад он надумал делать сок из страстоцвета, развел сады, построил фабрику. Теперь дело стремительно шло в гору. Барри Уэстон также увлекался поэзией. Томик его стихов под названием "Домашние мысли" с большим успехом расходился по всей колонии. Его первая жена умерла от болотной лихорадки. В один из наездов в Англию он познакомился с Дезире, которая была на двенадцать лет моложе его, и женился на ней.
- Нет, ты непременно должна наведаться к нам, - сказала Дезире Сибилле и повторила, поворачиваясь к Ариадне: - Мы вместе ходили в одну небольшую частную школу. Ой, между прочим, Сибилла, Троцкого помнишь? А Минни Маус, как мы ее бедняжку, мучили? В жизни не забуду день, когда…
Школа, где преподавала Сибилла, должна была скоро закрыться на каникулы; тогда же Ариадна собиралась съездить к мужу в Каир. Сибилла пообещала навестить Уэстонов. Когда Дезире, одетая в красивый шелковый костюм, ушла, Ариадна сказала:
- Хорошо, что ты поживешь у них. А то я так переживала, что ты останешься здесь одна на несколько недель.
- А знаешь, - возразила Сибилла, - пожалуй, я к ним не поеду. Найду какой-нибудь предлог.
- Но почему? Там ведь так чудесно, и время хорошо проведешь. Он ведь ко всему прочему и поэт. - Сибилла буквально слышала, как Ариадна с нажимом говорит друзьям: "Что-то с Сибиллой не так. Чтобы узнать человека, надо с ним вместе пожить. У Сибиллы семь пятниц на неделе, то одно говорит, то другое… Что-то у нее не так с сексом… какие-то странности…"
Дома, подумала Сибилла, все было бы иначе. Ее последнее прошение о поездке в Англию было только что отклонено. Все перемывали ей косточки.
- По-моему, я заболеваю, - сказала Сибилла и вздрогнула.
- Ложись, дорогая. - Ариадна окликнула Элайу, чернокожего слугу, и велела налить Сибилле лимонного сока. Но в тот раз она все же не заболела.
Зато из своей первой поездки к Уэстонам она вернулась с гриппом. Ее "форд" 1936 года выпуска по дороге сломался, и пришлось ждать три часа на холодном ветру попутной машины.
- Надо бы вам обзавестись какой-нибудь приличной машиной, - сказала пришедшая навестить ее жена аптекаря. - На этих старых драндулетах по нашим дорогам не поездишь.
Сибилла лежала молча, дрожа всем телом. Тем не менее в середине семестра она снова поехала к Уэстонам.
Призывы Дезире были настойчивы, почти отчаянны. И Сибилла всякий раз послушно на них откликалась. Вокруг Уэстонов было какое-то магнетическое поле.
Визиты ее всегда обставлялись одинаково. На веранде, в строго определенном месте, ее неизменно ждало удобное соломенное кресло. Казалось, даже подушки не менялись и всегда укладывались в определенном порядке.
- Что выпьешь, Сибилла? Тебе там удобно, Сибилла? Ты у нас отлично проведешь время, Сибилла.
Похоже, она стала для них маленькой сироткой. Надев непроницаемо темные очки, она задумчиво взирала со своего места на супружескую пару.
- Мы приготовили тебе - верно, Барри? - мы приготовили тебе небольшой сюрприз.
- Мы тут задумали - верно, Дезире? - чудесную поездку… охота на кроков… бегемотов…
Сибилла потягивает джин с лаймом. Дезире с мужем сидят вплотную друг к другу и не спускают глаз с Сибиллы, пересевшей на соломенную кушетку. Взгляд их исполнен любви.
- Да сними ты эти свои дымчатые очки, Сибилла, - солнце почти зашло.
Сибилла снимает очки. Парочка держится за руки. Они чмокают друг друга и вдруг яростно сливаются в страстном объятии, в продолжение которого Барри раз-другой исподтишка посматривает на Сибиллу. Барри высвобождается и обнимает жену за плечи; она сворачивается калачиком и прижимается к нему. К чему все это представление, думает Сибилла. "Сибилла шокирована", - роняет Барри. Она потягивает свой джин и отмечает про себя, что эта откровенная демонстрация близости между мужем и женой и впрямь шокирует, в чем-то даже больше, чем любовные игры в парках или подъездах.
- Мы очень влюблены друг в друга, - поясняет Барри и еще теснее прижимает к себе жену. А Сибилла старается понять, что же не так в их браке, ибо что-то не так, это ясно. Парочка снова целуется. "Или все это мне только снится", - спрашивает себя Сибилла.
Еще в свой самый первый приезд Сибилла четко поняла, что что-то в их семейной жизни не так. Поначалу она казалась себе объективным наблюдателем, и ее даже позабавило, когда она поняла, что призвана сюда в качестве некой искупительной жертвы. В присутствии других гостей, заметила она, любовные сцены не разыгрываются. Напротив, перед друзьями парочка ведет себя с ней довольно пренебрежительно. "Бедняжка Сибилла, живет совсем одна, школьная учительница, друзей почти нет. Мы затаскиваем ее сюда при первой же возможности". Окружающие смущенно смотрят на Сибиллу и улыбаются. "Но ведь у вас здесь, должно быть, целая куча друзей", - говорят они ей любезно. Сибилла пришла к заключению, что Уэстонам она не по душе, но обойтись без нее они почему-то не могут.
Вернулась из Каира Ариадна.
- Ты всегда такой измочаленной выглядишь после поездок к Уэстонам, - не выдержала она в конце концов. - Наверное, это из-за вечеринок за полночь и выпивки.
- Должно быть, так.
Дезире бомбардировала ее приглашениями. "Непременно приезжай, ты нужна Барри. Ему нужны твои советы по поводу некоторых стихов". Сибилла сразу же рвала эти записки, но на приглашения, как правило, откликалась. И не потому что ценой ее неловкости было благополучие Уэстонов, но потому, что странным образом эта неловкость была нужна ей самой. Сами поездки к Уэстонам смягчали испытываемое ею чувство вины. "По-моему, - думала Сибилла, - они скорее всего заметили, что со мной что-то не так". Да, но как они могли догадаться? Ведь она всегда соблюдает крайнюю сдержанность, когда они расспрашивают ее о частной жизни. Увы, самые интимные тайны находят тонкие способы становиться достоянием хищных бдений людей, являющих собой полную противоположность тебе. "Мне кажется, - думала она, - сердца говорят с сердцами, а глубины окликают глубины. Только язык этот редко бывает внятен. Тут есть какое-то недоразумение. Они полагают, что их эротические восторги должны задеть мою фригидную душу, и в этом смысле они правы. Только дело тут не в зависти. На самом деле всему виной скука".
Ее "форд" с тарахтением пересекал равнину. Господи, думала она, как же скучно будет наблюдать за картинами семейной жизни! И как довольны, как счастливы будут они сами! Эти мысли утешали ее, они были жертвой богам.
- Сиб, тебе ничего не нужно?
- Да нет, спасибо. - Она отхлебнула джина с лаймом.
Дома он называл Дезире Дорогушей.
- Поцелуй меня, Дорогуша, - сказал он.
- Всегда к твоим услугам, Бадди, - сказала Барри жена, тесно прижимаясь к нему и подмигивая Сибилле.
- Знаешь что, Сибилла, - сказал Барри, приглаживая волосы, - тебе надо снова выйти замуж. Много теряешь.
- Точно, Сиб, - подхватила Дезире, - тебе нужно либо замуж выйти, либо в женский монастырь податься, либо одно, либо другое.
- Не понимаю, почему я должна подходить под какой-то шаблон, - возразила Сибилла.
- Да потому что так ты ни то ни се - верно, милый?
"Пожалуй, верно, - подумала Сибилла, - потому-то мне все время так скучно".
- Или заведи приятеля, - предложила Дезире. - Тоже хорошее дело.
- А так ты просто зря тратишь лучшие годы, - сказал Барри.
- Может, тебе что-нибудь нужно, Сиб?.. Мы хотим, чтобы тебе здесь было хорошо. Если захочешь привезти приятеля, всегда пожалуйста, мы люди свободомыслящие, верно, Бадди?
- Поцелуй меня, Дорогуша, - сказал он.
Дезире вынула из кармана носовой платок и стерла помаду с его губ. Он отдернул голову и сказал Сибилле:
- Давай свой бокал.
Дезире посмотрела на свое отражение в окне, занимающем всю стену, и сказала:
- Сиб слишком умна, вот в чем ее беда. - Она пригладила волосы и посмотрела на Сибиллу с застарелой, еще с детских лет идущей враждебностью.
После ужина Барри читал свои стихи. Он говорил, как правило: "Нынче вечером я не буду эгоистом. Никаких стихов". А Дезире, как правило, восклицала: "Ну пожалуйста, Барри, почитай". И в конце концов он неизменно начинал читать. "Потрясающе, - говорила Дезире, - замечательно". На третий вечер происходящее утрачивало в глазах Сибиллы оттенок веселого фарса, и ее охватывала скука, которая рвалась наружу с такой же силой, как газ из воздушного шара. Чтобы сдержаться, она время от времени глубоко вздыхала. Барри был слишком поглощен звучанием собственного голоса, но Дезире все замечала. Поначалу Сибилла позволяла себе тактичные замечания:
- Мне кажется, ты должен уделять своим стихам больше времени. - И, ловя удивленный взгляд, добавляла: - Если уж взялся писать, надо целиком отдаваться поэзии.
- Чушь, - возражала Дезире, - он часто пишет прекрасные сонеты по утрам, перед бритьем.
- Может, Сибилла права, - говорил Барри, - мне действительно следует отдавать стихам все свое время.
- Ты что, Сиб, устала? - спрашивала Дезире. - Что так вздыхаешь? Не захворала, часом?
Со временем Сибилла оставила попытки борьбы и просто, выслушав очередное стихотворение, устало роняла: "Очень хорошо" или: "Четкий ритм". И даже грех примирения с этими постоянными придыханиями Дезире: "потрясающе… замечательно" - был меньше греха той замкнутости, в которой пребывало ее сознание. Тогда она еще не отдавала себе отчета в том, что ценою примирения с ложными оценками становится постепенная утрата собственной способности формировать верные взгляды.
Не каждое утро, но по меньшей мере дважды в ходе каждого визита Сибиллу будили громкие скандалы. Няня, приносившая ей чай рано утром, округляла глаза и на цыпочках удалялась. Сибилла шла в ванную и сильно пускала воду, стараясь заглушить шум ссоры. Внизу голоса постепенно утихали, растекаясь по комнатам и коридорам. Иногда, в самые драматические моменты, в бурю врывался звон бьющегося стекла, и Сибилла понимала, что это Барри крушит туалетный столик Дезире; после таких случаев она дивилась, как это Дезире всегда удается заменять разбитые хрустальные вазы новыми, ведь достать в ту пору подобные вещи было трудно, да и зачем? Сибилла неизменно отмечала, что, став рядом на лужайке, две дочери Барри от первого брака откровенно глазеют в окна спальни, где разгорается битва. Ребенка Дезире няня в это время увозила в коляске куда-нибудь подальше. Сибилла также исчезала на все утро.
После первого инцидента в подобном роде Дезире сказала ей:
- Боюсь, ты выбиваешь Барри из колеи.
- Как это? - не поняла Сибилла.
Дезире вытерла слезы и хлюпнула носом.
- Да, конечно, это вполне естественно, Сиб, ты кокетничаешь с Барри. А он всего лишь мужчина. Понимаю, у тебя это бессознательно получается, но…
- Я не желаю слушать подобные разговоры. Все, я поехала, и минуты здесь больше не пробуду.
- Нет, нет, Сиб, куда же ты? Не обращай внимания. Ты нужна Барри. Ты - единственная во всей колонии, с кем он может поговорить о своих стихах.
- Пойми простую вещь, - сказала Сибилла тогда же, в первый раз став свидетелем семейного скандала, - меня совершенно не интересует твой муж. По мне, он просто никто, неудачник. Так я считаю.
Дезире всю перекосило.
- Барри, - вскричала она, - за восемь лет сделал состояние на страстоцветовом соке! И четыре тысячи экземпляров "Домашних мыслей" за свой счет отпечатал, и все они разошлись.
Это было что-то вроде игры на троих. По правилам ей следовало быть неосознанно влюбленной в Барри и мучиться супружеским счастьем Дезире. Но сейчас она чувствовала себя слишком старой для таких игр.
Барри зашел к ней в комнату, когда она паковала вещи.
- Не уезжай, - заговорил он. - Ты нам нужна. Ну что ты, в самом деле - ведь мы всего-навсего люди. Да и что такое скандалы? Скандалы случаются даже в самых благополучных семьях. К тому же спроси меня, ни за что не отвечу, из-за чего все началось.
- Чудесный дом. И какое великолепное поместье, - сказала хозяйка дома.
- Да, - согласилась Сибилла, - самое большое во всей колонии.
- А хозяева тоже самые большие люди?
- Ну как сказать… богатые, это уж точно.
- Да вижу, вижу. Какой красивый интерьер. А эти старые масляные лампы - какая прелесть. Насколько я понимаю, электричества у вас там не было?
- Почему же, во всем доме горел свет. Но что касается столовой, мои друзья следовали старой традиции масляных ламп. Понимаете, это точная копия старого голландского дома.
- Очаровательно, бесподобно.
Бобина кончилась. Зажегся свет, и присутствующие, каждый в своем кресле, сели поудобнее.
- А что это за крупные красные цветы? - поинтересовалась престарелая дама.
- Огненное дерево.
- Потрясающе, - заметила хозяйка. - И вы не скучаете по этим краскам, Сибилла?
- Да нет, честно говоря, нет. На мой взгляд, слишком уж ярко.
- А вам яркие цвета не нравятся? - живо подался вперед молодой человек.
Сибилла молча улыбнулась ему.
- Мне понравилось место, где ящерки играют в камнях. Отличные кадры, - сказал хозяин, вставляя в проектор последнюю бобину.
- А мне понравился этот симпатичный блондин, - словно возражая кому-то, заметила хозяйка. - Это он - любитель страстоцвета?
- Нет, он - управляющий, - сказала Сибилла.
- Ах да, вы же говорили. Тот, что был замешан в истории со стрельбой?
- Да, так уж несчастно все обернулось.
- Бедняга. Такой молодой. Опасное, выходит, место. Надо полагать, солнце и все такое прочее…
- Да, для некоторых опасное. По-разному бывает.
- А черные выглядят вполне довольными. Вам в ту пору трудно с ними приходилось?
- Нет, - откликнулась Сибилла, - только с белыми.
Все рассмеялись.
- Ну вот, - сказал хозяин. - Выключите свет, пожалуйста.
Вскоре Сибилле открылась истинная причина семейных неурядиц. Она не совпадала с их объяснениями: мол, они так влюблены, что постоянно ревнуют друг друга к противоположному полу.
- Барри, - заметила однажды Дезире, - так и взвился - верно, Барри? - когда я улыбнулась, просто улыбнулась, Картеру.
- Когда-нибудь я с этим Картером разберусь, - буркнул Барри. - Он постоянно вьется вокруг Дезире.
Дэвид Картер служил у них управляющим. Сибилла неосторожно обронила:
- Ну Дэвид-то уж ни за что…
- Ни за что? - сказала Дезире.
- Ни за что? - сказал Барри.
Может, они и сами не понимали истинной причины своих размолвок. Они происходили по утрам, когда Барри, следуя принятому решению, лежал в постели и сочинял стихи. Дезире же, озабоченная перспективами расширения страстоцветового дела, настаивала, чтобы он появлялся на фабрике не позднее восьми утра, как все остальные предприниматели в колонии. Но Барри все чаще заговаривал об отходе отдел ради занятий поэзией. Когда он в очередной раз оставался в постели, поигрывая с пером и обдумывая очередную строку сонета, Дезире надувалась и хлопала дверями. Все домашние понимали, что вот-вот разгорится скандал.
- Тише! Неужели ты не видишь, что я пытаюсь сосредоточиться? - кричал он, а Дезире отвечала:
- По-моему, если ты собрался писать, лучше подняться в библиотеку.
Ее жадность и его тщеславие были слишком острыми ингредиентами для одного блюда. Потому и начали возникать имена Дэвида Картера и Сибиллы - для утешения, поднятия духа и укрепления мифа о страстной любви.
- Строила глазки Картеру в саду. Думаешь, я не заметил?
- Картеру? Не смеши меня. Мне ничего не стоит удержать Картера на расстоянии. Но раз уж зашла об этом речь, как насчет тебя и Сибиллы? Вчера вечером я ушла спать, а вы еще долго оставались вдвоем.
Иногда он не просто крушил хрустальные вазы, но и вышвыривал осколки в окно.
В полдень обессиленный Барри пускался в объяснения:
- Дезире места себе не находит - верно, Дезире? - и все из-за тебя, Сибилла. Понять можно. Не следует нам с тобой засиживаться после того, как она уходит спать. Ты у нас в своем роде настоящий дьяволенок, Сибилла.
- Ну ладно, - покорно говорила Сибилла, - будь по-твоему.
Но в какой-то момент она устала от этой игры. Когда звучный голос Барри поднимался до высот, приличествующих священному предмету, она уже не могла чувствовать себя объективным наблюдателем. Она устала от игры, ибо превратилась в нечто большее, нежели ее номинальный участник. Уэстоны не просто навевали на нее скуку, она начала ненавидеть их.
- Чего я не могу понять, - говорил Барри, - так это почему моих стихов не замечают дома, в Англии. Здесь моя книга разошлась четырехтысячным тиражом. Во всех местных газетах появились пространные рецензии; не забыть показать их тебе, напомни. Но в Лондоне - ни звука. Из журналов, в которые я посылаю свои стихи, даже не отвечают.
- Все сейчас войной заняты, - говорила Сибилла.
- Да, но стихи продолжают печатать. Так называемые стихи. А по-настоящему - просто мусор. Все мусор. Ничего не поймешь.
- Твои стихи слишком хороши для этой публики, - говорила Сибилла.
Тонкое ухо уловило бы в ее тоне визг иглы, вонзающейся в воск.
- Между нами говоря, это чистая правда, - отвечал Барри. - Сам бы я этого не сказал, но суть именно в том.
Барри был грузен, приземист и смугл. На лице морщины, то ли от забот, то ли от проблем с желудком. Костлявый, светлокожий Дэвид Картер являл собою полную ему противоположность. Это особенно бросалось в глаза, когда он проходил по дому.
- Англии конец, - говорил Барри. - Она в полном упадке.
- Удивляюсь, - говорила Сибилла, - как тебе при этом удается писать такие веселенькие стишки об английских городках и деревнях.
"Эй, Сибилла, - одергивала она себя, - бизнес есть бизнес, а ностальгические сцены из жизни Англии - как раз то, чего ждут колонисты. Все, это моя последняя поездка. Больше я сюда не вернусь".
- Такой я запомнил Англию, - говорил Барри. - Добрая старая страна. Но теперь, боюсь, она пришла в упадок. После войны от нее останется только…
По утрам Дезире собирала в гостиной прислугу, чтобы раздать задания на день.