В предлагаемую книгу входят две повести и рассказ.
"Операция "Вундерланд" - повесть о войне. Писатель Е. Л. Баренбойм, участник Великой Отечественной войны, много лет прослуживший на кораблях и в частях военно-морского флота, посвятил ее одной из памятных страниц войны на Северном море - крушению тщательно спланированного рейдерства мощного немецкого "карманного" линкора "Адмирал Шеер" на наших внутренних коммуникациях в Карском море.
События повести подлинны, хотя автор и изменил ряд фамилий действующих лиц и наименования некоторых кораблей.
"Мережка, пико, зигзаг" - повесть о судьбе женщины. Обладая незаурядным характером, решительностью, волей, способностями, она не смогла найти своего места в жизни. Крушение ее судьбы - печальный и обидный, но закономерный итог обывательского представления молодой женщины о личном счастье, ее равнодушия ко всем событиям, происходящим со страной и народом.
Содержание:
ОПЕРАЦИЯ "ВУНДЕРЛАНД" - Повесть 1
ПОЕЗДКА ВО ФЛОТСК - Рассказ 47
МЕРЕЖКА, ПИКО, ЗИГЗАГ - Повесть 52
Примечания 70
Крушение
ОПЕРАЦИЯ "ВУНДЕРЛАНД"
Повесть
СЛАВНЫМ МОРЯКАМ - СЕВЕРОМОРЦАМ ПОСВЯЩАЮ
…Причиной провала "Операции "Вундерланд" явилась не сложная ледовая обстановка, как это пытаются изобразить фальсификаторы войны на Севере, а героический отпор, полученный фашистским крейсером в наших водах. Бесстрашный экипаж ледокольного парохода "А. Сибиряков", повторивший подвиг русского крейсера "Варяг", комендоры СКР-17 "Дежнева", пароходов "Революционер" и "Кара", моряки-артиллеристы береговой обороны, народное ополчение служащих порта и жители острова Диксон заставили "Адмирал Шеер" покинуть советские воды и, по сути ничего не добившись, вернуться в Нарвик.
Повесть Е. Баренбойма "Операция "Вундерланд"", написанная исторически достоверно, воскрешает в памяти те героические дни.
Н. А. Торик, вице-адмирал в отставке - начальник, политического управления Северного флота в 1940-1945 гг.
(Из отзыва о повести)
СТРАННЫЙ ПРОРЫВ, ВЗБУДОРАЖИВШИЙ МИР
Он занесен - сей жезл железный -
Над нашей головой…
А. Блок. "Первый изборник"
Маленькая муха не спеша спустилась по прямому хрящеватому носу и заглянула в ноздрю. Больхен чихнул и проснулся.
В приоткрытый иллюминатор слегка тянуло влажной свежестью. За бортом гортанно кричали чайки. Большие круглые вделанные в переборку морские часы фирмы "Глассхютте" показывали тринадцать пятьдесят.
"Что значит давняя привычка - час двадцать сна и ни минуты больше, - подумал он. - Прекрасная штука послеобеденный отдых на флоте. После него чувствуешь себя обновленным, полным сил".
Больхен знал, что его покой бережет специально выставляемый вахтенный. Если бы не он - топот тяжелых матросских ботинок по бронированной палубе над его салоном разбудил бы мертвого.
Стоя перед иллюминатором, Больхен привычно повязывал галстук. Отсюда, с высокого борта тяжелого крейсера "Адмирал Шеер", Нарвик был виден, как на ладони: крутые, узкие, сбегающие с аспидно-черных сопок к морю улочки, застроенные нарядными, разноцветными, будто с рождественских открыток домиками, высокие остроконечные крыши кирх, железнодорожный вокзал, куда каждый день приходили тяжело груженные составы с железной рудой для рейха из Кируны, узкая лента стратегической дороги № 50 Нарвик - Киркенес, неуклюжая махина недавно перегнанного из Вильгельмсхафена сухого дока.
Ровно в четырнадцать Больхен из спальни вышел в салон. Его худой подбородок подпирал крахмальный воротничок, тужурка застегнута на все пуговицы. Рыжеватые волосы аккуратно зачесаны на пробор.
Больхен всегда и во всем брал пример со своего кумира - адмирала графа Шпее, не переносившего никакой неряшливости и распущенности. Поэтому и офицеры "Адмирала Шеера" приходили в кают-компанию, как на торжественный прием.
В дверь салона постучали, и, не дождавшись ответа, вошел вестовой Краус с подносом в руке.
- Добрый день, господин капитан I ранга. Ваш кофе и газеты.
- Добрый день, Краус. Спасибо, поставь.
Некоторое время в каюте стояла тишина, лишь позвякивала посуда, которую расставлял вестовой.
- Что нового, Краус?
- Ничего особенного, господин капитан I ранга, - Краус замялся. - Говорят, скоро выйдем проветриться?
- А что, надоело?
- Да как вам сказать, - вестовой медлил, обдумывая ответ. - И стоять неплохо, да уж больно большая дыра этот Нарвик.
- Можно подумать, что ты призван на флот из Парижа, а не из крохотной деревушки на реке Эмс, - рассмеялся Больхен. - Старший офицер рассказал мне, что ты, оказывается, женат. Вот уж не думал. И дети у тебя есть?
- Так точно. - Краус не улыбнулся, но Больхен заметил, как на мгновенье потеплели его глаза под белесыми ресницами. - Два сына.
- Сколько же им?
- Седьмой и пятый год.
- Как раз женихи для моих дочерей, - пошутил Больхен. - Он вздохнул, представил себе их обеих, сидящих у него на коленях и обнимающих за шею. Потом спросил: - Такие же жгучие брюнеты, как и их отец?
- Такие же, - не удержался и засмеялся Краус.
Больхен любил иногда вот так запросто беседовать с рядовыми матросами. Он считал, что ничто так не способствует популярности командира среди личного состава, как такие непринужденные беседы со смехом и солеными шутками. Начальству и большинству офицеров корабля они казались странными.
- При случае покажи мне их фотографии, - сказал он.
Этот тощий простодушный вестфалец с соломенными волосами, его земляк привел Больхена в хорошее настроение. Но было ясно, что экипаж корабля успел уже что-то пронюхать. Матросы всегда отличались безошибочным интуитивным чувством. Они, конечно, заметили и сделали правильные выводы из того, что в кают-компанию "Адмирала Шеера" были приглашены на обед командир флотилии эскадренных миноносцев капитан I ранга Бей и два известных подводника Рич и Грау, отличившихся при разгроме конвоя союзников, портреты которых обошли все газеты рейха.
- А что слышно насчет снов у старослужащих? - помолчав, спросил он.
- Вчера в кубрике старший матрос Хенце рассказывал, что опять видел во сне привидения. И сигнальщик Отто Леман видит их третью ночь подряд.
Последнее сообщение вестового особенно не понравилось Больхену. Он знал, что на его корабле широко распространены предрассудки. Как, впрочем, и на всем немецком флоте. Их было великое множество. Согласно им, увиденные во сне привидения означают смертельную опасность для корабля и его команды.
Несчастье ждет корабль, выходящий в море тринадцатого числа. А если оно совпадает с пятницей - жди верную гибель. Несчастье ждет корабль, изменивший свое название.
Когда Гитлер, опасаясь, что тяжелый крейсер "Дейчланд", нося такое громкое имя, может быть поврежден или даже потоплен и это окажет дурное влияние на немецкий народ, приказал переименовать его в "Лютцов", вся команда была уверена, что несчастье не за горами. Действительно, при попытке выйти в июле 1942 года из Альтен-фиорда на перехват союзного конвоя "Лютцов" подорвался на мине и надолго вышел из строя. И все моряки немецкого флота, стоявшего в Нарвике и Тронхейме, были убеждены, что иначе и не могло быть. Из этих же опасений Гитлер не разрешил назвать ни один большой корабль своим именем. А вдруг с ним что-нибудь случится!
Но сейчас, в преддверии предполагающегося строго засекреченного выхода "Адмирала Шеера", эти сны старослужащих были особенно некстати. У молодежи они могут вызвать падение боевого духа и упаднические настроения.
"Нужно немедленно предупредить старшего офицера, - решил Больхен. - И насчет слухов о выходе тоже".
Сегодня вечером он собирался нанести визит фру Аните Хансен. Во всех портах оккупированных стран, где базировались немецкие военные корабли, были открыты публичные дома для матросов и офицеров. Именно в одном из них в Бресте он случайно повстречал свояка, полковника саперных войск Эбергарда.
Поначалу они смутились, сделали вид, что не заметили друг друга, а потом долго хохотали, попивая шнапс и хлопая друг друга по плечам.
Но с тех пор как Больхен стал командиром тяжелого крейсера, заботу о его времяпрепровождении взяло на себя гестапо. Оно и подыскало ему в Нарвике проверенную и красивую женщину с ниспадающими на плечи светлыми волосами, полной грудью и губами, подкрашенными темно-вишневой помадой.
Вильгельм фон Больхен больше всего в жизни мечтал о славе. Он хотел видеть свою фамилию в газетах напечатанной крупным шрифтом, слышать по радио. До боли в сердце он завидовал прославленным немецким подводникам Прину, Топпу, Ричу и другим, именами которых немецкая пропагандистская машина заполнила все газеты, журналы, весь эфир. Он завидовал бывшему командиру "Адмирала Шеера" Теодору Кранке, совершившему удачное рейдерство в Атлантику, а сейчас в звании вице-адмирала занимавшему пост личного представителя гросс-адмирала Редера при ставке фюрера.
Он не хотел прозябать в безвестности. Где же, как не на войне, можно прославить свой род, свою фамилию, может быть, даже войти в историю рейха?
Ради славы он был готов на все. Даже на смерть.
Больхен командовал тяжелым крейсером "Адмирал Шеер" (в большинстве морских справочников мира из-за сильного артиллерийского вооружения при относительно небольшом водоизмещении он официально назывался броненосцем или "карманным" линкором) недолго, около полугода. В тридцать четыре года стать капитаном цур зее и командиром нового известного всему миру корабля было совсем неплохо даже для все ускорившего военного времени.
Он получил этот корабль неожиданно, благодаря счастливому стечению обстоятельств. Не будь этого случая, неизвестно еще как долго ему пришлось бы плавать с этой старой песочницей и ворчуном Майзелем.
Худой и болезненный командир крейсера "Принц Ойген" капитан I ранга Майзель недолюбливал своего старшего офицера. Ему многое не нравилось в нем - и чрезмерное служебное рвение, и холеные руки с длинными ногтями, и высокомерное нежелание играть с ним по вечерам в скат, и недопустимые англофильские привычки.
Дело в том, что отец Больхена, обедневший дворянин Гейнц фон Больхен, имел в Висбадене, маленьком городке на Рейне в юго-западной Германии, небольшую гостиницу, где до прихода к власти фашизма останавливались иностранцы. Его сын Вильгельм перенял от них привычку есть на завтрак овсяную кашу "поридж", любил танцевать запрещенный английский фокстрот, пить виски и грог и носить английского покроя брюки. Для старчески подозрительного и ограниченного Майзеля этого было достаточно. Он считал своего старшего офицера плохим патриотом, хотя и отдавал ему должное как моряку.
Когда-то еще в годы учебы Больхена в дивизии кадровых корабельных команд обер-ефрейтор Пройсс любил говаривать им, новичкам-аспирантам:
- Здесь вы попадете в тигель, где таких болванов и идиотов, как вы, закалят, как закаляют крупповскую сталь.
Действительно, бывший аспирант Больхен стал хорошим моряком. Начав свою службу на флоте с кадета в Штральзунде, а затем гардемарина в Фленсбург-Мюрвике, он последовательно прошел всю лестницу корабельной службы от младшего штурмана эсминца до старшего офицера тяжелого крейсера.
Его отец был видной фигурой в "Немецких христианах", личным другом самого имперского епископа. Глубоко верующий человек, он не любил войну и мечтал своего сына Вильгельма направить по духовной линии. Послушный тихий мальчик в детстве, безоговорочно слушавшийся отца и избравший бы себе ту карьеру, которую выбрал для него отец, Вилли еще в гимназии научился хорошо играть на фанфаре.
К власти в стране стремительно приближался фашизм. Веймарская республика доживала последние месяцы. Пестрые плакаты с демагогическими лозунгами бросались в глаза отовсюду: с афишных тумб, со стен домов, их несли над головой демонстранты, выкрикивали в пивных. "Мы люди, а не собаки!", "Рабочий тоже хочет хлеба!", "Немец, если уважаешь себя, не покупай у еврея!". Все чаще устраивались пышные торжества, факельные шествия, различные слеты.
Высокий и красивый юноша, великолепно игравший на фанфаре, как никто больше, годился в статисты для таких сборищ. На одном из них в Берлине к нему подошел незнакомый человек, который, судя по внешности, мог неплохо подрабатывать для рекламы сигарет или зубной пасты: немолодой, изысканно одетый доктор старого образца - холеный, седеющий, с загорелым замкнутым лицом и светлыми усиками щеточкой. Это был Шнивинд - друг будущего главнокомандующего военно-морским флотом Редера и будущий адмирал.
Узнав, что Больхен заканчивает гимназию, он спросил:
- Какую же карьеру вы собираетесь себе избрать в дальнейшем, мой мальчик?
- Отец хочет, чтобы я стал священником.
- Это прекрасный путь, - сказал Шнивинд, и на его лице на миг появилось выражение смирения. - Но боюсь, что такому красивому юноше, как вы, жизнь священника быстро надоест. А что если я уговорю отца направить вас в военно-морское училище?
Стесненный статьями Версальского договора германский военно-морской флот только-только начал возрождаться. Первым делом необходимо было подготовить новые кадры офицеров, укомплектовать военно-морское училище. В числе других задача по вербовке будущих кадетов была возложена и на Шнивинда. Он появился в доме Больхена в Висбадене ровно через неделю после встречи в Берлине. Знаток гетевской поэзии и истории религии, ироничный и обаятельный собеседник, он произвел на обычно сдержанного отца исключительно сильное впечатление. Если у Вильгельма окажутся такие воспитатели и командиры, то и желать большего не остается.
- Благословляю тебя, сын мой, - сказал отец. - У нашей родины будет меньше одним пастырем, зато будет больше одним солдатом.
С этого дня Шнивинд считал себя крестным Больхена. Он следил за его успехами в учебе, за продвижением по службе. Этот красивый мальчик, несостоявшийся священник, не обманул его надежд. У него оказались твердая воля и решительность, необходимые для военного моряка, но совсем не обязательные для слуги господа.
Сейчас Шнивинд занимал должность адмирала Северного моря. Но Больхен знал, что он не забыл о нем и ждет случая, чтобы продвинуть.
Именно такой случай и представился в феврале 1942 года.
Уже давно Германское морское командование планировало перевести Брестскую эскадру в воды северной Норвегии. После высадки английских морских десантов в 1940 году в Тронхейме и Нарвике и внезапного нападения британского флота в районах Бергена и Нарвика в декабре 1941 года Гитлер находился в состоянии постоянной напряженности. Ему непрерывно мерещилась высадка англичан в северной Норвегии, наступление с севера советских войск. На двух последовавших почти одно за другим совещаниях в своей ставке он говорил:
- Если англичане и русские разберутся в том, что происходит, они подвергнут ударам северную Норвегию в нескольких пунктах, вытеснят нас оттуда, займут Нарвик, окажут давление на Финляндию и Швецию, что может повлиять на исход всей войны. Германский флот должен быть на севере и приложить все усилия к обороне Норвегии.
Против увода кораблей из Бреста резко выступил главнокомандующий военно-морским флотом рейха гросс-адмирал Редер:
- Увод эскадры из Бреста на север снимет постоянную угрозу судоходству союзников в Атлантике и сделает его почти безопасным, - говорил он. - Мой фюрер, флот в Бресте - это заноза в теле англичан. Она постоянно саднит и болит и в любой момент грозит им тяжелыми осложнениями. Мы не должны вытаскивать ее.
И все же страх Гитлера перед высадкой был столь велик, что возражения Редера не были приняты во внимание, и эскадра начала подготовку к прорыву.
11 февраля 1942 года около полуночи линкоры "Шарнхорст", "Гнейзенау" и тяжелый крейсер "Принц Ойген" под флагом командующего эскадрой линейных кораблей вице-адмирала Силлиакса выскользнули из Бреста и направились в Ла-Манш. Ночь выдалась удачной - очень темной, безлунной. Дул легкий юго-западный ветер. На рассвете, когда эскадра обогнула остров Олдерней и повернула восточней, у командира крейсера "Принц Ойген" Майзеля начался жесточайший приступ болей в животе. Его буквально выворачивало наизнанку. За полчаса командира стало невозможно узнать. Лицо его посерело, глаза запали, тело покрылось обильным липким потом. То и дело он страдальчески морщился, хватался за живот. Корабельный врач подозревал у него прободение язвы желудка. Силлиакс приказал в командование кораблем вступить старшему офицеру корветтен-капитану Больхену.
До сих пор Больхен не может понять, как и почему их пропустил Британский флот. Эта авантюристическая операция, проводившаяся под самым носом у англичан, развивалась фантастически удачно. Прошло полсуток, как немецкая эскадра вышла из Бреста и двигалась по самому оживленному в мире морскому проливу, по этой канаве, как любят называть Ла-Манш сами англичане, но до сих пор ее никто не обнаружил! А ведь еще девять дней тому назад в Уайтхолле, в старинной резиденции британского адмиралтейства, было получено сообщение о проводимых немцами тральных работах в канале, что несомненно указывало на подготовку к выходу тяжелых кораблей.
Только около полудня, когда один из "спитфайеров" увидел конвой и опознал среди него линейный корабль, на Grand Fleet была, наконец, объявлена боевая тревога. К этому времени немецкая эскадра находилась уже в ста милях севернее Кале.
В просторной ходовой рубке крейсера "Принц Ойген" царило приподнятое настроение. Сидя в удобном вращающемся командирском кресле, с наслаждением глотая обжигающе горячий кофе, Больхен слушал доклад старшего штурмана:
- Мы находимся сейчас в самом узком месте пролива Па-де-Кале, где расстояние между французским и английским берегами всего двадцать три мили. Через час эскадра выйдет в Северное море.
- Это значит, что самая опасная и трудная часть прорыва позади, - задумчиво произнес Больхен. - А не кажется ли вам, штурман, что томми слишком легко и просто пропускают нас через свою канаву на восток? Не иначе, как эта старая лиса Черчилль хочет нас убрать из-под своего носа и упрятать подальше, откуда мы не сможем угрожать берегам старой Англии?