В феврале темнеет рано. Немецкая эскадра находилась на последнем этапе своего пути в Вильгельмсхафен.
Если не считать разрозненных, на редкость несогласованных и ненастойчивых атак английских самолетов "Бофорт" и "Хадсон", эсминцев и торпедных катеров из Дувра, а также происшедших час назад подрывов на магнитных минах "Шарнхорста" и "Гнейзенау", не снизивших после этого даже хода, - все обстояло великолепно. Больхен оставил за себя на мостике старшего штурмана и ненадолго спустился в лазарет. Старый Майзель под действием обезболивающих дремал. Завидев своего старшего офицера, он с трудом разлепил тяжелые веки, спросил:
- Где мы?
- На траверзе острова Терхселлинг. На рассвете будем дома. Команда выражает вам свое сочувствие. Доктор говорит, что ваши дела лучше.
Это были пустые, ничего не значащие слова. Майзель знал, что старший помощник безмерно рад неожиданной возможности проявить себя. Знал он и то, что никто из команды не думает о нем. И не потому, что он был плохим командиром. Просто сейчас воспитана такая молодежь. Никому нет дела до другого. "Жалость - удел слабых духом". "Без жестокости нет победы". Об этом твердят еще с младших классов гимназии. Страшный век. Никогда еще люди не чувствовали себя такими одинокими, как сейчас. И как это наци сумели так быстро изменить немцев?
Больхен все еще стоял возле его койки. Внезапно он низко наклонился над больным командиром, тщательно расправил и подоткнул под него одеяло, провел рукой по влажному горячему лбу. Майзель не понял этого жеста и никак не ожидал его от старшего помощника. Поэтому он снова разлепил веки и удивленно уставился на Больхена.
А старшего офицера переполняли противоречивые чувства. Страх ответственности за порученный корабль, боязнь, что он не справится с так счастливо и неожиданно выпавшей на его долю возможностью проявить себя, благодарность Майзелю за его болезнь, давшую ему неожиданный шанс в карьере. "Спасибо старику, что вовремя заболел, - думал он. - Лишь бы теперь не остаться незамеченным или еще хуже - не наделать глупостей. Пока все идет хорошо. Скорее наверх!"
- Желаю вам быстрого выздоровления, - искренне сказал Больхен и еще раз дотронулся пальцами до лба больного. И старый Майзель почувствовал эту искренность. Он на мгновение зажмурился будто от сильной боли, две маленькие слезинки скатились по его впалым сморщенным щекам.
- Благодарю, Вильгельм. Идите на мостик, - внятно сказал он. - Там сейчас ваше место.
Утром "Гнейзенау" и "Принц Ойген" вошли в устье Эльбы. Еще издалека на подходе, рассматривая с мостика в бинокль большую толпу встречающих, собравшихся на причале, Больхен увидел высокую представительную фигуру в парадной адмиральской шинели со светлыми атласными отворотами и неизменным кортиком. Сердце его екнуло от доброго предчувствия, на мгновение стало жарко. Но вслух сказал нарочито равнодушно:
- Сам гросс-адмирал Редер прилетел из Берлина нас встретить.
В тот же день вечером, после подробного доклада вице-адмирала Силлиакса гросс-адмирал пригласил Больхена к себе. В обшитом красным деревом адмиральском салоне на "Гнейзенау" стояли массивные диваны и кресла, покрытые темно-коричневой кожей. Бронзовые золоченые бра на стенах светили неярко, будто свечи. На маленьком полированном столике бутылки рейнского и мозельского вина. Мягко гудела вентиляция, задувая в салон подогретый воздух.
Главнокомандующий начал сразу без всяких вступлений. Больхен не сомневался, что и Шнивинд уже доложил о нем.
- Как вам известно, адмирал Кранке назначен моим представителем при ставке фюрера. Должность командира тяжелого крейсера "Адмирал Шеер" вакантна. Командование дает вам самые лестные характеристики. Как вы смотрите на это назначение, господин корветтен-капитан?
Редер испытующе посмотрел на Больхена. Тот щелкнул каблуками.
- Сочту за честь.
- Учтите, Больхен, - помолчав, продолжал Редер. - Вы получите в командование не простой корабль. Его знает вся Германия. Фюрер лично следит за его успехами. Постарайтесь упрочить его славу.
Больхен выпятил грудь, склонил голову.
Как в тумане он дошел по ковру до двери, четко повернулся, снова склонил голову и вышел.
Да, получить такой корабль было немыслимой, просто фантастической удачей, о которой Больхен не смел даже мечтать. В Германии, действительно, не было человека, кто не слышал бы о тяжелом крейсере "Адмирал Шеер", о его успехах в рейдерстве в Атлантике, не запомнил примелькавшееся на десятках фотографий аскетически худое неулыбчивое лицо его командира Теодора Кранке, так похожее на лицо самого "папы" подводников адмирала Деница. Ну что ж, он сделает все возможное и даже невозможное, чтобы умножить славу этого корабля. И, кажется, вскоре для этого представится удобный случай. Месяц назад здесь, в Нарвике, у него на корабле побывал адмирал Шнивинд.
- Как здоровье отца? - спросил он у Больхена, когда после обеда они перешли в салон и закурили.
- Спасибо. Свою гостиницу он отдал под госпиталь и сейчас целиком поглощен госпитальными заботами.
- Я всегда был уверен, что ваш отец настоящий патриот Германии. Передайте ему мой привет.
Шнивинд умолк, и только щелканье зажигалки нарушило воцарившееся молчание. Затем он облокотился о спинку кресла и заговорил снова:
- Вильгельм, я думаю, что не ошибусь, если предположу, что вы мечтаете прославиться. Так ли это?
- Да, так.
- Благодарю за откровенность. Такая возможность вам скоро представится. Постарайтесь ее не упустить.
- Новое рейдерство в Атлантику? - осторожно поинтересовался Больхен.
- Нет, поближе. Удар по внутренним русским арктическим коммуникациям. Внезапный и сокрушительный. Но это пока величайший секрет.
В тот день поздно вечером Больхен сидел в своей каюте и писал письмо домой. Ему не спалось. Он думал о предстоящем походе. На письменном столе в скромной рамке стояла фотография жены Юты и обеих дочерей. Дочери выдались в него - послушные, как и он в детстве, голубоглазые и волосы в отца - светлые, с рыжинкой. "Мои дорогие любимые девочки, - писал он. - Ваш папочка очень счастлив сейчас, но ему ужасно грустно, что в эти дни вас нет рядом с ним".
Почему-то именно сейчас ему припомнился трехлетней давности торжественный семейный обед в их уютной квартирке на тихой Хейлигштрассе. Почти в один день они с Эбергардом получили новые воинские звания. Мастерица готовить, Юта тогда превзошла себя, и Эбергардт сказал, что с таким соусом любой гурман съел бы даже старый стоптанный башмак…
В салоне командира "Адмирала Шеера" стоял большой радиоприемник. Каждый вечер, перед тем, как лечь спать, Больхен включал его и слушал английское радио. После прорыва немецкой эскадры в мире еще долго бурлили страсти. Уход эскадры из Бреста был, безусловно, на руку англичанам. Теперь угроза их конвоям в Атлантике была устранена, а, главное, Германия после перевода кораблей на Север фактически отказывалась от наступательных действий против Англии. Недаром в ответ на многочисленные возмущенные высказывания и протесты простых англичан Черчилль заявил в парламенте с циничной откровенностью:
- Я с величайшим облегчением приветствую уход германских кораблей из Бреста.
Зато вблизи советских берегов, на путях идущих в Мурманск конвоев появилась новая угроза. И хотя Больхен не знал, что в плане "Барбаросса" недвусмысленно говорилось: "Использование военно-морского флота даже во время восточной кампании должно быть четко направлено против Англии", он понимал, что теперь, во второй год войны, после упорного сопротивления русских, после поражения под Москвой все может измениться коренным образом.
УДАЧЛИВЫЙ КОРАБЛЬ
Сейчас Германия кормилась сталью и медью. От дверей отвинчивали ручки, переплавляли подсвечники, тарелки и вилки прадедов, помнившие времена Гете и Гейне, летели в крупповские домны…
В. Пикуль. "Моонзунд"
За полтора года до описываемых событий, в середине июля 1940 года, на огромной судостроительной верфи Вильгельмсхафена день и ночь кипела работа: не умолкая стучали пневматические молотки, полыхали отсветы электросварки, воняло ацетиленом, раскаленным железом. От постоянного грохота и лязга люди обалдевали и глохли. В цехах им выдавались специальные заглушки для ушей из мягкой резины. Все рабочие уже давно были переведены на казарменное положение. "Быстрее, быстрее!" - этот многократно повторенный призыв бросался в глаза с огромных лозунгов в цехах и со стен зданий, звучал по радио, его непрестанно произносили мастера и инженеры. На государственной верфи Вильгельмсхафена, как и на верфях Круппа, "Дейче верке", "Дешимаг", "Блом и Фосс" и многих других, во всех крупных портовых городах Германии шло экстренное выполнение долгосрочной программы строительства флота, так называемого плана "Z". По этому утвержденному Гитлером в 1938 году плану предусматривалось строительство крупных кораблей - 6 линкоров, 8 броненосцев, 4 авианосцев, 233 подводных лодок. Гитлер требовал выполнения этого плана за шесть лет. "То, что мы имеем сегодня, - говорил гросс-адмирал Редер, - есть лишь образцовая коллекция того, что у нас должно быть".
В сентябре 1939 года фюрер в сопровождении Кейтеля и Редера посетил верфь в Вильгельмсхафене.
- Я пришлю сюда Шпеера, чтобы он посмотрел на темпы строительства, - довольно сказал Гитлер. - Только так быстро мы и можем позволить себе строить.
- Мой фюрер, - решил заступиться за Шпеера гросс-адмирал Редер. - На наших верфях работают исключительно немцы. Их не нужно подгонять. А на предприятиях рейхсминистра занято немало рабочих из протектората.
- Из вас вышел бы хороший адвокат, Редер, - шутил Гитлер, направляясь к машине. - Но ничего, ничего. Пусть приедет и посмотрит.
У одного из отдаленных причалов верфи стоял длинный добропорядочный "торгаш". Странно было видеть его здесь - рядом с громадой недавно перебуксированного из Киля недостроенного авианосца "Граф Цеппелин", неподалеку от сваривающихся из отдельных секций по методу инженера Меркера немецких океанских подводных лодок IX серии.
Только опытный глаз в этом мирном неуклюжем торгаше, вооруженном, как все пароходы в годы войны, несколькими пушками, мог бы узнать один из новейших немецких броненосцев - "Адмирал Шеер".
Четыре месяца корабль готовился к рейдерству в Атлантике. Благодаря искусному переоборудованию - ложным надстройкам, фальшивой дополнительной трубе, удачной маскировке орудийных башен, - "Адмирал Шеер" преобразился. Стройные очертания корпуса были сглажены, характерная устремленная назад мачта изменена. А когда из фальшивой трубы начинал валить густой дым, какой бывает, когда в давно нечищенных топках не до конца сгорает плохой уголь, - последние сомнения в миролюбивом характере встреченного судна у противника должны были исчезнуть. Дальность плавания "Адмирала Шеера" была увеличена до девятнадцати тысяч миль, экипаж - до тысячи трехсот человек. Закончен капитальный ремонт машинной группы.
Главнокомандующий немецким военно-морским флотом гросс-адмирал Редер, ярый поклонник рейдерской войны на море, уже отправил в 1939 году в Атлантику в качестве рейдеров однотипные с "Адмиралом Шеером" "карманные" линкоры "Дейчланд" и "Граф Шпее". Они доставили немало хлопот британскому адмиралтейству. В конечном счете в конце 1939 года "Граф Шпее" был загнан английскими крейсерами "Эксетер", "Аякс" и "Ахиллес" в нейтральный порт Монтевидео, а затем затоплен своей же командой. Командир корабля Лангсдорф застрелился. Броненосец "Дейчланд", потопив несколько судов, вернулся в Германию и был переименован в "Лютцов". Чуть позднее выходили в Атлантику тяжелый крейсер "Хиппер", линкоры "Шарнхорст" и "Гнейзенау".
Но на "Адмирала Шеера" Редер возлагал особые надежды. За последние полгода надводный флот рейха понес тяжелые потери: "Граф Шпее", крейсера "Блюхер", "Карлсруэ" и "Кенигсберг", четырнадцать эскадренных миноносцев. Эти потери заметно поколебали Гитлера в его отношении к надводным кораблям и рейдерской доктрине Редера.
- Германия не может позволить себе строить и тут же терять эти дорогие игрушки, - недовольно сказал он Редеру. - Пусть ваши адмиралы зарубят это у себя на носу.
Удачный рейд "Адмирала Шеера" должен был восстановить доверие фюрера к надводному флоту, подтвердить правоту Редера в его споре с Деницем, приверженцем неограниченной подводной войны. Поэтому так тщательно и скрупулезно "Адмирал Шеер" готовился к походу, а главнокомандующий вникал во все детали предстоящего плавания.
"Карманный" линкор "Адмирал Шеер" вступил в строй действующих кораблей немецкого флота в ноябре 1934 года. Он строился тогда, когда Германия еще вынуждена была следовать Версальскому договору - иметь военные корабли водоизмещением не более десяти тысяч тонн. Поэтому конструкторы решали трудную задачу: разместить в этом ограниченном тоннаже тактико-технические данные мощного артиллерийского корабля, способного вести бой с линкором значительно больших размеров. И нужно сказать, что они успешно справились с этой задачей. При скорости в двадцать восемь узлов, "карманный" линкор был вооружен шестью орудиями (в двух башнях) калибром по двести восемьдесят миллиметров, с дальностью стрельбы двести кабельтовых и снарядами весом более трехсот килограммов, восьмью стопятидесятимиллиметровыми орудиями, шестью восьмидесятивосьмимиллиметровыми зенитными пушками, четырнадцатью скорострельными зенитными автоматами. На корме "Адмирала Шеера" располагались два четырехтрубных торпедных аппарата в плоских броневых колпаках. Особенно совершенными были приборы центральной наводки и управления артиллерийским огнем, причем точность пристрелки обеспечивалась двумя десятиметровыми дальномерами (один на грот-матче, другой на кормовой надстройке). Сильная для такого корабля броневая защита, использованная и как конструктивное крепление, два центра связи с новейшими коротковолновыми станциями и отделениями для радиоперехвата и создания радиопомех, пять прожекторов большого диаметра, два самолета "Арадо", выбрасываемых в воздух с помощью катапульты, восемь мощных дизелей МАН, впервые в мире установленных на тяжелых военных кораблях, и другие усовершенствования делали его особенно опасным при одиночном плавании как крейсера-корсара. Стоил "Адмирал Шеер" баснословно дорого - 3 миллиона 750 тысяч фунтов стерлингов.
После окончания реконструкции на полигоне между Свинемюнде и Данцигом шли усиленные тренировки в приближенных к боевой обстановке условиях. Команда была пополнена большим количеством унтер-офицеров и матросов торгового флота.
Своего командира личный состав корабля знал мало. Он был назначен на корабль осенью 1939 года, но среди команды почти не появлялся. Ходили о нем разные слухи: что он теоретик, давно не плавал и последние годы преподавал в Морской Академии. Что он, как и фюрер, вегетарианец. Этот слух получил особое распространение, когда портовый локомотив подтянул к кораблю три вагона капусты и целый вагон сыра разных сортов. Некоторые головки были величиной с колесо телеги. Затем командира вызвали в Берлин, где он принимал участие в разработке операции по захвату Норвегии "Везерюбунг". Он пробыл в Берлине долго, и команда о нем совсем забыла. Только когда на корабль приходили новички и, как обычно, интересовались, как командир, о нем вспоминали. Молодые матросы отвечали односложно:
- Все в порядке.
Старослужащие, считавшие себя психологами, всегда отвечали более подробно. Что-нибудь вроде:
- Корабль под его командой идет, как по рельсам. И, кроме того, он курит настоящий бразильский табак.
29 октября 1940 года "Адмирал Шеер" под командованием капитана I ранга Теодора Кранке вышел из Готенхафена в Атлантику. Пройдя в тумане Датским проливом, он резко повернул к югу от Гренландии. Уже через неделю поднявшийся с борта самолет обнаружил большой конвой, шедший в охранении английского вспомогательного крейсера "Джервис Бей". Несмотря на мужественную и умелую оборону англичанина, "Адмирал Шеер" его тяжело повредил, а затем одного за другим догнал семь транспортов конвоя и потопил их. Продолжая идти к югу, рейдер достиг оживленной морской трассы между Антильскими и Азорскими островами и стал разбойничать там. Англичане были вынуждены резко сократить судоходство в этом районе и привлечь для конвоирования судов линкор и несколько крейсеров. Потопив в районе Азорских островов и островов Зеленого Мыса два транспорта, "Адмирал Шеер" перешел в южную Атлантику. Здесь ему удалось захватить огромный рефрижератор с пятнадцатью миллионами штук яиц и тремя тысячами тонн мяса. Этот рефрижератор долго снабжал продуктами все немецкие подводные лодки и другие суда в этом районе. Участники плавания рассказывали, что отдельные рекордсмены обжорства на "Адмирале Шеере" на спор будто бы съедали яичницу из ста яиц. Или бифштекс величиной с рулевое колесо. В январе рейдер ушел в южную часть Индийского океана. Здесь, в районе Мозамбикского пролива, он потопил еще несколько судов, захватил и отослал в Германию два танкера в качестве призов. Всего за сто шестьдесят одни сутки рейдерства "Адмирал Шеер" потопил девятнадцать судов общим тоннажем сто тридцать семь тысяч тонн, сковал значительные силы англичан для охраны своих конвоев и доказал, что корабли-корсары на просторах Атлантики могут принести немалую пользу.
Редер торжествовал. Его теория рейдерской войны на море получила свое весомое подтверждение. Это вынужден был признать и сам фюрер. Ярый противник крупных надводных кораблей, Дениц был посрамлен. Командир "Адмирала Шеера" Теодор Кранке был лично принят Гитлером и получил из его рук рыцарский крест, адмиральское звание и приглашение быть представителем военно-морского флота при его ставке. Все остальное сделала пропаганда. Спустя неделю после возвращения "Адмирала Шеера", о нем в Германии знал любой ребенок старше пяти лет и любая старуха моложе восьмидесяти. "Немецкий воинский дух", "немецкое мужество", "немецкий патриотизм" - эти привычные немцам слова теперь надолго привязались к походу "Адмирала Шеера". В берлинском кабаре комиков были созданы специальные номера, посвященные походу. На сцене театра на Ноллендорф-плац шло музыкальное ревю о подвигах рейдера. А небезызвестный обозреватель немецкого радио, вещавшего на Англию, Уильям Джойс ("лорд Хау-Хау") советовал британским морякам не выходить в море, если где-то неподалеку находится "Адмирал Шеер".
Да, это был знаменитый корабль, которому к тому же до сих пор еще и везло. Взять хотя бы последний переход из Вильгельмсхафена в Тронхейм. "Адмирал Шеер" шел головным и прошел благополучно. А шедший следом "Принц Ойген" был торпедирован вражеской подводной лодкой, потерял руль и вернулся для ремонта в Германию. И этим знаменитым "Адмиралом Шеером" поручено командовать ему - Вильгельму фон Больхену. Он обязан приумножить его славу. И он сделает это.