Говоря об операции "Зигфрид" (так фашисты называли захват острова Хийумаа), Вальтер Мельцер в своей книге отмечает, что наступающий в районе Нымбы батальон "был остановлен и даже с помощью 176-го и 151-го пехотных полков оказался не в силах сломить вражеское сопротивление".
12-я береговая батарея стояла на северо-восточном побережье острова. Во время сентябрьских боев она вела огонь по Вормси, позднее стреляла по кораблям противника и высадившемуся десанту. Когда враги подошли вплотную, орудия ее были взорваны, личный состав занял сухопутную оборону. Несколько дотов и дзотов, заблаговременно созданных на территории батареи, теперь особенно пригодились.
Противник отрезал все дороги. Перед боем личному составу батареи было передано: "Батарея в окружении. Наша задача - израсходовать весь боезапас и уничтожить побольше врагов".
Бой длился весь день. С наступлением темноты политрук батареи М. С. Кравец вывел из разбитого дзота раненых Т. А. Хейнолайнена и А. Я. Чистякова. Они едва двигались и просили оставить их, не рисковать. Но Кравец был настойчивым и мужественным человеком, он не бросил товарищей. Им удалось незамеченными пробраться через вражеский заслон, выйти на безлюдную дорогу. Горечь и гнев переполняли сердца артиллеристов. Они дрались неплохо, но разве остановишь противника, имея лишь личное оружие, - пришлось отступать. Они шли к Тахкуне, туда, где еще кипели бои.
Около месяца назад лейтенант Александр Яковлевич Чистяков воевал на острове Вормси. Небольшому гарнизону этого острова, усиленному подкреплением с Хийумаа, в числе которых был и Чистяков, не удалось сбросить фашистский десант в море. Раненый Чистяков вместе с уцелевшими на Вормси вернулся обратно на Хийумаа.
Он лежал в госпитале. Но обстановка заставила всех, кто мог носить оружие, выписаться досрочно и вернуться на свои посты.
В это время в жизни Чистякова произошло важное событие: лейтенанту прямо на передовой вручили новенькую красную книжечку - партийный билет.
И вот теперь молодому коммунисту, чей партийный стаж измерялся днями, приходилось тайком пробираться по лесу, опасаясь вражеской засады.
Шум приближавшихся машин заставил всех троих залечь в кустах. С включенными фарами, словно у себя дома, по дороге двигались две крытые вражеские машины.
- У кого есть гранаты? - спросил политрук.
Чистяков протянул ему гранату. Вторая оказалась в кармане у Кравца.
Не сговариваясь, товарищи укрылись в кустах. В темноте лязгнули затворы винтовок. И когда до первой машины остались считанные метры, на дорогу полетели одна за другой две гранаты. В свете фар было видно, как кувыркались они в воздухе, как подняли пыль на дороге. Шофер заметил, затормозил. Фары передней машины погасли. Кто-то выскочил из кабины, закричал, раздались два взрыва, особенно громкие в лесной тишине.
Крики, стоны, беспорядочная стрельба. Вторая машина, остановившись, тоже выключила свет.
Минут десять солдаты, залегшие у машины, безрезультатно били по темным деревьям. Чистяков и Хейнолайнен хотели ответить им из винтовок, но политрук пригнул стволы к земле: три винтовки не нанесут большого вреда двум взводам автоматчиков, а только выдадут их.
Когда стрельба прекратилась, фашисты, не зажигая фар, перетащили убитых и раненых из первой машины во вторую. Вторая развернулась, взяла поврежденную машину на буксир и двинулась обратно.
Замер гул моторов. Три артиллериста снова вышли на дорогу и двинулись к Тахкуне. И странно, или раны стали у них меньше болеть, или сил прибавилось, но шли они бодрей, уверенные, что пробьются к своим.
17 октября советский гарнизон отошел на главный рубеж обороны в северной части Хийумаа. 12 дотов пересекли весь 9-километровый полуостров Тахкуна. Перед ними для лучшего обстрела вырубили лес, поставили проволочные заграждения, заминировали лесные завалы. Здесь защитникам Моонзунда предстояло дать последний бой.
В эти дни командир одной из зенитных батарей лейтенант Александр Алексеевич Иванов был послан а разведку. Вместе с ним пошли матрос его батареи и рекомендованный штабом опытный моряк-разведчик, показавший себя во время боев храбрым и находчивым бойцом.
Собрав важные сведения, моряки отходили к своим. По болоту они пересекли линию обороны. Неподалеку находился разрушенный хутор. Попутно решили осмотреть его. Лейтенант вышел из-за деревьев к колодцу. В это время разведчик выскочил вперед, заслонил Иванова и вскинул винтовку. Два выстрела прогремели одновременно. Разведчик качнулся, его бескозырка упала в колодец. Иванов бережно опустил раненого на землю.
Оказалось, что на хуторе находился вражеский наблюдатель. Пуля, предназначенная командиру, попала в матроса. Положив раненого моряка на плащ-палатку, моряки принесли его к своим и поместили госпиталь. Позднее он был эвакуирован на Большую землю. Установить фамилию этого самоотверженного балтийца, заслонившего собой офицера, пока не удалось.
* * *
Коротки слова приказа.
- Раненых необходимо отправить на Ханко. Осмотрите шхуну "Мария". Нужно подготовить ее к плаванию. С вами пойдет взвод бойцов.
На остров Хийумаа инженер-механик Дмитрий Иванович Тананыкин попал не как военный человек, а как один из строителей Береговой обороны. Но началась война, и он вместе со своими товарищами-строителями стал делать то же, что и весь островной гарнизон. И сейчас приказ подготовить шхуну был отдан ему так, как любому военному.
"Мария" стояла у пирса Лехтма. Это была довольно вместительная шхуна, машины ее были исправны. Хоть сейчас выходи в море. Не было только пассажиров. Вскоре и они начали прибывать. Первая машина привезла раненых.
Посадка на шхуну затянулась. Заканчивать ее пришлось уже в открытом море, куда "Мария" вышла, подвергаясь сильному артиллерийскому обстрелу. Грузили со шлюпок и катеров не только раненых. Началась эвакуация всего гарнизона.
Ночью "Мария" вышла, держа курс на остров Осмуссар. Идти прямо на Ханко мешали минные поля.
Вместе с другими подразделениями островного гарнизона учебная рота 36-го инженерного батальона, которой командовал Михаил Петрович Троязыков, размещалась на восточном берегу полуострова Тахкуна. Перед ними стояла задача: прикрыть дорогу, ведущую с Кярдлы на Лехтму. С захватом фашистами города Кярдлы пристань Лехтма осталась единственной на острове, куда еще могли подойти катера с Ханко для эвакуации гарнизона.
Дот у перекрестка дорог занимал пулеметный расчет старшего сержанта Гетманцева. Перекресток был минирован, а провода от минных полей вели в дот. Проявив исключительное хладнокровие, Гетманцев выждал, когда фашисты с сопровождающей их бронемашиной вступили на минированный перекресток, и замкнул контакт. Группа гитлеровцев вместе с машиной взлетела на воздух.
Фашисты подтянули пушки и принялись прямой наводкой расстреливать дот. Снаряд попал в амбразуру. В расчете Гетманцева появились раненые. Оставив полуразрушенный дот, Гетманцев вытащил пулемет в траншею и приготовил его к отражению атаки. Когда цепь гитлеровцев с гиканьем и свистом поднялась из придорожной канавы, их снова встретил меткий огонь пулемета. У оглохшего пулеметчика сочилась кровь из ушей и носа, но он вместе с ранеными товарищами не оставил боевого поста.
Участники боев рассказывают о мужестве старшего лейтенанта Лосянникова из того же 36-го инженерного батальона. Здесь же, у Лехтмы, шесть фашистов окружили советского командира. Гитлеровцы не сомневались, что русский сдастся. Но в руках у старшего лейтенанта была винтовка. Он разрядил ее в гитлеровцев.
С утра 19 октября фашисты начали наступление по всему фронту. Особенно большие силы они бросили для захвата Лехтмы. С потерей последнего пирса эвакуация гарнизона становилась очень сложной. Оборону в этом районе держала рота Владимира Тихомирова. Командира роты хорошо знали на Хийумаа. Он выступал на всех концертах самодеятельности, пел цыганские романсы.
В этом бою командир был смертельно ранен. Зная, что его дни сочтены, он тем не менее и в госпитале подбадривал товарищей, шутил, что не сможет больше петь, так как фашистская мина разбила его гитару.
Позднее вражеским солдатам удалось прорваться к Лехтме. Уцелевших защитников они оттеснили в лес. Оказался среди них сапер Павел Алексеевич Козырев. Они решили пробиваться на Тахкуну, где еще продолжался бой. Но на дороге наткнулись на проходившую вражескую колонну, пришлось снова укрыться в лесу. На дорогу больше выходить не рисковали. Шли вдоль берега. И вдруг за мысом увидели шхуну. Она стояла на якоре. Людей на ней не было видно. Высланные вперед разведчики сообщили, что впереди немцы. На связанном из нескольких бревен плоту бойцы стали переходить на шхуну. Она стояла без команды. При осмотре оказалось, что и мотор ее неисправен. Но на шхуне был старый брезент. А среди отступивших находилось несколько моряков. Ночью они приспособили старое полотнище вместо паруса, выбрали якорь. Младший лейтенант Федоров взял на себя откачку воды. За штурвал стал моряк с нашивками старшины 1-й статьи. Шхуна, подгоняемая попутным ветром, двинулась на север, туда, где находился полуостров Ханко.
Когда на Хийумаа начались бои на последнем оборонительном рубеже, Военный совет Краснознаменного Балтийского флота приказал снять оставшихся защитников и доставить их на полуостров Ханко.
В эвакуации участвовал дивизион сторожевых катеров типа "морской охотник", которым командовал капитан-лейтенант Г. И. Лежепеков. С наступлением темноты в строю кильватера катера дивизиона вышли в море. Замыкал строй МО-239. На нем находился командир звена старший лейтенант К. И. Шевченко. Шли без огней. Кругом стояла темень, лишь слабой звездочкой впереди покачивался затемненный кильватерный огонь. Приближался шторм. Волны все чаще и злее взлетали над катерами. Немало усилий прилагал опытный рулевой, чтобы точно держать катер на курсе. "Только бы не потерять из виду кильватерный огонь", - всматриваясь в спустившуюся темень, думал он. А волны, словно нарочно, старались сбить его с курса. И то, чего так опасался рулевой и все на катере, случилось. В ночи бесследно растаяла синяя точка, указывавшая путь МО-239. Позднее на катере узнали, что он погас во время шторма. Так МО-239 близ своей базы отстал от дивизиона. Идти к Хийумаа самостоятельно он не мог: сигналы для связи с берегом не были известны. И даже в базу моряки до рассвета не могли войти, так как входные створы не горели. Пришлось дожидаться утра.
Раздосадованные, вернулись они к пирсу. Скоро пришли тяжело груженные катера дивизиона. За ночь они успели пройти к Хийумаа, снять часть защитников и вернуться обратно. Днем МО-239 получил задание самостоятельно идти на Хийумаа за оставшимися на острове.
Учитывая, что вражеская авиация господствовала в воздухе, поход предстоял нелегкий. Но после неудачи ночью хотелось не отстать от товарищей.
Осеннее неприветливое море было пустынно. Только раз из-за облаков вынырнул "юнкерс" и направился к катеру, но, встреченный пулеметной очередью, отвернул, сбросил бомбы в стороне.
Неожиданно сигнальщик доложил:
- Слева по носу шхуна!
Действительно, на горизонте показалось небольшое суденышко. Катер изменил курс, направился к шхуне. "Наша или вражеская? Флага не видно, и на палубе ни единой души". Подозрительно. На мачте шхуны полощется парус странной формы. В бинокль рассмотрели, что это старый брезент со множеством дыр и заплат.
На МО-239 раздался сигнал боевой тревоги. Увеличив ход до полного, наведя орудия на шхуну, катер пошел на сближение. И когда до шхуны оставалось несколько кабельтовых, на палубе ее показались люди. Они бежали к мачте. Порывистый балтийский ветер развернул над суденышком красный флаг нашей Родины.
Это была та самая шхуна, которая вечером вышла с Хийумаа. О положении на острове они ничего сообщить не могли. Вчера на подходах к пристани Лехтма шли ожесточенные бои. Фашисты любой ценой пытались захватить единственный оставшийся в руках гарнизона пирс. Но это было почти сутки назад. А положение на острове менялось быстро.
Старший лейтенант Шевченко предложил кому-либо со шхуны перейти на катер. Один из моряков охотно спрыгнул на палубу МО.
Посоветовав оставшимся на шхуне держать курс на остров Осмуссар, где находился советский гарнизон, "морской охотник" продолжал движение к Лехтме. По прогнозу к вечеру снова ожидалось ухудшение погоды. Когда подходили к Хийумаа, ветер засвежел. Остров открылся дымными столбами пожаров. Уже издалека стало ясно, что в северной части продолжались бои. Взлетали султаны взрывов, горели какие-то постройки на берегу. Только разве с катера различишь, где свои, а где фашисты?
Пирс Лехтма длинной стрелой вдавался в море. К нему вел узкий фарватер, проходящий между камней и банок. Уже можно различить ящики на пирсе. По берегу к катеру бежали какие-то люди. Командир звена замахал им руками, указывая на голову пирса, куда направлялся катер.
Зазвучал сигнал аврала. Быстро разбежались по своим местам краснофлотцы. Подходить было нелегко: крутая навальная волна могла разбить катер о пирс или повредить его.
Помощник командира катера младший лейтенант С. Г. Гончарук на баке руководил швартовкой. Тщательно подготовлены концы и кранцы. Застыли краснофлотцы, готовые выпрыгнуть на пирс.
Младшему лейтенанту хочется посмотреть, что делается на берегу, но воздух над головой временами почему-то гудит, а до пирса остаются считанные метры. Вот уже пятнадцать, десять. Заглушая все звуки, ревели моторы катера, переведенные на надводный выхлоп.
И в это время сильный толчок, взрыв. "Что произошло?" Младший лейтенант оглянулся. Над мостиком расходилось плотное облако гари. Потом он увидел фигуру политрука К. Погребинского. Пошатываясь, он что-то кричал Гончаруку.
На мостике никого не было видно. Моторы смолкли, и катер сносило на пирс. Младший лейтенант бросился к машинному телеграфу, рванул рукоятки на "полный вперед". Только сейчас он заметил, что пирс безлюден, а тот взвод людей, которые бежали по берегу, метрах в ста от катера ведет огонь из автоматов по МО-239. "Фашисты!"
Набирая ход, катер удалялся от пирса. Нужно было развернуться, чтобы лечь на обратный курс и выйти на чистую воду. Задача не из легких, если учесть, что вокруг встают вихри воды от разрывов мин и снарядов, а берег настолько близко, что даже очереди автоматов решетят тонкие борта катера.
Только здесь, на мостике, младший лейтенант понял, что произошло. Вражеская мина попала в главный компас. Наповал был убит командир катера лейтенант А. П. Терещенко. На его груди капковый бушлат был разорван, а лицо залито кровью. Получил смертельное ранение в голову командир звена К. И. Шевченко. Были ранены еще несколько старшин и краснофлотцев.
Во время обстрела вышла из строя рация. Правда, радист Путов обещал установить связь с базой, но когда это еще будет!
- Прямо по курсу шесть катеров! Идут на нас!
Испытания для МО-239 продолжались. С катера запросили позывные, но ответа не последовало. Вскоре советские моряки определили, что к ним приближаются шесть вражеских катеров. Избежать боя поврежденный МО-239 не имел возможности. Лехтма была занята врагом, оставалось только одно - вступить в бой.
В это время на мостик взбежал радист:
- Есть связь с базой!
Гончарук приказал:
- Передайте: "Вступаю в бой с шестью вражескими катерами. Имею убитых и раненых. Лехтма занята противником".
О предстоящем бое младший лейтенант успел предупредить мотористов.
Катера противника приближались строем фронта. МО-239 стремительно шел на сближение с ними. Гончарук решил прорезать середину вражеского строя. С правого фашистского катера взлетела ракета. Сейчас же нити трасс понеслись навстречу "морскому охотнику".
- Поставить дымзавесу!
У пирса молодой офицер в пылу боя забыл о дымовых шашках. Сейчас он чувствовал себя уверенней, так же как точнее и увереннее действовал весь комсомольский экипаж МО-239.
Молочно-белый хвост, подхваченный ветром, пополз за катером. Советские моряки сосредоточили огонь на головном фашистском катере. Кипела вода вокруг "охотника". Воздух был наполнен свистом пуль и надсадным воем осколков. МО-239 несколько раз встряхнуло, но хода он не сбавил. Мотористы во главе с воентехником 2-го ранга К. И. Смирновым и старшиной группы мотористов С. П. Кулагиным оказались на высоте положения.
Прорезав строй, МО-239 стремительно разошелся с катерами противника. Зная, что фашисты непременно будут продолжать преследование, Гончарук положил МО-239 на обратный курс. Фашисты тоже повернули "все вдруг". Только теперь их три катера были скрыты за дымовой завесой и не могли вести огня, не рискуя нанести повреждения своим.
Снова на полном ходу МО-239 полетел навстречу противнику. Младший лейтенант решил повторить удавшийся маневр: прорезать строй фашистов, отсечь дымовой завесой один катер и на нем сосредоточить огонь.
Опять как на рытвинах подбрасывало "охотник". Снова звенели стекла разбитых иллюминаторов, пули решетили борта, стонали раненые. Но советским морякам блестяще удалось осуществить свой план: они отделили фашистского флагмана, и метрах в ста от МО-239 он взлетел на воздух. "Ура!" - прокатилось на катере.
Прорезав свою дымовую завесу, "охотник" снова устремился на противника. Еще один фашистский катер погрузился в воды Балтики. Третий от полученных повреждений потерял ход, на нем вспыхнул пожар. Не пытаясь больше продолжать бой, фашистские катера начали отход.
Между тем спускались сумерки. Посланные с Ханко наши самолеты не нашли МО-239. Они заметили только четыре катера противника, отходивших к Хиуймаа.
После боя Гончарук осмотрел катер. Из трех моторов в строю остался только один. Через многочисленные пробоины, наскоро заделанные пробками, поступала вода. Вышли из строя все компасы, исковеркан прожектор, едва держалась мачта.
Весь личный состав храбро вел себя в этом бою. Но подлинными героями были командиры отделений носового и кормового орудий старшины 1-й статьи Петр Черных, Александр Подлевский и краснофлотец-пулеметчик Василий Андруцкий. При всем личном составе Гончарук на верхней палубе расцеловал отличившихся.
Но и на этом испытания личного состава "охотника" не закончились. Предстоял переход в базу. А как это сделать без навигационных приборов, с окончательно выведенной из строя рацией, под одним мотором, с личным составом, среди которого было много раненых?
Как вспоминает Семен Григорьевич Гончарук, переход к Ханко в таких условиях был ничуть не легче самого боя. Стемнело, маяки не горели. Контуженный в бою молодой командир больше всего боялся вылететь на камни где-нибудь у финского берега и оказаться в плену.