- Да, были допущены серьезные ошибки. Во времена замечательного Слотницкого надо было ориентироваться не на организацию массового сопротивления в батарее, а, наоборот, на сколачивание ядра сторонников. Этого сделано не было, поэтому Брыла оказался в лучшем положении. К тому же следует признать, что он умелый организатор.
- Тем он опаснее, - добавил курсант.
- Несомненно. Скажите, какие шаги по противодействию ему вы намереваетесь предпринять?
Добжицкий задумался. Потом неуверенно заявил, что не видит возможности для проведения каких-либо конкретных действий. На лице майора появилась ироническая ухмылка. Когда курсант закончил, Смельчак мрачно рассмеялся:
- Да, хороши же наши "успехи"! Еще совсем недавно, всего несколько недель назад, батарея была нашим бастионом в училище. Ее хотели расформировать как безнадежно потерянную для коммунистов. А вы мне сейчас говорите: "Ничего невозможно предпринять". А ведь делать что-то надо. Мы не собираемся сдаваться. Ясно?
- Я пытался. Листовки…
- Знаю! Но пользы от этого мало. Как, впрочем, и от случая со стенгазетой. Брыла действует стремительно и умело использует наши шаги против нас же самих. Он играет на так называемом батарейном патриотизме. Поэтому нам необходимо в ближайшее время что-то предпринять.
- Я считаю, что самым лучшим выходом было бы убрать его…
- Еще не время. Это крайняя мера, да и то сомнительная. Но в принципе мы от нее не отказываемся. Время покажет. Сейчас надо предпринять что-то такое, что могло бы всколыхнуть батарею… Есть ли у вас в батарее люди, в которых вы абсолютно уверены? - спросил майор.
- Немного.
- Боевые ребята?
- Скорее на словах. В деле еще не проверенные.
- В случае проведения операции в училище будет ли от них какая-нибудь польза?
- Видимо, небольшая. Парни необстрелянные…
- Я так и предполагал. Но другого выхода нет - прикажете двоим из них немедленно уйти в лес.
- Дезертировать? - удивился Добжицкий.
- А что в этом странного?
- Тем самым мы ослабим нашу готовность…
- Не мелите чепухи! - оборвал майор. - А если эти двое будут сидеть в батарее, словно мыши в норе, это укрепит наши позиции?
- Нет.
- То-то же! Вы согласны со мной, что случай дезертирства вызовет в батарее шок?
- Да, конечно.
- Ну вот и славненько! - торжествовал майор. - Одним махом лопнет миф о гениальном Брыле, способном за три недели превратить всех курсантов в "красных". За это он получит нагоняй от начальства. Мне известно, что хорунжий головой ручается за батарею. Я бы вовсе не возражал, если бы он лишился ее.
Оба засмеялись. На этот раз уже естественно и весело.
- Ну как идея?
- По-моему, отличная…
- А как будем осуществлять ее на практике? Срок - на этой неделе. И пусть постараются увлечь за собой еще нескольких, понятно? Здесь уже должна поработать ваша голова. Бежать они должны обязательно с оружием. Неплохо было бы, если бы им удалось прихватить с собой и артиллерийскую оптику. Это произведет впечатление. Курсанты начнут строить догадки: "А для чего она им?" И придут к выводу, что в лесу есть артиллерия… Я верно излагаю?
Добжицкий усмехнулся в ответ.
- Они должны уйти из училища сразу после занятий. Тогда их исчезновение обнаружат не скоро. Дайте им явки. Направьте в Грубешовский район либо на Замойщину, там идет концентрация наших отрядов. Они готовятся к проведению серьезных операций. И вообще, подпоручник, нас ждут великие дни борьбы и славы…
Часом позже Добжицкий, входя в класс самоподготовки, услышал срывающийся от волнения голос курсанта Кшивки:
- Нас обманывали! Врали, пудрили мозги! "Великая держава"!.. А на самом деле думали лишь о том, как бы побольше нахапать!..
Добжицкий подошел к спорящим и, делая вид, что не понимает, о ком речь, спросил:
- О ком это вы?
- О Беке, Мостьцицком, Соснковском, всей этой клике… - ответил Кшивка.
- Ты что, поймал их с поличным, если так говоришь? - возразил Роттер.
Добжицкий счел, что разговор заходит слишком далеко, и решил прекратить его:
- Их уже нет…
- Но остались пособники! Соседи по кормушке, которых и сегодня, кроме собственной шкуры, ничто не интересует. Предатели!.. Почему мой брат должен был погибнуть в концлагере? Почему гибли миллионы простых людей, а наши правители укрылись в безопасной месте?.. Уже одно это - предательство!
Добжицкий собирался было что-то ответить, но сдержался. Буркнул только:
- Может, ты и прав, но какое мне до этого дело? - и дал команду строиться на ужин.
Внутри у него все кипело. Он чувствовал сильную антипатию, почти ненависть к Кшивке. Хотя Бека и всю ту клику он до войны тоже презирал и Соснковский не был его кумиром. Но сейчас он не мог вынести, чтобы их критиковали сопляки, сагитированные коммунистами. Слова Кшивки подтверждали, что они теряют власть над курсантами. А чего стоят так называемые единомышленники Роттер и Целиньский - об этом лучше вообще не думать!
* * *
Политические споры во втором взводе до сих пор случались довольно редко. Их умело пресекал Добжицкий. Если разговоры курсантов развивались в выгодном ему направлении, он делал вид, что ничего не слышит, углубившись в чтение. Но как только обсуждался вопрос, в котором Роттер и постоянно ассистирующий ему в спорах Куделис начинали плавать, Добжицкий тотчас же вмешивался:
- Хватит попусту чесать языки, беритесь за учебу! Это училище, а не парламент. Вы должны учиться, а не политиканствовать.
Однако так прекратить дискуссию удавалось далеко не всегда. Тогда он пользовался своим правом командира и объявлял построение или назначал главным спорщикам наряды…
Вскоре во взводе обратили на это внимание, и курсанты решили, что Добжицкий не выносит разговоров на политические темы. После появления Брылы в батарее произошли перемены. Ребята горячо обсуждали проблемы, которых вдруг появилось великое множество. Жаркие дискуссии не миновали и второй взвод. Прекратить их в приказном порядке было невозможно, прежние методы уже не действовали. Споры ненадолго утихали, чтобы затем разгореться с новой силой.
Так было и в тот день. После ужина Кшивка в очередной раз затеял спор с Куделисом.
- Да брось ты! - говорил Куделис. - Постарайся разобраться в этом объективно.
- О какой объективности ты говоришь?
- О такой! Вы, не задумываясь, клеите ярлыки: "фашист, бандит".
- А как их иначе называть?..
- Вот, пожалуйста, - поморщился Куделис: - Да что тут говорить! Вы необъективны…
- Да ты что?..
- Погоди, погоди! Дай договорить. Вы называете их бандитами… Какие же они бандиты? Враги - согласен, реакционеры - согласен, но не бандиты! Как бы там ни было, но они идут в лес, чтобы бороться за идею! И это надо учитывать.
Кшивка пожал плечами:
- Вот тебе на… И идею сюда приплел…
- Конечно, - подтвердил Куделис. - Пусть это неверная идея, реакционная, но все же идея!
- Нет, браток! - категорически отрезал Кшивка. - Я не считаю идейными людей, способных убивать из-за угла, а называю их своим именем - бандиты!
Куделис махнул рукой. Кшивка, распаляясь все больше, продолжал:
- Несколько дней назад я видел своими глазами, как они расправлялись с мирными жителями. Так могут поступать только бандиты.
- Ты просто фанатик! - повторил Куделис. - Не можешь понять, что идет политическая борьба; а где лес рубят, там и щепки летят…
Чулко какое-то время прислушивался к разговору и теперь не выдержал.
- Ты, Куделис, излагаешь очень оригинальные взгляды, - едко заметил он. - Можно сказать, чрезвычайно оригинальные…
Куделис удивленно посмотрел на него. А тот, вдруг потеряв самообладание, закричал:
- Ты просто пляшешь под энэсзетовскую дудку!..
- Ну, знаешь… - обиделся Куделис. - Может, еще скажешь, что я энэсзетовец?
- И скажу, - зло бросил Чулко. - Это они убивают из-за угла, совершают диверсии в тылу Советской Армии! На кого же они работают, спрашивается? Конечно, на гитлеровцев! А ты называешь это идеологической борьбой…
- Погоди, погоди… Не заводись, - старался осадить его Куделис.
Но Чулко продолжал на повышенных тонах:
- Думай, как хочешь, но то, что ты говоришь, льет воду на энэсзетовскую мельницу! Можно сказать, ты восхваляешь их! И фактически работаешь на них! А этого мы тебе не позволим!
- Но ведь мы же спорим, а в спорах рождается истина… - пытался защищаться Куделис.
Чулко не дал ему закончить:
- К черту споры, в которых ищут оправдание для убийц! Иди поговори с семьями убитых. Поглядим, захотят ли они слушать твои доводы! Поверят ли тебе, что это не убийцы! Хватит морочить нам голову так называемой объективностью. Все это вранье! Это не что иное, как пособничество бандитам! - Он помолчал, в упор посмотрел на Куделиса и закончил: - А ты поступаешь именно так… Пособничаешь им, бандитам!
Куделис побледнел. Заикаясь, с трудом выдавил из себя:
- С вами невозможно спорить! Не даете… Да и не имеет смысла. Вы не умеете дискутировать, можете только горлопанить!
- Дискутировать?! - подхватил Кшивка. - То, что ты несешь, это просто-напросто реакционная брехня…
Куделис возмутился:
- Выбирайте выражения! - Он махнул рукой и, обозленный, выбежал из комнаты.
- По-моему, мы перестарались, - покачал головой Кшивка.
- В самый раз… - убежденно сказал Чулко. - Я за ним уже давно присматриваю.
Кшивка наклонился к нему и спросил шепотом:
- Не кажется ли тебе, что он замешан?..
- В том деле? Нет, не думаю, - ответил Чулко. - У меня есть другие подозрения…
- Роттер?.. - полувопросительно произнес Кшивка.
Чулко кивнул.
- Может, поговорить с хорунжим?
- Подожди пока… Понаблюдаем. Это только предположения. Может, мы ошибаемся. У нас ведь нет никаких доказательств!
XII
Жизнь порой любит выкинуть коленце… На следующий день после памятного разговора Чулко с Куделисом произошел случай, кардинально повлиявший на взгляды последнего.
В тот день шестая батарея несла караульную службу. Куделис был назначен во вторую смену. В сумерках, уже после ужина, он забился в угол мрачной караульной, примостившись к самой печке. Даже шинели не снял, так замерз на построении, только сумку с противогазом повесил на спинку стула.
На коленях он держал открытую книжку. Сонными глазами с трудом разбирал буквы в наставлении по стрельбе. А мысли его витали где-то далеко. В последнее время он пребывал в дурном расположении духа. Чувствовал себя обиженным. Обвинения Чулко в его адрес казались ему необоснованными… Он считал, что своим поведением не дал ни малейшего повода для этого.
"Заткнули мне рот - и радуются. Будто мне нужны их разговоры и споры… Впрочем, разве они умеют спорить?"
Обиженный на всех и вся, он пришел к выводу, что в училище ему не повезло с самого начала. Товарищи относились высокомерно, пренебрежительно. Наставники были невысокого мнения о его способностях. Учеба давалась ему с трудом. Даже Мешковский относился недоброжелательно. А почему?
Из невеселых раздумий Куделиса вывел скрип открываемой двери. В караульную вошел пузатый майор-интендант, а следом за ним, с недовольным лицом, Мешковский, который был в тот день начальником караула.
Майор огляделся вокруг, что-то буркнул Мешковскому и зычно гаркнул:
- Внимание, ребята! Кто из вас хорошо знает окрестные места?
Куделис решил, что наконец-то подвернулся случай проявить себя. Прежде чем кто-либо успел ответить, он уже стоял перед интендантом. Заверил его, что отлично знает здешние места.
Майор внимательно поглядел на него, спросил, как проохать к одной деревушке. Куделис разъяснил.
- Сможешь провести нас, не заблудишься ночью? - еще раз хотел удостовериться интендант.
Курсант клятвенно заверил, что подобного с ним никогда не случалось. В глубине души он ликовал. "Ну и повезло, - думал Куделис. - На дворе дождь, слякоть. Стоять в карауле в такую ночь, как сегодняшняя, - сущее наказание. Что и говорить, приятнее ехать в машине, чем торчать под дождем и мерзнуть".
- Тогда собирайся! - принял решение майор и бросил хмурому Мешковскому: - Забираю его. Ничего не поделаешь, подпоручник, таков приказ начальника училища.
- Что уж тут говорить, - поморщился Мешковский. - У меня из-за этого весь график караульной службы к черту летит, ведь можно было взять кого-нибудь из интендантского взвода.
- Никто из них не знает дороги, - отрезал майор и, обращаясь к Куделису, сказал: - Поторапливайся, времени у нас в обрез!
- Автомат брать?
- Зачем, не на фронт же едешь! - Не дожидаясь курсанта, он вышел из караульной. Куделис поспешил за ним, застегивая на ходу ремень и пуговицы на шинели.
До него донеслись завистливые слова кого-то из товарищей:
- Ну и шустрик! Открутился от караула.
- А ты не мог?! - парировал Куделис, бросая торжествующий взгляд в угол караульной, откуда послышался голос. Он считал, что на этот раз ему в самом деле повезло.
На дворе были густые сумерки. Ветер хлестал по лицу струями ледяного дождя. У здания училища стоял газик интенданта. Майор уже сидел в нем, кутаясь в огромный тулуп, какие выдавали караульным.
- Садись рядом с водителем. Но если завезешь не туда, получишь десять суток губы, - шутливо пригрозил майор.
- А если туда?.. - засмеялся Куделис.
- Гляньте-ка на него, он еще торгуется! - захохотал басом интендант.
Водитель возился с брезентовым верхом, который с большим трудом удалось наконец натянуть. Потом он запустил мотор и включил фары. Темноту ночи разорвали два ярких белых снопа света. Выхваченные ими окружающие предметы походили на театральные декорации.
Куделис, подняв воротник, забился поглубже на сиденье. С боков машина была открытой. Ветер рвал набухший от дождя брезент. На дороге в лучах фар серебристо блестели лужи, окна стоявших по обеим сторонам дороги домов горели отраженным светом.
Мир неузнаваемо изменился. Чем дальше они удалялись от Хелма, тем больше Куделис терял уверенность в себе. Ночью все вокруг выглядело совсем по-иному, чем днем.
"Только бы не заблудиться, черт возьми!" - с беспокойством думал он. Но на вопросы майора, которого, видимо, мучили те же мысли, неизменно отвечал:
- Едем правильно… Я здесь ориентируюсь, как у себя дома…
Дождь прекратился, но ветер усилился. Брезентовый верх еще громче хлопал над их головами. Это действовало майору на нервы. Он приказал водителю остановить машину и снять брезент. Затем вновь спросил Куделиса:
- Послушай-ка, ты уверен, что мы едем правильно?
На этот раз курсант ничего не ответил. Машина подпрыгивала на ухабах. Они въехали в лес. Деревья, выхваченные светом фар, в сумасшедшем темпе проносились мимо, их поглощала темнота.
Одолевавшие Куделиса в караульном помещении мрачные мысли улетучились, и он предавался сейчас приятным воспоминаниям. Время от времени перед глазами всплывало доброе лицо матери, потом его заслонили воспоминания детства. Интересно, как встретят его родные, когда он появится в офицерской форме? Он уже видел себя в новом мундире. Куделису не было еще и двадцати, а в этом возрасте многое видится в радужном свете. Верится, что мечты сбудутся.
Лесная дорога сузилась. Они как раз проезжали крутой поворот, и водитель сбавил скорость. Раздумья Куделиса были внезапно прерваны. Силой инерции его швырнуло вперед, и он ударился головой о ветровое стекло. Очнувшись, осмотрелся…
От резкого торможения машину занесло и отбросило к обочине. Метрах в пятидесяти дорогу преграждало поваленное дерево. Вокруг него суетились люди. Один из них подавал сигналы фонариком, другие бежали к машине.
Куделис обернулся. В темноте он скорее почувствовал, чем заметил, что майора нет. "Удрал!" - подумал он.
Все это продолжалось какие-то доли секунды. Водитель выругался:
- Влипли, черт побери… - и, погасив фары, дал задний ход.
Из-за поваленного дерева раздались два выстрела, потом полоснула автоматная очередь. Машину опять резко занесло, она накренилась и угодила задними колесами в ров. Мотор заглох.
- Засели, - констатировал водитель и включил фары. Буквально в десяти шагах от них маячили фигуры бегущих людей.
- Стой! Стой! Стрелять будем! - кричали они.
- Мы и так стоим! - крикнул в ответ водитель и толкнул Куделиса в бок. - Вылезай-ка, братец… Ну и влипли же мы… Если бы не занесло, могли смыться.
Пока Куделис сообразил, что и как, его уже выволокли из машины. Ему было приказано поднять руки, кто-то больно ткнул автоматом под ребра. Другой ударил по лицу и сказал с угрозой:
- Смыться хотел!..
Он бы упал, если бы не подхватили чьи-то крепкие, грубые руки. Курсант тряхнул головой, вытер тыльной стороной ладони лицо и почувствовал кровь.
"За что?" - в отчаянии подумал он.
Свет фар освещал участок шоссе, по которому бежали вооруженные люди. Куделис дрожал и не мог вымолвить ни слова. Зубы стучали, колени подгибались.
Из темноты вынырнул человек в польском офицерском мундире с пистолетом в руке. Куделиса подтолкнули к нему. Рядом оказался водитель. Он вытирал рукой окровавленное лицо.
Человек в мундире, размахивая пистолетом, первым допросил водителя, интересуясь, кто они, откуда и куда направляются. Потом обратился к Куделису. Тот стоял, подняв руки. С трудом отвечал на вопросы. Когда он сказал, что с ними ехал еще майор, то невольно оглянулся, словно выискивая его взглядом.
- И где же он, этот ваш майор? - переспросил человек с пистолетом.
Куделис хотел было объяснить, что тот, наверное, выскочил из машины, но его остановил многозначительный взгляд водителя. Он запнулся. За него ответил шофер:
- Остался во Влодаве… Дальше мы ехали вдвоем.
Задав еще несколько вопросов, человек с пистолетом заорал:
- Знаете, кто мы такие?!
Водитель кивнул.
- Ну? - настаивал тот.
- Эти, из леса…
- Ах ты!.. - Куделису показалось, что офицер вот-вот ударит шофера. - Не "эти", а те, кто не желает служить коммуне, понял? Кто не предал Польшу… Хотите вступить в наши ряды?
Такого вопроса Куделис не ожидал. Шофера он тоже застиг врасплох.
- Нет… у меня семья…
- Ах так… - зашипел главарь. - У тебя семья? А у меня, думаешь, ее нет? - Обращаясь к Куделису, спросил: - А ты?
Не в состоянии вымолвить ни слова, он отрицательно качает головой. С ужасом глядит на окруживших их плотным кольцом людей. Из мрака ночи то появляется, то исчезают чужие и злобные лица.
- Ах так!.. - продолжает орать человек с пистолетом. - Ну что ж, думаю, мы сумеем охладить вашу любовь к большевикам… - Его голос переходит в хриплый крик. - А ну-ка, ребята! Разденьте их побыстрее…
Куделис и шофер не шелохнулись. Кто-то, стоящий сзади, крикнул прямо в ухо:
- Раздевайся! Ты что, не понимаешь, что тебе говорят? Может, и польский язык уже успел позабыть?
Шофера тащат в темноту. Оттуда доносятся хохот, глухие удары и стоны.
С Куделиса уже стаскивают шинель. Он ничего не понимает. Почему над ним издеваются? Почему его раздевают в такую холодную осеннюю ночь? И он громко кричит: