Весьма серьёзно изучался вариант с выдвижением нескольких разведгрупп на колёсно-гусеничной технике. Однако дорога в один только конец, то есть до самого рудника, могла занять около шести дней. И это только по прямой линии. А ведь сколько на земле естественных препятствий в виде самого разнообразного рельефа местности. Колонна могла заблудиться и выйти совершенно не туда, куда ей и следовало. Да и фактор внезапности утрачивался почти полностью. Ведь афганская пустыня только с виду кажется совершенно безжизненной и безлюдной. И самые примитивные сигналы оповещения могли служить вполне достаточным средством связи… Два чёрных дыма - это один условный знак… Три столба копоти и сажи - это другой сигнал…
И тогда возникла идея комбинирования воздушных и наземных средств доставки. На самой удалённой точке полёта вертушек-"восьмёрок" устраивался "аэродром подскока", куда и должны были приземлиться ударные "двадцатьчетвёрки" и транспортные Ми-8. Здесь их уже поджидали обычные топливозаправщики, которые быстренько закачивали в опустевшие баки вертолётов максимальное количество авиационного керосина. Затем "восьмёрки" и Ми-24 взлетали и продолжали свой путь до рудника. Пока "серые волки" обрабатывали из своих спаренных скорострельных пушек как саму шахту, так и местное боевое охранение… За это время с транспортных бортов высаживались советские разведчики-спецназовцы, которые с ходу приступали к полному уничтожению всё ещё оставшихся очагов душманского сопротивления. Затем в подземные штольни закладывалось определённое количество взрывчатого вещества… И спустя несколько минут должен был прозвучать мощный взрыв…
На обратном пути возвращающиеся с победой вертолёты вновь заправляются авиационным топливом на "аэродроме подскока", после чего вполне благополучно летят в пункт постоянной дислокации под названием Лашкаргах. А сослужившие добрую службу МАЗы-топливозаправщики в сопровождении нескольких боевых машин пехоты да с целой разведгруппой на данной броне… Вся эта военная команда покидает свой "аэродром подскока" и отправляется в обратную дорогу. Очень долгую и весьма небезопасную…
Именно так всё и произошло в прошлом году. Воздушно-наземная боевая операция закончилась вполне удачно. Лазуритовый рудник оказался уничтожен. Его наземная охрана тоже. В качестве неоспоримых доказательств разведгруппа первой роты привезла с собой несколько трофейных автоматов. Остатки боевого охранения рудника попытались было скрыться в чёрных своих подземельях… Но после приглушенного мощного взрыва боевая фаза операции была полностью исчерпана. Воевать стало не с кем. И советские спецназовцы улетели домой…
А через три дня после этой самой спецоперации… А если быть точнее, то к середине четвёртых суток в Лашкарёвку возвратилась небольшая колонна, состоявшая из топливозаправщиков и трёх БМПешек. Их обратный путь прошёл вполне нормально. И только по их прибытию вся операция "Рудник" стала считаться законченной. И потом началось… Наградные листы и повышения по должностной лестнице, внеочередные офицерские звания и даже отпуска… Столь желанные командировки на Родину… Пусть краткосрочные… Но всё-таки очень уж приятные…
Через несколько месяцев афганские моджахеды восстановили свой лазуритовый рудник. Но слишком много взрывчатки заложили в него советские минёры-подрывники, чтобы местные рудокопы вновь вышли на прежние объёмы добычи голубого камня. Большинство штолен было засыпано обвалившимися породами и это стало главным фактором того, что ценный камень лазурит оказался в страшном дефиците. А следовательно, уменьшились и финансовые возможности духов по закупке всевозможного вооружения.
Именно этой цели и добивалось советское командование, разрабатывая и осуществляя операцию "Рудник". Ну, а в нынешнем году повторение прошлого успеха даже не рассматривалось. Поскольку реальная добыча лазурита снизилась до минимума. А охрана рудника усилилась. Теперь там располагалось до сорока хорошо вооруженных духов. И сражаться они будут с превеликой радостью и трудносокрушимым упорством. Чтобы окончательно сломить их сопротивление, сначала понадобится солидный бомбо-штурмовой удар силами кандагарских пилотов да самолётов, затем серьёзная обработка огнём вертолётов боевой поддержки и только потом можно начинать танковую атаку афганского рудника. Ну, а самыми крайними в бой должны вступить БМПешки первой роты… Что ни говори, но после всего этого на долю пеших разведчиков ничего и не останется.
Поэтому лазуритовый рудник в этом году утратил для нас всякую перспективу. Зато мудрое командование первой роты разработало совершенно другой план. Теперь разведгруппы должны были миновать высохшее озеро Хаджи-Вазир-Хан, ровная поверхность которого и послужила взлётной полосой прошлогоднего "аэродрома подскока". Причём данная местность означала лишь середину нашего пути. Ведь затем первой роте следовало углубиться ещё дальше - в самую глубь афганской пустыни Регистан. Именно там, где в одной точке сходятся границы трёх государств: Ирана, Пакистана и ДРА, моджахеды чувствуют себя очень вольготно. Потому-то этот очень отдалённый район вполне заслуженно назывался Краем Непуганых… Словом, душманов. Именно они нам и требовались.
Вот туда-то мы и ехали…
Глава 3
МЕСТНЫЕ ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ
Ранним утром второго дня нашего выхода мне совершенно не понравилось. То что нас разбудили ещё до восхода солнца - это было для солдат делом привычным. Ведь в дальний путь следует отправляться как можно раньше. И завтрака как такового у нас не получилось. На разведение костра и кипячение чая ушло бы слишком много времени. Поэтому нам пришлось довольствоваться куском хлеба, баночкой консервов и обычной водой. Что тоже довольно-таки часто составляет рацион питания бойца спецназа.
Но вот наблюдать за водными процедурами товарища майора Болотского… Это было слишком! Ведь парторгу было недостаточным умыть лицо и шею. Ему потребовалось полностью обмыть свой здоровенный торс. К тому же совершенно небритый… Вернее, абсолютно нестриженный…
Я смотрел почти ненавидящими глазами на то, как чистая и прозрачная вода из общей Це Вешки самым варварским образом расходуется совершенно впустую. На мой почти объективный взгляд, это было изуверством!.. Вода журчащей струйкой вытекала из горлышка пластмассовой фляжки, потом она растекалась по обширнейшему телу якобы товарища майора… И затем заветная и драгоценнейшая водичка попросту уходила в песок. И всё!.. Потери данной жидкости были безвозвратными. Причём без какой-либо пользы всей группе. Была вода, и нету её больше!.. Не улетучилась или испарилась, что, в общем-то, является одним и тем же. Не оказалась выпитой в чистом виде или съедённой в качестве жидкого солдатского супчика, что вполне приемлемо. Нет… Вода уходила в афганский песок в виде струек и капель, стекающих с туловища товарища по партии. Как его назвал Весёлый… За глаза конечно же.
Я подумал-подумал, да и пошёл к командиру группы. Жаловаться и ябедничать, стучать и закладывать, доносить и кляузничать… Короче говоря, обращать внимание командования группы на совсем уж недостойное поведение товарища майора. Хоть это и является лёгкой формой такого греха, как предательство!.. Однако всеобщие интересы личного состава группы заставляли меня пойти на такое падение… Ведь я утрачивал уважение к своей собственной персоне, так и всеобщий авторитет среди других людей. Хоть этот грех и совершался в первую очередь именно для их же блага.
- Товарищ старшнант! - произнёс я очень хмуро.
На большее у меня язык не повернулся. Зато мой подбородок очень точно указал на фыркающего и плескающегося парторга.
- Да вижу!.. - произнёс Веселков.
Он уже наполовину опустошил маленькую банку мясного паштета. Мы не успели обменяться ни единым словом, как в наш служебный разговор встрял товарищ прапорщик.
- А что такое? - поинтересовался старшина. - Воды жалко? А-а?
Вопрос казался совершенно риторическим. Ведь мы сейчас находились в афганской пустыне, а не в пятигорском бювете, где минеральная водичка течёт круглые сутки из десятков краников.
- Жалко! - признался я. - А вдруг не хватит?
- Я же вам на группу выдал одну РДВешку. - заявил прапорщик Акименко. - Что?.. Мало?..
Я вздохнул и всё же произнёс вполне сакраментальную фразу, услышанную в прошлом месяце.
- Воды в пустыне много не бывает.
Старшина никак не отреагировал. Зато командир группы уделил мне чуточку своего внимания.
- Ну, ладно! - сказал он со вздохом. - Ты иди… А я ему потом скажу.
- Есть! - ответил я, затем подхватил свой пулемёт и пошел к своим коллегам-срочникам.
А через минуту умываться стал старшина. Хоть это и явилось для меня второй неприятностью за сегодняшнее утро, однако следовало отдать должное. Акименко сложил две ладошки и одним быстрым движением ополоснул лицо. При этом он ещё и умудрился остатками этой же воды обмыть свои руки. На этом водные процедуры старшины роты оказались законченными.
А товарищ майор всё ещё плескался… В ход пошла уже вторая фляга…
Я бы и сам сейчас умылся. Но не хотел подавать дурной пример остальным нашим бойцам-товарищам. Ведь каждому захочется умыться. Ведь все мы являемся солдатами срочной службы и каждый из разведчиков ничем не хуже меня. Потому-то я и не умывался. Поскольку я сам ничем не лучше остальных разведчиков.
А вот умыться чистым и сыпучим песком - это было в самый раз! И ничего здесь не казалось зазорным. Ведь умываются же люди снегом. Вот и песочек может сгодиться для этой же цели. Ещё в школе я читал повести писателя Платонова, в которых довольно-таки подробно рассказывалось о быте туркменских кочевников. Когда кожа становилась сальной, они использовали обычный песок. Ведь его так много в пустыне…
Я не удержался от этого соблазна и подошел к девственно нетронутому бархану. Мои ладони зачерпнули чистый песок и сложились в одно целое. Я выдохнул воздух, как перед прыжком в глубину, и быстро обтёр сыпучим песком лоб, щёки и подбородок. Первый опыт показался мне очень даже удачным. Хоть на моём лице и остались крупинки пустыни, но кожа после песочной обработки стала сухой и почти чистой. Затем я зачерпнул песка ещё раз… Потом ещё…
Затем мне оставалось обтереть песком свои ладони. После чего ими можно было смахнуть с лица последние частички афганской пустыни. На этом моё умывание закончилось. Кожа стала сухой и совершенно чистой. На ней не осталось ни малейшего намёка на сальность… Только вот веки… Они по-прежнему сохранили остатки сонного состояния. Но это было уже мелочью военной жизни. Через час или два должно пройти.
С брони за мной наблюдал Вовка Агапеев. Явно не выспавшийся и потому с чрезвычайно сонным личиком.
- Ну, и как? - спросил он. - Песочком…
- Нормально! - бодро ответил я. - Сойдёт для сельской местности.
Сейчас почти все солдаты группы сидели на броне "согласно купленных билетов". Кто-то дожёвывал особо вкусную хлебную корочку. Кто-то подставил заспанное лицо под еле тёплые лучики восходящего солнца. Кто-то устраивался поудобнее. В общем все ждали… Ведь наша группа уже была готова к выдвижению. Но ядро отряда вместе с двумя группами запаздывало. Команды "Вперёд!" пока что не поступало. Я тоже взобрался на БМПешку и уселся на своё место. Вооружившись самым мощным биноклем, я стал осматривать пустыню… Чтобы не видеть водное святотатство…
Наконец-то моржовое фырканье вкупе с весёлым плесканьем енота-полоскуна закончилось. Товарищ парторг стал обтираться полотенчиком. И чувствовал он себя самым счастливым человеком на свете. А я наоборот… И мои мысли уже сами по себе переносились в завтрашнее утро. А потом в послезавтрашнее. А затем ещё дальше… И возникали у меня чересчур уж сильные сомнения… Что командир группы скажет хоть слово против майорского обыкновения умываться водой по утрам.
И вдруг послышался новый плеск воды! Мои задремавшие было глазки открылись почти мгновенно. И я увидел то, как теперь под водной струйкой держит ладони солдат Сальников.
- Сало! - взвился я как ужаленный в одно место. - Ты чего?! Охренел?
Затем я моментально перешёл на самую ненормативную часть наиболее великого и чрезвычайно могучего языка всей нашей планеты Земля. Причём моё красноречие совершенно не стеснялось указывать на первопричину внезапно вспыхнувшего гнева…
- Ты чего орёшь? - обиделся Сальников. - Воды что ли жалко?
- Жалко - это у пчёлки! - я на мгновение вставил в свою речь более-менее приличную фразу, после чего опять перешёл на откровенную ругань.
Моё сквернословие прекратилось очень быстро. Когда сбоку объявился товарищ майор.
- Зарипов! - возмутился он самым праведным гневом. - Ты чего это здесь материшься? А-а? Я тебя спрашиваю!
Я конечно же спохватился… Как будто ругался только из-за Вовки Сальникова… И как будто мой откровенный мат-перемат имел прямое отношение только к солдатскому разгильдяйству… Как будто я совершенно не хотел затронуть недавнее умывание товарища майора…
А парторг продолжал наседать:
- Я тебя спрашиваю! Чего молчишь? Кто тебе позволил ругаться матом?
- Никто! - хмуро буркнул я, но затем вновь вскинулся. - А чего это он воду впустую переводит?! Вот я и ругаюсь! Мы же сюда не на прогулку приехали! Сегодня - только второй день!
Однако мои доводы не подействовали на майора Болотского.
- Солдат умывается! - заявил парторг самым беззастенчивым тоном. - Ну, и пусть умывается! Советский солдат должен быть всегда чистым и опрятным!
Кажись, это была фраза из какого-то общевоинского Устава. А потому данное изречение являлось непреложным военным законом.
- Ну, ладно… - смирился я. - пусть умывается.
На этом моя дискуссия с товарищем парторгом закончилась и он ушел обратно… Однако мой диалог с солдатом Сальниковым продолжился…
- Ладно, Вовчик! - произнёс я очень уж умиротворённым тоном. - Умывайся! Вода же твоя…
Он меня понял моментально… Ведь мой крайний намёк означал то, что Сальник может умываться сколько ему вздумается. Но только вся израсходованная им вода будет считаться не из общего запаса… А его личного…
- Алик! - взвился Володя. - Ты что?!
- А ничего! Отрезал я. - Ты сейчас умываешься своей водой! Какие проблемы?! Умывайся дальше! Но на раздаче получишь на одну флягу меньше.
Вовка подумал немного и попробовал возразить мне с другой стороны:
- Так что теперь, совсем не умываться?
- Я же тебе говорю… - произнёс я. - Делай с водой что хочешь. Со своей водой. Можно и песком умыться.
- Что я!? - опять обиделся Сальник. - Чурка, что ли?
Я подошел к краю брони и спрыгнул на землю.
- Чурка или не чурка - это твоё дело. Только вода в Це Вешке - это общая вода! Понял? Её можно только пить…
Закончив говорить, я развернулся в другую сторону и зашагал прочь. Когда малая нужда была успешно справлена, я возвратился обратно. К тайной моей радости Вовка Сальников передумал обмываться дальше…
Меня данное обстоятельство только порадовало. В общем смысле и в конкретном нашем случае я был прав на все сто пятьдесят процентов. Ведь питьевую воду в знойной пустыне следовало экономить буквально на каждом шагу. Такого мнения придерживался не только я, но и остальная часть нашей группы. Кроме, разумеется, Сальникова. Однако все бойцы предпочли промолчать, чтобы не ввязываться в словесную перепалку, да ещё и на виду у командного состава. А я вот не мог удержаться от резких слов в адрес чистюли Вовочки. Мне вообще-то следовало это сделать по отношению к любому нашему солдату. Ведь я был замком, на котором и висела вся ответственность за благополучное водоснабжение всего нашего личного состава.
Наконец-то в полукилометре от нас раздался долгожданный шум. Это запустили двигатели БМПешки первой группы. Значит, через несколько минут наша ротная колонна тронется в дальнейший путь.
Всё дальнейшее произошло ровно таким образом, как и учили механиков-водителей в их мазутейской учебке. Как и положено, движение начала первая разведгруппа, затем в её хвост пристроилась БРМка командира роты, вслед за которой потянулся МАЗ-топливозаправщик. Далее в путь тронулся вооруженный Урал. Потом нашу колонну продолжила вторая группа. Ну, и последними оказались мы.
Теперь наша, скажем так, военная дорога пролегала непосредственно по сыпучим пескам пустыни Регистан. Высокие барханы и заросли саксаула простирались настолько, насколько хватало зорких разведчицких глаз. Афганская пустыня казалась однообразным бескрайним пространством, протянувшимся аж до самой линии горизонта. И нам только оставалось удивляться способностям командиров находить нужное направление в столь монотонно безликой местности. Ведь никаких ориентиров не наблюдалось абсолютно.
Однако командир роты перемещался на боевой разведывательной машине, оснащённой умным устройством по отслеживанию себя самой в окружающем пространстве. А его заместитель по технической части ориентировался по прошлогодней колее. Для этого пожилой майор и сидел на бронелисте самой первой БМПешки, являвшейся ныне первопроходчицей из всех остальных машин. Однако за минувший год старая колея успела потерять свой первоначальный вид. Сыпучие пески, перемещаемые по пустыне ненавязчивым афганским ветром, занесли гусеничный след.
И в этих случаях, когда с брони было невозможно определить дальнейшее направление движения, зампотех роты спрыгивал с первой БМПешки, чтобы обежать полукругом близлежащий участок местности. Он сначала пробегал вперёд и вправо, а затем на удалении в тридцать-сорок метров поворачивал влево… Теперь майор бежал по дуге, старательно лавируя меж высоких барханов и разросшихся кустов. В большинстве случаев его попытки вознаграждались долгожданным успехом. Старая колея всё-таки обнаруживалась, и тогда наша колонна возобновляла движение… И так до следующего занесённого песком участка… И тогда майор-зампотех вновь спрыгивал с брони и бежал вперёд да вправо…
Однако несколько раз выходило так, что прошлогодний след не удавалось обнаружить с первой попытки. Видимо, в этих местах афганский ветер дул особенно сильно, вследствии чего ему удавалось переместить слишком уж большое количество "лёгкого на подъём" песка. Причём на чрезвычайно обширных пространствах… И тогда зампотеху приходилось пробежать сначала одну дугу, затем отдалиться ещё метров на сорок, после чего свернуть вправо… Если и вторая попытка оканчивалась неудачей, то за ней следовала третья…
- Блин!.. - сердито ворчал наш механ Лукачина, наблюдая за снующим меж барханов и кустов зампотехом. - Что они?.. Мальчика что ли нашли?..
Лука стоял на броне и искренне переживал за своего военно-технического начальника. Ведь механики-водители подчинялись не только командиру своей разведгруппы, но ещё и зампотеху роты. Ведь это именно товарищ майор целыми днями пропадал вместе с ними в разлюбимом автопарке, где они вместе занимались обслуживанием боевой техники. И механы нашей роты сильно уважали своего непосредственного начальника. Поскольку зампотех был человеком хоть и строгим, но справедливым… Но к тому же страдающим сердечной недостаточностью…
Потому-то и возмущался механик Лукачина:
- Послали бы кого-нибудь из бойцов! Тут много ума ведь не требуется. Пробежался раз. Потом ещё… И всё тут…
- А он уже третью дугу наяривает, - произнёс Вова Агапеев. - Далековато убежал…