Да, мы ушли от погони. Впервые мне показалось, что у нас появился шанс на спасение. При умелом использовании теней и складок местности наш отряд действительно мог остаться незамеченным с воздуха. К тому времени мы пересекали широкую долину с многочисленными ответвлениями по обе стороны. Вновь и вновь нам приходилось останавливаться, чтобы не потерять друг друга. У Колли клинило руль. Сцепление Панча дымило так сильно, что ситуация едва не доходила до открытого огня. Но остановки помогали нам. Сохраняя неспешный темп, мы были почти неопределимы для самолетов. Я слышал, как "Мессершмитты" рыскали над другой долиной. Они потеряли нас из виду.
Меня немного беспокоил второй бронеавтомобиль. Куда он подевался? В одном месте, выехав на джипе из-за хребта, я увидел внизу весь проход Тебага. Он идеально соответствовал планам Монти и Восьмой армии. Бронетанковая дивизия могла пронестись через него на третьей скорости, выстроив в ряд до ста машин. Если бы нам удалось добраться до рации, наша радиограмма могла бы спасти сотни и даже тысячи жизней.
К сожалению, тупиковая долина украла всю фору, которую мы получили. Пришлось возвращаться назад. Нам нужно было отыскать обратную дорогу. Какое-то время я верил, что мы проделали удачный фокус. Однако как только наш отряд появился в проходе одной из долин, пулеметная очередь калибра 7.92 вонзилась в холм в ста футах перед нами. Холден переключился на заднюю скорость и погнал джип обратно. Грузовики Колли и Панча нырнули за выступ холма. В поле зрения в трехстах ярдах ниже по склону появился восьмиколесный бронеавтомобиль. Он остановился и выстрелил из пушки. 75-мм снаряд попал в десятифутовый выступ скалы, за которым скрывался грузовик Панча. Мы открыли огонь из пулеметов. Башня броневика засверкала от ударов пуль и рикошетов трассеров. Но немцы задраили люки. Мы не могли их достать. Пушка выстрелила вновь, и еще один кусок скалы рассыпался на части, с градом камней и осколков.
Промедление грозило смертельной опасностью. Бронемашина могла приблизиться и прикончить нас. Если бы мы вернулись в предыдущую долину, пулеметы немцев порвали бы нас на открытом склоне. Оставался только один вариант действий, и все понимали это. Мы бросились в атаку. Грузовики и джип помчались прямо на бронемашину. Точнее, мимо нее и дальше. Пушка и башня не могли развернуться с такой быстротой, чтобы угнаться за нами. Выбрав узкую дорогу, ведущую в горы, мы доверили ей свои жизни.
Бронеавтомобили могут двигаться вперед и назад. Им не нужно разворачиваться, чтобы менять направление движения. Они могут ехать задом так же быстро, как и передом. Немцы бросились в погоню за нами. Они выстрелили из пушки еще до того, как башня бронеавтомобиля успела развернуться. Снаряд пролетел мимо, подняв плюмаж грязи на склоне. Панч был уже на гребне холма. Колли следовал за ним, а мы с Холденом держались в их кильватере. Бронеавтомобиль мчался за нами, словно чудовищная металлическая ящерица. Срезая путь, он двигался под небольшим углом к дороге.
Противотанковая мина Теллера имеет размер лондонской телефонной книги. Ее стальной корпус начинен взрывчатым веществом. Взрыв мины Теллера (или сокращенно Т-мины) может перевернуть 30-тонный "Шерман" или разорвать "Крусейдер" пополам.
Когда левое переднее колесо броневика налетело на одну из Т-мин, джип находился в двухстах футах от него на склоне холма. Взрыв подбросил нашу машину на три фута в воздух и швырнул ее вперед, словно нас поддел под зад десятитонный грузовик. Я налетел плечом на станину "Браунинга". Холдена смело с водительского кресла в сторону. Он каким-то чудом удержался в кабине, но его правый ботинок слетел с ноги, соприкоснувшись с землей. Джип взбрыкнул и поднял в воздух задние колеса. Затем они ударились о грунт. Сцепление издало треск, мотор заглох, и машина остановилась.
После детонации мины прошло не более пяти секунд. Облако пыли от взрыва поднялось на пятьдесят футов вверх и расползлось на двести футов в стороны. Джип засыпало градом гравия. Панч кричал от радости. Грейнджер и Дженкинс с ликованием указывали на что-то ниже нас в долине.
Сквозь облака в пыли я увидел бронеавтомобиль. Он лежал на боку. Его разорванное днище походило на открытую консервную банку с горохом. Колеса, задранные к небу, все еще крутились. Почва горела под ним и вокруг. Я увидел, как немецкий солдат, шатаясь, выбрался из люка. Он шагнул в сторону, и раздался второй взрыв, более резкий и короткий, чем первый. Это была немецкая противопехотная S-мина, которую американцы прозвали "Прыгающей Бетти". При детонации стальная коробка, содержащая 360 шариков из подшипников, взлетает в воздух на высоту пояса и затем взрывается. S-мины использовались на полях, как ловушки для идиотов. Они, как правило, устанавливались вокруг больших противотанковых мин.
Этот фриц, уцелевший после первого взрыва, наступил или упал на S-мину. Она взорвалась. К тому времени Холден завел джип. Услышав, как взревели грузовики Панча и Колли, я крикнул:
- Вперед!
Мы молнией влетели в широкую долину. Когда сильный страх внезапно утихает, чувство неожиданного облегчения может разорвать человеческое сердце на части. В тот момент я желал лишь одного - чтобы эти немцы погибли. Позади нас послышались новые взрывы. Наверное, от огня детонировали снаряды внутри бронеавтомобиля. Я не стал оглядываться. Тот, кто смотрит назад, привлекает к себе неудачу. Я боялся, что, если оглянусь, разрывы прекратятся. А мне не хотелось этого. Я желал, чтобы они продолжались. Я желал, чтобы эта чертова машина разлетелась на куски и чтобы от нее не осталось ни одного клочка, который был бы больше пенни.
Наши три машины неслись по дороге. Долина изогнулась "собачьей ногой" и слилась с высокогорным плато, которое внезапно закончилось крутым обрывом. Мы затормозили в облаке пыли. Каждый оглядывался и выискивал какой-нибудь путь. Ничего! Только проклятия парней.
- Назад! - крикнул я.
Когда грузовики и джип начали разворачиваться в обратном направлении, я велел патрулю проверить оружие и перезарядить пулеметы. За время нашего отсутствия к подорванному броневику могли подъехать другие машины.
- Если мы нарвемся на немцев, действуйте без колебаний. Бейте по ним из всех стволов и продолжайте двигаться. Мы должны проскочить эту долину без остановки.
На второй передаче грузовики и джип обогнули выступ кряжа и подъехали к тому месту, откуда открывался вид на дорогу, ведущую вниз. В двухстах ярдах на склоне дымился остов броневика. Других машин не было видно. Я дал знак двигаться дальше. Мы помчались по дороге. Холден сидел за рулем. Я стоял у "Браунинга", упираясь одной ногой в коробку с рычагами управления и другой - в угол приборной доски. Мой взгляд метался по долине, выискивая следы засады. Затем я увидел одинокую фигуру, которая, шатаясь, стояла на обочине дороги. Это был молодой лейтенант с Железным крестом.
Мои руки сами потянулись к гашетке пулемета. Когда палец лег на спусковой крючок, я увидел, что офицер замахал нам обеими соединенными руками, как будто просил остановиться. По какому-то импульсу я удержался и не стал стрелять. Мы все пытались понять его хитрый умысел. Молодой офицер потерял одну руку ниже локтя. Другой рукой он прижимал к окровавленному обрубку комок мокрой ткани (возможно, рубашку или кепку). Он стоял, подскакивая на одной ноге. Вторая, с почерневшей голой плотью под разорванными штанами, напоминала обуглившееся бревно. На обочине дороги лежали остатки его экипажа - трое живых парней, ужасно обгоревших и израненных шрапнелью.
Я с изумлением услышал свой голос, приказавший Холдену остановиться. Он посмотрел на меня как на сумасшедшего.
- Останови, черт бы тебя побрал!
Холден неохотно нажал на тормоза. Я услышал, как трехтонку Колли занесло позади нас в бок при резком торможении. Немецкий офицер, едва не падая, запрыгал на целой ноге. Его руки были подняты вверх, словно он сдавался на милость победителя.
- Я умоляю вас! - прокричал он на идеальном английском языке. - Помогите моим людям!
Джип остановился. Я по-прежнему стоял за "Браунингом". За моей спиной Колли и Панч держали врагов на прицеле. Мне не нужно было оглядываться и убеждаться в готовности своих людей. Я осмотрел лежавших на земле солдат. Они ужасно обгорели. Гимнастерка одного из немцев была разорвана, открывая спекшуюся плоть на животе и груди. Правая рука другого немца, вывернутая задом наперед, держалась лишь на нескольких полосках сухожилий. Весь левый бок у третьего солдата сочился алой кровью.
Спрыгнув на землю и подхватив немецкого офицера под руку, я удержал его от падения. Мой первоначальный план заключался в том, чтобы оказать немцам первую медицинскую помощь, затем оставить их здесь и продолжить движение. Я попросил парней принести аптечку. Но когда Грейнджер передал мне патетически нелепый белый чемоданчик с красным крестом на боку, меня охватил такой стыд, которого я не знал на протяжении всей жизни. Молодой офицер уже не мог говорить. Кровь струилась из раны на его шее. Он был в шоке и понимал, что силы покидают его. Немец старался сохранить сознание, чтобы как-то помочь своим людям.
- Перевязочный пункт? - крикнул я ему в ухо.
- Внизу у холма.
Я едва разобрал его шепот. Очки лейтенанта разбились. Осколки стекол впились в его щеки и брови. Из одного глаза текла струйка крови. Он с трудом указал рукой направление к равнине. К нам подошли Колли и Дженкинс. Стволы их пулеметов сиротливо опустились вниз на стойках. Парни направились к искалеченным солдатам и начали переносить их в грузовик.
- Шкип, если мы повезем этих ублюдков в их лагерь…
- Я знаю.
Колли имел в виду, что нас возьмут в плен. И тогда наша миссия будет провалена.
- Бери джип, - велел я ему. - Вы с Панчем должны добраться до рации. А я отвезу этих жмуриков к медикам.
Конечно, наше боевое задание имело главный приоритет. Кто-то из нас должен был доложить в штаб о проходе Тебага и о приготовлениях врага. Ничто другое не могло сравниться по важности с этим делом. Но когда Грейнджер и Дженкинс склонились над ранеными немцами, они поняли, что не управятся вдвоем. Замахав руками, они подозвали к себе остальных парней. Холден вышел из джипа и направился к ним. Колли пересел на его место. Затем он вылез из кабины. Его рука какое-то время сжимала рулевое колесо. Дженкинс и Грейнджер начали поднимать сильно израненного немца.
- Ну, не так же надо! - проворчал Колли и поспешил к ним на помощь. - Черт бы меня побрал!
9
Перевязочный пункт Африканского корпуса почти ничем не отличался от наших санитарных постов. Две палатки с открытыми боками, маскировочная сеть и белые квадраты на крыше, украшенные красными крестами. Под откидными брезентовыми полотнищами стояли койки, столы и стулья. Рядом находилась санитарная машина ("Опель" вместо наших "Бедфордов"). Через ее Открытые задние двери на каждой стороне виднелись стойки с двумя носилками в ряд. С тех пор как наш отряд вспугнул немцев на их позиции (это был взвод саперов, взрывавших дорогу) и до нашего прибытия к перевязочному пункту, мы все время находились под прицелом немецких пушек и пулеметов. Дюжина людей в остроконечных фуражках и шортах из мягкого тика окружили наши три машины. Кто-то уже поднимал носилки в кузов.
- Оставьте раненых на месте! - крикнул по-немецки фельдшер.
Он и другие медики забрались в кузов грузовика и начали оказывать помощь своим соотечественникам. Они боялись, что поспешная транспортировка обожженных солдат на носилках вызовет новую боль и ухудшит состояние раненых. Я предложил им помощь, но медики попросили нас жестами не мешать их работе. Колли и Панч отошли назад. Их место заняли солдаты с носилками. Медики проявляли исключительную нежность и заботу, перевязывая искалеченных и обожженных соотечественников. Откуда-то с другого края лагеря примчалась еще одна санитарная машина. Я видел, как к нам подъезжали все новые и новые грузовики.
Поначалу я планировал довезти раненых солдат до первого немецкого поста и оставить их там. Мы могли бы выгрузить их на кусок брезента, посигналить фрицам с безопасного расстояния, а затем уехать с чувством выполненного долга. Но когда мы наткнулись на саперный взвод, раненые парни нуждались в экстренной помощи. Они находились в таком ужасном состоянии, что я поднял белый платок. Мы повезли их дальше.
Интересно, что немцы ни разу не заикнулись о нашем пленении. Те несколько мотоциклистов, которые первыми подъехали к нам, тут же стали нашим почетным эскортом. Следуя за ними, мы направились в их лагерь. И вот теперь, остановившись перед перевязочным пунктом, мы держались в сторонке, пока обгоревших людей, включая молодого лейтенанта с Железным крестом, обкалывали морфием, вводя их в блаженное забвение. Мне пришло в голову, что, лишившись этих свидетелей, мы не сможем доказать свои добрые намерения.
Я заметил, что Панч и Колли уже стояли за пулеметами. Наши машины находились в кольце полсотни немцев, и с каждой минутой их становилось все больше и больше. Повисло неловкое безмолвие. Никто из немцев не подходил к нам для переговоров. Похоже, они испытывали такое же острое смущение, как и мы. Нам было даже стыдно держать в руках оружие. Никто не спрашивал, как мы наткнулись на раненых. Нас вообще ни о чем не расспрашивали. Я чувствовал, что должен заговорить или прервать молчание каким-нибудь жестом или словом. Как назло, в моей голове царила полная пустота. Наконец, после паузы, показавшейся мне вечной (и которая на самом деле не превышала трех минут), к нам подошел немецкий полковник. Его сопровождали капитан и сержант. Они были без оружия. Я не мог расшифровать эмблемы на их форме. Скорее всего, они служили в инженерных войсках, как и большинство солдат, стоявших рядами вокруг наших машин.
Полковник отдал несколько приказов окружавшим нас людям. Он говорил очень быстро, и я не понимал смысл его слов. Вероятно, он хотел задержать нас без ареста и без сдачи оружия. Его взгляд перешел на меня.
- Deutsch sprechen?
Говорю ли я по-немецки?
- Ein wenig, - ответил я.
Немного.
Похоже, он чувствовал себя так же неловко, как и я. Мы козырнули друг другу, затем он спросил мою фамилию и поинтересовался, что случилось с его ранеными коллегами. Он не спрашивал о нашем подразделении. Это говорило о его такте, поскольку Женевская конвенция запрещала подобные вопросы. Я кратко рассказал ему о погоне и о мине Теллера. Он нахмурился и мрачно покачал головой.
В тот момент я укорял себя за безумный поступок - за то, что привез своих парней в немецкое логово. Теперь меня ожидал трибунал. А может быть, и немецкий плен. Транспортировка раненых с холмов заняла почти час. Один из солдат умер, второй находился при смерти. Неужели наша миссия и пленение моих людей стоили двух спасенных жизней? Я начал просчитывать шансы на бегство. Если действовать быстро, пока у нас не забрали оружие… Кого я хотел обмануть? Мы не проехали бы и пятидесяти футов.
Последнего раненого немца уложили на носилки. Сначала медики установили их параллельно телу солдата, затем двое санитаров мягко приподняли парня, а третий подсунул носилки под него. Раны были обработаны. Искромсанную плоть на остатках ампутированной правой ноги прикрыли чистой марлей и перевязали.
Я заметил бронеавтомобиль, который направлялся к нам. Вокруг наших машин собрались сотни солдат Африканского корпуса. Они носили такие же ботинки и одежду, как и мы. Защитные очки на лицах; стандартные шарфы, защищавшие от песка и пыли. Только у некоторых имелось оружие. Это были инженеры и строители.
Я еще раз посмотрел на бронеавтомобиль. Из открытых люков торчали головы водителя и командира. Броневик остановился. Следом за ним подъехала штабная машина с открытыми бортами. Немецкий полковник повернулся и отдал салют. Все солдаты привстали на цыпочки и затаили дыхание.
Из бронемашины никто не появлялся. Из кабины штабной машины выбрался лейтенант в запыленной гимнастерке. За ним вышел коренастый офицер лет пятидесяти. Он был одет в куртку и брюки. Пожилой офицер поприветствовал полковника и направился к нам. Под его клетчатым шарфом я заметил Железный крест. Шляпа с полями была типовой для Африканского корпуса, но под песчаными очками проглядывала золотая тесьма, которая указывала на ранг генерала, если не выше. Перевязанное бинтами горло свидетельствовало о желтухе или какой-то другой пустынной болезни - довольно частое явление на африканском континенте.
10
Это был Роммель. Он подошел без всяких церемоний и с такой прозаичной простотой, словно приходился мне дядей или профессором, который курировал мою учебу. Я отдал воинский салют. Колли и остальные наши парни последовали моему примеру. Лейтенант был адъютантом Роммеля. Третий офицер, вышедший из штабной машины, являлся переводчиком фельдмаршала.
Назвав меня "herr leutnant", Роммель представился мне, как будто обращался к ровне. Он указал свой ранг и должность. Это произошло так быстро, что у меня не было времени на испуг. Я тоже представился ему. Адъютант Роммеля отдал команду "вольно", которая касалась и нас, и солдат Африканского корпуса. Какое-то время фельдмаршал вел личную беседу с полковником. Я не слышал их слов. Наверное, Роммелю рассказали о том, как именно британские машины оказались посреди немецкого лагеря.
Фельдмаршал выслушал доклад. При этом он все время рассматривал меня, моих парней и наши грузовики. Кивнув адъютанту, Роммель направился к машине Колли. Его взгляд подсказал мне, что он просит меня сопровождать его. Я подчинился. Мы подошли к грузовику.
- Два ведущих колеса или полный привод? - спросил Роммель.
Его английский язык имел сильный акцент, но был вполне понятным.
- Два ведущих колеса, сэр.
- В самом деле?
Он убедился в этом, осмотрев передний вал.
- Бензин или дизельное топливо?
- Бензин, сэр.
Роммель посмотрел на солнечный компас. Он спросил, являлся ли прибор улучшенной версией, придуманной Бэгнольдом. Я подтвердил его догадку. Взгляд генерала перешел на канистру с водой и шланг, соединявший ее с радиатором.
- Конденсатор, - пояснил ему я.
Роммель молча кивнул. Он обошел грузовик сзади, осматривая оружие, песчаные швеллеры и запасные листовые рессоры. Затем фельдмаршал увидел в кузове немецкие канистры.
- Deutscher oder Englischer?
- Deutscher, Heir General.
Роммель улыбнулся.
- Лучший разливной выступ. Я прав?
Он завершил обход грузовика. Колли, Панч и другие наши парни выстроились в линию. Они вели себя подчеркнуто строго, но стояли по стойке "вольно". Роммель остановился рядом с ними и по-немецки обратился ко мне.
- Вы пустынная группа дальнего действия. Разведываете "левый хук" во фланг моей позиции. Не так ли, лейтенант?
- Сэр, позвольте не отвечать на ваш вопрос, - ответил я по-немецки.
Роммель перестал улыбаться. Его взгляд, сочетавший в себе веселье и одобрение, смягчал суровые черты лица. Он отступил на шаг и, адресуясь ко всей нашей группе, сказал по-английски:
- Я никогда не забуду вашей доброты к моим солдатам.
Лис Пустыни махнул рукой и потребовал принести для нас воду и горючее. Солдаты Африканского корпуса тут же бросились выполнять его приказ. Через несколько минут мой джип и грузовики Колли и Панча были загружены десятками немецких канистр. Роммель пожал нам руки - каждому парню из патруля ТЗ.
- Я даю вам час форы, - сказал он на английском языке. - После этого, как вы понимаете, по вашему следу бросится свора моих лучших ищеек.