В глубинах Балтики - Алексей Матиясевич 12 стр.


Снова всплыли и развернулись по волне. Носовые рули в поднятом положении решили закрепить стальным тросом. Для этого нужно было спуститься на носовую палубу, через которую ежеминутно перекатывались волны и, работая в темноте, на ощупь, закрепить рули.

Командир группы торпедистов, здоровяк атлетического сложения, эстонец Аартее вместе с украинцами рулевым Корниенко и трюмным Гриценко выполнили опасное задание.

Эта штормовая ночь всем крепко запомнилась. До рассвета все же успели подзарядить аккумуляторные батареи. А когда ушли на глубину и в лодке наступила обычная подводная тишина, все повеселели. В отсеках, [119] ставших за время шторма не очень опрятными, произвели приборку и с большим аппетитом пообедали. Обед на лодке обычно приготовлялся ночью, во время зарядки аккумуляторных батарей, чтобы не расходовать энергию на камбузную плиту при подводном плавании.

Командир проложил курс по безопасным для лодки глубинам в направлении к позиции. Мерно гудели моторы. Все свободные от вахты заснули глубоким сном.

Мы находились к западу от острова Борнхольм. До назначенного места минной постановки было уже недалеко. Движение разных судов, перевозивших грузы фашистской Германии, здесь было интенсивным. Но прежде чем топить фашистские суда торпедами, надо было скрытно пройти и выставить мины в заданном районе.

Наконец штурман доложил, что мы находимся точно на важной фашистской коммуникации. И как бы в подтверждение его доклада над нами в обоих направлениях прошли транспорты. Командир проверил расчеты.

"По местам стоять, мины ставить!" - эта команда прозвучала музыкой для всех. Настал долгожданный момент. Впервые со времени спуска со стапелей "Лембит" производил постановку боевых мин. Поэтому всегда спокойный командир БЧ-2–3 Столов немного волновался. Но вот пошла первая мина с левого борта, затем вторая - с правого борта, и так поочередно все двадцать мин вышли из шахт.

Командир лодки Полещук и комиссар Собколов тепло поздравили весь Личный состав, и особенно минеров, с успешным выполнением задания.

Впоследствии стало известно, что на выставленном нами заграждении подорвались фашистское учебное судно "Дейчланд", транспорт с грузом железной руды и морской железнодорожный паром.

Еще за день до прихода в район позиции мы получили радиограмму, разрешающую вернуться на базу в связи с повреждением рулей. [120]

Теперь, выставив мины в заданном районе и не имея возможности уверенно выходить в торпедную атаку, пользуясь только кормовыми рулями, легли на обратный курс. На переходе до точки рандеву с нашими кораблями мы не встретили судов противника. Переход в базу прошел спокойно и быстро.

25 августа "Лембит" ошвартовался в Минной гавани Таллинского порта. Командир бригады подводных лодок Герой Советского Союза капитан 1 ранга Н.П. Египко, комиссар бригадыг.М. Обущенков и командир дивизиона А.К. Аверочкин пришли на лодку поздравить экипаж с возвращением и дали хорошую оценку действиям личного состава по выполнению первого боевого задания. После осмотра отсеков лодки все вышли на палубу. Внезапно над головами раздался свист, и на рейде, где стояли крейсер "Киров" и миноносцы, мы увидели высокий столб воды, поднятый разрывом снаряда. Это был, пожалуй, первый снаряд противника, выпущенный по кораблям в дни героической обороны Таллина.

Подтягивая все новые и новые силы, враг сжимал кольцо вокруг города. Его полевая артиллерия уже вышла на полуостров Виимси, откуда и вела обстрел рейда. Крейсер "Киров", лидеры "Ленинград" и "Минск", эскадренные миноносцы непрерывно вели огонь главным калибром, создавая мощный артиллерийский заслон на подступах к городу. Зенитная артиллерия также не умолкала, отражая воздушные налеты. Нашей авиации было мало. Лишь с одного аэродрома на косе близ порта поднимались немногочисленные "ястребки", с которыми фашистские летчики предпочитали не встречаться.

Два дня "Лембит" и "Калев" стояли у стенки Минной гавани. На "Лембите" приняли полный запас мин и произвели небольшой ремонт. Мы готовили лодку к новому походу.

Во многих местах города начались пожары. Некоторые заводы, склады и арсенал были взорваны нашими саперами. Вражеские снаряды стали залетать и в Минную гавань. Нас поражала удивительная прицельность [121] стрельбы фашистской артиллерии. Снаряды ложились у самых кораблей, были и попадания в крейсер. Секрет этой точности все же открыли. С внешней стороны восточной стенки Минной гавани стояла на швартовых парусно-моторная шхуна с высокими тонкими мачтами. Наши разведчики эфира засекли работу радиостанции этой шхуны. Мимо лодки по молу в сторону шхуны пробежала группа краснофлотцев и красноармейцев во главе со старшиной. А через несколько минут в обратном направлении провели крупного плотного мужчину в коричневом костюме. Это был фашистский корректировщик.

Из Таллина в Ленинград

Вечером 27 августа получили распоряжение о перебазировании.

На лодку должен был прибыть командир дивизиона капитан 3 ранга А.К. Аверочкин, но уже перед самым выходом нам передали, что он пойдет вместе с комбригом Н.П. Египко на С-5, которая отойдет от наружной стенки гавани последней.

В 23 часа ошвартовались у пирса в бухте острова Нарген. Над Таллином высоко в небо поднималось яркое зарево. Враг вступал в город.

28 августа, в 16 часов, заняли свое место в кильватерной колонне кораблей, направляющихся на восток. За крейсером "Киров" (командир капитан 2 ранга М.Г. Сухоруков) на котором держал свой флаг командующий флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц, шла подводная лодка С-5, за ней С-4, "Лембит", "Калев", далее следовали "щуки" и "малютки". Затем параллельными кильватерными колоннами шли транспорты и небольшие военные корабли - сторожевики, охотники за подводными лодками, катера. Собрались сотни судов разных классов, все двигались в одном направлении. Военные корабли шли с параван-тралами. Тральщики прокладывали дорогу в густых минных полях. [122]

Противник начал обстрел с берега из дальнобойных орудий. Появившиеся фашистские самолеты, боясь зенитного огня военных кораблей, беспорядочно сбрасывали бомбы.

В нескольких метрах от борта лодки проплывали мины, подсеченные тралами впереди идущих кораблей. На палубе и булях лодки мы приготовили шесты, чтобы в случае необходимости отталкивать мины от корпуса лодки. На минах подорвалось уже несколько транспортов. Военные корабли шли строго в кильватер по протраленной полосе. Но и это не всегда помогало.

Все внимание Полещука, мое, сигнальщиков было сосредоточено на водной поверхности. Боцман Переточно держал лодку в кильватер С-4.

Вдруг глухой сильный взрыв потряс воздух. На месте подводной лодки С-5, шедшей за "Кировым", поднялся огромный, черный, с медно-красным отблеском столб. Он немного сместился вправо и обрушился на воду. По-видимому, лодка подорвалась на подсеченной мине и ее боезапас сдетонировал.

Людей, находившихся на мостике и палубе лодки, взрывом выбросило в воду. Среди них были командир бригады Н.П. Египко, комиссар бригады полковой комиссарг.М. Обушенков, командир лодки капитан 3 ранга А.А. Бащенко, комиссар лодки А.Н. Кольский, командир БЧ-2–3 старший лейтенант П.Н. Матвеев, боцман мичман М.И. Дмитриев. Нам удалось поднять из воды лишь краснофлотца-комендора Антоненко, который проплывал близко от борта "Лембита". Кильватерная колонна продолжала движение. Для того чтобы оказать помощь остальным товарищам, выброшенным взрывом в разные стороны, нужно было выйти из протраленной полосы и специально производить поиск, а это грозило подрывом на минном поле или на плавающей мине. Между тем на борту "Лембита" было двадцать мин и полный запас торпед.

Только в Кронштадте мы узнали, что катера, тральщики, шлюпки подобрали пятнадцать человек с подводной [123] лодки С-5. Нашего командира бригады Героя Советского Союза капитана 1 ранга Н.П. Египко подобрал проходивший катер.

Замечательна судьба этого человека. Он был командиром подводной лодки Щ-117 - одной из первых вступивших в строй на Тихоокеанском флоте. В 1936 году его лодка пробыла на позиции в два с половиной раза дольше, чем позволяла ее автономность. За отличное выполнение задания командования Н.П. Египко наградили орденом Ленина. Был награжден орденами и весь личный состав O-117. Так в нашем Военно-Морском Флоте появился первый полностью орденоносный экипаж. Затем Н.П. Египко сражался с фашистами в Испании. За отвагу и мужество в этих боях ему было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

...Наступали сумерки. Не успели мы прийти в себя от гибели С-5, как справа, метрах в двадцати от борта "Лембита", рванула подсеченная тральщиком мина, затем слева - вторая. Лодку подбросило взрывной волной, в отсеках зазвенела посуда, погасло несколько лампочек.

В это время мы заметили, что миноносец "Яков Свердлов", шедший впереди "Кирова", вышел влево и разворачивается почти на обратный курс. Мы продолжали движение. Когда по нашему курсовому углу 45° левого борта до миноносца оставалось меньше двух кабельтовых, мы увидели взрыв по его правому борту в районе грот-мачты. Корма сразу стала погружаться в воду, а нос неестественно быстро поднимался вверх. На палубе было много людей, они пытались бежать к носу, но дифферент на корму нарастал молниеносно. Люди срывались и падали в воду. Не прошло и двух-трех минут, как "Яков Свердлов" навсегда скрылся под водой. На поверхности, в густом липком слое мазута, плавали десятки людей. Много я видел страшных картин, но такой еще не видывал. Мурашки забегали по спине. Самым мучительным было то, что мы ничем не могли помочь нашим товарищам. Подбирать людей бросились катера и тральщики. [124]

"Киров" прибавил ход, мы стремились не отставать. С наступлением темноты опасность подрыва на минах возрастала. Некоторые суда застопорили ход, часть боевых кораблей продолжала идти на восток. Готовность номер один не отменялась уже много часов, люди устали, нервы у всех были напряжены до предела. Ели на своих боевых постах. Комиссар Н.Н. Собколов, переходя из отсека в отсек, информировал моряков о положении наверху и своим хладнокровием, выдержкой успокаивал экипаж.

Наконец прошли наиболее опасный район. Небольшая группа боевых кораблей ушла далеко вперед от всего конвоя. Мы нагнали ее; ночью все корабли стали на якорь. На следующий день над нами показалось несколько бомбардировщиков, но они не посмели напасть и повернули на запад, в сторону многочисленной группы остальных судов конвоя.

29 августа, около 4 часов дня, "Лембит" пришел в Кронштадт. Настроение после такого перехода было подавленным. Но унывать некогда - нужно было срочно приводить лодку в полный порядок для новых боевых походов.

"Калев" пришел на сутки позже; после подрыва С-5 он отстал от конвоя. Фашистские бомбардировщики, не осмелившиеся нападать на нашу группу кораблей, атаковали транспорты, отставшие подводные лодки и малые корабли. Командир "Калева" капитан-лейтенант Б. А. Ныров был ранен, но все же привел лодку в базу и ошвартовал ее в Купеческой гавани. О боевом пути "Калева" расскажу ниже.

Вскоре мы подошли к доку Сургина у Морского завода, - некоторые механизмы на "Лембите" требовали заводского ремонта.

Первый боевой поход и переход из Таллина в Кронштадт показали, что экипаж лодки неплохо подготовлен к плаванию в условиях военного времени. Для меня же поход в южную Балтику и длительное подводное плавание явились хорошей школой.

Вместе с С-5 погиб командир дивизиона подводных лодок капитан 3 ранга Анатолий Космич Аверочкин. [125] В командование дивизионом вступил капитан-лейтенант В.А. Полещук, одновременно оставаясь и командиром "Лембита", но главное внимание в эти дни он, естественно, уделял дивизиону.

На меня легла большая ответственность за подготовку лодки к предстоящим походам. Но это не пугало, я уже достаточно хорошо познакомился с кораблем и со всем личным составом.

16 сентября Политуправление флота отозвало с лодки комиссара старшего политрука Н.Н. Собколова, а вместо него прибыл с сухопутного фронта старший политрук Петр Петрович Иванов. Странно было видеть на лодке человека в армейской форме. Лихо заломленная на правую сторону зеленая пилотка, из-под которой выбивался курчавый цыганский чуб, гимнастерка с кубиками на петлицах, брюки галифе с обмотками цвета хаки замелькали в отсеках лодки, резко выделяясь среди тельняшек и широких черных флотских брюк. Различие в форме не мешало Иванову знакомиться с людьми и лодкой.

Он имел большой стаж политической работы, да и жизненный опыт его был немал. Дня через два, переодевшись в новенькую флотскую форму, Петр Петрович прочно вошел в нашу подводную семью. Он уже знал каждого краснофлотца и старшину по имени и фамилии. Казалось, что новый комиссар служит на лодке давным-давно. Лодка продолжала стоять кормой к берегу у дока Сургина. Личный состав и заводские мастера проводили небольшой ремонт механизмов.

Думаю, что день 23 сентября 1941 года надолго запомнили все кронштадтцы. Сбросив над городом тысячи агитационных листовок, враг начал массированные налеты. Бомбардировщики шли группами с разных сторон, сбрасывая свой смертоносный груз на город и главным образом на корабли, которыми были забиты тесные кронштадтские гавани и рейды. В этих налетах участвовали лучшие соединения фашистской авиации.

Зенитные средства береговых батарей, которых было в то время немного, и вся зенитная артиллерия [126] кораблей непрерывно вели огонь. Несколько вражеских самолетов, объятых пламенем, упало в воду.

Налет длился уже несколько часов. Лейтенант Столов едва успевал командовать, но краснофлотцы-наводчики Помазан и Гриценко сами отлично видели цели и быстро крутили маховики механизмов наводки. Наш огонь мешал прицельно сбрасывать бомбы, и они падали вблизи лодки; взрываясь, поднимали столбы грязи и воды. Корпус лодки содрогался и временами качался от взрывной волны. Лодка покрылась слоем ила и песка. Мы тоже были все в грязи. Комиссар Иванов то поднимался на мостик, то спускался вниз; по артиллерийской тревоге значительная часть личного состава стоит на боевых постах в отсеках лодки, и комиссар информировал команду о том, что происходило наверху.

Колоссальной силы взрыв потряс корабли и осветил заревом Кронштадт. Высоко вверх поднялся столб пламени и черного дыма. Бомба фашистского пикировщика попала в линкор "Марат". Все мы, оцепенев, не могли оторвать глаз от происходящего. Вся носовая часть "Марата" вместе с главным командным пунктом и людьми, находившимися на нем, была оторвана взрывом. На воду долго падали обломки корабля...

Эта тяжелая потеря вызвала ярость в сердцах моряков, и наши артиллеристы открыли ураганный огонь по удиравшим фашистским пикировщикам.

На "Марате" остались в строю три кормовые башни. Девять 12-дюймовых орудий были грозной силой. Всю войну артиллеристы линкора вели огонь по фашистам, мстя за погибших товарищей.

К вечеру налеты прекратились. Необходимо было рассредоточить корабли. Военный совет флота приказал вывести лодки на открытый рейд у Толбухина маяка.

Прервали ремонт механизмов и перешли в Купеческую гавань для пополнения запасов. Здесь получили распоряжение командования бригады о списании с лодки нескольких моряков, в том числе старшин-эстонцев, для направления их на новые лодки. [127]

Следует сказать, что группа моряков-эстонцев с подводных лодок "Лембит" и "Калев" не успела выехать из Ленинграда до его окружения. Позже они были отправлены самолетом в тыл на специальные курсы и затем вошли в состав национальной эстонской части Красной Армии, участвовали в боях за освобождение родной Эстонии от фашистских захватчиков, но об этом речь впереди.

...Старшинами групп вместо ушедших эстонских товарищей стали бывшие командиры отделений, воспитанники Краснознаменного учебного отряда подводного плавания имени С.М. Кирова В.И. Грачев, Ф. В. Посвалюк, П.Н. Ченский, В. Я. Шувалов. На лодку пришел новый боцман М.И. Дмитриев, один из немногих, спасшихся с С-5. Он еще не совсем оправился от контузии во время взрыва С-5, но заявил, что, работая на лодке, быстрее придет в себя, нежели отдыхая на береговой базе.

Около полуночи командир дивизиона капитан-лейтенант Полещук вывел лодку из Кронштадта. Вскоре мы пришли в заданную точку и стали на якорь. Ночью над водой, днем под водой - лежа на грунте - семь томительных дней и страшных своим заревом и гулом моторов вражеских самолетов ночей. Горели поселки на берегах залива и дома в Ленинграде. Многие члены экипажа просили списать их на сухопутный фронт - рвались в бой. Бездействие лодки всех нервировало.

Комиссар Иванов, секретарь парторганизации Моисеев, коммунисты Столов, Ченский, Грачев разъясняли личному составу, что лодку надо сохранить для боевых дел на море.

Но вот получен приказ: лодке уйти в Ленинград. Ночью под огнем противника из Петергофа и Стрельны самым полным ходом прошли Морским каналом в город на Неве. Огромное зарево на Васильевском острове, пожары в Московском и Кировском районах - так встретил нас Ленинград 6 октября 1941 года. Ошвартовались у гранитной стенки Невы. Лодка поступила в распоряжение начальника укрепленного района, [128] от которого получили указание на случай уличных боев при прорыве врага в город. Экипаж стал готовиться к сухопутным боям.

Весь Ленинград в эти дни превратился в единый боевой лагерь. На подступах к городу были вырыты противотанковые рвы и созданы другие преграды. В городе, на перекрестках магистральных улиц, угловые дома были превращены в долговременные огневые точки. В создании оборонительных рубежей принимало участие все работоспособное население города.

Невольно вспоминался голландский город Роттердам. Там жители думали только о своем спасении и при налетах фашистской авиации убегали в парки или на бульвары, где были вырыты неглубокие траншеи-убежища. А о том, чтобы помочь армии, принять участие в обороне города, никто и не помышлял.

Нет, думалось мне, это не Роттердам, гитлеровцам не удастся войти в наш город.

В порученном нам секторе обороны выставили наряды по проверке документов, тушению зажигалок на крышах домов, по оказанию помощи пострадавшим. Эта оперативная работа полюбилась морякам. Некоторые матросы просились в наряд даже вне очереди и оставались на берегу сверх положенного времени. Такое рвение молодых моряков вскоре объяснилось.

В соседних домах команды МПВО были сплошь женскими. Моряки стали отпрашиваться навестить "сестру" или "тетю", которых случайно разыскали в городе. Но наш комиссар быстро распознал, в чем дело. И "родственные" прогулки прекратились. Однако завязавшаяся дружба между молодыми людьми в суровые дни войны оказалась крепкой: два наших моряка в конце войны женились на девушках - бойцах МПВО и счастливо прожили много лет. [129]

Назад Дальше