Танки Орлика, развернувшись в линию, уже отходили к насыпи, ведя беглый огонь по деревне. Их преследовали несколько средних немецких танков, за которыми из дымки появились один за другим колесные бронетранспортеры. Угловатые каски над ними дружно подпрыгивали вместе с рывками машин на пересеченном грядками поле. Почти одновременно задымили еще два наших танка, отставшие от остальных, и завертелся на месте немецкий танк, опрокинув жердяную изгородь и разбросав какой-то навес. Затем над ним взметнулся рыжий столб огня. Прокатился гулкий взрыв. Кочергин на мгновение зажмурил глаза и опустил бинокль, но тут же поднял и снова бегло оглядел происходившее между деревней и насыпью.
"Где Козелков, почему его не видно?" - мелькнула мысль.
В поле зрения дважды попала разбитая батарея сорокапяток с торчащими во все стороны сошниками. Наконец шкала бинокля наложилась на подпрыгивающий броневичок, который какими-то судорожными рывками мучительно медленно приближался к дороге, ведущей к насыпи и исчезавшей в отверстии моста. Яркие трассы, казалось, прошивали "бобик" насквозь, но расстояние между ним и мостом все-таки сокращалось. До боли в руках сжав бинокль, Кочергин наконец дождался, когда броневичок въехал под мост.
Немецкие автоматчики уже сверху насыпи вели огонь по тем, кто успел за ней скрыться. Карапетян, ругаясь то по-русски, то по-армянски, крутил ручку полевого телефона и кричал команды своим артиллеристам отсечь и подавить прорвавшихся гитлеровцев. Тут же на огородах и у реки сверкнули и запестрели бурыми кустами разрывы 76-миллиметровых снарядов. Попадания накрыли насыпь. Немцы, теряя убитых и неся раненых, стали быстро отходить. Они поспешно взобрались в бронетранспортеры, которые, развернувшись, устремились за танками, скрывавшимися за отчетливо белевшими домиками деревни. На огородах с поваленными изгородями и перепаханной снарядами землей одиноко и группами неподвижно лежали серые и зеленые шинели. Кочергин невольно отметил, что зеленых куда меньше. На КП остались только дежурный офицер и связисты. Внизу стоял "бобик" Козелкова, который трудно было узнать, так он был исковеркан. На нем не осталось живого места. Лейтенант, распростав ноги, мешковато сидел, привалясь к колесу. Водитель недвижно лежал навзничь рядом и пристально смотрел вверх. Командиры их окружили.
- Что с твоим водителем, Козелков? - нерешительно нарушил общее молчание комбриг.
- Каблук пулей оторвало, а сам жив, - расклеил спекшиеся губы разведчик. - Не пойму, как мы тут и целы?.. А предполье-то у них за деревней!..
- Молодец! Потом доложишь подробно. А броневичок в музей поставим. Куда он кроме теперь годится? - отходя, оглянулся Карапетян.
* * *
За свежим бруствером наблюдательного пункта 2-го стрелкового батальона хорошо просматривалась неширокая пойма реки Карповки, начинавшаяся прямо от железнодорожной насыпи. По другую ее сторону повсюду был враг. Правее темные корпуса сгоревших семидесяток и немецких танков отмечали путь дневной попытки пробиться за реку. Танки различались уже с трудом. Сумерки стерли пастельную полоску ясного неба, накладывали быстро густеющие сиреневые мазки на панораму поймы. По всей шири открывавшегося за насыпью простора искрились и перебегали соцветия ружейно-пулеметного и автоматного огня. Трассы туго взвизгивали над головой и вдруг упираясь в бруствер, обдавали брызгами подмерзшей земли. Где-то правее, на разъезде, они били о рельсы, гудевшие затем низко и долго, как струны гигантского контрабаса. Прильнув к окулярам стереотрубы, Кочергин провел шкалой делений по белевшим свежим снежком скирдам соломы и кровлям деревни Карповки. Они не отражали больше отблесков артиллерийского огня. Он обратил на это внимание Мотаева.
- Да, да! Там противотанковая батарея была, - наклонился Мотаев к трубе, - та, что две семидесятой сожгла. У самой реки… Где же она, черт возьми?.. Надо ж, в балочке! Вперед выдвинули, хамилы! А наглеют!
Кочергин прижался ухом к его голове. Сгустки разрывов мин и снарядов, перешибая грохот стрельбы с нашей стороны, временами наглухо закладывали уши.
- Вперед, говоришь? Полезут, стало быть, счас!
- Полезут? Не-ет! Опередим!
Мотаев подался вперед. Мерцание немецких ракет выхватило из сгустившейся черноты его профиль, и Кочергин потянул капитана вниз: алым взмахом тут же рубанула воздух пулеметная очередь. Тот ругнулся, что здесь, на насыпи, каждый как на полигоне - мишень. Помедлив, вслух подумал, что, может быть, предпринять атаку с двух сторон?.. За разъездом давешний мост разрушен нашими артиллеристами, но дальше за деревней есть еще один мост - через реку Червленую… Отсюда и под ним пройдем! - решил Мотаев, делясь с Кочергиным.
- Едва ли той дыркой воспользуешься. Местечко, верно, пристреляно, - возразил лейтенант.
- Если так, и там через насыпь! Раз легкие танки не проходят, на средних пойду…
- На тридцатьчетверках?
- Да. На них и в деревню прорвемся! А там только б закрепиться…
- Без пехоты? Солдат ночью не поднимешь! - оглянулся Кочергин на лязг шанцевой лопаты. - Тогда снова безрезультатные потери, как у Орлика!
- Безрезультатные?.. - резко оглянулся Мотаев. В долгой паузе почувствовалась острая досада.
- Эх, Юра! Потери действительно немалые. Но "безрезультатные"… Вот чушь сморозил! - все более резко звучал его голос. - Ты штабист, должен понимать! Корпусу необходимо срочно получить как можно более точное представление о глубине и силе обороны немцев по реке Карповке, о характере этой обороны… Э-эх!
Он зло сплюнул, глотнул воздух и запальчиво добавил:
- На карту нанесены огневые точки противника, ориентиры, ходы сообщения и многое что другое уточнено разведкой боем! Наконец, активными действиями мы сковали здесь черт-те сколько вражьей силы. Это ты принял в расчет? "Безрезультатные"… Надо ж! Чтоб тебя! - он взял Кочергина за плечо. - Ну, поболтали, Юра, и будя! Давай-ка со мной…
- Вас к полевому, товарищ капитан! - подскочил младший лейтенант с петлицами артиллериста.
"Из минометчиков, верно, - отметил Кочергин. - Не к этим ли ребятам меня было определили? Делал свое бы, чему обучен… А капитан-то распсиховался!.."
- …со мной, в танк! - прервал его мысли Мотаев, - Возьму за башенного стрелка, давно обещал! - бросил он через плечо. - А сюда Гаспаряна с рацией попрошу, наводить будет. Сейчас с ним и с комбатом увяжу и… в бой!
Пальба неуловимо изредчалась. Послышались чьи-то голоса. Мотаев почти тотчас вернулся. Он улыбался.
- Пойдем, пойдем, Юра! Мертва теория без практики! Не забыл, чьи слова? То-то!
Чувствуя, как быстро учащаются удары сердца, лейтенант, пригнувшись, поспешил за ним.
"Ишь, разволновался! Как все дебютанты, верно, - внутренне усмехнулся он тут же. - Что ж, назвался груздем…"
Нащупав ногами откинутый кронштейн сиденья, Кочергин опустился в люк башни тридцатьчетверки и оперся на казенник пушки, устраиваясь поудобнее.
- Длительного вояжа не предвидится, подними сиденье-то! Стой ловчее и не зевай, слушай команду! А ватник сбрось, жарко будет! - ободряюще наставлял его Мотаев. - Я сейчас тебе все напомню, чему успел у нас нахвататься… Здесь бронебойные - вся сторона, - провел он рукой по гнездам с унитарными патронами пушки. - Тут - осколочные, а тут - фугасные. Их беречь будем - в комплекте всего десяток. Не суетись, не напутай! Запомни: в бою некогда разглядывать, каким снарядом заряжаешь!
Кочергин вертел головой, внимательно осматривая казавшееся ему сложным оборудование тесного боевого отделения танка.
- Наш башенный стрелок остается, ребята, - пояснил Мотаев. - Вместо него вот лейтенант Кочергин пойдет. Впервой на танке - хоть в нашенской ушанке! - хлопнул он ладонью по его шлему. - Практику приобретает в качестве рядового, но сам по себе - начальство! Так что учтите!
Возбуждение Мотаева передалось всем. Смеялись дружно.
- Ты, Володя, - приказал капитан стрелку-радисту Князеву, - случись что, меня заменишь. В качестве командира машины. Командование боем переходит к лейтенанту Вулыху. Порядок обычный.
С этими словами он поднялся на свое сиденье и, высунувшись из люка, наклонился влево от его открытой крышки, держа в правой руке ракетницу.
- Всем приготовиться! - раздалась команда Мотаева. - Давай, Степан, на малом, вдоль насыпи. Да не газуй ты!
Машина, вздрогнув, поползла вперед.
- За башней, за башней держитесь! - снова послышался голос Мотаева. - Без десанта танкистам труба, а будете торчать по сторонам, быстро вас растеряем… Скобы берегите! Не выпускайте!
Показалось, что над головой хлопнула пробка от шампанского. На позеленевшее, как газон под весенним солнцем, днище танка легли угольные тени. Мягко закрытый люк прервал шипящий треск ракеты. Мотаев опустился на командирское сиденье. Кочергин заглянул в триплекс бортового перископа башни. В режущем глаза зеленом свете ему предстал алый накал концов выхлопных труб, затем медленное вращение ленивца и передних катков соседней машины. Они ее обгоняли. Ракета погасла, и все исчезло.
"До чего же слеп танк!" - с новым чувством оглядывал лейтенант тесноту стальной коробки.
Сзади, быстро набирая обороты, все яростнее рокотал дизель. Машина наклонялась вправо, поднимаясь по насыпи.
"Маловато конструкторы над зрением танка попетрили! Ночью экипажу совсем худо приходится!"
- Есть обзор! - неожиданно резко прозвучал в наушниках голос капитана, прильнувшего к окулярам панорамы. - Вниз, Степан, сразу полный давай!
Водитель выжал фрикцион, включая передачу. Мотор взвыл, и Кочергина плотно прижало спиной к опорному кольцу поворота башни, затем его бросило вперед. Танк резко накренился по ходу и снова выровнялся.
"Перемахнули!" - оперся на кольцо Кочергин, чувствуя, как уходят в сторону его ноги.
Капитан, прицеливаясь, энергично вращал маховики поворота башни и вертикального угла наклона пушки.
- Вижу огонь из блиндажа, фугасным заряжай! - обожгла слух команда.
Выдернув из гнезда магазина тяжелый унипатрон, Кочергин загнал его в казенник и невольно отпрянул вправо. Затвор тут же мелькнул в рамке гильзоулавливателя между ним и Мотаевым и медленно встал на место.
"Нет, не дотянешься! - заряжая пушку по команде уже осколочным, покосился Кочергин на окуляры панорамы. - Обидно, так ничего и не увижу! Надо бы вместо Князева! Рацию-то знаю", - мелькали обрывки мыслей.
Машина резко замедляла ход и снова рывком устремлялась вперед, неожиданно разворачивалась, подскакивала, проваливалась, ударяясь днищем о что-то твердое, скрежещущее. Временами казалось, что танк делает сложные движения в трех плоскостях, не касаясь земли, но она тут же напоминала о себе многотонными ударами снизу, от которых ребра шлемофона с силой стукались о крышку люка, а ноги отрывались от днища. Степан, ловко орудовавший рычагами управления, и Володя, уже сменивший диск своего пулемета, оказывались то впереди от него, то справа, и снова описывали стремительный полукруг в другую сторону.
"Вот где постигаешь относительность движения! Они сидят, а я как белка в колесе! А ведь все наоборот кажется. Поспевай за ним", - косил Кочергин на Мотаева, быстро крутившего маховик поворота башни.
Увлеченный своей работой, команды в наушниках он воспринимал и выполнял подсознательно. Пороховая гарь щипала ноздри. Мутный, едкий дым заполнял танк. Тускло плавились зрачки плафонов. Жаркий пот заливал глаза. Струйки бежали по груди, рубашка прилипла к спине. Гильзоулавливатель был полон, и лейтенант растерянно огляделся, куда бы выбросить гильзы. Но мешкать было нельзя, и он вывалил их за спину, в правый угол. Оттуда гильзы, подпрыгивая, покатились куда-то под педали водителя. Обозленно пытаясь перехватить их ногами, он снова и снова заряжал пушку, когда в глазах мелькнул циферблат наручных часов. После ракеты прошло только восемь минут! И тут его оглушил тяжкий звон удара по танку. Отлетев в угол, Кочергин поскользнулся на гильзах и сполз на пол, вскочил и тут же снова упал от второго мощного удара. Танк задрожал, закрутился на месте, замер и снова завертелся в обратном направлении. Это Степан пытался дать задний ход. Удушливый угар окалины перехватил дыхание. Свет погас. Потом плафоны медленно накалились.
"Как в колокол!" - пробуравила мысль онемевшее сознание.
- Спокойно! - прозвучал в наушниках неожиданно ровный голос Мотаева. - Повезло, первый от башни рикошетировал. Однако вторым гусеницу, а может, и правый ленивец сбили. Володя, не задело тебя? Чего молчишь?..
- Оглушило чуток, товарищ капитан, - прозвучал в наушниках надтреснутый тенорок Князева.
- Кочергин и ты, Степан, машину покиньте! - как показалось, помедлив скомандовал Мотаев. - Бой продолжаем… Князев радирует, как у нас. Ну, живо!
Опустив люк в днище, Кочергин сунул голову в отверстие и замер. Как в проруби, плескалась вода. Ее чернота отливала маслянистым блеском. Попробовал достать дно носком сапога. Промочив портянку, ногу обожгла ледяная вода. Прозрачные струйки, пробираясь меж гильз, текли к борту. Кочергин поднял голову.
- А чтоб ее!.. - грубо выругался капитан. - Сели аж по самое брюхо! Оба наверх, мигом!
Множество кувалд дробно и оглушительно застучало по броне. Уши прочно заложило.
- Про автоматчиков помните! Башню разверну, крышкой люка прикрою. Река неглубокая! У берега застряли, - пробился голос Мотаева.
"У какого? - вскочив на сиденье, сунулся в люк Кочергин. - А вокруг как в шахте! Даже автоматы, как отбойные молотки трещат!"
Он рухнул на горячее жалюзи радиатора и перекинулся вниз. Окунувшись с головой и хлебнув воды, вскочил и с заклиненным вздохом, отплевываясь, вперился в танк. Переливаясь в зыбком черном зеркале, рыжие языки жадно лизали цоколь башни… Водяной вал сбил Кочергина с ног. За пальбой, звоном, визгом, воем и скрежетом металла он не уловил рева мотора. Обжигающая вода оставляла во рту привкус керосина, железа и еще чего-то нестерпимо тошнотворного. Круто развертываясь, какая-то тридцатьчетверка надвигалась на него моторной частью, отсвечивая багряными отблесками темной громады. Перед ней клокотала вода, шипели, всхлипывая и фыркая, раскаленные концы выхлопных труб. Лейтенант, не чувствуя онемевших ног, рванулся в сторону и снова погрузился по плечи, увлекаемый свинцовой тяжестью намокшей одежды. Злобное отчаяние наливало жаром, бороло крепнувшее сомнение в своих силах.
- Куда, куда, дурында, елки-корень! - как шило мешковину, проколол грохот и лязг высокий мальчишеский голос сверху. - Держи конец, пентюх. Петлей по черепушке получишь!
Кочергин, растерянный, не соображая, что от него хотят, уцепился обеими руками за конец троса. Шершавая, тяжеленная петля прихватила ладони, пальцы не слушались.
- Отставить! - зазвенело сверху. - Так тебя учили, растяпа!.. Еще из экипажа капитана! Вот не пойму, кто?.. На крюк, на крюк цепляй!
Кочергин напрягся, закинул петлю на правый буксирный крюк. Не сразу поймал вторую и из последних сил накинул на другой, действуя полубессознательно, как во сне.
- Вот так! Думал уж подсобить, а делов-то! Руку держи, быстрей!
Но Кочергин, не поднимая головы, что есть силы расталкивая тяжелую плотную массу воды, шатаясь, побрел туда, где в нереальном, трепетном свете ракет угадывался "свой" берег.
* * *
Последний вал степной зыби круто обрывался у реки Червленой. Сверху, из башни тридцатьчетверки № 2108, или попросту "восьмой", за рекой на восток открывалась слегка всхолмленная равнина. Она, празднично и взрывчато искрясь в слепящих лучах невысокого солнца, полого спускалась вдаль, до самого горизонта. Как бы вознаграждая за жуткую ночь, утверждая бодрящую уверенность в его, Кочергина, военном счастье, впереди простерся неоглядный простор. Захватывало такое знакомое по Кавказу отрадное чувство высоты, обостренное распахнувшимися далями. Ветерок шершавой ладошкой гладил щеку, слегка теребил ремешок шлемофона. Удивленно проводив глазами пару давно невиданных Яков, с легким посвистыванием скользнувших вдоль переднего края, он снова посмотрел туда, где на востоке, в районе Сталинграда, по горизонту вставали далекие дымы. Едва слышные приглушенные раскаты словно застыли в морозном воздухе.
"Так сель гремит в горах, - подумалось Кочергину. - Строевую сосну как ковыль он валит! Все мнет на пути!"
И вдруг, полностью отключившись, с пьянящей остротой ощутил глоток горного воздуха, вкусного, как родниковая вода. Перед внутренним взором забрезжили предрассветные, звенящие густым ультрамарином снежно-льдистые нагромождения на хребтах горных кряжей. Как то затянувшееся не ко времени и всем осточертевшее промозглое туманно-мглистое непогодье вызвало небывало мощные и разрушительные сели. Все это заставило поторопиться с возвращением через Местийский перевал, чтобы выбраться наконец из окружающей мути. Это был в общем-то обычный итог горного сезона. Как только кончился изнурительный подъем из ущелья Адыр-Су, его глаза, казалось, надежно защищенные темными стеклами очков, резанул колючий блеск снегов. Брызнуло солнце. Второпях решили спускаться негладким, как автострада, ледником, а срезая его упругий изгиб к югу, напрямик по скалам, вопреки правилам, незнакомым путем. Не ночевать же на голом льду! Там, в Сванетии, на лесистых склонах Местийского ущелья, вырванные солнцем из сиреневой дымки, затопившей его провал, засветились малахитовые ковры сосновых крон, когда прямо под ногами круто пошла вниз каменная осыпь боковой морены ледника… По взмокшей спине пробежал противный холодок.
"Шансы?!" - мелькнуло в сознании.
Их тогда начисто не было. Но и непостижимое случается. Перевернувшись, он невредимым сидел в столбе пыли, ощупывая голову. Как обрубленный, оборвался грохот камнепада. Гогоча на все лады, его повторяли и повторяли горы. Их смех до краев заполнил неоглядную, неправдоподобно прозрачную чашу, обрамленную заснеженными скальными грядами. Затем упала тишина. Как теперь, после Карповки, тогда тоже неудержимо хотелось смеяться, кричать. И тогда счастье бытия распирало грудь…
"Вроде б при голове! - пробилась первая мысль. - Един-разъедин пятачок песка на гигантской каменной осыпи отыскал! В самый раз угодил. Ну-у, снайпер!"
Сквозь тонкий звон в ушах постепенно проник едва различимый рев реки, далеко внизу вырывавшейся из ледникового плена. Привычный на дне ущелья, где оглушает, здесь он едва брезжил. И вдруг простор заполнила элегия Масне…
- …Ишь! Не очухался еще! В мозгах после Карповки все сместилось!.. На окне турбазы кашлял старенький патефон, когда пришли в Местию! - вслух подумал Кочергин, отрубая воспоминание.
- Какой патефон, товарищ помначштаба? - поинтересовался командир машины, стоявший рядом в башне.
Кочергин вздернул голову: голос старшего сержанта Саши Зенкевича больно ударил в уши. Барабанные перепонки еще не отошли.
- Ширь-то какая, ни дна у ней, ни покрышки! - не ожидая ответа Кочергина, восторженно продолжал Зенкевич. - Вспомнили что-нибудь? Карповку, да? После нее не то что патефон, оркестр в башке заиграет!.. Едва сам не остался в ней из-за одного недотыки…
Лейтенант насторожился. Его благодушное настроение как рукой сняло. Хотел было переменить тему, но Зенкевич продолжал: