- Ты лучше подумай, где и как мы будем жить… Может, и нам корову взять из фольварка?
- Зачем она нам? Это таким нужно, как Агафья, у нее дети!
- И у нас будут дети… - мечтательно сказал Недоля, обнимая ее.
- Не бардзо прентко, пан староста! - засмеялась девушка, и они скрылись в сгустившейся темноте.
3
Не простое дело - переход на новую границу. Изучение системы охраны, сооружение укреплений забирали все время у пограничников. Днем и ночью. А на политрука, кроме всего, возложена и другая забота - организация управления в местечке. Возникло множество вопросов, и все обращались к нему. Вначале казалось, что все очень просто: избрали народный комитет- пусть он и работает, как сельский совет в любом селе. Но в том-то и дело, что здесь никто, кроме Недоли, который немного привык в Лугинах к советским порядкам, не знал, что и как делать. Даже Байда часто становился в тупик и обращался за помощью во вновь созданный Ольховатский райком партии и к Симону Голоте, чтобы не наделать промахов.
- Вот и пригодился мой "предельный возраст", - радовался старый конник. И охотно помогал политруку и названному сыну.
Шагая с Недолей улицами Ольхового в первый приезд, поражался, глядя на покосившиеся халупы бедняков:
- До чего народ довели, проклятые паны!
- Что делать с имуществом панским? Машины, кони, коровы… Намаялись мы с этим добром… Одни требуют раздать все хозяевам, другие запугивают народ…
- А я думал, ты чему-нибудь научился за два года в Лугинах…
- Думаете, колхоз? - неуверенно спросил и тут же возразил: -Не пойдут, дядя Симон… Столько лет их пугали колхозами! Чего только не наговорили.
- А ты не торопись, подумай, с умными людьми посоветуйся. Коров, конечно, и разную там мелкую скотину надо раздать. Бывшим батракам, вдовам, бедноте… А машины надо уберечь. Может, как у нас делали в первые годы после революции, общественную запашку сделать? А пока потихоньку подбирай охотников на такое дело. И машины береги!
С коровами и мелкой живностью быстро решили: делили при всем народе. Агафья первой была на очереди в списке. Пришла с детьми и с подойником, чтобы на месте угостить малышей молоком. Когда Недоля вывел корову, женщина отступила и руки спрятала под передник.
- Ти, Іванко, не обіжайся, не візьму від тебе. Хай мені дасть сама Радянська влада. - И посмотрела на политрука.
Пришлось Байде выполнять горячее желание старой женщины.
- Поздравляю вас, товарищ Семенина! Пусть с этого дня радость и счастье не покидает вашей хаты!
Агафья отвела корову в сторону. Тут же начала доить. Две босоногие девочки присели возле матери, слушая, как звенит подойник под струями молока. Они впервые слушали эту музыку…
Когда закончили дележку, кто-то из толпы выкрикнул:
- А как же с землей, машинами и лошадьми будет? Или для Фишера будем их беречь?
- Фишерам никогда не бывать теперь на нашей земле! - отрезал Недоля. - Вы помните время, когда я бежал за Збруч. Отца моего убили жандармы. Советские друзья похоронили его на колхозной земле. В тот день я поклялся, что никогда не вернусь к старой жизни, будь она трижды проклята! Два года работал на колхозных полях… И вот что я думаю…
Бережно подбирая слова, он изложил свои соображения насчет совместного использования помещичьей, земли и машин.
Молчат ольховатцы… Каждый из них уже присмотрел себе нужный инвентарь или пару лошадок, а кое-кто и на трактор нацелился. И все это уплывает, как легкое облачко за ветром.
Всю жизнь цеплялись за свой клочок земли, бережно хранили оставшееся от деда-прадеда старое дышло, питая надежду выбиться в хозяева. И вдруг - какая-то общественная запашка. Что это такое? И к чему приведет? К колхозу? Нет, пусть поищет дураков Иванко. Для него один черт, у самого ни кола, ни двора…
Политрук понимал их состояние, в свое время видел уже что-то подобное. Кажется, целое столетие отделяет его от тех времен, когда вот так молча, упершись взглядом в землю, стояли на собрании его земляки, слушая первых пропагандистов колхозной жизни.
- Думаете, товарищи? Правильно! В таком деле не следует спешить… Хорошо бы вам наведаться в Лугины, посмотреть, как живут колхозники. А то вам много набрехали наши враги… Вот Симон Сергеевич все вам покажет…
На том и порешили. Однако через несколько дней в Лугины поехала лишь небольшая группа сельской молодежи, главным образом из батраков.
Только весной следующего года над воротами хозяйственного двора фольварка в лучах восходящего солнца загорелись ярко-красные буквы:
"Колхоз "Заря"".
На берегах Днестра
1
Шмитц перебрался в Румынию всего за день до прихода пограничников в Ольховое. "С Речью Посполитой покончено навсегда!" - с удовольствием подумал он, в последний раз взглянув на бумажку с польским орлом. Функции Шмигельского закончены, бумажка предана огню.
Как хотелось ему явиться сейчас в Тернополь или еще лучше в Варшаву не в роли советника или какого-нибудь фиктивного агента, а в роли победителя. Нельзя, Штольце точно определил ближайшую задачу: после окончания польской кампании оставаться в Румынии и готовить кадры для предстоящих решающих событий. А главное - установить негласный контроль над деятельностью разведки "дружественной" страны, перетянуть на свою сторону все, что осталось от двуйки. Делать нечего, настоящий воин фюрера умеет подчиняться…
Однако события развивались не совсем так, как предполагали работники абвера. За одни сутки красные войска оказались под Львовом! Мало того, по странному недоразумению они столкнулись там с одной из отборных дивизий группировки военного министра генерал-полковника Гаусса и изрядно потрепали ее. Конечно, виновники этого где-то в высших сферах, но так уже водится, что отвечать приходится тем, кто пониже. И Шмитц растерялся- ведь красные прошли на опекаемом им участке. Теперь неприятностей не оберешься…
И Шмитц не ошибся в своих предчувствиях. От фюрера к Гауссу, от Гаусса в разведуправление полетели молнии-запросы: почему бездействовал военный министр? Почему разведка в свое время не доложила о планах большевиков?
Не опоздай Волк со своими донесениями всего на один день, все могло произойти иначе…
Молнии сверкали в верхах, а гром докатился до Шмитца. Через день он летел самолетом в расположенный западнее Львова городок Янув. А там фыркал и шипел, точно закипевший самовар, полковник Штольце. От недавних почти дружеских отношений и следа не осталось.
- Черт возьми! Это же надо умудриться… Под вашим носом прогрохотали советские танки и орудия, а вы прошляпили! Сам министр вмешался, до фюрера дошло…
Он не скупился на выражения, не стеснялся в выборе слов.
На прощанье объяснил направление работы в новых условиях:
- Остаетесь, майор, в Румынии при управлении пограничной стражи. Мы должны знать все, что делается у красных от Збруча до Львова. В Румынию, как вы знаете, бежало много поляков, оуновцев. Среди них найдутся наши люди…
Через несколько дней в Подгорске приземлился немецкий самолет, и майор Шмитц прямо с аэродрома отправился к начальнику отделения румынской разведки - сигуранцы - полковнику Грицеску, с которым уже приходилось встречаться. Тот приветливо принял офицера союзной державы. Откровенно говоря, он не чувствовал особой симпатии к немцам, но понимал, что только они помогут осуществить мечты бояр о великой Романеи.
- Не угодно ли вам, майор, посетить мое родовое поместье? - предложил полковник на следующий день. - Там можно спокойно отдохнуть от всех этих передряг.
Карл не возражал. Действительно, следует отвлечься от всех неприятностей, собраться с мыслями.
Покачиваясь в старомодной бричке, вспоминая прежние встречи в Ольховом и жалобы ездового Падурару на состояние здоровья, Шмитц прикинул, что с помощью этого болезненного человека можно попытаться восстановить нарушенные связи. Ведь он и до этих событий не раз выполнял поручении своего шефа, бывал в Ольховом и знает в лицо Дахно, Морочило. Крукович.
Возница Тодор Падурару далек был от замыслов своего хозяина и тем более гостя. Его одолевали семейные заботы. Жена болеет, все на сердце жалуется. В свои сорок семь лет старухой выглядит. А самого много лет язва желудка мучает. Одна надежда на Марику, восемнадцатилетнюю дочь, да в последние дни и с нею что-то приключилось. Нужен врач, а где взять денег?.. Всю жизнь мечтали с женой о собственном хозяйстве, но, видимо, так и дотянут свой век батраками Грицеску.
Тодор Падурару не интересуется высокой политикой, хотя иногда почитывает газеты и по-своему судит о событиях. Бывая со своим господином на границе, он в последние дни наслушался разных слухов о непонятных происшествиях по ту сторону Днестра. Поговаривают, что помещичье добро роздали батракам, бедным людям…
"Если бы не больные, попытал бы и я счастья", - подумал он. подъезжая к господской вилле, уютно расположившейся в небольшой рощице рядом с селом Баштианы.
Здесь поджидала его новая неприятность: управляющий имением требует немедленно освободить квартиру.
- Куда же я с больными? - взмолился Тодор.
- А это не моя печаль. Твоя семья - твоя забота. Найдется в селе какая-нибудь халупа, а этот дом будем перестраивать.
Возница знал жестокий характер управляющего, знал и то, что жалоба на его действия не поможет: щадя свое сердце, полковник не вмешивался в хозяйственные дела.
Известна Тодору и подоплека такого отношения управляющего. Красавица Марика не раз жаловалась на него отцу - не дает ей проходу. А что может сделать бедный, больной человек? У примара или претора искать защиту от посягательства на его единственное сокровище - доброе имя дочери? Но кто не знает, чью руку тянет домнилор. Нет, бороться с управляющим - все равно, что выходить с вилами против ветра.
Правда, у Марики есть заступник. Недобрым огнем вспыхивают глаза у Думитру Лабу при встречах с управляющим. Вот только беда, что слишком тесно у них со старушкой матерью в маленькой хатенке с полусгнившей крышей. Для одной Марики нашлось бы место. А куда им с женой деваться?
Думитру молод, у него крепкие руки и светлая голова. Построит настоящую касу из дикого камня, и тогда всем будет хорошо. А пока…
Тяжело задумался Тодор Падурару. В голове от мыслей шум. как в потревоженном улье от пчел, а морщины на сухом, почерневшем лице будто еще глубже прорезались.
И вдруг пришла неожиданная помощь. Кто мог подумать, что этот суровый, неразговорчивый майор, неизвестно для чего появившийся в поместье, окажется таким добрым человеком? И врача вызвал из Подгорска. и денег на лекарства не пожалел, и удар управляющего отвел. Прошло не больше двух недель, а в жизни бедного молдаванина сразу столько радости прибавилось.
"Очень добрый человек, даром что немец, - думал Падурару. подсчитывая, сколько денег истратил майор. - Чем я оплачу за его доброту?"
2
В октябре жизнь на заставе вошла в нормальную колею. Тщательно исследована местность нового участка границы, изучены привычки и поведение румынской стражи, подготовлены необходимые сооружения и огневые точки. Установлен тесный контакт с местным населением. Иван Недоля оказался хорошим помощником в этих делах. Ему помогали Ванда и Попович, оставшийся на работе в местной больнице. А вскоре и жена Тимощенко Марина была переведена на работу в Ольховскую школу. Постепенно создавался в местечке актив, возглавивший перестройку работы по новым, советским порядкам.
Труднее всего приходилось политруку. Он все еще продолжал выполнять обязанности главного консультанта по всем вопросам общественной жизни. Нина с детьми оставалась в Москве, и новая квартира, как и во время холостяцкой жизни, превратилась в зал ожидания для транзитного пассажира.
Не лучше чувствовал себя и старшина Денисенко. Варвара Сокол категорически отказалась переезжать в Ольховое. "Что мне там делать? Был бы колхоз…" Колхоза не было, а иждивенкой быть не привыкла.
В эти дни прибыло новое пополнение, и неустроенность в личной жизни забывалась. Надо готовить к уходу пограничников, отбывших срочную службу, и одновременно обучать молодых бойцов.
Из штаба отряда сообщили, что заставе предоставили два места для тех, кто из старослужащих пожелает поступить в военное училище и всю жизнь посвятить охране рубежей Родины. Желающих оказалось много. И первым экзаменом для них стало комсомольское собрание. Рекомендовали лучшего пулеметчика сержанта Егорова и инструктора служебных собак Селиверстова. Больше всех огорчались Денисенко и Великжанов.
- А вы ничего не теряете, - успокаивал их политрук. - Поработаете с новичками на сверхсрочной годик, а там и перед вами откроется семафор… Если любите свою работу, никуда от вас училище не уйдет.
И те остались на сверхсрочную службу.
Замена воинов границы новичками - сложное и хлопотливое дело. Здесь у каждого определенный круг обязанностей, и пока новичок не усвоит их, "старик" не уйдет с границы. И началась перестановка сил, ознакомление с обязанностями и обстановкой, передача оружия к опыта.
Селиверстов знакомил бывшего пастуха из Башкирии Тагира Нурмухаметова со своим хозяйством, объясняя ему сложные обязанности проводника служебных собак, характер и повадки овчарок.
- С собаками у меня давняя дружба, - говорил невысокий, худой, но жилистый Тагир. - В нашем пастушьем деле собака - первый помощник.
Слесарь из города Дно Василий Иванов, высокий, полный блондин, принимал у Егорова станковый пулемет. Самоуверенный, насмешливый, он снисходительно слушал наставления бывалого пулеметчика, посмеиваясь над описанием знакомых ему боевых качеств "максима".
- Ты не смейся, Василий, это тебе не велосипед, на нем девушек катать нельзя, нередко на спине приходится его таскать. Зато никогда тебя не выдаст. Но надо ухаживать за ним…
- Машинка эта - не девушка, нечего за ней ухаживать, - отмахнулся Иванов. - Посложнее машины видали. И если случится, то и девушек покатаем на ней. Это уж тебя не касается…
- Да ты соображаешь, что говоришь? - вскипел Егоров. Ты же присягу принимал!
- А что ты мне лекцию читаешь, как профессор какой? - с непонятной злостью в голосе отрезал Иванов. - Без тебя разберемся, что к чему…
О пререканиях со строптивым новичком узнал Кольцов. Сделав замечание новичку, он сам проверил его познания. Оказывается, парень действительно разбирается в оружии. Но откуда эта злость?
- Занозистый парень, возни с ним не оберешься, - поделился капитан своими наблюдениями с Байдой.
- Ничего! Оботрется, отшлифует острые углы и будет, как сказал бы Шумилов, настоящий солдат. Люблю занозистых.
- Имей в виду: повар на заставе главная фигура, - поучал Денисенко Ивана Хромцова, работавшего до призыва на Харьковском тракторном заводе. - Я сам два года поваром отчебучил…
- Что же это получается, товарищ старшина? Я тракторы на заводе делал, а здесь придется разные окрошки да тефтели варганить, - не то в шутку, не то с обидой говорил харьковчанин.
- Я до службы в Запорожье сталь варил, а здесь- борщи, пироги, даже вареники. Это как, по-твоему?
- Если сталь была похожа на вареник, а вареник на сталь, то большой мудрости для этого не надо, - съязвил новый повар.
- Значит, быть тебе поваром! - рассмеялся Денисенко. - Я так понимаю: нет лучшей приправы к еде, как умная шутка.
- Что ж, попробуем, - усмехнулся Хромцов и приступил к изучению кулинарной мудрости.
Прибывший из школы сержантов командир отделения Петр Воронин прошел до призыва в армию хорошую выучку в коллективе уральских металлургов. Высокий, тонкий, он молча прислушивался к остротам Иванова и краснел от возмущения.
Но вот закончили перестановку людей, отпраздновали проводы старослужащих, и молодые бойцы уже самостоятельно вышли на охрану границы. На первых порах каждый наряд возглавлял кто-нибудь из сверхсрочников или командиров.
Байда, решивший взять под свою опеку излишне развязного и невыдержанного новичка, возглавил наряд в составе Иванова и Нурмухаметова. Вышли на правый фланг, на стык с двадцать девятой.
Ночь выдалась темная. Тяжелые тучи, подгоняемые порывистым ветром, быстро надвигались со стороны Румынии, изредка сбрасывая отдельные капли, словно встряхивались над головами. Потом зачастил настоящий осенний дождь, холодный и колючий.
"И кому придет охота в такую погоду да еще через реку совать нос на нашу сторону? - поеживаясь от хлеставшего по лицу и рукам дождя, думал Иванов. - Шпион ведь тоже не из железа; дурак он что ли - лезть в такую слякоть?.. А начальники здесь тоже, видно, хорошие… Хоть бы шалашик какой сколотили…"
От этих неприятных мыслей все больше злился боец, но высказать их при политруке не решался.