Однако Шмитц воспринял это новое назначение без особой радости: не по душе ему было то новое направление в деятельности абвера, о котором столько говорил полковник Штольце при последней встрече. По договоренности между Польшей и райхом до сих пор обе стороны лишь в высших сферах координировали разведывательную работу против Советского Союза, а теперь предлагалось установить личные контакты с польскими разведчиками. А он, чистокровный ариец, терпеть не мог поляков и, откровенно говоря, не доверял им. К тому же Шмитц хорошо знал, какая судьба готовится этим новым "друзьям" в недалеком будущем. Но абвер не считается с личными симпатиями и антипатиями своих сотрудников. Придется надевать маску доброжелательности, одновременно готовя удар в спину.
С такими мыслями Шмитц спустился на первый этаж, где хозяева уже ждали его к завтраку.
- Доброе утро, герр Шмитц! Как отдыхали? А мы вот вспоминаем наше знакомство в Италии… - радушно встретил его хозяин, приглашая к завтраку.
И они принялись с присущий немцам деловитостью и аккуратностью священнодействовать за обильным столом.
2
Договорившись с хозяевами об осмотре леса, Шмитц после завтрака поднялся к себе, предусмотрительно закрыл на ключ дверь, достал свой дорожный несессер и занялся делами, о которых знал только он, кое-что поручик дефензивы Морочило и совсем ничего не знал хозяин леса Фишер.
Шмитц улыбнулся, мысленно перечислив свои должности: агент торговой фирмы (для Фишера и ему подобных), военный советник польской армии (для официальных властей) и руководитель имперского отделения разведки (только для абвера).
Он разложил на столе топографическую карту, определил расстояние до советской границы - двадцать километров - и задумался. Потом шагнул циркулем на ту сторону, за Збруч, к узловой железнодорожной станции Раздорожье, отмеченное на карте Штольца вопросительным знаком.
"Большевики. - напутствовал Карла полковник Штольце перед отъездом в Польшу, - говорят, что заперли границу на прочный замок. Но нет такого замка, чтобы немецкий мастер не подобрал к нему ключа. Верно? И ключ этот на вашем участке есть! Подобрал его сам Александер!"
Полковник положил перед Шмитцем досье резидента Южного - Владимира Иосифовича Фризина-Ярченко.
"А не заржавел ли этот ключ? Ведь сколько времени прошло". - про себя подумал разведчик, слушая шефа.
"Вам помогут работники двуйки - это уже согласовано. Наш человек в дефензиве - поручик. Морочило. У них под руками достаточно нужных люден - украинские националисты, белогвардейцы и разные сочувствующие нам элементы. За деньги они сделают нее…"
Он тут же вручил Шмитцу увесистый пакет и дружески похлопал но плечу. "Да помогут тебе бог и наш фюрер! Знай: недалек день, когда немецкий солдат станет на горло всем этим славянским выродкам разным сербам, чехам, полякам и… Понятно?"
И вот сейчас майор Шмитц углубился в детальное изучение "нужных людей". С фотокарточки на него смотрит круглое, почти безбровое лицо молодою человека с плотно сжатыми тонкими губами. Тусклые глаза ничего не выражают.
Много времени прошло с тех пор, как Александер фотографировал его. Теперь по фотографии и не узнать. Разве что сохранилась родинка у самой мочки левого уха…
А может, уже давно подох этот помещичий сын Владимир Фризин? Все может быть. А если и жив, то под какой фамилией числится инженер-путеец на станции Раздорожье? За прошедшие годы многое могло измениться в его отношениях с большевиками.
"Игра вслепую. Одни шанс из тысячи…" - заключил про себя Шмитц и достал фотографии агентов, рекомендованных ему двуйкой.
С первой глянула на него физиономия с узким лбом к массивным подбородком.
"Ну и тип! С такой мордой вышибалой в публичном доме служить, а не в разведку лезть. Еще и усы отрастил… Но для других дел - в самый раз…" - подумал и вспомнил анкетные данные: "Дахно Яким Филиппович, уроженец села Лугины. Бывший капитан царской, а потом белой армии.
Ярый враг большевиков, связан с ОУН".
Шмитц знал о планах седьмого отдела абвера, возлагавшего большие надежды на оуновцев в деле организации диверсий на Украине, но? откровенно говоря, не очень верил этой затее. Главное - создать резидентуру. А такие, как Дахно, для этого не годятся.
"Стар ты, господин экс-капитан, и ОУН здесь не поможет…"
Фотографии отложена в сторону. Та же участь постигла и Коперко-старшего, бывшего владельца кожевенной фабрики в Екатеринославе. И лишь на третьей кандидатуре оживились глаза разведчика.
"Вот с тобой мы наверняка поладим, господин Коперко-младший, если…" - он щелкнул ногтем по фотокарточке и спрятал ее отдельно, припоминая полученные от Морочило сведения об агенте.
Во дворе послышался громкий разговор, кто-то резко кричал на рабочих.
"Это, видимо, он и есть, управляющий Фишера…" - решил Шмитц и подошел к окну. Но сквозь заиндевевшee стекло ничего нельзя разобрать. Набросив на плечи куртку, он вышел во двор.
Перед толпой рабочих стоял плотный человек в лыжном костюме и отдавал какие-то приказания.
- Что пану угодно? - спросил он по-польски, повернувшись к гостю.
Цепкие глаза разведчика несколько секунд ощупывали управляющего. Потом Шмитц вежливо улыбнулся к ответил по-польски:
- Если господин управляющий сможет уделить мне два-три часа, то я с удовольствием воспользуюсь вашей любезностью, чтобы ознакомиться с таким прекрасным имением. Как представитель торговой фирмы интересуюсь лесом, господин Коперко.
Управляющий молча кивнул головой. Затем, отпустив рабочих, подошел к крыльцу.
- Если угодно, господин агент торговой фирмы, мы можем пройтись на лыжах… Увидите, как говорится, товар лицом.
- О! Лыжи - это чудесно! вдруг на чистом русском языке воскликнул Шмитц… Коперко от неожиданности вздрогнул, услышав когда-то родную ему речь. Гость спокойно продолжал: - Если у вас найдется лишняя пара, я с удовольствием прогуляюсь с вами.
- Тогда одевайтесь, лыжи будут, тоже по-русски ответил Коперко.
Так состоялось первое знакомство, цель которого для Шмитца была одна: отыскать затерянный "ключ".
3
Роман Коперко смутно помнит, когда он беззаботно бродил в гимназической форме по широким улицам Екатеринослава. Отец и старший брат Григорий по уши завязли в делах фабрики, а его эта работа не интересовала, он считал ее "грязной", мечтал о блистательной карьере горного инженера, о красивой и богатой жизни…
Но отроческие мечты сгорели в каком-то огненном Он плохо помнит, как это произошло. События тех революционных лет представляются ему словно в тумане или кошмарном сне. Очнулся здесь, в этой заброшенной между холмов и лесов Ольховке. Отец и мать погибли от тифа, как говорит старший браг, устроившийся бухгалтером в имении этого жирного немца Фишера. Григорий и этому рад: есть угол и кусок хлеба.
А каково ему, Роману, с его юношескими мечтами о блестящей карьере? На тридцатом году жизни добиться с помощью брата должности управляющего, блюстителя чужих богатств - слишком мало. За последние годы в поисках своего пути в жизни сталкивался с разными людьми, которые, подобно ему, чувствовали себя здесь, в Польше, словно транзитные пассажиры на узловой станции, когда неизвестно, будет ли нужный поезд. Среди них возникали всевозможные группы и группки, именовавшие себя партиями, организациями, комитетами спасения. Кого и что спасать - едва ли сами организаторы понимали. Все это было видимостью политической деятельности. В одну из таких организаций, созданных из осколков петлюровской армии и разных банд, вовлекли и Романа Коперко. О подлинных целях главарей ОУН он мало знал. Не увлекали его планы создания "самостийной Украины". Какое ему дело до Украины, когда от фабрики его отца за эти годы, должно быть, и следа не осталось?
Однако его честолюбивой, экспансивной натуре нравились смелые, как ему казалось, действия оуновцев против Советов. Он и сам несколько раз участвовал в бандитских налетах на приграничные советские села, усматривая в этой видимости политической борьбы даже что-то романтичное.
После убийства польского министра и суда над Степаном Бандерой случай свел Романа с поручиком Морочило, а затем и с работниками двуйки. Оказалось, что польские паны тоже претендуют на Украину, спят и видят Речь Посполиту "от моря до моря". С кем же ему идти?
Этого Коперко не в состоянии был решить и теперь сам себе не мог объяснить, кому служит. И уж совсем не мог допустить мысли, что поручик из дефензивы является агентом немецкой разведки. И когда тот предупредил вчера о предстоящей встрече с представителем немецкой торговой фирмы, Роман насторожился, смутно догадываясь о подлинных целях этой фирмы. Однако внешне ничем не выражал своей озабоченности, ждал большого разговора. И разговор состоялся. Невинный, на первый взгляд, даже немного игривый. Однако…
Оба настороженно прощупывают друг друга, стараясь определить меру возможной откровенности в предстоящем разговоре.
- Вы прекрасно ходите на лыжах, господин Коперко. - по-русски сказал Шмитц, останавливаясь и вытирая вспотевшее лицо.
- Как и положено бывшему инструктору лыжного спорта, деланно безразличным голосом ответил Роман на немецком языке, бесцеремонно разглядывая гостя.
- И не менее прекрасно владеете немецким языком…
- Как вы русским, между прочим.
Оба рассмеялись. Ледок настороженности начал таять.
- Как вам понравился лес? Какие породы интересуют фирму? - с явной иронией спросил Коперко, напрашиваясь на откровенность.
Но Шмитц не спешил. Надо продумать, разобраться в первых впечатлениях.
- Лес прекрасный. Заходите вечером, тогда и потолкуем о лесе. Вы очень интересный собеседник, господин Коперко. Ауфвидерзейн!
Управляющий пришел точно в семь. И столковались они быстро. Через неделю после этого разговора на левом фланге тридцатой и были обнаружены лыжные следы и странная записка неизвестного "пшиятеля".
Начальник польского пограничного кордона Болеслав Щепановский, недавно получивший первый офицерский чин, не увлекался высокой политикой. Трудный путь от рядового жолнера пограничной стражи к офицерскому положению не способствовал развитию его воинского честолюбия, о генеральском жезле в ранце не мечтал. Частые провокации на границе считал бессмысленной и ненужной затеей. Они только обостряют отношения между соседями, вызывают дипломатические осложнения, запросы в сейме…
"Черт знает, что делается… И кому эго нужно?" - подумал он и на этот раз, получив из штаба пограничной стражи приказание обеспечить условия для прохода человека на другую сторону Збруча.
А когда встретил после этого в приграничной зоне незнакомого немца в сопровождении поручика Морочило, подумал, что это и есть тот человек. Не зная закулисной игры разведок, возмутился и решился на поступок, который при его служебном положении считался тягчайшим преступлением. Однако молодой человек не считал это преступлением против своей совести и своего народа. Никаких планов, никаких особых намерений у Щепановского не было. Просто поступил именно так, а не иначе по неясному, точнее - неосознанному велению сердца…
Руководитель имперского отделения разведки с помощью Морочило разработал план операции до мельчайших подробностей. Появление в поместье жандармов и "арест" Романа Коперко обеспокоил и немного напугал хозяина. По мнению Фишера, политикой балуются только бездельники. А старший брат Романа Григорий совсем опечалится:
- Ни за что схватили Ромася, - жаловался он соседям. - Там и замордовать могут…
- А то ведомо, пан Коперко. Им только попадись в лапы…
Но больше всех тревожился Яким Дахно: если Романа арестовали за недавний инцидент на границе, то его, Дахно, тоже могут схватить, ведь они вместе готовили диверсию…
Пока старший Коперко оплакивал брата, а Дахно до полуночи ворочался на постели, раздумывая над неожиданным арестом управляющего: тот, использовав метель, проскочил границу и, минуя Лугинскую МТС, повернул на юго-восток.
Где-то на полдороге к Збручску пришлось пролежать минут двадцать в снегу: со стороны города показался прыгающий свет автомобильных фар - шла машина.
"И кому в такую свистопляску понадобилось пробиваться к границе? Неужели заметили?" - напугался Роман и нажал на лыжи, когда проскочила машина.
Рассвет настиг его за Збручском. Так и планировали они со Шмитцем. Остановка в городе исключена. Рано или поздно чекисты обнаружат следы и поставят на ноги всех своих работников. Этот майор, видно, собаку съел в подобных делах. Да и он, Роман, за последние годы многому научился. Главное - как можно дальше уйти от границы, запутать следы.
Зарыв в снегу лыжи и накидку. Коперко вышел на дорогу. Уже совсем рассвело. Ветер немного притих. Идти тяжело, ноют ноги, спина, сумка с каждым шагом тяжелеет. Позади и впереди - ни души.
"Скверно, - подумал Роман. - Слишком заметен одинокий путник в поле. И укрыться негде…"
Несколько минут спустя оглянулся и вздрогнул: примерно в километре шел за ним грузовик, разбрасывая в стороны рыхлый снег. Бежать поздно. Сошел на обочину и поднял руку.
- Куда? - крикнул шофер, выглянув из кабины.
- На Раздорожье…
Взглянув на пустой кузов, Коперко успокоился, но следил за каждым движением молодого парня, залезая в теплую кабину. Шофер молча смотрел вперед, не проявляя никакого интереса к случайному попутчику. В Раздорожье прибыли задолго до наступления темноты. Машина остановилась против буфета. Коперко начал рыться в кармане, поглядывая на шофера, но тот отрицательно покачал головой.
- Здесь можно погреться и перекусить, - подмигнул он Роману, когда тот легко выпрыгнул из кабины. - Жаль, некогда, а то бы и я составил компанию.
Машина умчалась, а Коперко проводил ее глазами и поспешил к рыночной площади. Здесь легче затеряться средь базарной сутолоки.
"Ну, господин Фризин, или как там тебя величают, встречай нежданного гостя… - Немного подумал и сам себе возразил: - Почему нежданного? Раз в таком деле увяз, должен каждый день, каждую минуту ожидать весточки от хозяина. И так до смерти. А вот смерть твоя действительно может наступить неожиданно… - Криво улыбнулся, вспомнив наставления Шмитца. Да и без наставлений знал, что ожидает агентов, выбывающих из "игры" вопреки воле хозяина. - Великодушия в нашей игре не от кого не жди".
Потолкавшись между разношерстной публикой, Коперко уже в сумерки побрел к вокзалу. Здесь полно людей. Одни толпятся у касс, другие с узлами, мешками, чемоданами расположились в залах ожидания, даже в проходах. Шум, гам, сутолока, смешались прибывающие и отъезжающие пассажиры. Протискиваясь между ними, обошел все помещения, приметил, где находится диспетчерская: по данным Шмитца, там и следует искать Фризина-Ярченко.
Когда началась посадка на очередной поезд, толпа хлынула на перрон, торопливо растекаясь вдоль прибившего состава. В такой суматохе Коперко незаметно пробрался к южному крылу вокзала, завернул в коридор и остановился перед дверью с табличкой: "Старший диспетчер. Вход посторонним воспрещен".
Прислушавшись, он резким движением дернул на себя дверь, вошел в комнату и сразу повернул ключ в замке. Не выпуская из рук сумки, ждал, пока освободится диспетчер.
За столом стоял Фризин-Ярченко (это не вызывало никакого сомнения у Коперко) и разговаривал с кем-то по телефону, прижав к левому уху трубку. Его глаза с характерным прищуром вопросительно смотрели на вошедшего. Окончив разговор, повесил трубку и, не садясь, сухо спросил:
- Что вам угодно?
Теперь у самой мочки левого уха четко выделялась извилистая родинка. Значит, ошибки быть не может.
- "Надо переадресовать багаж. Помогите", - раздельно и многозначительно произнес Роман каждое слово пароля, не спуская глаз с диспетчера. Тот даже бровью не повел, словно не понял, к кому обращается посетитель.
- Вы ошиблись, дорогой товарищ, промолвил все тем же бесстрастным, сухим тоном. - Здесь не багажная касса. Обращайтесь туда…
"Завидная выдержка, подумал Коперко. - Не такой уж он пентюх, как с виду кажется". И, приблизившись к столу, с улыбкой упрекнул:
- Не годится так встречать гостей, господин Фризин… Именно к вам у меня дело, Владимир Иосифович.
И на этот раз ничем не выдал себя диспетчер, только подошел к двери, чтобы повернуть ключ, но она оказалась закрытой. Пытливо осматривая гостя. Фризин-Ярченко многое перетряхнул в памяти за эту минуту. Столько лет ожидал посланца из того мира, уж и надежду потерял, думал, забыли. В годы коллективизации в самый бы раз ему явиться - не дождался.
А теперь - не то время.
- Так что же вам от меня нужно?
- Лично мне - сущие пустяки: какая-нибудь работенка поблизости от границы. А полковнику Александеру от Южного…
- Об этом потом. Здесь нельзя оставаться ни минуты. Вот вам ключ. Запомните адрес… - Он назвал улицу и номер дома и, порывшись в кармане, передал ключ. - Это недалеко, разыщите. Если из соседей кто поинтересуется, - вы из Одессы, родственник покойной жены. И запомните: хозяин дома, то есть я, Афанасий Семенович. Фамилию знаете. Буду, - он взглянул на большие настенные часы, - в семь. Идите.
Говорил спокойно, чеканя каждое слово, как передают приказ. Оно так и было. Резидент приказывал своему агенту. Коперко слушал с явным удовольствием. Именно таким должен быть разведчик. Не торопясь, он бесшумно открыл дверь и исчез.