Мужчина вздрогнул и бросился бежать, но через несколько шагов споткнулся о ногу Келера и растянулся на земле. Штейн схватил человека за руку и повернул лицом к свету.
- Черт возьми, казарменный истопник Болтин!
Щелкнули наручники.
- Идемте, господин Болтин! Игра проиграна.
В воскресенье солнце палило нещадно. В воздухе пахло грозой.
Ганни проснулась рано. Ее мысли вернулись к событиям последних дней.
Она закрыла глаза и увидела Рэке. В пятницу он ждал ее после работы. Они разговаривали в той самой комнате, где она узнала о ранении Фрица и смерти Френцель. Рэке не пытался оправдать Фрица…
Через несколько часов она увидит Фрица. Ганни боялась этой встречи и ждала ее.
Девушка надела свое лучшее платье и нарвала букет цветов. Поцеловала мать, потом подошла к отцу. Франц Манегольд смотрел себе под ноги.
- Отец! - Ганни заставила Манегольда посмотреть ей в глаза.
- Это необходимо, дочка? Бегать за ним? Ну, тебе виднее!
- Он не может прийти, отец. Я должна пойти к нему, пойми же меня!
- Ну иди, но возвращайся.
Ганни продолжала смотреть на отца.
- Ну, - вырвалось у старика, - ну хорошо, иди же! Передай этому ветрогону привет и пожелай здоровья. - Манегольд хотел сказать еще что-то, но раздумал.
Ганни бросилась к нему и крепко поцеловала.
- Спасибо, отец!
- Если ты не поторопишься, тебе придется идти пешком, - пробурчал он, но Ганни уже не слышала отца.
- Послушай, Франц, что бог соединяет, человек не должен разъединять. - Лене улыбнулась.
- Бог, - пробурчал старик, - бог! Их соединяет кое-что другое…
* * *
Волнение прихожан усиливалось по мере того, как приближался час службы. Пастор Хинцман приехал на следующий же вечер после памятной ночи в Хеллау. С высоко поднятой головой и серьезным выражением лица прошел от автобусной остановки до дому. С тех пор никто его не видел.
Еще до того как начали звонить колокола, призывая к богослужению, прихожане, перешептываясь, группами потянулись к церкви. Вскоре она была заполнена до отказа. Даже те, кто уже давно не ходил в церковь, пришли в этот раз. Высокие своды наполнял мерный шум голосов, что было необычным для церкви, где, как правило, царила тишина.
Некоторым древним старушкам, сидевшим в первом ряду, это не нравилось. Шум в церкви считался богохульством. Одна из них не вытерпела и обернулась, угрожающе подняв высохший палец, но никто не обратил на нее внимания. В гневе старушка вновь повернулась к алтарю, перекрестилась и застыла.
Внезапно шум прекратился: появился пастор. Он шел к алтарю с опущенной головой и сложенными на груди руками, беззвучно шепча молитву. Прошло несколько минут, прежде чем он выпрямился и повернулся к своей пастве. Глаза его горели лихорадочным блеском.
Таким Хинцмана еще не видели. Старики, правда, могли бы вспомнить, как пастор служил траурную мессу по Бауману и другим немецким патриотам. Тогда в его глазах горели такие же огоньки.
Голос пастора был тихим.
- Да простит мне бог, дорогие прихожане, если сегодня я буду говорить с вами иначе, чем принято. Все мы были свидетелями ужасных событий, и в них нам следует узреть перст божий. Он указывает нам путь, которым мы должны идти.
Старуха, грозившая пальцем, уставилась на пастора широко открытыми глазами. Что с ним? Злой дух в него вселился, что ли? Она перекрестилась, и четки выпали из ее дрожащих рук. Губы беззвучно шептали молитву.
- Разве люди, лишенные стыда и совести, не осквернили нашу скромную часовню, приют божий, и не использовали ее для своих грязных целей? Разве не позор, что один из нас оказался предателем? Все мы виноваты перед богом! - Хинцман перекрестился. - Этого человека не остановили ни святость мест, ни мое присутствие. Я сам в неведении протянул ему руку. Да простит мне бог! Но не надо искушать господа! Своей рукой он наказал преступников и принес нам просветление. Не будем отчаиваться и направим наш взор туда, где мир и счастье всех людей являются высочайшим благом. В духовном мире мы разъединены, но существует более могучая сила, которая соединяет нас, - это мир на земле! Презрим власть, которая не боится осквернить дома господня и превратить его в место своих преступлений! Отвернемся от людей, которые приносят нам погибель и клевещут на своих ближних! Проверим себя, действовали ли мы в соответствии с заповедями нашей веры, не были ли предвзятость, преднамеренность и злая воля причиной всех неугодных всевышнему действий. Искупим грехи наши, добросовестно выполняя долг свой по отношению к церкви и власти, назначенной богом. Только так, уповая на волю божью и с божьей помощью, можем мы предотвратить бедствия, подобные перенесенным. А теперь помолимся, попросим прощения у всевышнего и поблагодарим его за то, что он принес нам просветление и озарил умы наши. Аминь! - Со скрещенными руками Хинцман склонился перед алтарем. - Отче наш, иже еси на небеси…
Церковь уже опустела, а обидчивая старушка все еще сидела на скамейке и перебирала четки. Церковный служка со сгорбленной спиной подошел к ней.
- Проповедь окончена, матушка Анерт.
Она со злостью посмотрела на него.
- Проповедь… Антихрист вселился в пастора! Я ухожу. - Не переставая браниться, она засеменила к двери, обмакнула палец в сосуд со святой водой. - Ничего себе проповедь! В пастора определенно вселился злой дух!
Хинцман вопреки своим привычкам сразу же ушел из церкви. По дороге к нему присоединился Корн. Когда они подошли к развилке, Корн посмотрел на пастора и сказал:
- Это была хорошая проповедь, господин пастор!
- Все мы, господин Корн, повинуемся воле бога. Они попрощались. Каждый пошел своей дорогой.
* * *
Двадцать вторая палата районной больницы была светлой и уютной. Фриц лежал на кровати и с болью думал о девушке, которую потерял. Он сам разрушил свое счастье…
У Фрица последние дни было много посетителей. Мать приходила уже два раза. Были Берген, Рэке и другие товарищи. Теперь он знал, что преступники пойманы, а Барбару застрелили. Фриц не знал только одного - что застрелил шпионку он сам.
Были у него и товарищи из органов государственной безопасности.
Фриц посмотрел на часы. Десять часов. После обеда, наверное, придет мать. Придут, видимо, и товарищи из Франкенроде. В глубине души Фриц надеялся, что придет Ганни.
Вошла сестра.
- К вам пришли. Вы сможете принять?
- Разумеется, сестра. Всегда пускайте ко мне!
Только когда она вышла, Фриц вспомнил, что сейчас неприемные часы. Вероятно, это кто-нибудь из товарищей или мать.
В дверях стояла Ганни в нарядном платье.
- Ганни! Ты?
- Да, Фриц. - Она медленно подошла к нему.
- И… ты все знаешь?
Она кивнула.
- И все-таки пришла?
- Да, потому что я все знаю.
Фриц привлек к себе девушку и поцеловал. Только сейчас он заметил цветы в ее руках.
- Какие чудесные цветы, Ганни! Спасибо. Они алые. Ты знаешь, что ты мне подарила?
Девушка покраснела.
- Фриц, как ты себя чувствуешь? Тебе очень больно?
- Вот уже три минуты, как я здоров, Ганни. Скажи, ты сама решила прийти ко мне?
- В пятницу у меня были Рэке и Керн. Они-то и рассказали мне все. Я сначала отчаялась, но потом…
- А ты пришла бы, если бы тебе никто ничего не сказал?
- Не знаю. Возможно… Ну, хватит об этом.
- Я не стою того, чтобы ты ко мне приходила. Мне стыдно, я…
- Все было специально подстроено, Фриц. Но теперь никто не стоит между нами. Ты не должен отчаиваться. Ты же не мог иначе! Ведь она же первая выстрелила!
До Фрица не сразу дошел смысл слов Ганни. Он резко поднялся.
- Ганни, о чем ты говоришь? Она выстрелила первая… Значит ли это… Скажи же!
Только сейчас Ганни поняла, что совершила ошибку, но отступать было поздно.
- Ты не ослышался, Фриц. Мне и в голову не пришло, что ты ничего не знаешь. Ты ведь сам… застрелил ее.
- Я убил Барбару?! Я?.. Почему мне до сих пор не сказали?!
Тяжело дыша, Фриц откинулся на подушки. Он увидел искаженное ненавистью лицо шпионки, ее пистолет… Падая, он, кажется, успел выстрелить…
- Спасибо тебе, Ганни. Это хорошо, что именно ты сказала мне правду.
Когда через час появилась сестра, им показалось, что прошло всего несколько минут.
- Можно мне прийти сегодня в приемные часы?
- Конечно. А сейчас я попрошу вас уйти. Больному нужен отдых.
- Сегодня придет моя мама, Ганни. Вот она обрадуется!
- А я приду часика через три.
Он поймал ее руку и поцеловал.
- Я так счастлив, Ганни…
Фриц долго смотрел на дверь, за которой исчезла Ганни. Его мысли вернулись к Барбаре Френцель. Сначала он увлекся ею, потом стал ненавидеть. Постепенно прошлое стало вытесняться настоящим.
В комнату вошел капитан Штейн.
- Добрый день, товарищ Кан! Ну как, дело идет на поправку? Что у вас новенького?
- У меня была Ганни.
- Ну, тогда вас можно поздравить. - Штейн подвинул стул к кровати. - Товарищ Кан, мне нужны некоторые сведения. Расскажите, пожалуйста, о ваших отношениях с этой Френцель. Вы знаете, что она убита?
Фриц кивнул:
- Да. Это я убил ее.
- Кто вам сказал?
- Ганни. И это даже лучше. Когда-нибудь я все равно узнал бы…
- Вы также ранили агента Фишера, он же Штаутер. Своими быстрыми действиями вы спасли жизнь вашего командира.
Фриц насторожился. Штаутер? Неужели так много Штаутеров? Он вспомнил человека с багровым шрамом на правом виске, с которым познакомился в поезде, когда ехал в отпуск. Штейн заметил его недоумение.
- Если вы еще недостаточно окрепли, мы можем поговорить завтра, товарищ Кан.
- Нет, нет, товарищ капитан. Я просто вспомнил об одном человеке. Его тоже авали Штаутером. Он был в концентрационном лагере при нацистах.
Штейн с удивлением посмотрел на Фрица.
- У него на виске был шрам?
- Да. Он рассказал мне, что сидел в концентрационном лагере Дахау.
Штейн не мог скрыть волнения:
- А о чем вы еще говорили?
- О Берлине, о фотоаппаратах… Потом он начал рассказывать мне о своей жизни.
- Почему вы заговорили о фотографии?
- У меня была с собой "Практика", а он показал мне свой фотоаппарат - подарок американского офицера.
- А больше он ничем не интересовался?
Фриц покачал головой:
- Нет. Штейн встал:
- Товарищ Кан, вы сможете выдержать очную ставку?
- Да, конечно.
Когда через час дверь палаты открылась, введенный мужчина чуть не вскрикнул от неожиданности.
- Вы знаете этого человека? - спросил Фрица капитан Штейн.
- Это… это Штаутер, с которым я познакомился в поезде.
Штейн обратился к Фишеру:
- Что вы можете сказать?
Фишер побледнел и опустил голову.
- Ладно, слушайте! Я сидел в соседнем купе и слышал, как этот пограничник разговаривал со своим другом. После этого я заинтересовался именно этим участком границы. В Ютеборге я пересел к нему в купе, узнал его имя и сфотографировал его. Остальное вам известно…
* * *
Юрген Корн был в отпуске. Он только что встал. Мать готовила сыну завтрак.
- Юрген, иди, кофе остынет!
- Иду, иду, мама!
Юрген так увлекся пирогами, что не услышал, как к дому подъехала машина. Когда в дверь постучали, он насторожился. Кто бы это мог быть?
- Войдите.
В дверях стоял старший лейтенант пограничных войск.
- Доброе утро! Корны здесь живут?
Юрген поднялся:
- Да.
Это был, скорее, вопрос, чем ответ.
Офицер подошел к Юргену и протянул ему руку:
- Вы Юрген Корн?
- Да. А что такое? Что-нибудь случилось?
Офицер улыбнулся:
- Вы нужны нам. Можете поехать со мной?
- Сейчас! - Юрген быстро надел куртку и с тоской посмотрел на гору пирожков. - Я готов. - В сенях они столкнулись с фрау Корн. Она услышала голоса и спустилась по лестнице.
- Опять что-нибудь случилось? - испуганно спросила она.
- К обеду ваш сын вернется целым и невредимым, - успокоил ее офицер.
Когда они сели в машину, офицер - он сидел рядом с шофером - обернулся назад и сказал:
- Извините, я так и не представился. Старший лейтенант Шнейдер.
Машина на большой скорости поднималась по горе Хеллау. На мосту перед погранотрядом она остановилась.
Пограничников не было видно. Только дежурный вышел и что-то доложил.
- …Товарищ полковник уже говорит… - смог уловить Юрген.
- Идемте быстрее! - сказал Юргену старший лейтенант. Они поспешили к клубу, но там никого не оказалось. Отряд был выстроен на плацу. Перед пограничниками стояли два офицера. Тот, что был пониже, говорил. Через несколько секунд Юрген уже знал, о чем шла речь. "Наверное, это тот самый полковник, о котором докладывал дежурный", - решил он.
С бьющимся от волнения сердцем Юрген смотрел, как несколько человек вышли из строя - Берген, Улиг, Вальдауэр, Унферихт и другие. Юрген увидел три золотые звезды на погонах полковника, когда тот повернулся к столу, покрытому красным сукном. На столе лежало несколько коробочек.
Когда Берген и остальные вышли вперед, полковник говорил о том, что из-за неосторожности ефрейтора Кана внимание шпионов было привлечено именно к этому участку границы, но в решающий момент Кан своими действиями доказал верность рабоче-крестьянскому государству.
- Ефрейтор Кан приказом министра внутренних дел награждается значком "Отличник немецкой народной полиции". Я вручу ему этот значок после полудня. Но, товарищи, происшедшее должно послужить нам хорошим уроком. А теперь… - Он обернулся и махнул Шнейдеру.
- Идемте быстрее! - Шнейдер схватил Корна за руку и потянул за собой. Через несколько секунд Юрген, красный от волнения, стоял перед строем рядом с полковником. Взгляды всех были устремлены на него. Словно откуда-то издалека доносился до Юргена голос полковника, который говорил о пограничниках и жителях Хеллау.
За задержание преступника и за решительные действия при тушении пожара Юрген Корн награждается медалью "За образцовую пограничную службу" и, кроме того, получает денежную премию - двести марок!
Офицер подошел к Юргену и пожал ему руку.
Лишь когда медаль засверкала на спортивной куртке Юргена Корна, он обрел дар речи. Вытянулся по-военному:
- Товарищ полковник, я бы хотел стать пограничником!
Офицер еще раз пожал ему руку и кивнул:
- Вы свободны, товарищ Корн!
Было начало июля. На скошенных лугах снова пробивалась трава, на опушке леса паслось стадо коров. Полуденное солнце палило нещадно. Под высокой грушей, за заставой, в тени лежал Берген.
На сердце у него было тяжело: вчера из его отряда ушли три лучших пограничника. Вальдауэр, Зейферт и Заперт были направлены в унтер-офицерскую школу для повышения квалификации.
С тех памятных дней многое изменилось. Как и прежде, часовые несли службу, но теперь они относились к ней: по-иному. События той страшной ночи многим открыли глаза.
Тогда-то Вальдауэр, Гросман и Керн подали заявление о приеме их в кандидаты партии. Теперь они уже в ее рядах. Крестьянский кооператив вырос и окреп. Изменилось и отношение жителей деревни к пограничникам.
Шум легковой машины прервал ход мыслей Бергена. Он поднялся и посмотрел на деревню. Это была машина начальника отряда.
Берген надел фуражку и одернул мундир. Он до сих пор не верил, что ему предстоит разлука с человеком, с которым он как-то особенно сроднился за последние полгода. Тем временем из машины вышли командир и… Фриц Кан. От радости Берген даже вскрикнул,
Но что такое? Из машины выскочил незнакомый молодой офицер. Он захлопнул дверцу и огляделся. Движением руки Рихнер попросил обоих следовать за ним. После доклада Бергена начальник протянул ему руку и представил вновь прибывшего:
- Знакомьтесь: младший лейтенант Бош. Заодно я привез вам и вашего героя.
Берген пожал ефрейтору руку, а затем познакомился с младшим лейтенантом Бошем.
- Пойдемте, товарищ Берген, я спешу, - сказал Рихнер.
Лейтенант Рэке, читавший книгу, при их появлении встал по стойке "смирно".
Затем последовал серьезный разговор.
- Товарищи офицеры, как вам известно, при последней контрольной проверке было установлено, что на заставе в Эрленбахе в данное время не все обстоит благополучно. Я имею в виду политическую и боевую подготовку. О причинах этого не буду говорить: они вам известны.
Берген начал вертеть в руках карандаш.
- Мы долго думали, - продолжал Рихнер, - и решили направить вас, товарищ Рэке, в Эрленбах на должность заместителя начальника заставы по политчасти. Как вы к этому относитесь?
Подумав, Рэке поднял голову. Лицо его было серьезным.
- Я готов служить там, где это нужно партии, товарищ майор. Когда я буду откомандирован?
- Чем скорее, тем лучше, - ответил Рихнер и повернулся к Бергену: - А вы, товарищ младший лейтенант?
Берген всеми силами старался не выдать волнения. Вчера Вальдауэр, Зейферт, Заперт… Сегодня тот, кто ему еще дороже. Друг и советчик…
Берген ответил глухим голосом;
- Приказ есть приказ, товарищ майор. Если надо…
- Хорошо, товарищи. Меня радует, что вы понимаете обстановку. Другого я и не ждал. - Майор улыбнулся. - Впрочем, Эрленбах не на другом конце света. Для настоящих боевых друзей несколько километров - не помеха. Теперь несколько слов об организационной стороне дела. Товарищ Бош приехал к нам из политшколы. Он будет работать замполитом. Сдать дела и приступить к работе на новом месте вы должны за четыре дня, то есть до понедельника. К тому же завтра к вам прибудет старший лейтенант Шнейдер. Он будет находиться здесь в первые дни после вашего откомандирования, товарищ Рэке…
Мария Фобиш ходила опечаленная. Все вокруг говорили, что Юрген на следующее утро с первым автобусом уедет. По возвращении он будет уже в форме пограничника.
- А что будет потом?
В тот вечер Мария окончательно поняла, что любит Юргена.
Девушка надела кофту и вышла на улицу. Она больше не могла сидеть дома. Может быть, он на улице? Тогда ей удастся поговорить с ним.
На перекрестке, где дорога поднималась к часовне, они неожиданно столкнулись друг с другом. И хотя оба желали этой встречи, от смущения не могли вымолвить ни единого слова.
Юрген протянул Марии руку.
- Добрый день, Юрген.
- Мария, давай немного пройдемся? Я думаю…
Она кивнула. Они стали медленно подниматься к часовне.
- Ты завтра уезжаешь, Юрген?
- Да. Завтра…
- Понравится ли тебе?
- А почему мне может не понравиться?
- Да я просто так…
Не сговариваясь, они свернули в сторону и пошли вдоль пастбища к мелколесью. "Здесь я видел Фрица Кана с Барбарой", - подумал Юрген.
Мария, словно угадав его мысли, сказала:
- Я была у Ганни. Фриц должен вернуться сегодня или завтра. Она счастлива. На следующей неделе Ганни собирается с ним в Берлин, к его матери.
Солнце уже зашло за Росберг, когда Мария и Юрген подошли к лесу. Юрген остановился.
- Присядем?
Оба молча сели на землю и стали смотреть на звезды. Каждый старался угадать мысли другого.
- Почему ты молчишь?