Скрывавший свое подлинное лицо пекинский ставленник Хоанг Ван Хоан, бежавший в августе 1979 года из Вьетнама в Китай, провозгласил себя чуть ли не "отцом вьетнамской демократии" и призвал к свержению КПВ, потребовал "новой революции" для Вьетнама…
Возвращение в Ханой через Хайфон совпало с циклоном. Ветер нагнал свежую прохладную воду из открытого моря в Хонгайский залив. Из красной и теплой она стала темно-зеленой и прохладной. Горизонт высветило. Джонки, ходившие в бакштаг вдоль берега, круто клало под ветер. На всем побережье удвоили посты воздушного наблюдения и оповещения. Ждали налетов китайской авиации, в особенности на портовое хозяйство и промышленные предприятия.
3
УАЗ вздымал колесами буруны не меньше, чем катера на море, откуда я только что возвратился. Висячий мост близ Бендона, называемый "Зиа фу", вопреки нашим слабым надеждам, оказался обрушенным. Вьетнамская пехота перешла реку по грудь в воде, артиллерию протащили по понтонному мосту, который, едва прошли войска, разобрали. Предстояли новые переправы через бурные реки. А пока приходилось на полных оборотах двигателя гнать машину на второй скорости по каменистому дну вдоль берега в поисках пологого ската, чтобы выбраться наверх. Вода плескалась на полу под ногами, заливала ботинки.
Все-таки мы завязли в липкой глине северо-восточного берега какого-то притока реки Красной. Колеса зарывались в грунт, и машина угрожающе сползала назад к воде. Нас заметили с другого УАЗа, обмотанного замызганными повядшими ветками. В ней ехал знакомый оператор ханойского телевидения Ле Фук Нгуен, усталый, с рукой на перевязи, исхудавший и загоревший до черноты.
- Наступаем! - крикнул он сверху, пока водители сцепляли тросом его и нашу машины.
Расстелили на траве карту, и Нгуен показал, где, по его наблюдениям, следует остерегаться оставленных китайцами минных ловушек. Он водил сбитым в кровь пальцем, заклеенным пластырем, по карте, от которой почему-то сильно пахло "тигровой мазью", называл населенные пункты, направления наступления вьетнамских частей, а я все никак не мог отделаться от какого-то странного ощущения. И вдруг понял: кругом было тихо. Журчала вода внизу. Ветер гнал набухавшие дождем облака и сваливал их куда-то за реку, в направлении города Фолу. Я отвлекся от карты, слушал непривычную тишину. Действительно, здесь больше не стреляли.
Нгуен перестал говорить. Да, кажется, наступает конец боям. Мы оба улыбнулись.
- Ну, вот вам сводка по провинции Као-банг, - сказал Нгуен. - Что происходит здесь, в Хоангльеншоне, я рассказал, да и сами посмотрите. А я поехал в Ханой, пока материал мой "не прокис".
Про Каобанг в сводке сообщалось, что как город этот великолепный провинциальный центр фактически перестал существовать. В переводе Каобанг - название, которое еще иногда произносят и "Каобинь" - означает "царящий мир". По берегам двух сходящихся в нем рек Хьен и Банг лежали пепелища. Мосты китайцы разрушили. На месте провинциального госпиталя - руины. Взорвано двухэтажное здание детского сада, от школы-семилетки остались искореженные металлоконструкции. Буддистский храм, католическая церковь, механический завод и холодильный комбинат - все было уничтожено. Вывезено оборудование автомастерских. Вытравлены и вытоптаны танками и пехотой агрессоров сотни гектаров знаменитых табачных плантаций, сожжены сигаретные фабрики.
"Немногие спасшиеся чудом жители, - писалось в сводке, - рассказывают, что вслед за танками китайские солдаты ворвались в город на грузовиках и вывезли все, что только можно было стронуть с места: мебель, одежду, домашнюю утварь и даже кафель с полов. Отступая, они разрушили и сожгли все городское хозяйство, так что у местных жителей осталось лишь то, что было на них надето. 82-летний старик и 75-летняя старушка, прятавшиеся в подвале дома номер 245 на улице Фоку, рассказали, что китайцы взломали дверь и, ворвавшись в дом, вытащили велосипед, радиоприемник, будильник и всю одежду. Мародеры прихватили даже банку недоеденного сала.
Людей, не успевших эвакуироваться, зверски убили. Китайцы уничтожали коров, свиней, кур. Отбросы валяются повсюду. Перед уходом враг заминировал все дороги и проходы, ворота и двери домов…"
И так далее, страница за страницей.
Вскоре мы все увидели собственными глазами.
Поскольку не было ясно, освобожден ли от врага Лаокай, мы с переводчиком Фам Ку-анг Винем приняли решение двигаться к Фолу, городку с 5 тысячами жителей, расположенному на шоссе номер 7, а оттуда, переправившись через Красную, попытаться, если не напрямую, то по боковым проселкам, как можно ближе выйти к двигавшемуся на север фронту.
Прибыв в Фолу, вначале я даже не сообразил, что мы уже в этом городке, находящемся в 34 километрах от границы. Города не было. Я вышел из машины на бывшей центральной улице, затянутой черной гарью. Несколько ополченцев тянули по рельсам железной дороги, пересекающей Фолу, вагонетку с лежавшими на ней грудой китайскими обезвреженными минами. Рельсы на многие километры были иззубрены взрывами динамитных зарядов.
На набережной реки Красной наши шаги гулко отдавались на булыжной мостовой, вокруг которой тоже ничего не было, если не считать гор щебня и пепла. Уцелели голубятня на задворках да ворота с надписью "Объединение по производству электромеханических приборов". Вот и все, что осталось от оживленного городка, стоящего на пересечении шоссейных, речных и железнодорожных путей. Уничтожено было все: административные здания, библиотека - истерзанные книги валялись по всему кварталу, жилые строения. Словно издеваясь, оккупанты оставили нетронутыми легкие хижины из бамбуковой дранки, мазанки, стоящие неподалеку от паромной переправы.
- Взрывали захватчики не торопясь, расчетливо, - рассказывал член парткома Фолуского уезда Нгуен Ким Да, встретившийся нам в группе ополченцев-минеров. На побледневшем лице его выделялись влажные, глубоко запавшие глаза. Он едва поднимал фиолетовые набухшие веки. - Сделано все, чтобы предельно затруднить будущие восстановительные работы. Могли ли мы спокойно смотреть на так называемый "отвод китайских войск"? Заходили вражеским колоннам с флангов и с тыла и били агрессора, как только могли…
13 марта, когда китайцы, покидая Фолу, переправлялись на противоположный берег реки Красной, разведчики насчитали у них около 75 носилок. Китайское командование издало строжайший приказ по своим войскам: все убитые в форме НОАК, вся поврежденная боевая техника с иероглифами "чжунго чжицзао" - "сделано в Китае" - должны любой ценой вывозиться на китайскую территорию.
Нгуен Ким Да назвал нам имена комсомолки, уничтожившей пять китайских солдат, отца и сына, которые вылавливали вражеских лазутчиков. Обоих мы увидели на пароме, перевозившем наш УАЗ, Паромщики ловко управлялись с маломощным подвесным мотором. Орудуя длинной дейдвудной трубой, словно шестом, они исхитрились причалить на противоположном берегу не так уж далеко от взорванного причала. Снесло нас метров на триста. У моториста и его сына поблескивали на гимнастерках новенькие ордена.
В заречье пошли поля, истыканные воронками, заваленные искромсанной боевой техникой, трупами буйволов, холмиками еще не оформленных братских могил вьетнамских воинов. Вздыбился грузовик БелАЗ, завязший задним мостом в трясине рисового поля. Резина па передних колесах горела, несло вонючей гарью. Попался мотоцикл Ижевского завода, раскатанный танком в лепешку. Затем мы нырнули на каменное русло ручья у взорванного моста и въехали на территорию полыхавшего рисового элеватора. Запах горящего зерна дурманил. Это был главный продовольственный склад уезда Баотханг.
Вместе с минерами мы обходили груды загубленного продовольствия. Первые ополченцы, начавшие было спасать гибнущее зерно, тушить пожар, подорвались на минных ловушках. И теперь саперы никого пе подпускали к элеватору. Сами оттаскивали в сторону, что могли…
Поистине мертвую зону проезжали мы вслед за наступавшими вьетнамскими частями. Пустые, обезлюдевшие, сожженные деревни, эвкалиптовые и бамбуковые рощицы, "сбритые" по верхушкам снарядами на протяжении многих километров.
- Захватчики нанесли огромный ущерб, - сказал встреченный у элеватора член народного комитета провинции Хоангльеншон Нгуен Нгок Бить. - Китайцы уничтожили буквально все: электростанцию, цементный завод, консервную фабрику, предприятие по производству технических масел, десятки мастерских, госхозов, кооперативов и ферм. Полностью растащено или уничтожено оборудование на апатитовом руднике Камдыонг…
В этот город мы въехали в середине дня, и на первый взгляд он показался уцелевшим. Водитель Нюан старательно вел машину строго посредине разбитой танковыми гусеницами дороги. По бокам то и дело мелькало: "Не съезжать - мины!" Слегка тронутые взрывами, с треснувшими стенами, чуть покосившиеся стояли трех- и четырехэтажные дома новостроек. Хлопни посильнее дверью подъезда - и дом, едва держащийся на каркасе, рухнет. В этом заключался специально рассчитанный, издевательский замысел команд подрывников-китайцев.
Рудодробильная и горно-обогатительная фабрики, а также предприятие по производству карбида кальция, один из главных промышленных объектов вьетнамского приграничного севера, оказались взорванными. От железнодорожной станции Гокда, через которую апатит отгружали в главные рисопроизводящие области СРВ, остались искореженные металлоконструкции. Сползшие до земли крыши зданий, груды перекопанного грунта. Платформа Лангпеп, в нескольких километрах дальше, - в таком же состоянии.
Мост через реку Кок был продавлен в середине, вода заливала скрученные взрывом в спираль рельсы.
Возле быстрой и чистой, текущей с гор реки Кок мы сделали короткий привал. Чуть ниже по течению ополченцы варили рисовый кулеш, от которого тянуло горьковатым пресным дымком. Чтобы помыться, я ушел еще ниже по берегу, и, когда проходил мимо солдатского табора, оказавшийся там уже знакомый Нгуен Ким Да из Фолу помахал рукой. Он и его ребята приехали разбирать руины, чтобы спасти из техники то, что еще возможно было спасти на апатитовом руднике. Куда там! Китайцы увезли все, что поддавалось демонтажу, - от болтов и гаек до оцинкованных кровельных листов и металлических стропил. Увезли даже мешки, приготовленные для фосфорных удобрений, и металлическую обшивку взорванного экскаватора.
Камдыонгский апатитовый комбинат играл важную роль в снабжении удобрениями вьетнамского сельского хозяйства. Разрушив его, Пекин снова показал свою бесчеловечную сущность и лицемерие. Ненависть, бессильная ярость клики, развалившей собственную экономику в результате маоистских экспериментов, проявились в этом шаге с вопиющей очевидностью.
На крутом склоне, у развалин фармацевтической фабрики, километрах в четырех от границы, мы встретили необычный обоз. Впрягшись в связанное лыком ярмо по трое-четверо, пожилые мужчины и женщины тянули телеги, на которых, сбившись в кучки, сидели притихшие детишки. Помогли им подтолкнуть повозки наверх. Отирая пот, сморщенный старичок, оборванный и босой, поблагодарил нас от имени всех.
- Я - Фам Ван Бак, - сказал он. - Член кооперативного предприятия по пошиву готовой одежды, портной. Получаю пенсию как раненый ветеран войны - участник первого, антифранцузского сопротивления. В семье моей семь человек. Мы жили в поселке Коит-хань общины Куангкием. Агрессоры, застав нас врасплох, угнали на китайскую территорию. Возвращаемся впятером, двух старших сыновей - восемнадцатилетнего Хая и двадцатилетнего Хунга - китайцы все еще задерживают…
- Зачем?
- Не знаю…
(Узнали через несколько дней. Китайцы заранее бросали в тюрьмы побольше молодых вьетнамцев, чтобы обменять их на попавших в плен своих. Молодежи им, правда, так и не хватило. Возвращали под видом пленных даже 70-летних стариков. Но об этом - позже.)
В те часы поступали противоречивые сведения о положении в Лаокае, куда мы хотели попасть. Гражданские власти сообщили, что уход китайцев из этого города начался во второй половине дня 13 марта. Ополченцы, отходившие в тыл на отдых, говорили, что в город они вступили 11 марта. Но шло уже 14-е, а о возможности въехать в город пока не было речи.
Позже выяснилось, что противоречий в этих информациях не содержалось. Вьетнамские передовые подразделения действительно проникли в некоторые кварталы Лаокая 11 марта. Им поставили задачу любыми способами срывать работу китайских подрывников, замечать, где ставятся ловушки и закладывается взрывчатка, а также по возможности уничтожать бандитов. Имелись сведения, что китайское командование в общем плане намечало эвакуацию своих сил из Лаокая на 17–18 марта. Начальник пограничного поста номер 2 лейтенант Хуанг Тэ и его бойцы, шедшие буквально по пятам за китайцами, доложили во второй половине дня 14 марта о том, что они вышли к взорванному мосту Коклиеу через реку Красную у места ее слияния с рекой Намти. На другой стороне, в заречье, зажатом между Красной и Намти, начинался Китай.
Я шел к границе вместе с бойцами лейтенанта Хуанг Тэ - солдатами первого класса Нгуен Тхе Лыонгом и By Куанг Лонгом.
Автоматчики, сидевшие в мелких окопчиках, готовились в любую минуту прикрыть огнем продвигавшихся к открытому берегу пограничников. Разведчики из ополченцев перекликались на смеси вьетнамского языка и юньнаньского диалекта.
Лаокай… Тот, кто в нем бывал, не мог не полюбить этот город и его жителей.
И вот теперь, ставший фронтовым, Лаокай лежал передо мной в руинах, над которыми струились дымы догоравших пожарищ. На улице Караванов, примыкающей к Коклиеу, по которой мы пробирались, торчком стояла сорванная с петель дверь, прислоненная к дереву с чадившей кроной. На ней жирно выведенными иероглифами значилось: "Проход запрещен! Стой!"
Двое пограничников и мы вместе с ними двигались вперед. Вот поднялись в рост. Подошли к обрушенному мосту. Никто не стрелял…
Мао Цзэдун когда-то написал: "Воюйте себе по-вашему, а мы будем воевать по-нашему. Есть возможность выиграть - деремся, нет - уходим".
Я посмотрел в бинокль на китайскую, крутую сторону реки. По гребню холма тянулся глухой забор, какие-то огороды, за которыми просматривались долговременные огневые точки, низко сидевшие в земле казармы, шесты с растянутыми проводами. Никакого движения. Что еще замышляли там? К каким новым авантюрам готовились?
…Из Лаокая мы направились в Шапа. Едем мимо пятиэтажных зданий, внешним видом напоминавших раздавленные картонные коробки. Было заметно, как танки шли напрямик через поселок, сокрушая хрупкие строения, давя палисады, сараи и алтари предков, перепахивая крохотные огородики. Каждые полкилометра нас останавливали патрули. Разговор заканчивался всегда одним и тем же: "Мины… мины… ловушки… диверсанты".
Я не узнал Шапа… Мы въехали не в город, а в дымившиеся груды мусора и обломков. Гордость края - сливовые и персиковые сады будто залиты нефтью и подожжены. Обугленные деревья торчали из пепла, в который превратилась трава. Памятник павшим героям антифранцузского и антиамериканского сопротивлений, стоявший у въезда в городок, разметало взрывом. Сгорели рынок и красивое здание книжного магазина, средняя школа - там еще тлели оставшиеся от парт головешки. Разбитые и загаженные солдатней стояли на живописных склонах виллы, обычно сдававшиеся вьетнамским "Интуристом" семьям иностранцев. Саперы возились у дверей уцелевших домов, обезвреживая приспособленные под ловушки артиллерийские снаряды. Агрессоры полностью разграбили геофизическую лабораторию, одну из лучших в республике.
Ночью 14 марта мы вернулись в Йенбай, что на полпути между Лаокаем и Ханоем. В штабе округа региональных сил сообщили: отвод китайских войск, хотя они и убрались из городов Лангшон, Донгданг, Каобанг и Лаокай, осуществлен не полностью. Они еще находятся примерно в двадцати пунктах на вьетнамской территории, в том числе в провинции Каобанг на расстоянии до 20 километров от границы, еще в двух местах - до 15 километров, а в остальных районах - до одного-полутора километров. Говоривший со мной майор подчеркнул:
- Пока захватчики полностью не уберутся с нашей земли, мы не можем считать, что пришла победа, ни о каком мире говорить не приходится. Полный отвод китайских войск, о котором в Пекине объявили еще 5 марта, остается только на бумаге!
Из тесноватого закутка телефонной междугородной станции Йенбая, едва освещенного тусклой лампочкой, я долго смотрел на костры. Как обычно, они горели на плотах, медленно сносимых течением реки Красной. Наконец меня соединили с Ханоем. Я продиктовал жене для передачи в Москву корреспонденцию о всем виденном в течение дня и спросил, есть ли новости. Они были. В международном клубе министерство обороны СРВ устраивало пресс-конференцию для иностранных журналистов с обзором событий за минувшие недели.
Всю ночь мы ползли по петляющим дорогам, спускавшимся из предгорий в сторону Ханойской впадины. Нас ослепляли фары встречных военных грузовиков с бойцами. В сторону тыла шла только наша машина. Стрекот цикад, активизировавшихся в связи с наступившей весной, перекрывал даже урчание мотора…
Пресс-конференцию вел генерал Као Ван Кхань. Начиная захватническую войну, говорил он, китайские власти отдавали себе отчет в том, что они посягают на независимость народа, неоднократно громившего непрошеных гостей, а в последние три десятилетия сумевшего выстоять в вооруженном противоборстве с такими державами, как Франция и США. Однако руководители КНР рассчитывали на успех, во-первых, создав абсолютное превосходство в силе, во-вторых, использовав фактор внезапности, хотя бы тактической, и, в-третьих, заставив работать на себя многочисленных лиц китайской национальности, выехавших ранее из Вьетнама, которые вели войска НОАК во фланговые обходы через горы по хорошо знакомым им тропам. Генерал назвал приблизительную численность вражеских сил, вовлеченных в военные действия. В первые недели она достигла примерно 200 тысяч солдат регулярных войск, входивших в состав пяти армий и нескольких отдельных дивизий. К концу же войны общее количество введенных в действие китайских сил было 600 тысяч человек, то есть 4<± дивизии, образующие 11 армий пяти военных округов. Кроме того, на территорию СРВ ринулись десятки тысяч мародеров для вывоза награбленного.
Таким образом, число китайских военнослужащих, вторгнувшихся на сравнительно узкую полосу приграничной территории, охватывающую пять вьетнамских провинций, превысило максимальное количество солдат и офицеров американского экспедиционного корпуса в 540 тысяч человек, действовавших на всем театре войны в Южном Вьетнаме в 60-е годы. Что же касается французских войск, с которыми сражались части Вьетнамской освободительной армии в годы первого сопротивления, то их было во всем Вьетнаме - и северном, и южном - в четыре раза меньше: 145 тысяч человек.
За тридцать дней войны, с 17 февраля по 18 марта, сообщил генерал Као Вань Кхань, полностью разгромлены три полка и 18 батальонов противника, сожжено и подбито 280 танков и бронемашин, уничтожено 115 тяжелых орудий и минометов, захвачены сотни пленных. Потери защитников Вьетнама были намного меньше, чем у агрессора, придерживавшегося бесчеловечной тактики "человеческого моря".