11.
Степанов проснулся. Стреляли в самом деле. Где-то за кишлаком плеснулся взрыв, а рядом, с крыши штаба афганского батальона, бил длинными очередями ДШК.
- Саня, бой начался? - схватился с носилок Алексей и чуть не вскрикнул - болели обожженные солнцем спина и плечи.
- Спи, Леша, спи. Это афганцы воюют. Они могут и по собаке из всех стволов… Раз не поднимают, значит ничего серьезного, - откликнулся из темноты Лозинский.
Стрельба продолжалась еще несколько минут. Затем все стихло. И Степанов опять уснул. Но перед этим успел подумать: "Афганский комбат… Знал задачу только он один. Мог проговориться кому-то из офицеров. Да что значит - "проговориться"? Два взвода идут с нами в рейд… Офицеры довели задачу солдатам… Один быстренько сбегал в горы, сообщил душманам. Те спустились, напали на кишлак… Два ночи по Москве…"
Батальон подняли на рассвете. Завтракали на ходу. Хотелось пить, подташнивало. Но "водовозка" уже стояла в колонне. А из арыка не напьешься…
Горели обожженные плечи. Нельзя было надеть бронежилет. Его Степанов взял под мышку: потом накинет. Толку от него - лишний вес. Авианаводчику в прошлом рейде бронежилет не только не помог, но и вообще стоил жизни. Пуля пробила стальную пластину и грудь навылет. Отразилась от задней стенки и прошла через сердце. А так, без бронежилета, наверное, жил бы…
"Куда еще пристроить этот чугунок?" - думал удрученно, держа в руке за ремешок каску. Раньше у десантников их не было. А теперь в рейды выдавали.
Солдаты суетились у боевых машин. Подошли два колесных "бэтээра", густо облепленные сидящими на броне афганцами. Стали в конце колонны. Лица у солдат были смуглые и хмурые. Одеты все небрежно. Серое грубошерстное обмундирование, такие же кепи с козырьком. Как-то на выезде из аэродрома Степанов увидел в Кабуле картину: сидят афганские солдаты в своей мышиной форме и у всех на головах фашистские каски. "Вот так новость? - изумился. - Даже это у них есть. И в самом деле - с миру по нитке…" До боли в пальцах сжал цевье автомата, и долго смотрел назад, прислушиваясь, как в душе понемногу угасало злое желание полоснуть длинной очередью: слишком откровенным было сходство…
Этот эпизод вспомнился совершенно случайно. Даже помимо воли. Думал совершенно о другом. О том, что до него здесь никому нет дела. Все действуют по штатному расписанию. У каждого своя задача, свое место. А Степанов, штабной офицер, не предусмотрен ни в каком экипаже, ни в какой машине. Только будет мешать людям…
- Саша, - окликнул Алексей Лозинского, - ты-то хоть найдешь мне место? По старой дружбе…
- Сейчас, Леша… Подожди, сначала надо всех рассадить. Курсовой пулемет по правому борту, может, освобожу. Там сядешь, - торопливо ответил ротный. - Матвеев, тащи сюда "вэвэ"…
- Алексей! - услышал сзади Степанов голос старшего лейтенанта Митрофанова. - У меня место в экипаже найдется…
- Точно?! А то уже с ног сбился…
- Как-нибудь потеснимся… - Митрофанов высунулся по пояс из люка:
- Какой черт несет тебя на перевал? Зачем сам на рожон лезешь? Ладно, мы должны идти…
- Володя, ты что же думаешь, если служу в штабе, то должен прятаться за спины других? Да как я в глаза вам смотреть буду?..
- Брось эти высокие материи. Схлопочешь шальную пулю… Было бы за что. Без тебя обойдемся. Садись в мою машину, она пойдет в бронегруппе по дну ущелья. Дам радиостанцию. Настроишься на нашу волну, по переговорам поймешь всю динамику боя… А самому на перевал лезть нечего…
Степанов задумался. Все пойдут в горы, а он останется в машине, спрячется за ее броней. Кого-то, возможно, ранят или даже убьют, а старший лейтенант, офицер, который может командовать взводом, ротой, а потребуй того обстановка, и батальоном, отсидится… Что о нем подумают люди? А сам? Сможет ли открыто и прямо посмотреть в глаза Ивановскому, Туманову, Москвину? Тому же переводчику? И, наконец, Лозинскому, Митрофанову, солдатам их экипажей? Сашка, тот даже носилки уступил. Как будто обязан был это сделать. А теперь Алексей, сам напросившийся в рейд, должен спрятаться за спины других? Нет, ни за что. Это он сказал и Митрофанову.
- А жаль, - вздохнул тот. - Тебе же хотел лучше.
Степанов постоял в нерешительности между машинами Лозинского и Митрофанова, все еще выбирая, в какую же сесть. Воспользоваться приглашением Володи, только пойти потом на перевал? Какая разница, где ехать? А можно с Лозинским. Да, лучше с ним. Он обещал пулемет…
- Саша! - крикнул показавшемуся из командирского люка Лозинскому, проверявшему готовность к маршу, - у тебя как с правым курсовым-то?
- Сейчас освобожу… Сыпь сюда, - ответил ротный и наклонился над люком, видимо, приказывая пулеметчику подвинуться.
Отбросив последние сомнения, взобрался на броню. При этом каска глухо звякнула о корпус машины. Чертыхнувшись, бросил ее и бронежилет вниз, а затем опустился на сидение и cам. Только устроился за пулеметом, как над головой раздался знакомый хрипловатый голос.
- А, это ты, Степанов? Подвинься, я здесь сяду…
- Товарищ майор, - возопил обиженно Алексей, - с таким трудом себе место нашел…
- Ладно, не ворчи. Лезь назад. Ну мне-то ты, лысому майору, можешь уступить?
- Вячеслав Алексеевич… Сели бы в другую машину…
- Считай, договорились. На обратном пути так и сделаю, - обнадежил Москвин.
Степанов, ворча и поругиваясь, перелез на корму, пристраиваясь у задней амбразуры. Зацепившись обожженным плечом, зло скрежетнул зубами: "Нэ було у бабы хлопот…"
Колонна тронулась. Мерно покачиваясь, офицер время от времени посматривал в бойницу. Наблюдал за идущей следом машиной Митрофанова. Все люки в ней были закрыты. Лозинский же сидел на башне, и его длинные ноги, свешенные вниз, почти упирались в самый полик "бээмдэшки". Больше Алексей ничего не видел. У одного из кишлаков колонна стала. Там по договоренности должен был присоединиться проводник.
- Дай глотну свежего воздуха, - пробрался к Лозинскому. - Со вчерашнего вечера мутит. Траванулся чем-то…
- Мы все через это прошли. Лишь бы не гепатит. Живот хватает?
- Да бегаю понемногу. Как у плохого солдата - на того перед боем всегда "медвежья болезнь" нападает…
- Не казнись. На, глотни. Здесь крепкий чай. Поможет, - Лозинский отстегнул с пояса фляжку, подал Степанову.
В это время мимо машины прошли Ивановский, Туманов и переводчик. Афганцы подвели проводника. На вид ему было лет тридцать. Ростом выше среднего, стройный. Строгое выражение лица. Плечи закутаны коричневым покрывалом. Из-за спины торчал ствол карабина.
Говорили недолго. Оказывается, ночью напали на его кишлак. Звуки этого боя и слышал Степанов. А потом уже стрельбу открыл афганский батальон. Для собственной уверенности и острастки душманам. А те, убив шестерых человек, ушли в горы так же внезапно, как и появились. Видно, разведка боем.
Проводника взяли на броню, и колонна пошла дальше. Алексею хотелось тоже, как и Лозинскому, вылезти на броню. Здесь, у самого двигателя боевой машины, изнывал в тесноте. Доводил запах соляра. И без него мутило. Степановым владело какое-то нехорошее чувство, сосущее, угнетащее. Все мешало, раздражало. Желание было одним - побыстрее вылезти из этой консервной банки. Там хоть простор и свежий воздух. Когда ты все видишь и что-то зависит от тебя самого, значительно легче. А тут везут куда-то, как кота в мешке, и кроме ног ротного да задней машины в триплекс не видно ничего.
Грохот, ударивший сжатым воздухом по барабанным перепонкам, был до такой степени сильным, что Степанову показалось, будто выстрелили не из пушки "Гром" боевой машины десанта, а из тяжелой гаубицы. Алексей ничего не видел. Но наверху, без сомнения, что-то случилось. Заметил только, как напряглись ноги ротного.
В бою всегда с особым чувством ждешь первый выстрел, и каждый раз он бывает самым громким и самым сильным. А еще - внезапным, хоть и может прозвучать с минуты на минуту. Потом уже не страшно. Дальше - ты не ты. Кто-то другой. Он выпрыгивает из боевой машины, бросается за какой-нибудь валун, ищет в прорезь прицельной планки того, кто может мелькнуть серым силуэтом между камней… И лишь увидит эту фигурку, начнет зло вбивать одну короткую очередь за другой. В мрачный безжизненный базальт, в темные проемы расщелин, в быстрые призрачные тени… "А орудие ли это выстре…" - все-таки попытался усомниться. Но додумать не успел. Рвануло так, что оглох сразу на оба уха. Ма-шина стала. И вдруг заметил: на бедре у Лозинского появилось кровавое пятно.
- Сашка, ты ранен? - закричал Степанов и еле услышал свой голос. Больно отдало в барабанные перепонки.
Лозинский стремительно упал на сидение и захлопнул за собой люк.
- Ты ранен, Сашка? Да что с тобой? - на этот раз Алексей уже отчетливо услышал свой голос. Только он был каким-то чужим и отдавался звоном под самой черепной коробкой.
Быстро перелез к другу и попытался схватить того за рукав комбинезона. Но тут Сашка обернулся. Даже в полумраке Алексей заметил, какое у того бледное лицо.
- Посмотли назад! - картавя больше обычного, прокричал ротный.
Степанов припал к триплексу. Прямо перед стеклом лежали на броне куски серого шинельного сукна и еще чего-то черного, обугленного… Они дымились. Но взгляд на них не задержался. Скользнул дальше, туда, где шла БМД Митрофанова.
Машины не было. Степанов изумленно уставился на взметнувшуюся поперек дороги стену огня высотой в несколько метров. Там стреляло, щелкало, шипело. Словно догоращий пирофакел, что-то прочертило в сторону от дороги яркую короткую дугу…
"Кумулятивный…" - подумал спокойно. И вдруг сердце рванулось с такой силой, что показалось, сейчас выскочит из груди. Стало душно, невыносимо душно…
- Там Митрофанов! - выдохнул с хрипом. - Сашка, там же Володя!..
- Митрофан?.. - склонился в люк Москвин.
Он только что вылез на броню и хотел уже прыгать вниз, как услышал голос Алексея.
А тот, прислонившись к стенке, откинул назад голову и неподвижным взглядом уставился на Лозинского. Все видел, все понимал, только испытывал безразличие и полную опустошенность. Сашка откинул люк, просунул в проем плечи, осмотрелся. Затем, подтянувшись на руках, рывком выбросил свое тело наружу. Через несколько секунд вверху показалась голова ротного:
- Леша, посмотри направо… Солдат наш…
Степанов не знал, что там, но понял: зрелище не из приятных. "Вырвет, если гляну", - подумал. Но все-таки полез в люк. Яркое солнце ударило в глаза. Не оборачиваясь назад, повернул голову направо. С краю у дороги, чуть дальше их боевой машины, лежал, уткнувшись лицом в каменистый грунт, солдат. Его комбинезон щетинился лоскутками, словно специально кем-то надерганными… Они торчали в разные стороны и дымились… Дымились спина солдата, голова, руки… Дымился он весь до пояса. Дальше ничего не было… Взрывом человека перервало пополам…
Алексей спрыгнул в пыль. Медленно подошел к солдату. Заметил ссадину на левом виске, обратил внимание на неестественно вывернутую и откинутую назад руку. Рядом остановились два десантника. Один осторожно взял за руку убитого, посмотрел на запястье. Увидев разбитые часы, проговорил:
- Сержант Мельниченко… Витя…
Офицер вернулся к машине. Бросил взгляд на механика-водителя. Тот неподвижно сидел за рычагами и смотрел куда-то вдаль. Даже не вылез из "бээмдэшки". И Степанов его понял: ефрейтор не мог поверить в то, что друзья погибли. Полчаса назад с ними курил на дорожку. Запомнит их живыми…
После Алексей с Сашкой будут анализировать причины трагедии. Ясно одно - их экипаж уцелел по чистой случайности. Первыми проехали по мине… Машина Митрофанова шла по их следу… А может, спас всех этот ефрейтор?.. Взял лишний сантиметр вправо или влево?..
- Как тебя зовут? - спросил механика.
- Игорем… - ответил тихим голосом солдат.
- Дембель?
- Да, с ними вот собирался в Союз в одной партии…
- Дай, Игорь, на всякий случай твой адрес. Вдруг доведется встретиться?..
Тот продиктовал:
- Москва, улица Зеленодольская… Тимошину…
А потом попросил:
- Товарищ старший лейтенант, есть у вас сигарета?..
Алексей достал из нагрудного кармана пачку "Охотничьих", протянул механику-водителю:
- Оставь себе…
- Спасибо…
Десантник, склонившись на сидении, затянулся так сильно, что не выдержал и закашлялся. Вытирая тыльной стороной ладони выступившие на глазах слезы, сказал, словно обращаясь не к старшему лейтенанту, а к кому-то невидимому, глядя мимо офицера:
- Утром письмо подобрал. Недописанное… Выпало у Сережки Трофимова… Когда садились по машинам… Хотел отдать после рейда… Что же теперь делать?
- Надо бы отправить…
- Сережка не успел адрес записать… Думали, когда на дембель поедем, обменяемся…
- Кто-то, наверное, в роте знает… Хотя бы зампо… - Степанов начал и сразу осекся. Исполнявший обязанности замполита Митрофанов тоже где-то здесь, среди обломков. Если осталось от него что…
Подошел Москвин.
- Боекомплект сдетонировал… Поэтому и два взрыва… А в машине еще везли "вэвэ"…
- У них люки были закрыты… - эхом откликнулся Степанов.
- Страховались от шальной пули… Кто знал, что налетят на этот проклятый фугас… Избыточное давление… Хоть бы один люк был открыт, кто-нибудь, может, и спасся бы… Не все же, наверное, погибли от взрыва фугаса…
Перешли на левую обочину. Отброшенная взрывом метров на тридцать пять башня боевой машины из темно-зеленой стала бурой. Нагнувшись, Москвин подобрал на ходу смотровой прибор. "Пригодится", - сказал. "Для своего оптического прицела", - догадался Алексей. Показалось странным, что сапер может думать и о чем-то другом, обыденном. Около башни лежал штык. С желтой керамической рукояткой и в таких же ножнах. Степанов поднял. Чехол, обычно твердый, как камень, рассыпался в песок. А нож был цел. Сунул за голенище сапога: все-таки оружие. Повертел в руках согнутый, искареженный ствол ав-томата, обрывок пулеметной ленты. Патроны тоже деформированные, по-черневшие от взрыва. Оплавленные…
- Брось, - посоветовал Москвин. - Их теперь только в костер…
- Смотрите… - Степанов нашел у самого основания башни свернутую вчетверо открытку. - "Дембельский комплект"…
Кто служил в армии, знает: перед увольнением в запас солдаты всеми правдами и неправдами достают новенькие значки, чтобы надеть их на свои парадные кителя перед отъездом домой. У десантников комплект состоял из "Гвардии", отличника, классного специалиста, "Парашютиста-отличника" и "ВСК". "Новье, нулевой вариант, муха еще не сидела", - гордились друг перед другом. И вот один из таких комплектов на ладони у Алексея. Развернув шуршащую открытку, которая, казалось, вот-вот рассыплется в прах - так ее всю искромсало, - посмотрел на привинченные к ней значки. "Гвардия" перегнута пополам. "Отличник-парашютист" избит осколками до такой степени, что отлетели эмаль, закрутка, цифра. Знак словно перекрученный. А ведь был "нулевой вариант"… Комсомольский весь выгнут. Даже ему, самому маленькому, достался не один осколок. А сколько хозяину?! И где он теперь…
- Сохрани, - сказал майор.
Степанов молча кивнул. Он тут же завернул находку в платок и спрятал на груди. Орицер сохранит значки в качестве самой дорогой реликвии. Когда полетит в отпуск, не станет, как некоторые, дрожать на таможне за дубленки, "Шарп" или "Трайдент" и прочую дребедень. Таких вещей у него не будет. Вывезет из Афганистана только эти значки и дневниковые записи - самое ценное.
Алексей пошел к догоравшим обломкам боевой машины. Он ужаснулся силе взрыва - от БМД осталось одно днище с двигателем. Но и оно было перерезано наискось рваной трещиной. Глядя на пробоину, поймал себя на мысли о том, что никогда не подозревал о такой толщине днища… Ожидал увидеть также огромную воронку. Но и ее не нашел. В том месте, где машина наскочила на фугас, по всей вероятности он был кумулятивным, оказалась еле приметная ямка.
В десятке метров в стороне наткнулся на Володю Митрофанова. Тот лежал сбоку у дороги. Лицо и голова были целыми. Лишь темные густые и волнистые волосы опалены взрывом. Нога оторвана по самый пах. Как будто ее и не было. И ни кровинки вокруг… Алексею показалось, что голова у погибшего стала меньше… Засмотрелся в широко раскрытые глаза… Лицо товарища было спокойным. Отсутствовал даже намек на гримасу боли - смерть наступила мгновенно.
Кто-то остановился за спиной. Алексей обернулся и увидел сапера Федорова. Вместе в карты играли два дня назад. Тогда Ивановский возмущался, что Митрофанов не организовал ни одного собрания. Теперь уж он ничего и никогда не проведет…
Старший лейтенант снял каску и тоже молча уставился в лицо замполита. И вдруг сказал тихо и виновато:
- Леш… Сколько были вместе, а только сейчас заметил, что у него глаза голубые… Эх, Вовка, Вовка…
Степанов вздрогнул. Защемило сердце. Глаза… "А у моей дочки такие пушистые ресницы, что кладу на них спичку, и она держится…" Когда это было? - В феврале семьдесят седьмого…
В тот день предстояло десантирование. Начались ученья. Но разыгралась метель. Она бушевала уже вторые сутки. Командование решало: ждать летную погоду или вывозить полк в район эшелоном. Ученья на несколько часов приостановили. Степанов сидел с Алешкой Медведем и Володей Митрофановым в тесной мрачной комнатке комитета комсомола, насквозь прокуренной, и коротал время. За разговорами вспомнили о детях. Наверное, оттого, что впереди были стылые ночи зимних учений в глубоких белорусских снегах, а эта комната, по-казенному неуютная и темная, еще больше навевала тоску по домашнему очагу. Алексей молчал. У него тогда еще не было Маши. Больше говорили Медведь и Митрофанов. И вот тогда, застенчиво улыбнувшись, Володя сказал: "А у моей дочки такие пушистые ресницы…" Нет уже на свете Медведя, сегодня не стало и Митрофанова…
- Он меня приглашал в свою машину… - вспомнил Степанов. - Говорил: "Хочу, как лучше тебе…"
- Значит, повезло вдвойне, ты же у Лозинского ехал?
- У него, у Сашки…
- Я пойду, Леша… Мои впереди ищут мины… Как бы чего-нибудь не случилось…
И сапер ушел в голову колонны, где десантники уже щупами и приборами исследовали каждый метр дороги…
Подошел Лозинский, молча покачал головой. За ним - два солдата с носилками. Алексею показалось, что это те, на которых он спал прошлую ночь. Впрочем, последнее не имело никакого значения…
- Уложите замполита… - сказал Сашка и отвернулся.
Не сговариваясь, офицеры направились к своей машине. Степанов увидел на дороге припавшие пылью человеческие внутренности, куски мяса… Только теперь обратил внимание: солдаты что-то собирали. Он понял, что…
Свернув с дороги, подошли к сидевшему на камне, опустив голову на грудь, врачу батальона. Его помощь сегодня никому не понадобилась. Бугристое красноватое лицо капитана было усталым и хмурым. Степанов тоже присел. Посмотрев в сторону, увидел лежащий рядом какой-то орган.
- Володя… - толкнул он доктора. - Это сердце?
Тот равнодушно проследил за взглядом старшего лейтенанта и коротко ответил:
- Почка…
- Ты знаешь, Лешка, за Митрофановым смерть шла по пятам, - сказал к чему-то Лозинский.
- Она за каждым здесь ходит, - угюмо проговори врач.
- Нет, с Митрофановым было по-другому. Помните, в первый день "Семьдесят шестой" в гору врезался?
- Тот, что с бензозаправщиком?